Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

В Челябинском книжном издательстве впервые выходит сборник произведений Германа Занадворова. Два рассказа из этого сборника «Тимофеев Камень» и «Петля» мы решили напечатать в «Уральском следопыте».
Публикацию подготовил Н. Воронов.

О Германе Занадворове я узнал совсем недавно от его родственников — матери Екатерины Павловны и сестры Татьяны Леонидовны. Они познакомили меня с его рассказами, очерками, главами из романа, дневниками, письмами. Много важного о жизни, борьбе и творчестве Германа в период Великой Отечественной войны рассказали письма его соратников по штабу подпольной организации «Красная Звезда», которая до прихода Красной Армии действовала в Грушевском районе Одесской области.
Родился Герман в Перми, в 1910 году. Он на три года был старше брата Владислава, впоследствии ставшего известным уральским писателем (погиб во время войны). Братья любили друг друга. Склонности старшего повторялись в младшем. Оба, увлекаясь краеведением, ходили в походы. Близ станции Шарташ, что под Свердловском, братья нашли обломок бивня мамонта; эту археологическую находку они Передали в музей Нижнего Тагила.
Леонид Петрович, отец Германа, был видным инженером-путейцем, и его часто «перебрасывали» из одного уральского города в другой, поэтому семье Занадворовых посчастливилось пожить в самых крупных рабочих городах Урала— в Перми, Нижнем Тагиле, Свердловске, Челябинске.
Среднюю школу — тогда была девятилетка— Герман окончил в Нижнем Тагиле, а работать впервые начал в Челябинске — поступил в химическую лабораторию завода имени Колющенко. Некоторое время спустя Герман перешел в редакцию местной железнодорожной газеты.
Мне удалось прочесть только один материал Г. Занадворова, относящийся к этому периоду его журналистской деятельности — очерк «Его подняла революция», опубликованный в праздничном ноябрьском номере газеты «На стальных путях» в 1933 году. И уже по этому очерку можно судить, что Герман блестяще начинал творческий путь; такие страстные, полные глубокого смысла очерки редко приходится читать даже у маститых газетчиков.
Как-то Герман слег в постель: у него был хронический суставной ревматизм ног. А через несколько дней произошел случай, о котором мне рассказала Екатерина Павловна.
— Стою я в очереди. В магазине. Вижу, женщина на меня смотрит. Пристально-пристально. Потом подходит. «Вы мать Германа Занадворова?»— «Да».— «Очень он походит на вас… Куда он пропал?» — «Хворает». Она огорчилась: «А мы заскучали о нем. Я работаю в типографии. Герман к нам часто забегает. Мы его любим. Он хоть в газете служит, а мы считаем что он свой брат, тоже рабочий». Женщина взяла наш адрес. И после к нам часто заходили типографские. Герман высоко ставил дружбу с ними, рукописи Германа Занадворова, особенно его дневники, я увидел, что в самые трудные дни оккупации его поддерживала и грела вера в непобедимость революционного дела.
Чтобы избавиться от ревматизма, положившись на совет врачей, Г. Занадворов из Челябинска переехал в Киев. Там и устроился в «Рабочую газету».
Вероятно, еще до отъезда с Урала он задумал создать роман об изобретателе паровоза Черепанове, собирал для этого необходимый материал и делал отдельные наброски. В Киеве он не оставляет своего замысла. Насколько серьезно, проникновенно и своеобразно он относился к созданию этого широко задуманного полотна, можно судить по его письмам к Владиславу.
Когда началась война, Герман и его жена Мария Яремчук работали в политотделе Киевской железной дороги.
6 июля 1941 года кочующий по прифронтовой полосе Герман (к этому времени наши войска понесли огромный урон в людях и военной технике и оставили Прибалтику, почти всю Белоруссию и большую часть Украины) пишет родным со станции Б.: «Пока же мне хочется вас успокоить. Это не просто агитационная фраза, дорогие мои батько и мамо. Но то, что видел, убеждает навсегда: ни временные неудачи, ни жертвы, ни страдания не смогут лишить нас победы. С такими людьми это просто невозможно. Трусы отсеются. Сволочи найдут свое место. Немцы смогут продвинуться еще, у них пока что ряд преимуществ. А потом их конец».
Вера в ТАКИХ людей — бесстрашных, могучих духом, удивительно скромных, бесконечно преданных Родине — никогда не покидала его.
В окружение он попал, находясь с Марией в Пятой армии. Вместе с этой армией они пытались пробиться в Киев и не пробились. Под Оржицей, где Пятая делала попытку прорваться на Восток, полегло много ее командиров и бойцов. Герман еле передвигался и с поля боя его вынесли Мария и сержант Кузнецов — парень с Алтая С остатками войск они сделали попытку прокрасться через Сулу южнее Хорола, но снова потерпели неудачу.
Совершенно обессилевший Герман оказался в растянувшейся на километры колонне советских военнопленных Мария тайком следовала за колонной, и однажды ей чудом удалось спасти мужа.
В избе какой-то старушки она выходила Германа. Надежды перебраться через линию фронта у нее теперь не было, и она решила дойти с мужем к своим родителям, жившим в селе Вильхово. Она продала пальто, купила клячу и повезла Германа на одноколке. Кляча быстро пала Тогда Мария повела Германа. А когда ноги совсем отказались ему служить, Мария повезла мужа на тачке. Так и добрались они до Вильхова благодаря ее самоотверженности.
Через год, перед явкой в гестапо, Герман напишет в завещании, обращенном к родителям, такие слова о жене «Если не будет меня, очень прошу: берегите Маришку. Она большой молодец, и то, что она была у меня,— тоже счастье, не всегда выпадающее людям».
Действительно, Маришка (так он любил называть ее) стоила этого гордо-радостного признания. Во всем у ней с Германом было единство.
Поженившись, они никогда не разлучались: вместе работали в «Рабочей газете», вместе служили в политуправлении, вместе возглавляли подпольную организацию «Красная Звезда» (Мария была членом штаба) и вместе погибли.
О многом, что видел, переживал, делал и понял Герман, рассказывает его дневник. Осознавая тогдашнюю жизнь и отражая в своих произведениях то, что било по захватчикам и разоблачало их, он формулировал в дневнике раздумья о том, каким методом изображения действительности должен пользоваться художник и каким он должен быть как личность. Приведу кусочек из его большого, страстного, глубокого раздумья о литературе:
«Мир, видимый через человека, а не мир и человек, на которого смотрел писатель-созерцатель, сидящий на некоем троне, выше всех людских страстей и жизней. Время требует от нас отказаться полностью от «объективизма», от попыток быть «объективным». Такая позиция сейчас — предательство. Предательство по отношению к человечеству, а значит, и к литературе. Не над борьбой, а в рядах и явно откровенно на одной стороне должен быть писатель.
Когда против всего человечества пущено в ход любое оружие, только великая страсть борца может сделать писателя любимым теми, кто умирает за будущее Земли. Для нас сейчас, и долго еще, лучшим критиком и тем, к кому обращаться должны, будет и есть человек, который воюет». (2 сентября 1942 года)
…В ночь с 4 на 5 марта 1944 года, за неделю до освобождения Вильхова Красной Армией, в дом Яремчуков кто-то постучал. Открыл двери Герман.
«Вошли два вооруженных душегуба»,— как сообщил впоследствии Занадворовым Лукиан Андреевич Яремчук Он же, разъясняя, как могло случиться, что были пущены ночью в дом неизвестные люди, писал: «Они постучали под видом партизан в определенное окно и условленное количество раз». Кроме того,, по его свидетельству «…перед приходом красных войск было большое движение партизан, приходилось часто ночью открывать дверь. И до этого уже привыкли, как до обычного дела».
Бандиты связали руки Германа и Марии, повели их, пригрозив Яремчуку и его жене: если вздумают выйти и позвать на помощь, то будут убиты, а дом их — сожжен.
Освободители села разыскали в снегах лога, что между Вильхово и Колодистым, расстрелянных Германа и Марию. Они лежали на большой шали, которую, покидая родной дом, накинула на себя Мария.
Лукиан Андреевич так объяснил причину этой расправы: «…В начале 1944 года в красные партизаны влилась разного рода свора. Когда были недалеко красные войска, то полицейские некоторые эвакуировались, а некоторые пошли в партизаны. И там были и такие, что против немцев и против красных, а за последних Герман знал, и поэтому эти враги считали его для себя опасным и решили то сделать, что сделали».
Мы пока не знаем, по чьей указке было совершено это злодеяние — по указке гитлеровцев или жандармов, добровольцев немецкой армии или националистов,— но мы знаем, что убийцам указал на Германа как на руководителя подполья Грушевского района один из тех, кого он считал своим Этот подлец был разоблачен, осужден и расстрелян.
Вскоре после смерти Германа Лукиан Яремчук нашел в навозе ящик с его рукописями. Соратники Германа брали у Яремчука рукописи, намереваясь их опубликовать. Часть произведений не вернулась в его дом: или они, отосланные в газеты, журналы, издательства, попали в архивы, как «не пошедшие», или хранятся у друзей Германа.
Близко к Герману стоял Лука Давыдович Бажатарник. Перед войной он был аспирантом библиотечного института. В одном из писем он сообщает Татьяне Занадворовой, что «Герка создал больше двадцати ценных рассказов», но рассказы эти собрать было трудно, так как они находились у разных людей. Он также говорит о том, что написал статью о друге в областную газету, но ее не напечатали.
В архиве, переданном Лукианом Яремчуком матери писателя Екатерине Павловне, оказалось только шесть рассказов и несколько глав романа. Кстати сказать, несколько глав романа Германом были завершены уже к середине 1942 года. Не может быть, чтобы он, видя, что роман у него идет ярко, глубоко, правдиво, не продолжал его в течение почти двух лет. Я смотрел сделанный его рукой набросок плана двадцатой главы романа. Герману некогда было планировать вперед.
Нет сомнения, что те люди из оставшихся в живых, кто принадлежал к желанному окружению Германа и у кого он оставлял на сохранность свои произведения, помогут нам пополнить его литературное наследство.
Герман Занадворов любил мужественных, последовательных людей. посвятивших свою жизнь возвышению человека, России, человечества. Он горячо любил создателей паровоза Черепановых, летчика Петра Нестерова, описавшего на своем «Ньюпоре» первую в мире мертвую петлю, писателей Николая Островского и Джека Лондона, рисовавших сильных людей.
Как уралец, я горжусь тем, что Герман родился, вырос и сформировался на Урале. Я убежден, что он войдет в наше сознание как Муса Джалиль и Сергей Чекмарев. Он жил для нас, не щадя себя. Герои гибнут не для того, чтобы умереть.
О нем и Марии Яремчук можно сказать его же словами из статьи «Спутник сильных», посвященной Джеку Лондону: «Они умели бороться до последнего дыхания и умирать, не запятнав ничем слова «Человек».



Перейти к верхней панели