Не судьба!

1

Пауль раз за разом перечитывал последние строчки своего прощального письма к Лаурите, и скупые слезы катились по его небритым щекам, падая на листок бумаги, который должен был разлучить его с любимой. «… Все когда-нибудь кончается, — шепотом читал Пауль. – Может быть, и наше расставание к лучшему, только, пожалуйста, не плачь, твои слезы разрывают мне сердце даже на расстоянии…»
Пауль тяжело вздохнул и медленно запечатал письмо в конверт. Стерев слезы, он попытался улыбнуться, но улыбка получилась хуже некуда.
— Мое сердце уже и так разорвалось на части, — прошептал Пауль. Он тоскливо обвел взглядом свою жалкую каморку со скошенной крышей на самом верху дома. Обстановка удручала его еще больше. Пауль посмотрел на стопку своих рукописей, лежавшую на столе. Это были труды, которым он отдал несколько долгих лет, никому не нужные плоды его размышлений о мире и людях. Пауль предлагал свои произведения разным газетам и издательствам, но все в один голос говорили ему: «Простите, это талантливо написано, но нам не подходит»…
Пауль едва сводил концы с концами, подрабатывая грузчиком, дворником, писарем, сторожем, кем угодно. Все более-менее ценные вещи он уже давно сдал в заклад старухе-процентщице, без надежды выкупить обратно, помощи было ждать неоткуда. А по ночам он писал свои никому не нужные романы, без надежды увидеть их опубликованными для широкой публики. Работа, в которую он вкладывал всю свою душу, не приносила ему ничего, кроме разочарований…
Пауль вспомнил, как познакомился с Лаурой, талантливой художницей и ценительницей литературы. Это было три года назад на семинаре для начинающих авторов. Пауль тогда так не бедствовал и имел средства, чтобы посещать эти курсы, которые проводили известные писатели, и поэты того времени. Лаура увлекалась стихами и пробовала писать сама. Пауль впервые увидел ее на литературном вечере, они оба участвовали в любительской постановке пьесы Шекспира. У них оказалось много общего, и вскоре знакомство переросло в дружбу, они стали встречаться… Но… Пауль был бедным студентом, а Лаура – дочь барона. Между ними была настоящая пропасть. Ни о какой свадьбе и речи быть не могло. К тому же, отец Лауры уже давно присмотрел ей подобающего, по его мнению, избранника – Джона Маккинли, молодого отпрыска старинной дворянской семьи из Шербурга. Пауль понимал, что Маккинли был именно тем человеком, который нужен ей, блестящей образованной девушке из знатной фамилии. Они никогда не заговаривали об этом, Пауль был горд и к тому же не хотел задевать гордость Лауры, он понимал, что рано или поздно это должно случиться. Пауль принял решение, что именно он должен сделать первый и последний шаг. И он написал письмо, щадя ее чувства.
— Я жалкий неудачник, — пробормотал Пауль. Он спустился вниз, отправил письмо по почте и вернулся в свою каморку. Долго стоял, глядя на свои сочинения. Потом вздохнул, смел со стола все рукописи, швырнул их в жаровню и поджег.
Наблюдая, как горят, скручиваясь, листы мелко исписанной бумаги, Пауль чувствовал, что сгорает его душа, сгорает он, прежний.
Внезапно раздался стук в дверь. Пауль никого не ждал и с удивлением открыл. На пороге стоял Билли Эллиот, его старый приятель по литературному семинару. Билли сочинял фельетоны в местные газеты и жил на это, не шикуя, но вполне сносно. Когда-то они жарко спорили на тему – может ли писатель, думающий о высоком искусстве, разменивать свой талант на дурацкие дешевые фельетоны? Пауль, конечно, был категорически против этого. Билли не был выдающимся писателем, но все же и он думал о настоящем искусстве слова, однако стал сочинять фельетоны, так как на философские романы из области высокой морали не прожить. Пауль не смог предать литературу, на которой он воспитывался, которую он боготворил, и продолжал бороться за свои идеалы, считая, что писать фельетоны, когда ты способен на большее, — самая настоящая низость. Они даже сильно поругались по этому поводу и довольно долго не общались, поэтому Пауль изумился приходу старого оппонента и друга.
— Билли?! Ты ли это, какими судьбами? Проходи, садись. Извини, у меня тут все разбросано, — смущенно-радостно забормотал Пауль, стыдясь своей нищеты.
— Рад видеть тебя, Пауль, — улыбнулся Билли, быстро оценив всю убогую обстановку и истощенный бледный вид друга.
— Неплохо выглядишь, — заметил Пауль. Билли щеголял новеньким, с иголочки, костюмом по последнему писку моды.
— Чего не могу сказать о тебе, дружище, — грустно улыбнулся Билли.
Пауль неловко пожал плечами.
— Как ты меня нашел-то, я же раньше жил в другом месте, и этого адреса тебе не сообщал? – спросил он, чтобы сменить тему разговора.
— По адресному бюро, — ответил Билли. – Представляешь, ты есть у них в картотеке, я сам не надеялся найти тебя, ан нет, свезло, нашел! А что это у тебя там горит? – спросил он, увидев пламя в жаровне.
— Я сжег все свои рукописи, — глухо сказал Пауль, потупившись.
— Ты с ума сошел, идиот! – возмутился Билли, он шагнул к огню, пытаясь вытащить горящие листы, но бесполезно, в его руках остались лишь обгорелые клочки, все обратилось в пепел.
— Все равно они никому не нужны, — вздохнул Пауль, с равнодушным видом наблюдавший за ним.
— А Лаура, твоя Лаурита? Она ведь была в восторге от твоего творчества! – зло выкрикнул Билли.
— Лаура выходит замуж за Джона Маккинли, — мертвым голосом сказал Пауль.
— Твоя любимая выходит замуж за другого, а ты сидишь тут и сжигаешь свои романы, которые писал для нее?!! – заорал Билли, в бессильной ярости взмахнув руками.
— Зря говорят, что рукописи не горят, еще как горят, — отстраненно заметил Пауль, смотря на горстку золы в жаровне.
— Какой же ты кретин, Пауль! Она же любит тебя! Вы же так подходите друг другу! Вы оба творческие романтичные натуры, а этот напыщенный кичливый Маккинли не отличает стихи от прозы! – взывал к голосу разума друга Билли, эмоционально жестикулируя.
— Зато он потомок графа и богат, завидный жених, — опустив голову, тихо заметил Пауль.
— Ну, видимо, ей очень, очень повезло! – зло сказал Билли. – Ты еще больший идиот, чем Маккинли! Когда ты видел ее в последний раз?
— Давно уже, я отправил к ней прощальное письмо сегодня, — вздохнул Пауль.
— Вот идиот, — покачал головой Билли и задумчиво произнес, гладя на кучку золы. – Кто-то, хоть убей, не могу вспомнить, написал, что все романы – это письма, которые написаны для одного человека. Ты ведь писал все для Лауры, но все уничтожил, а значит, и уничтожил и память о ней. Ты предал ее, Пауль, ты предал свою любовь. И ты еще смеешь укорять меня в том, что я предаю искусство, занимаясь сочинением низкопробных фельетонов и заметок в газетенки. Ты – еще более худший предатель! Ты предал свою душу, предал самого себя!
Пауль ничего не ответил на эти слова.
— Не трави мне душу, и так тошно, — буркнул он. – Говори, зачем пришел-то?
— Ах, да, совсем забыл!- хлопнул себя по лбу Билли.- Я хочу предложить тебе работу, у нас освободилось место корректора в газете, зарплата небольшая, но есть перспектива роста. Пойдешь?
Пауль угрюмо ответил:
— Нет, Билли, я решил завязать со всем этим, что имеет хоть малейшее отношение к литературе. Отныне я не напишу ни строчки. Последнюю точку я поставил в своем письме к Лауре.
— Ты думаешь, я тебя стану отговаривать? – вспылил Билли. – Фиг тебе, идиот! Хотел помочь, а он предал все, ради чего жил!..
— Ты мне и так уже сильно помог, — неожиданно со злобой проговорил Пауль. – Ведь это ты тогда притащил меня на тот дурацкий семинар, где я и познакомился с Лаурой. Спасибо тебе большое! Ты сломал мне жизнь, Уильям!
Билли ничего не ответил, а лишь махнул рукой и ушел, хлопнув дверью.
Пауль с тоской подумал: «Я уничтожил свое творчество, я уничтожил свою любовь, я уничтожил своего друга, осталось только одно – уничтожить себя самого»…
Он вышел на улицу, неторопливо дошел до набережной. Поднялся на высокую стену, защищавшую берег от морских волн. С высоты десяти метров он смотрел на бушующее море. Потом вздохнул, перевалился через бортик и полетел вниз. Пока Пауль падал, перед его глазами промелькнула не вся жизнь, как обычно пишут в книгах, а появилось только задумчивое, с грустинкой лицо Лауры. Он внезапно подумал, что зря все затеял, отчаяние и страх смерти охватили Пауля на короткий миг… Но только на миг… Он рухнул в море и от удара потерял сознание…

2

В четырнадцать лет Томас остался сиротой и был вынужден зарабатывать на жизнь сам. Его отец был матросом, и Том, не долго думая, попробовал пойти юнгой на корабль. Пока отец был жив, он ни за что на свете не хотел, чтобы сын пошел в матросы, ибо это был адский труд и большой риск. Но Томасу нравилось море, и он мечтал стать таким же здоровым, загорелым и мускулистым, как все матросы. Мальчик был костлявым и болезненно-бледным, его долго никто не хотел принимать в команду, больно уж жалким он выглядел, но, наконец, нашелся один капитан, который решил его судьбу и взял на свое судно.
Честно говоря, когда Томас впервые увидел капитана Хука, он испугался, но виду не подал, чем и приглянулся бывалому моряку. Капитан Хук был одноногим калекой с деревянным протезом на левой ноге и железным крюком вместо левой руки. Только назвать его калекой или инвалидом ни у кого не повернулся бы язык. Такой ужасный человек мог напугать только своим видом, не говоря уж о том, как он по-страшному безбожно сквернословил, отчитывая своих подчиненных за малейшую провинность. А когда Томас увидел остальную команду, то испытал еще больший трепет, ибо все выглядели законченными висельниками и головорезами. Но, кроме капитана Хука, никто не захотел брать его на работу, и Томас смирился со своей участью, поскольку оставаться на берегу для него было хуже горькой редьки. На море он был относительно свободным, на земле же его наверняка забрали бы в работный дом как сироту и бродяжку.
Для начала Томаса приставили на камбуз, где он без конца драил огромные котлы, чистил картошку и лук, выносил помои и выполнял прочую грязную работу, за которую никто не хотел браться. Поначалу ему было чрезвычайно тяжело на корабле, но постепенно Томас привык к морской работе, он окреп, загорел, стал для команды своим парнем, а команда была для него единственной семьей, как корабль превратился в родной дом.
Корабль капитана Хука носил гордое имя «Легенда семи морей», это было небольшое грузовое судно, занимавшееся перевозкой разнообразного товара от Англии до берегов Америки и Африки. По большей части они занимались контрабандой и имели не самую светлую репутацию в портах многих городов, но определенные люди ценили отчаянный нрав команды капитана Хука и доверяли ему свой нелегальный товар.
Томас драил палубу щеткой, когда мимо прошел старший помощник по имени Грозный Глаз. Это был огромный горбун с повязкой через лицо, закрывавшей глаз, потерянный в давней драке. На грубом лице старпома, испещренном многочисленными шрамами, горел злобным огнем единственный глаз. Грозный Глаз имел весьма крутой нрав и был скор на расправу. Почему-то он сразу невзлюбил юнгу и никогда не упускал случая исподтишка задеть его или дать взбучку по поводу и без. Томас никогда не жаловался на него, ибо это было, конечно, бессмысленно, но как мог, мстил ему, устраивая маленькие пакости. Однажды он хорошенько намылил палубу, потом заставил старпома погнаться за ним, показав ему язык и, когда Грозный Глаз понесся по палубе, обещая скормить мальчишку акулам, то поскользнулся на мыле, рухнул и прокатился по доскам, чуть не выломав бортик. С тех пор Томас избегал оставаться с ним наедине.
— Попался, гаденыш! – прорычал Грозный Глаз, широко расставив руки и направляясь к юнге.
— Заткнись, уродливая морда! – дерзко крикнул Томас, отходя назад.
— Догоню – убью, якорь мне в корму! – заорал старпом, ускоряя шаг.
Томас кинулся к огромным ящикам с сукном, протиснулся в щель между ними. Грозный Глаз с несусветной руганью начал отодвигать ящики, пытаясь добраться до юнги. Томас отходил все дальше по щелям, пока его ноги не уперлись в бортик корабля. Страшные вопли старпома были все ближе, Томас перелез за бортик и, держась за заклепки, спустился по борту вниз.
— Куда ты делся, мерзкий оборванец, балласт мне в зубы?! – орал Грозный Глаз, дойдя до конца палубы. Он в злобе стукал кулаком по бортику, а Томас, висевший ниже всего лишь в метре от его ног, в ужасе застыл, вжавшись в борт. Кулак такого зверя, шутя, мог сломать двухдюймовую доску с одного удара, как неоднократно демонстрировал Грозный Глаз.
Неожиданно раздался равномерный стук о дерево и хриплый голос капитана Хука:
— Глаз, старина, когда ты оставишь пацана в покое? – с усмешкой спросил капитан.
— Этот сопляк сам доводит меня до припадка, хлыста хочет отведать, не иначе, брамсель мне в рыло! — прорычал Грозный Глаз.
— Вспомни себя в его годы, — усмехнулся Хук. – Помнишь, как ты доводил своего старпома?
— Я вспоминаю, как мой старпом бичевал меня, не жалея плетки, у меня до сих пор вся спина и задница в шрамах, фок-мачта мне в ноздрю! — буркнул Грозный Глаз.
— Ты-то точно заслуживал порки, дружище! – захохотал капитан Хук, – помнишь, как ты укокошил капитана Селькирка?
— Еще бы, — хмыкнул Глаз, — я довел капитана до горячки, он гонялся за мной по всему кораблю, а я залез на мачту, старик – за мной. Я-то потом по канатам слез обратно, а вот капитан-бедолага запутался в веревках, попал в петлю, сорвался и висел вниз головой до самого утра, а кроме меня, на корабле никого не было, все гуляли в порту. В общем, ушел я спать, а наутро обнаружилось, что капитан сдох от кровоизлияния в мозг, парус мне в ухо!
— Смотри, как бы этот мальчонка не довел тебя до кровоизлияния в мозг! – усмехнулся капитан Хук, — доведет он тебя до ручки, старпом!
— Я ж его жизни учу, все пригодится, кто же, если не мы? Да он еще мне «спасибо» скажет, пирс мне в тыкву! – с чувством произнес Грозный Глаз. – Ладно, сопляк, вылезай, не трону я тебя! – миролюбиво предложил он.
Томас стал карабкаться на палубу. Увидев юнгу, старпом с добродушной улыбкой протянул ему руку, легко втянул наверх, но, вместо того, чтобы отпустить, неожиданно выхватил из-за пояса плеть и хорошенько отхлестал Томаса.
— Не верь никому, парень, — сказал ему Хук, криво усмехаясь, когда Грозный Глаз отпустил захлестнутого парня.

3

Вне себя от злости, боли и обиды, Томас поковылял в свою кандейку. Небольшой закуток в углу трюма занимал он и еще один парень по прозвищу Непомнящий, который тоже работал на камбузе. Его так прозвали потому, что он не помнил себя, ничего не помнил из своего прошлого. Его выловили в море полтора года назад. Парень едва не погиб, еле откачали, но оказалось, что он полностью потерял память. В команде не хватало рабочих рук, и капитан Хук решил взять его на работу.
Непомнящий был странным типом, даже несмотря на то, что он ничего не помнил. Во-первых, он чуть ли не единственный в команде умел читать и писать, да еще и Томаса научил грамоте. Во-вторых, Непомнящий любил чтение, его уголок был завален старыми газетами, книгами, рукописями. Непомнящий подбирал все тексты, попадавшие ему в руки, и очень радовался новинкам. В-третьих, Непомнящий был интересным собеседником и знал много историй, которые рассказывал по вечерам Томасу.
— Что, отхлестали? – спросил Непомнящий, когда в каморку ввалился юнга.
— Ублюдок одноглазый постарался, — сплюнул Томас, завалившись на свою полку.
— Забастовку не хочешь объявить? – усмехнулся Непомнящий, роясь при свете фонаря в своих бумажках.
— Заба… что? – переспросил Томас.
— Забастовка, акция протеста, нередко она сопровождается мощными демонстрациями, столкновениями с полицией, правительственными войсками, превращается в общенациональные схватки с монополистическим капиталом, — выдал как по-писаному Непомнящий.
— Хм, ну ты даешь, Непомнящий, — усмехнулся Томас.
Томас устроился поудобнее и попытался уснуть.
Непомнящий долго не спал, что-то черкая на бумаге. Он всегда что-то писал по ночам, какие-то романы, непонятные никому, кроме него самого. Романы были грустные и полные странных мыслей, которые Томас не понимал, как тот не пытался ему растолковать. Впрочем, Непомнящий признавался, что и сам-то многое из своего написанного не понимает. Том иногда наблюдал за писаниной товарища и поражался, как быстро тот водит пером по бумаге. Обычно Непомнящий брал толстую тетрадь, вечером начинал сочинять и до утра исписывал ее всю, причем почти без помарок и исправлений.
— Как тебе это так удается? – поражался Томас.
— А я будто не пишу, я записываю, — пожимал плечами Непомнящий. – Мне будто кто-то свыше диктует текст, а мне остается только перенести его на бумагу
— Только кэпу это не говори, а то он тебя за борт выкинет, — качал головой юнга.

4

Однажды «Легенда семи морей остановилась в порту города Шербурга. Вечером к капитану подошел Грозный Глаз и сказал:
— Есть дело.
— Что?
— Одна богатая дама хочет отплыть с нами до Бостона, — заявил старпом.
— Баба на борту?.. Мы же возим грузы, а не пассажиров, — задумчиво произнес Хук.
— Она обещает щедро заплатить, якорь мне в рыло! — почесал затылок Грозный Глаз.
— Странно, до Бостона ходят суперлайнеры, вон, что не видишь, у причала стоит красавец, — кивнул Хук на огромный корабль, недавно спущенный со стапелей и готовящийся в свое первое плавание. – Этот корабль как раз для богатых дамочек и как раз едет в Америку, в Бостон.
— Я сказал ей то же самое и сказал, но дама хочет плыть инкогнито, рея мне в ребро, — заметил старпом и, с неожиданной для себя жалостью, добавил, — Она выглядит очень несчастной… Может, сделаем исключение, кэп?
— Хорошо, веди ее сюда, я с ней потолкую, — нехотя произнес Хук, – посмотрим, что за штучка.
Дама оказалась бледной молодой женщиной, прячущей лицо под капюшоном. Из вещей с нею был лишь чемоданчик с книгами да сумочка. Она попросила называть ее мисс Дейзи и щедро заплатила капитану.
Мисс Дейзи поместили в лучшую каюту, откуда она почти не выходила. Во время плавания ее лишь иногда можно было заметить на палубе, она стояла на носу корабля и задумчиво смотрела на море.
«Легенда семи морей» плыла пятые сутки, когда ее обогнал тот новый суперлайнер, который они видели в порту Шербурга.
— Черепахам привет! – смеясь, кричали матросы с лайнера, презрительно смотря на тихоходный корабль.
— Уроды, чтоб вам провалиться, фок-мачта мне в глаз! – орал Грозный Глаз им вслед, потрясая своим темным кулаком.
Лайнер мощно и величественно пронесся мимо «Легенды семи морей». Огромный корабль был раза в четыре выше и проплыл, словно гора. На солнце ярко сверкали золотые буквы на борту корабля – “Титаник”…
“Титаник” уплыл далеко вперед и вскоре скрылся на горизонте….

5

Вечером Томас, как обычно, нес ужин в каюту мисс Дейзи. Он вежливо постучался в дверь.
— Войдите! – крикнула мисс Дейзи.
-Мисс Дейзи, ваш ужин, — сказал Томас, открывая дверь носком ноги.
— Спасибо, юноша, вы очень любезны, — улыбнулась она. – Поставь, пожалуйста, на тумбочку!
Девушка сидела за столом и что-то писала, вокруг все было завалено бумагами и книгами. «Вот бы Непомнящего сюда», — подумал юнга, осторожно ставя поднос на тумбочку
— Как у вас много книг, мисс, — заметил Том вслух.
— Интересуешься? – удивилась мисс Дейзи, которая думала, что грубые матросы могут интересоваться только кабаками и портовыми женщинами.
— Я обучен грамоте, — застенчиво признался Томас, будто это было что-то постыдное.
— Молодец! Сейчас без образования ничего не добьешься, если, конечно, ты хочешь чего-нибудь добиться, — сказала мисс Дейзи.
— А вы что-то пишете, сочиняете, небось, сами? – осмелился спросить Томас, заглядывая на бумаги.
— Стихи, я увлекаюсь поэзией и философией, хочешь, дам что-нибудь почитать? – предложила девушка.
— Конечно, буду рад,- кивнул Том с готовностью, хотя, на самом деле хотел добыть новую книжку для Непомнящего.
— Что ты любишь? – спросила она.
— Ну, всякие интересные истории про приключения, — сказал юнга.
— Такого у меня нет, к сожалению, — вздохнула мисс Дейзи, — Я дам тебе почитать свой сборник стихов, а также книгу одного моего друга, — ее голос вдруг задрожал.
— Ваш друг – сочинитель? – удивился Томас.
— Да, только правильно – писатель, — грустно улыбнувшись, поправила она. – Он давно умер, написал довольно мало, все , что осталось, я отредактировала и издала небольшую книжку, — со слезами на глазах ответила мисс Дейзи. – Это память о нем, он был великим писателем, но не все знали об этом, — она вдруг горько разрыдалась.
Томас почувствовал себя неловко и перевел взгляд на стол с бумагами. Среди прочих листов на краю лежал пожелтевший старый конверт, из которого торчало письмо. Томас даже разглядел последние строчки на серой бумаге, покрытой пятнами: «…все когда-нибудь кончается. Может быть, и наше расставание к лучшему, только, пожалуйста, не плачь, твои слезы разрывают мне сердце даже на расстоянии…». Томас с удивлением обнаружил, что в этом письме есть что-то знакомое, но он не мог сразу понять, что именно.
Мисс Дейзи проплакалась и, всхлипывая, проговорила:
— Ты иди, иди, Том…
Томас ушел в свою каморку и похвастался перед непомнящим новинками – сборником стихов под названием «Останусь…» и небольшой книжкой с непонятным заглавием «Что делать?» В сборнике стихов автором была указана Линда Дейзи, а во второй книжке – Пауль Верди, причем имя автора было обведено черной рамочкой.
Сам Томас не очень любил читать, предпочитая просто слушать занятные рассказы друга, а вот жадный до книг Непомнящий с радостью схватил книги и читал весь свободный вечер, не отрываясь.
— О, боже, как тонко и поэтично!.. – восклицал Непомнящий, читая стихи, причем иногда даже слезы ронял, расчувствовавшись от трогательный строк.
— Ты, что, сдурел? – усмехнулся Томас, наблюдавший за ним.
— Какие чувства! – прошептал потрясенный Непомнящий. – Поэтесса пишет о своей любви к гению, которого никто не понимает и не признает, который беден, а она богата и между ними пропасть, и ее насильно выдали за другого… Какие чувства! – повторил он. – Линда Дейзи – тонкая натура и мне жаль ее, так писать можно только лишь, если сам испытал нечто подобное. Она так молода и убита горем… Ее гений – Пауль Верди, автор вот этой книжки – «Что делать?» Видимо, этот Верди, хоть и гений, но был идиот, раз допустил, что любовь всей его жизни выдали за другого. Ему надо было бороться, а не ныть, — возмущенно говорил Непомнящий, потрясывая книжкой Пауля Верди. – Этот Пауль только и думал, что делать, а ничего и не сделал! Хотя, стоит признать, его мысли свежи, не лишены доли разумного и, — Непомнящий почесал затылок, — во многом схожи с моими убеждениями…
— Это в плане того, что ты тоже идиот? – улыбнулся Томас.
— Нет, в плане того, что я тоже гений, — подмигнул Непомнящий.
— Ты тока кэпу и одноглазому добряку это не говори — не поймут ведь, – с усмешкой посоветовал ему Томас и лег спать.
А Непомнящий еще долго шелестел бумагами и скрипел пером при тусклом свете масляного светильника.

6

На следующий день пошел дождь, который не стихал два дня подряд. Грозный Глаз и капитан Хук собрали все маты, проклиная погоду, а когда дождь прекратился, они опять собрали все маты, радуясь солнцу.
Но рано они радовались. После этого на «Легенду семи морей» набросился мощный шторм, продолжавшийся целых трое суток. Корабль швыряло, как щепку, по волнам. Унесло нескольких матросов. Среди команды поползли слухи о проклятии.
— На борту баба, от них одни беды, — шептались по углам злобные матросы. – Надо избавиться от нее…
— Да вы чо, совсем охренели, якорь мне в рыло!! – орал на них Грозный Глаз, когда матросы обратились с просьбой скинуть мисс Дейзи за борт.
— Совсем страх потеряли, паршивые собаки! – хрипел Хук, грозя негодяям своим крюком. – Всех поубиваю! Всем заткнуться и за работу!
— Она несет проклятие, парни погибли из-за нее! Баба на борту – к бедам! Она накликала шторм! – не успокаиваясь, галдели матросы.
— Этот шторм – не единственный, который мы пережили, а те дураки, которых смыло волнами, нажрались рома до посинения, брамсель мне в глаз! – орал старпом.
Никакие угрозы не могли заставить матросов успокоиться, они все равно роптали, поскольку штормовая погода не спадала.
Виновница этой стачки спокойно сидела в своей каюте и, насколько это было возможно во время шторма, пыталась заснуть. Томас и Непомнящий с оружием в руках охраняли вход в ее каюту, никого не подпуская
Грозный Глаз и капитан Хук жестоко расправились с несколькими особенно наглыми моряками, но остальные подняли бунт, и на палубе началась свалка… После непродолжительных разборок верх одержали бунтовщики, которых было намного больше, чем защитников мисс Дейзи.
— Баба должна уйти прочь, вместе с ней уходите, кто хочет, на шлюпке! – распорядился главарь бунтовщиков боцман Зубило, в прошлом пират и убийца.
Испуганную мисс Дейзи грубо выволокли на палубу под проливной дождь, матросы покидали ее книжки в мешок.
— Как вы можете, вы не мужчины, вы жалкие подобия! – гневно кричала девушка.
— Закрой рот, ведьма! – зло буркнул Зубило.
Непомнящий только сейчас увидел мисс Дейзи и поразился ее красоте. Она стояла, мокрая от дождя, в надетой наспех одежде, но ни одна женщина не казалась ему такой прекрасной, как мисс Дейзи… Странный моряк сжимал в руках кожаный мешок, плотно стянутый ремнем, — в нем было все его богатство – книги, рукописи, перья, больше он ничего с корабля не взял.
Мисс Дейзи плакала, глядя на страшных головорезов-моряков, она инстинктивно шагнула к Томасу, рядом с которым стоял обросший бородатый матрос, не сводивший с нее острых черных глаз. Его внимательный взгляд почему-то показался ей знакомым, но было не то время, чтобы вспоминать.
Капитан Хук, Грозный Глаз, Томас, Непомнящий, несколько матросов и мисс Дейзи сели в шлюпку.
Хук обвел взглядом зачинщиков бунта:
— Ты, ты и ты, — он по очереди указал на них своим крюком. – Подонки!
— Мы еще встретимся, паршивое отродье блохастой псины, фок-мачта мне в темя! – прохрипел на прощание Грозный Глаз.
Томас ничего не сказал, а только с тоской проводил взглядом корабль, который стал ему почти родным домом. Непомнящий же вообще, казалось, ничего не замечал, все его внимание было устремлено на таинственную мисс Дейзи. Девушка всхлипывала, зябко кутаясь в плащ, пряча лицо под капюшоном.
Шлюпку качал сильный ветер, пока матросы спускали ее на воду. Море не утихало, дождь бил сильными холодными струями, в темной пелене неба вспыхивали огни молний, гремели раскаты грома, и свирепо ревел штормовой ветер….
Лодка упала на море и волны, подхватив ее, как пушинку, стали кидать с одного гребня на другой. Мужчины взялись за весла, но со стихией не могла совладать даже совместная ругань старпома и капитана.
«Легенда семи морей» вскоре исчезла в пучине шторма. Шлюпку бросало из стороны в сторону, пока, наконец, огромная волна не накрыла совсем… Лодка перевернулась, и всех людей выкинуло в море….

7

Сознание возвратилось к нему, словно вынырнуло из темной пучины. Пауль почувствовал дикую боль, раздирающую тело, которое казалось одним сплошным синяком. Горло нестерпимо горело от морской воды. Голова, казалось, расколота на куски. Он с трудом разлепил тяжелые веки и увидел ослепительно голубое небо. Но никакая физическая боль не могла сравниться с той мукой, что раздирала его душу. Горькие слезы выступили у Пауля на глазах, когда он осознал, что натворил.
— Билли был прав, я еще больший идиот, чем Джон Маккинли… Я потерял Лауру навсегда… — тоскливо прошептал он. – Но я, по крайней мере, остался жив, хотя зачем мне теперь эта никчемная жизнь, от нее ничего не осталось…
Пауль внезапно вспомнил, что уничтожил все свои рукописи, и ему стало еще горше.
— Жизнь – жестянка, — пробормотал он, осторожно пытаясь подняться на ноги. – Я потерял все — любовь, творчество и самого себя тоже… И зачем Богу было надобно оставить меня в живых после всего этого?..
Пауль встал на дрожащих ногах и огляделся. Вокруг простирался песчаный берег, море лениво лизало волнами пляж. Вдалеке виднелся лес. Повсюду валялись какие-то деревянные обломки, похожие на куски корабля. Судя по всему, какое-то судно разбилось в море и его останки вынесло на берег.
— Куда меня занесло-то? – недоуменно проговорил он, почесывая затылок. – О, господи! – Пауль в ужасе смотрел на свою руку. Она была загорелой до черноты, покрыта шрамами и вдобавок забугрилась мускулами, рельефно проступавшими под кожей.
Пауль, ничего не понимая, ощупал себя. Его тело выглядело так, будто он усиленно тренировался в спортивном зале и часами загорал на пляже. Вместо привычной одежды на нем были какие-то грубые холщовые штаны и рваная рубаха, связанная на груди узлом. Вдобавок Пауль обнаружил, что оброс бородой и волосы будто не стриг давно.
— Что же со мной приключилось, господи?! – он покачал головой, обхватив ее руками. В мозгу, словно бил кузнечный молот, не давая мыслям сосредоточиться.
Пауль пошел вдоль берега, словно надеясь найти ответы на свои вопросы среди обломков корабля. Вокруг не было ни души.
Он шел, внимательно смотря по сторонам. Среди прочих обломков на берегу лежал полузасыпаный песком кусок обшивки корабля, на котором виднелась полустертая надпись «…енда семи мор…».
Вдруг Пауль увидел человеческое тело. Он мигом бросился лежавшему. Это был молодой парень лет 15. Он был без сознания, но дышал.
— Эй, парень, ты как? – Пауль осторожно пошевелил его, пошлепал по щекам.
— Жив… — пробормотал парень и закашлялся. – Непомнящий…
— Давай, я помогу тебе, — Пауль оттащил его подальше от берега и уложил на сухой песок.
— Пить… — слабо попросил парень.
— Сейчас, погоди, — Пауль растерянно огляделся. Вдалеке вроде бы к морю бежала река или ручей.
Пауль направился к ручью, ища по пути что-нибудь, в чем бы он смог принести воду. В куче обломков лежал кожаный мешок, плотно стянутый ремнем. Пауль развязал ремешок и высыпал на песок содержимое. На землю посыпались перья, книги, газеты, листы исписанной бумаги и несколько толстых тетрадей. Морская вода почти не тронула их. Пауль с интересом взял в руки рукописи пролистал… и едва не упал в обморок от потрясения.
Пауль прекрасно помнил, как горели его произведения, которые он бросил в жаровню, он даже помнил запах горелой бумаги, витавший по каморке. «Еще как горят!» — всплыла в памяти его фраза.
На песчаном берегу неведомой земли лежали все его сгоревшие рукописи, все, до единой!.. Пауль, забыв обо всем, перебирал дрожащими руками страницы, исписанные его рукой, и ему казалось, что он сошел с ума. Детская светлая радость затеплила в душе. Пауль с сумасшедшей улыбкой вчитывался в строки своих романов, и счастливые слезы текли по его небритым щекам. Это было настоящее чудо!
— Парень же ждет воды! – вдруг вспомнил он. Пауль быстро побросал свои сокровища обратно в мешок и пошел дальше.
То, что он увидел за очередным песчаным гребнем, заставило его содрогнуться. У полосы прибоя в воде колыхались трупы погибших. Берег был усеян телами. Но погибли не все. Пауль видел, что некоторые люди кашляют, шевелятся, пытаются подняться на ноги.
— О, моя башка, якорь мне в ухо! – хрипло ругался страшный одноглазый моряк, хватаясь за голову.
— Проклятые собаки, не уберегли «Легенду»! – сокрушался другой не менее страшный моряк, у которого вместо левой руки был изогнутый крюк…
Пауль подхватил с земли обломок горшка и пошел к ручью.
— Помогите мне, пожалуйста! – рыдающий женский голос заставил его вновь позабыть обо всем.
Пауль оглянулся на зов и остолбенел. На песке лежала Лаура…
— Лаура? – сипло произнес он, не веря своим глазам.
— Помогите мне встать, сударь, мое горло горит от жажды, — прошептала девушка, смотря на него.
Пауль всматривался в родные, знакомые до последней родинки черты лица и окончательно понял, что либо сошел с ума, либо умер и попал в рай.
— Лаура, это ты? – срывающимся голосом спросил он, бросаясь на помощь.
Девушка села на песок, опершись спиной о кусок дерева, и внимательно посмотрела на него. Потрепанного вида моряк был ей явно не знаком.
— Кто вы и почему называете меня Лаурой? – наконец спросила она.
— Вы не она? Не может быть, вы так похожи! – проговорил Пауль, пожирая ее взглядом.
— Я не Лаура, я… — она провела рукой по спутанным волосам. – О господи, я не помню ничего о себе!.. Я не знаю, кто я…

Конец

P.S.
Дальше с нашими героями было еще много приключений, но это совсем другая история!