Впервые о Николае Томине я узнал и повидал его в марте 1918 года. Наши боевые рабочие дружины пришли тогда со Среднего Урала в южноуральские степи, чтобы подавить мятеж белоказаков против Советской власти.
В Троицке нам, делегатам 2-й Уральской дружины комиссара И. М. Малышева, привелось побывать в ревкоме. Нужны были проводники для наших дозоров, выдвигаемых в район мятежных станиц. Принимал нас член троицкого ревкома урядник Оренбургского казачьего войска Николай Дмитриевич Томин. Строевик, подтянутый и щеголеватый, он обращал на себя внимание необычной для казака интеллигентской эспаньолкой.
Пока мы поджидали в коридоре ответ, к нам подошел пожилой казак-коновод. Закурили, разговорились. Оказался старослужащим из поселка Кочердык, Усть-Уйской станицы,— земляком Томина. От него-то мы и узнали о том, кто такой казак, поразивший нас своим необычным обличьем.
— Еще на Румынском фронте мы своего одностаничника Николая Митрича, как он от всей души стоит за рядовую казачью и солдатскую братию, выбрали председателем… Сначала в полковой, а потом и в дивизионный комитет. Избирали его, конечно, не за бороду, за ум. Ты не смотри, что он по чину только старший урядник. Распорядиться он не хуже любого генерала может… И твердый мужик. Вот, пока ехали в Россию, хотели его петлюровцы да каледицы купить, чтоб он и нас на их сторону увел за собой… А что получилось? Выгнал этих врагов революции из штабного вагона и вдогонку их мешок с деньгами выкинул. Дескать, берите свои июдины серебреники и подавитесь ими… А в Москве мы красную присягу приняли на верность Советской власти.
Больше полугода прошло с этой первой встречи. Боевые дороги нашего малышевского полка и конных частей, руководимых Н. Д. Томиным, снова сошлись, на этот раз — под Кунгуром. Было нам тогда тяжко: дрались с превосходящими силами противника, выпиравшего нас с Урала. И вот в это-то время нежданно-негаданно из глубоких тылов белых вышла на соединение со своими красно-партизанская армия Блюхера. В составе ее были троицкий отряд красно-казачьей конницы, названный полком имени Степана Разина, и 17-й Красно-уральский полк. Вот эти-то две воинские части и возглавлял на правах командира бригады Николай Томин,
Молебские „Канны”
Едва блюхеровцы вышли на соединение со своими, как приняли участие в боевых действиях на нашем участке фронта. Не последним в этих боевых делах, был и Николай Томин.
По его замыслу, в ознаменование первой годовщины Октября, полк имени Степана Разина во взаимодействии с пехотой нашего полка имени Малышева зажал в клещи под Молебским заводом 6-й белочешский полк и несколько сотен 17-го Оренбургского дутовского полка. Преследуя разгромленного противника, малышевцы с ходу заняли железнодорожную станцию Кордон, захватив и пленных, и богатые трофеи. Среди них были и вагоны с боеприпасами и продовольствием, и бронепоезд, и даже разобранный, но вполне исправный самолет, стоящий на платформе.
Из числа белых, оборонявших станцию, уцелели и удрали немногие, в том числе и начальник участка фронта генерал князь Голицын. Радуясь победе, мы не могли себе простить, что упустили матерого вражину и палача уральских рабочих.
Это было первое из многих последовавших соевых дел, свершенных воинами 2-й бригады 30-й дивизии, комбригом которой был Николай Томин. В томинскую бригаду входили 2-й горный полк, полк имени Малышева, 17-й Красноуральский. Бригада в начале 1919 года дралась с белыми на правобережье Камы под Беляевкой, Казанкой, Андреевским, а весной, как и другие части Восточного фронта, пошла в контрнаступление.
Однако бригада наступала в несколько увеличенном составе. Ей была придана сводная кавалерийская группа. Командовал этой сводной кавгруппой по совместительству комбриг Томин.
Ловушка под Чепцой…
Запомнился хорошо один из боевых эпизодов в начале этого победоносного марша армий Восточного фронта.
Служил я и тогда конным разведчиком в Малышевском полку. Двигаясь впереди наступающих по Казанскому тракту частей, мы установили, что противник подготовил нам ловушку на реке Чепца. Нам, разведчикам, бросилось в глаза, что белые, обычно уничтожавшие при отступлении переправы, на этот раз изменили своему правилу. Мост через Чепцу был целехонек.
Почему? Ведь глубокая река могла бы составить серьезную преграду и задержать продвижение наших частей.
— Что-то тут неладно, ребята… Айда в обход, поглядим, что за мостом…
Мы скрытно перебрались на противоположный берег. И чутье нас не обмануло. За мостом оказалась тройная линия окопов, в которых засели беляки. А в селе Чепца притаилась артиллерия.
Мне лично пришлось докладывать разведанную обстановку Николаю Дмитриевичу. Выслушав донесение и прикинув по карте, Томин отдал приказ: к вечеру стянуть к мосту всех конных разведчиков бригады и два дивизиона конницы. Малышевцам поручалось «оседлать» тракт перед мостом, поддерживать огнем конников, не допустить взрыва моста, а частью сил переправляться левее моста.
На конников Томин возложил задачу: с ходу ворваться на мост, обрушиться на засевших в окопах белых и прорываться к селу, где захватить артиллерию.
Как задумал Томин, так и получилось. Конники рванулись через горящий мост и, прорубившись через боевые порядки пехоты белых, ворвались в село. Артиллерию взяли.
„Химический генерал»
Через десяток дней, переправившись через Каму, мы рубили за Юго-Камском части вновь испеченного колчаковского генерала с причудливой фамилией Казагранди. Казагранди известен был также под кличкой «химического» генерала, так как, кокетничая своими «боевыми заслугами», он носил генеральские погоны, нарисованные химическим карандашом на солдатских погонах.
Этого итальянского проходимца мы помнили еще в полковничьем чине, когда он в письме на имя Томина в конце мая грозился «утопить в реке Кильмези» нашу бригаду. Тогда мы, по совету Томина, написали Казагранди ответ в духе известного письма запорожцев турецкому султану. Публикации текст этот совершенно не поддается, но помнится, что мы пообещали Казагранди при случае соорудить из его «христолюбивого воинства» с помощью наших уральских златоустовской стали клинков отбивные котлеты, да и с итальянскими макаронами в придачу.
Отбивные и бифштекс с макаронами
Спустя всего два месяца после этого обмена любезностями, под вечер 2 августа 1919 года, сводная кавгруппа Томина в составе двух дивизионов 1-го Уральского полка, полка «Красный гусар» и конных разведчиков 2-й томинской бригады совместно с пехотой и частью 4-го Уральского полка под селом Подкорытовым выполнила свое обещание.
В тот вечер томинцы смяли и изрубили колчаковскую конную гвардию, полки «Черных гусар», «Голубых улан», «Сибирских драгун» и пехоту 16-го Ишимского добровольческого полка, командиром которого был пресловутый Казагранди. С ходу заняв тогда город Шадринск, томинцы попутно сгоношили отличный бифштекс из офицеров и солдат Русско-английской бригады, замешкавшихся при погроме шадринского спирто-водочного склада.
Сам Казагранди успел удрать, но ненадолго отсрочил свою гибель. В ноябре 1919 года конники 2-го дивизиона Первого Уральского полка, прорвавшись в тыл белым севернее Петропавловска, настигли «химического» генерала. Этим дивизионом, в котором служило немало наших верхисетцев и сылвенцев, командовал двадцатидвухлетний Константин Рокоссовский.
После того как миновала оперативная надобность в массированных рейдах конницы, кавгруппу товарища Томина рассредоточили. Однако традиция кавалерийских рейдов в тылы противника осталась в боевой практике конницы 3-й и 5-й армий Восточного фронта. Прославленным мастером их был наш славный комбриг Николай Дмитриевич Томин.
Н. Д. Томин в 1920 году командовал сформированной преимущественно из уральцев 10-й кавалерийской Красноуральской дивизией, громившей белополяков и взявшей Гродно и Вильно.
Последняя встреча
Поздней осенью 1923 года на перроне Челябинского вокзала мне довелось в последний раз повстречаться с Н. Д. Томиным… Бойко приглядываясь темно-карими глазами да изредка прищипывая изрядно поседевшую эспаньолку, он скороговоркой рассказал:
— В прошлом году, командуя Забайкальской группой войск, участвовал в штурме Волочаевки, опять же в соратниках Василия Константиновича, товарища Блюхера… Знатно раздолбили мы тогда и семеновцев и японских самураев-захватчиков… И коли раньше не додумался, так под старость (а было-то ему всего лишь 36 лет) я вступил в ряды РКП большевиков, с которой я накрепко связал всю свою жизнь…
И, как всегда, скромный в рассказах о себе, Николай Дмитриевич ни слова не сказал, что за самоотверженность и беспримерную доблесть Советское правительство наградило его к этому времени тремя орденами Красного Знамени…
Ехал он с группой Забайкальской конницы в Среднюю Азию укреплять Советскую власть — добивать английских наймитов-басмачей…
Лишь спустя полтора года мне стало известно, что 12 августа 1924 года в жаркой схватке под каким-то кишлаком в Восточной Бухаре был смертельно ранен и окончил свой боевой путь прославленный командир красной уральской конницы Николай Дмитриевич Томин.
