Орест Иванович — фоторепортер Союзфото по Северному краю – пришел и сел на подоконник, чтобы удобнее было обозревать город.
— Оставьте это, Орест Иванович. В городе сегодня ничего не случилось. Все тихо, благополучно. Вот вы скажите лучше, что видели в районе?
— Новостей, как всегда, много, — ответил он, отколупывая желтым от фотоспеций ногтем указательного пальца пластик глины с сапога. — На этот раз я расскажу вам… Я расскажу вам о… Знаете, о чем? О речном змее. Не о речной змее, а о речном змее! Чувствуете? Морской змей — это фантазия старинных моряков. Речной змей — факт. Сам видел. Десять дней назад, здесь, в Северном крае.
Вот рассказ Ореста Ивановича. По мере сил, мы сохраняем все подробности этого рассказа.
***
— Вы знаете мой договор с Союзфото — добывать фотоматериал, отражающий общественную, политическую, хозяйственную жизнь Страны советов. Так-то, о, следопыты! Ну вот. Однажды утром я, шагая по зеленым лугам, приблизился к колхозу «Волна Севера». Я шел, имея в виду снять строительство механизированного скотного двора. Механизация по системе, предложенной научными работниками Северного сельскохозяйственного института. Вода подается на скотный двор по деревянному трубопроводу — не надо таскать ее в ведрах с реки. Налажено автоматическое наполнение водой поилок – ткнет корова мордой, а в поилке вода. Навоз вывозится в подвесных вагонетках. Вы знаете все это. Я пришел. Мне обрадовалась Фиса Молотилова — заведующая молочно-товарной фермой. Фиса ведет меня на двор, гордясь чистотой коров. И вдруг муж Фисы, мой друг — охотник Иринарх Молотилов ломится в помещение. Доярки на него стаей:
— Уйди! Тебя не любит бык! А бык холмогор Павел действительно мужчин не любит. Одних больше, других меньше. Это часто с племенными быками. Они привыкли видеть на скотном дворе женщин, а увидев мужчин, дичатся. Особенно не возлюбил Павел Иринарха. Скотницы объясняют это тем, что охотник пахнет кровью. Как бы то ни было, бык Павел взревел, доярки кинулись на Иринарха:
— Не волнуй быка!
Тогда охотник обегает двор и заглядывает в окошко.
— Орест Иванович, Орест Иванович, — кричит ОН, — бурундуки, бурундуки на Сухоне появились! Сибирское зверье.
Дело серьезное! Бурундук, как всем известно, является аборигеном сибирской и уральский тайги. Известно и то, что этот зверек настойчиво продвигается на запад.
Бурундуки, перейдя в свое время Урал, объявились в XIX столетии на Северной Двине. До сих пор эта река и считалась границей распространения бурундука на запад. Но теперь они обнаружены на реке Сухоне около Печенеги, в 220 километрах от Вологды. Любопытный факт. Белка, бурундук пробираются лесными тропками через Урал на запад. Что их заставляет идти? Мы часто толковали об этом с Иринархом.
Ну вот, Иринарх висит на окне, бык на Иринарха пучит глазом, а Анфиса шумит:
— Не лезь, не карабкайся на окна. Не ломи переплет! Тебе бы только зверь! Охота да охота, а колхозных нужд недооцениваешь!
Однако Иринарх это обвинение опроверг.
Он в ответ:
— А ты, уважаемая супруга, о молочном животноводстве хлопочешь, но нужд льноводства знать не желаешь. Разве пункт о разведении льна в уставе нашей сельхозартели мы не проставили?
— При чем тут льноводство?
— А при том, что пушной зверь бурундук объедает головки льна. На льняном поле собаки семь бурундуков уже задавили! Бурундук — льняной вредитель.
Дельный человек Иринарх Молотилов.
И пошли мы с ним в лес.
***
Вы обещали про змея рассказать, Орест Иванович, а свернули на обыкновенную охоту.
— Погодите. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Пошли мы с Иринархом в лес. Идем, рассуждая о зверье, о бурундуках, чьи шкурки, рыжие с тремя черными полосами — неплохой материал для обшлагов женских шуб, об ондатре американской, мускусной крысе, которая пущена на развод в озера Северного края и быстро там расплодилась. За лето 1935 года отловлено несколько тысяч ондатр. Это — как-никак первая массовая добыча ондатр в СССР. Мех какой у ондатры вы знать хотите? Мех теплый, похож на мех русской выхухоли. Две тысячи ондатр оставлено в живых и отправляется для разведения на Урал. Поговорили еще о всяких новинках звероловства на Севере — об енотовидных собаках, о черно-серебристых лисицах. Этого зверья не мало нынче расплодилось в колхозах вокруг Вологды. Колхозники это зверье, как кроликов в клетках разводят.
— Да, колхозники многим интересным занимаются, — сказал мне, между прочим, Иринарх. — А вот что касаемо единоличников, так я не знаю… Давно хотел я, друг Орест Иванович, заострить твое внимание на деревне Ручеечки. Знаешь, у Темного мыса?
— Темный мыс я знаю! Как не знать! Кругом ягодники — малина, черная смородина, красная смородина. А на реке — бакан. Весь куликами обгажен, а баканщику лень почистить. Целыми днями спит!
— Вот, вот. Лунин, баканщик. Да в Ручеечках и все-то жители – двенадцать дворов — все Лунины.
Меня это не изумило, на Севере так бывает часто. Целая деревня Патрикеевы, или Подхомутовы, или Коничевы, или Калиничевы, или Коричевы, или Лунины.
— Ну и что же эти Лунины? — спрашиваю.
— Так что ж! — отвечает Иринарх, все Лунины как Лунины. Трудящиеся единоличники. Народ пожилой, довольно робкий, но честный. Хлеб сеют ранним севом, как рекомендовано. Семена употребляют сортовые, повышают урожай. Вовремя выполняют обязательства перед государством. Собираются, наконец, в колхоз вступить, — очень уж им понравилась механизация скотного двора. Ну вот, Лунины, значит, как Лунины. Но видишь ли, есть там одна старушечка — мамаша Лунина. Так она, понимаешь ли, вместо кроликов там или енотовидных собак, стыдно сказать, чертей в овине разводит!
— Колдунья?
— Нет, кружевница.
— При чем же черти?
— А вот при чем. Проказами чертей она свои неудачи объясняет. Старушечкa когда-то была кружевницей очень искусной. Хорошие узоры выдумывала. А теперь застопорило у нее что-то. Объясняет, что черти мешают, пакостят ей всяко. Путают.
— Пойдем в Ручеечки?
— Пойдем, пойдем.
***
«Мороз декабрьский», «мороз январский», «февральская вьюга», «мартовская изморозь», «иней весенний», «иней осенний» — вот она какие узоры плела. Перекупщики охотно эти северные кружева скупали. Иные дельцы, перепродавая кружева, на вырученные капиталы себе дома каменные в Санкт-Петербурге строили. А старушка все в своей избушке при лучине работала.
Пришло иное время. Перекупщиков след простыл. Кружевницы, объединенные в артели кружевного союза, работают не дома при лучинах, а в мастерских. Тепло в мастерской, светло, электричество проведено с лесопильного завода. И только мамаша Лунина из деревни Ручеечки сидит в своей избе.
— Не хочу в мастерскую. Беру заказ на дом!
Причины этого якобы такие:
В зимний день, в январский час прилетает якобы к оледенелому маленькому ее окошечку рождественский ангел. Жемчужным ногтем своим он по льду окна морозный узор выцарапывает. Этот узор старуха якобы узнает и переносит на кружево. Но плохо это удается — дрожат руки. Кто-то нитки путает. Кто? Не иначе, как силы, враждебные ангелу, по-иному говоря — дьявол. И живет этот дьявол, может быть, попросту чертик, как соображает мамаша Лунина, поблизости, в овине. Однако мамаша Лунина не унывает. Терпение и труд все перетрут, даже чертика.
— Лунины в полном составе, представители всех двенадцати дворов, встретили нас у околицы, — продолжал свой рассказ Орест Иванович. – Иринарх провел меня прямо к мамаше Луниной. Он сказал ей:
— Пришли смотреть твоего чертика, который мешает работать. По кажешь нечистого?
— Нарочно не показываю. Он и мне-то самой мерещится не часто, — скромно ответила мамаша Лунина. Это была маленькая хрупкая старушка с тонкими изящными руками. Вздохнув, она добавила:
— Нынче нам иное померещилось. Более противное. Будто пролетел вчера над Темным мысом красный гроб…
— Гро-об?..
— Ну, не гроб, так красный сундук. Кто его разберет. Летело что-то… Я из окна видела.
— Ладно, разберем, — важно сказал Иринарх. — Сперва покажи чертей. Возьми, мамаша, палку и погоняй чертей из овина. Ведь не в первый раз, сама знаешь, как делать надо!
Старушка вздохнула.
— Тревожить-то их зря стоит ли? Ведь сидят смирно… – нерешительно сказала она.
Тем не менее, взяла палку, подмигнула Иринарху и, крадучись, направилась к овину. А Иринарх мне тихонечко:
— Готовь аппарат, Орест Иванович.
Мамаша Лунина подкралась к овину. Нацелилась. Размахнулась. Хлоп палкой с размаха. Я аппаратом — «чик»! Запечатлел. От овина — дым, пыль. Мамаша Лунина спрашивает неуверенно:
— Ну, как? Видали? Они, черти, с пылью, бывает, сыплются.
— Аппарат покажет, говорю, было или не было». — И пошел проявлять снимок.
Снимочек, что и говорить, получился удачный. Все Лунины собрались посмеяться на то, как мамаша Лунина овин палкой лупит. Единогласно решили, что чертей, по крайней мере на этот раз, из овина не повыскакивало …
— Обман зрения — твои черти! По пустому месту лупила, мамаша.
***
После обеда прилег спать. Только задремал — крик. Вижу — бегут Лунины. Бегут нас будить. Впереди быстроногие подростки, за ними взрослые, а позади два каких-то старика и пятилетняя девочка.
— Гроб летит! С Темного мыса виден!
Мы тоже бежим на Темный мыс. С мыса широко видно на все стороны. Солнце идет к закату. Ветер крепчает. На реке багровая зыбь раскачивает обгаженный куликами бакан. Баканщик бестолково ездит на лодочке и орет, указывая веслом в небо:
— Вон! Вон!
Видим: над лесом действительно летит алый, озаренный солнцем предмет. Приближается с наветренной стороны. Геометрически строен. И верно, смахивает на сундук какой-то.
— Ящик! — говорит Иринарх.
— Почтовая посылка с небес, -язвлю я.
Тут летающий сундук запетлял. Он неожиданно выписал в воздухе восьмерку. И вслед за этим зашевелились вершины деревьев.
Это налетел шквал.
Затем сундук взмыл ввысь, покачался, как маятник, и рухнул вниз, в лес, в лапы сосен.
На гребне Темного мыса жестикулировали Лунины. Мы же с Иринархом, испытывая понятное волнение, кинулись через малинник в ту сторону, где скрылся летающий сундук.
Бежали минут десять. Продираясь через кустарники, я не столько приглядывался, сколько прислушивался. Я знал, что вот-вот услышу голоса людей, ибо в возможность самостоятельного полета сундуков поверить трудно. И вот, наконец, я услышал ругань.
На лужайке стояли двое. Один перевязывал платком окровавленную ладонь. Он повторял беззлобно:
— У-у, зверь кумачевый! Зверь бамбуковый!
Другой, срывая ягоды с куста, молча ел малину.
Оба были молоды. Лет по шестнадцати. Зеленые костюмы «юнгштурм» измазаны глиной. Оружия ни у того, ни у другого не заметил.
— Молодые люди, — спросил я, — какого зверя поймали вы в кустах?
Они обернулись.
— Целого бобра! — усмехнулся тот, чья ладонь была окровавлена.
— Енотовидную собаку, — в тон первому ответил другой. Наклонившись, он поднял какой-то плетеный конец, похожий на плеть.
— Держу за хвост! Видите?
«Хвост», извиваясь, уходил в кусты, вернее, через кусты, потому что лежал кое-где поверху.
— Зверь лежит тут, на соседней поляне, — пояснил юноша. — Смотрите, нам не жалко.
И, обойдя кусты, мы увидели зверя. Он лежал, уткнувшись тупым рылом в траву. Кумачевая кожа подрагивала на бамбуковых ребрах. Словом, чего тут описывать. Это был самый обыкновенный двухметровый коробчатый змей. Такого змея вы можете видеть на любой детской технической станции начальных и средних школ, в любом авиомодельном кабинете Осоавиахима.
— Вы змей запустили, а он оборвался? — спросил я. Вопрос, конечно, глуповатый. Это ведь и так было ясно.
Юноши засмеялись.
— Этот змей тащил нас со скоростью двадцати двух километров в час!
— И вы за ним бежали?
— Ну вот еще — «бежали»! Мы за ним мчались в лодке. Мы впрягли воздушного тягача в шлюпку. Курьерская езда! Только мы опоздали с поворотом на изгибе реки во время шквала. Лодку выбросило на отмель. Не выдержал леер. Оборвало. Конец из рук вырвало. Ладонь расцарапало. Вот лодка на отмел лежит. Смотрите.
Мы вышли к реке. Лодка лежала высоко на отмели. В песке, позади кормы, осталась глубокая рытвина, вспаханная килем. Само собой разумеется, руль лодки был сорван. Около лодки копошился третий парень.
***
Вы понимаете! Они додумались до нового увлекательного вида спорта! –торжествующе воскликнул Орест Иванович. — Они, эти ребята — Витя, Пашка и Галактион (фамилии у меня записаны в книжечке. Дома забыл) — все трое физкультурники, головастые парни.
Один из них уже третий год страдал от невозможности заняться парусным спортом. У речки слишком высокие берега, ветер гуляет наверху, а в долину реки не проникает.
Другой парень — «старый» змеевик. Жаждет, чтобы змей был не только забавой, но можно было бы змею дать еще и практическое применение. Зимой пробовал ходить со змеем, вернее — за змеем, на лыжах. Удалось. А летом, после неудачной попытки впрячь змей в тележку (тележку опрокинуло и расшибло), решил употребить воздушного тягача вместо лодочного паруса.
А третий парнишка — знаток речного фарватера.
Вот какая компания! Они аварии не шибко испугались. Жалели только, что руль у лодки уплыл по течению. Я сказал, чтобы не беспокоились, потому что руль баканщик поймает. Баканщик Лунин из деревни Ручеечки. Я сказал, что надо плыть в деревню, ибо там суеверные люди сочли их змей за летучий гроб, когда они вчера ехали первым рейсом.
— Поскольку мы состоим в обществе воинствующих безбожников, мы даже обязаны побывать в этой деревне, — решил Витя.
— Но надо въехать в деревню с тягачом, — возразил Пашка. — Ветер не упал, ветер попутный.
— Значит, надо снова запустить змей, — сделал вывод Галактион. — Руля нет, будем править веслом!
И вот снимаем мы с отмели лодку, наскоро чиним кое-какие поломки змея, заносим змей на высокий берег, запускаем. Ветер ворвался в кумачевую коробку, загудели бока, аж взвыл змей.
— Ревет, как бык Павел, — говорит мне Иринарх охотник. — С этим змеем, равно как и с быком, нужно умеючи обращаться. Чуть что не досмотришь – бык не помилует! Ведь опрокинуть лодку он в два счета может! Нет. Пойду-ка я лучше пешком, а вы поезжайте!
— Не бойся. Авось доедем.
Лодка на плаву. Осторожно передали конец леера в лодку, закрепив на носу. Лодку сразу рвануло, понесла вперед. Едва успели мы впрыгнуть.
Пенится вода под форштевнем, разбегаются в обе стороны волны. Идем «на фордевинд» — прямо по ветру. Алый наш парус плывет высоко в небесах!
***
— Ну, что, довольны вы рассказом о водяном змее? — спросил Орест Иванович. — Ловкая гидроаэронавтика? Наши северные ребята — молодцы. Я полагаю, что этот опыт плавания по рекам с воздушным тягачом будет перенят повсюду — и на Волге, и на бесчисленных озерах Урала, и на мощных реках Сибири… Кое-какие опыты делаются сейчас в Вологде. Справки можно навести в Вологодском горсовете Осоавиахима у инструктора Русинова. Я знаю, там трое ребят со змеем плавали – комсомолец Рафаил Дерягин, пионер Мучкин и юный авиамоделист Карапин.
Да, кстати, чем наше-то путешествие кончилось — забыл я сказать! Приезжаем мы к деревне Ручеечки уже в сумерках. Восторг Луниных не поддается описанию. Мамаша Лунина пощупала змей, повздыхала и спрашивает:
— Почем кумач-то брали, ребята?
Ну, рассказали ей, почем кумач. Попросились к ней ночевать в овин с чертями. Но она говорит — в избу пожалуйте. Пожаловали. Смотрели ее кружева. Хороши кружева, нет слов. Древнее тонкое искусство. А потом, после ужина, паренек один змеевой – Пашк или Галактион, я уже позабыл, — стал ее осторожно агитировать – объяснял ей что-то там такое, карандашом самолетики-юнкерсы рисовал.
Старушка смотрела-смотрела, да и говорит:
— Дай-ка, я этот рисуночек иголочкой на березовый сколочек наколю. Попробую-ка я этот самолетик в кружеве изобразить. И уверенной рукой перенесла рисунок на сколок.
— Черт руку тебе не подталкивает? — спрашиваем.
А мамаша Лунина в ответ только смеется…
Свердловск
30 сент. 1935г.
