Олег Петрович Торпов, прижав к уху телефонную трубку, покачивал головой. Собеседник у него, очевидно, был горячий и не давал Олегу Петровичу сказать в ответ ни слова. Это раздражало Торпова. Он хмурился, изредка покашливал грозно и, наконец не выдержав, хрипло проговорил:
— Хватит! Все, что вы мне сейчас высказали, я и сам прекрасно знаю. Знаю, батенька, но категорически отказываюсь! Я проделал триста пятьдесят опытов и не продвинулся вперед ни на шаг!.. Хватит!.. Никого мне не присылайте!..— Олег Петрович сердито сунул трубку на рычаги, привстал с кресла, но телефон зазвенел вновь: — Опять?!— вскинул брови Торпов. — Изнервничался?! Переутомился?! И не стоит уговаривать! Мне, батенька, за пятьдесят, а в этом возрасте люди всегда упрямы. Ничего положительного не обещаю. Все!.. А сейчас иду гулять! Да, да…
Поспешно накинув на плечи пыльник и нахлобучив на затылок соломенную шляпу, он вышел на улицу, огляделся и почему-то торопливо, почти бегом устремился по аллее в дальний конец бульвара, к пустырю. Вопреки ожиданиям профессора, пустырь был «обитаем». В центре его с моделью самолета в руках стоял белобрысый мальчуган и, очевидно без успеха, пытался запустить свое детище в синее небо. Долго наблюдал за пареньком Олег Петрович и наконец не выдержал:
— Что, не хочет летать? — спросил он.
— Нет, дедушка. Она у меня летает,— спокойно ответил паренек.— Только летает не туда, куда я хочу.
Он поставил модель на землю, запустил резиновый моторчик, и самолет, проковыляв по-козлиному метров пять, взметнулся вверх и стал описывать круги. Даже профану было ясно, что самолет этот летит, повинуясь чьей-то воле.
— Видали? — спросил паренек. Но в голосе его не было торжества.
— Видел, — ответил Олег Петрович.— Великолепно!
— Зачем вы смеетесь?..
— Как то есть смеюсь, молодой человек?— Олег Петрович покачал головой так же, как несколько раньше, когда разговаривал по телефону.— Я искренне восхищен вашим искусством.
Паренек исподлобья посмотрел на Олега Петровича и, убедившись, что он не шутит, шумно вздохнул:
— Нет, это очень плохо… Модель должна повернуться еще раз и опуститься на то место, с которого я ее запустил.
— О, это было бы совсем превосходно! Но…
— Я тоже думаю так!
— …Но, — продолжал Олег Петрович,— это, вероятно, невозможно.
— Вот и вы думаете!.. А ведь я сделал специальный механизм…
— Ветер, — серьезно заметил Олег Петрович.— Ветер относит модель в сторону или, как говорят штурманы, сбивает с курса… Ветряная модель. — Он улыбнулся.— Как видишь, я тоже кое-что смыслю.
— Наверное, так и есть! А я надеялся. Я ведь работал над устройством, нетрайлизующим влияние ветра.
Он так и сказал «нетрайлизующим», и Олег Петрович насилу удержался от того, чтобы сделать замечание.
— Наверное, — продолжал свои рассуждения паренек, — где-то в расчетах ошибка. Или мощность мотора недостаточная? Как вы думаете?
— Конечно, может быть, — поспешно ответил Олег Петрович.
— Обидно только, — протянул паренек.— Я двадцать четыре раза переделывал модель. Времени сколько зря улетело…
— Как зря?
— Зря. Все зря! Ничего у меня не выйдет. Я теперь простые модели строить буду.
— Вот это действительно зря! — горячо сказал Олег Петрович.— Накопить такой опыт — и простые модели!.. Надо, батенька, продолжать, добиваться! Что значит двадцать четыре неудачных модели?.. Это значит, что впереди у тебя уже на двадцать четыре неудачи меньше, чем было вначале. Я бы на твоем месте обязательно сделал двадцать пятую попытку. Не выйдет — двадцать шестую. Двадцать седьмую! Да-да… Обязательно, молодой человек, добиваться своего надо. Потребуется — и двадцать седьмую модель построй. И знаешь, о чем я тебя попрошу: когда добьешься своего, сообщи мне. Приходи ко мне домой и расскажешь. Ладно?.. Я за углом, в тридцатом дому живу…
Глаза у паренька стали большими, круглыми.
— Ваша фамилия Торпов? — Он почти шептал. — Вы профессор Торпов!.. Я в «Пионерской правде» про вас читал. Вы излечиваете от фикционного полемелита?
Он так и сказал «фикционного полемелита», но профессор Торпов не заметил этого. Он думал о другом.
— Нет, мой юный друг, я еще не излечиваю заболевших инфекционным полиомиелитом. Но я их буду излечивать! Обещаю тебе это.
* * *
Возвратившись домой, профессор Торпов застал у себя двух ассистентов. Им было поручено записать указания Олега Петровича для дальнейшей работы лаборатории.
— Приехали? — спросил Олег Петрович с порога. — И правильно сделали. Сейчас отправимся. Нюшенька, собери меня… В отпуск?.. В какой отпуск!.. Сегодня мы начинаем триста пятьдесят первый опыт. Да-да… А понадобится — мы и двадцать седьмой опыт произведем… Да-да, не смейтесь, пожалуйста…
Ассистенты переглянулись. Удивилась и Анна Львовна. Она плохо разбиралась в делах профессора, но в арифметике была достаточно сильна.
«Почему двадцать седьмой? Нет, профессор определенно нуждается в отдыхе. Он определенно переутомился», — подумала Анна Львовна.
