Корабль пришвартовался. Я долго смотрел на его ржавый борт, на мерное дыхание моря, пока не затошнило. Пожилой мужчина, на краю причала, неосторожно рассыпал корм для чаек и теперь дрался с птицами, за куски гнилого мяса. Я понял, что ему нравилось наблюдать, как пернатые хватают еду на лету, и его совсем не заботил их голод.
Я отвернулся от бескрайнего горизонта, теперь передо мной покачивался город, не давая сконцентрироваться и вздохнуть полной грудью. Свежий воздух не принес никакого облегчения, я вернулся в бар, заказал водку и овощи. Бармен в тельняшке, кажется, тогда обиделся.
На моих зубах, весело хрустнул огурец, я немного пожевал, потом смешал его с водкой и глотнул. Было отвратительно.
По телевизору передавали снова и снова, о новом витке, про то, как удачно завершился эксперимент по копированию человеческого мозга и личности в компьютер, и о том, какой мы сделали огромный шаг на пути к бессмертию.
Я успел сбежать до того, как отрапортовали об удачной посадке, на красной планете, марсохода управляемого этим мозгом.
Потом объявили приглашение пройти таможню, всех пассажиров рейса Одесса-Стамбул.
Я послушно проследовал указанным маршрутом. Таможня находилась в подвале порта. Обклеенный грязным кафелем зал. Низкий потолок подпирали квадратные колоны, между которыми стояли монолитные столы, как на мясном рынке. Люди в форме разделывали на них чемоданы и торговались, громко переговариваясь между собой.
Я застеснялся из-за своей маленькой сумки и кулька с бутылками.
Таможенник пристально посмотрел мне в глаза, и спросил о цели поездки.
Я ответил, что еду в командировку.
Но это был формальный вопрос. Мне быстро отдали вещи и документы, на открытой странице паспорта уже пришвартовался синего цвета кораблик.
Взойдя на палубу, первым делом, я угостил сигаретой девушку. Стоя на корме, она ежилась на ветру, а от ее одежды отвратительно пахло.
Я купил двухместную каюту, и эта девушка была первой, которую я вычеркнул из списка попутчиц.
Пока она подкуривала, я огляделся и сообразил, почему билеты на корабль такие дешевые. На этом корабле все было ржавым и дешевым.
Стоя на палубе, я вдыхал полной грудью морской бриз, чувствуя, как уходит похмелье. Если бы пары алкоголя, пропитавшие все мое тело, окрасить черным цветом, то со стороны я казался бы пыльным половичком, по которому мерно, в такт дыханию, хлопают выбивалкой.
Девушка не ушла. Она стояла рядом и курила. У нее были тонкие, синеватые пальцы, с аккуратными ногтями. Я обратил внимание на это, потому что ее выражение лица, цвет волос, запах, предполагали то, что она постоянно, нервно грызет свои ногти. Но это был еще один образ, навеянный кинематографом и несоответствующий действительности.
На таможне, у меня было время рассмотреть попутчиков. Оказалось, что я стоял в очереди на регулярный паром, услугами которого пользуются «челночники», «гастарбайтеры» и проститутки. Я конечно должен был об этом догадаться сразу, когда увидел цену билета, но это не имело для меня тогда никакого значения.
Невзирая на разные цели поездки, я не выглядел среди пассажиров белой вороной, так как тоже давно не менял одежду и был пьян.
Люди сосредоточено ходили по кораблю, рассматривая надстройки над палубой и затентованные шлюпки. Никакой радости, или предвкушения приключений, как будто это не паром в Стамбул, а поезд в Освенцим. Как будто все знали, что их ждет в будущем, и ступали в это будущее без радости, по необходимости.
Девушку звали Лида, спиной она облокотилась на борт корабля, и ветер своим дыханием ласкал ее красивые ноги. Ноги у Лиды были красивые, как и ногти.
Я начал искать, что в Лиде не красивого. Ведь она мне сразу не понравилась. Бледная, немного прозрачная кожа, лицо обыкновенное, без макияжа, разрез глаз то ли татарский, то ли еврейский, немного раскосые, слегка припухшие веки. Взгляд прямой, губы аккуратные, точно расположены под носом. Это важно, потому что я постоянно встречал девушек с кривыми губами. Как будто природа, большинству людей делает губы наспех, и только для еды.
Лида спросила, есть ли в моей каюте душ. Вопрос прозвучал между прочим, как будто мы вместе обживали этот корабль на время поездки.
Я продолжал размышлять о том, что мне не нравилось в этой девушке. Оставался запах. Подойдя ближе, я понял, что это не одеколон, это дезодорант. Запах был дешевый, с примесью пота и какой-то химии. Так пахнут люди, одетые в секонд-хенд.
Я не знал, есть ли в моей каюте душ. Но почему-то проговорился о лишней койке, хотя и не собирался.
Лида позавидовала, улыбаясь, она рассказала, что у нее двенадцати местная каюта. Но это, по ее словам было неплохо, так как это ровно столько, сколько требовалось бы для всего ее коллектива.
Лида говорила о своем коллективе, как будто была руководителем оркестра, или балетной труппы.
Мы выбросили окурки в море.
Человек на рецепшине быстро оформил мое поселение, выдал ключи и карточку питания. Лида была в очереди за мной, но сказала, чтобы я ее не ждал, она придет сама, как только закончит регистрацию.
На удивление я быстро сориентировался на корабле. В коридорах, везде висели указатели и вдоль стен были прибиты поручни, как в лифте гостиницы.
В номере была двухъярусная кровать, душ и туалет. Правда, не было окна, я немного расстроился этому факту, так как плыть предстояло два дня.
Я проверил, есть ли вода, включил телевизор и налил себе выпить.
В дорогу я купил пять бутылок водки. В поезде выпили две, попалась веселая попутчица, учительница младших классов. Ночью я пришел к выводу, что сценарии к порнофильмам пишутся из жизни, настоящая учительница, ее рот, по разным поводам, не закрывался всю ночь. Благо, что она не говорила о мозге, Боге, бессмертии и Марсе.
В перерывах между сексом, я выслушал увлекательную историю ее многодетной семьи из города Килия, как они, двенадцать разновозрастных и разнохарактерных людей всю жизнь ютятся в маленькой квартире. Это был бесконечный сериал, с буйством страсти, ненависти и любви. Никогда бы не подумал, что мне интересно слушать такую хрень, но последние события сильно изменили людей.
Большего всего в жизни, учительница хотела утереть нос, всем своим соседям, друзьям, знакомым. Поэтому, заработанные в будущем деньги, в мечтах тратила только на роскошь.
Я вспомнил, как она постоянно выкрикивала «тейк ми», «фак ми». В грязном купе поезда Киев-Одесса, эти фразы звучали странно, как будто мы, тайком от родителей, игрались во взрослых. Кроме того, я никак не мог оторвать взгляд от ее бесцветных сосков. В мелькающем свете фонарей, мне казалось, что они вот-вот покраснеют, и учительница после этого прошепчет, что-то приятное, по-русски, например, какой я сильный.
Я попытался избавиться от воспоминаний, выпил и закурил. Жаль, что воспоминания, как и сны нельзя убить, и они никогда не покончат с собой.
По радио объявили об отправлении корабля. Я решил подняться на палубу.
Вдоль бортов стояли люди, наблюдая, как корабль выходит в море. Я пошел на корму, чтобы смотреть на берег.
Под винтами бурлила мутная, ржавая вода, корабль оставлял за собой пенящийся след, и довольно быстро набрал скорость, держа курс на горизонт.
Рядом со мной стояла парочка, он и она. Я не видел лиц, слышал только голоса.
Парень крепко обнял девушку за плечи, и время от времени целовал ее волосы.
Краем глаза я увидел блик вспышки и повернулся. Камера закрывала лицо фотографа, я удивился тому, что это был «Polaroid». Снимок торчал, как высунутый язык, вспыхнуло еще раз, и прежде чем вылезла следующая фотография, ловкие девичьи пальчики вынули предыдущую.
Девушка помахала снимком в воздухе, показалось, что поднялся ветер, а парочка еще крепче прижалась друг к другу.
Я подумал, что фотограф взвешивает его и решает, отправить снимок в море, или оставить. Но девушка дождалась, пока ветер станет сильнее и решительно разжала пальчики.
— Досадно, — сказал я, наблюдая, как фотография поднялась в воздух и выпорхнула в море.
Она рассмеялась.
— Нет, это я отправила почту, — ответила она.
Девушка протянула мне следующую фотографию. На белом ободке было написано черным шрифтом: «верни снимок, получи подарок на www.wavemail.tv. №1».
— Рекламная компания Polaroid, Даша, — она протянула руку.
— Снимки, сделанные Polaroid не боятся воды, — сказала она, и знаком показала, что вторую фотографию я могу оставить себе.
Даша была фотографом супернатуралом, сверхъестественным, как она объяснила, когда представилась. Ее философия состояла в том, что запечатление мгновения – это одновременно восторг, секс и акт рождения, акт начала новой жизни. Она говорила о Polaroid, как об андрогине, у которого есть утроба, вагина и член. Все это позволяет фотоаппарату восхититься реальностью, и от этого восторга родить дитя, от самого себя.
— Самое приятное, что я принимаю роды, и определяю судьбу ребенка, — говорила она.
— Зайдешь на мой сайт?
— Конечно, — ответил я. — У тебя свежее виденье жизни, — мы оба рассмеялись.
— Это рекламный сайт, он приносит мне доход, ничего не будет свежего, кроме подарка, — сказала она.
— Это здорово, я давно не получал свежих подарков. Андрей, — ответил я, представившись.
— Хочешь быть двенадцатым участником акции?
— Это деловое предложение?
— Да.
— Хочу, — я подумал, что уже был первым, и третьим был, двенадцатым быть, наверное, забавно.
— А в чем состоит мое участие?
Даша открыла сумку и достала камеру Polaroid.
— На твоих снимках будет стоять №12. Если 25 фотографий, сделанных тобой, выброшенных в море, вернут компании, получишь контракт на съемку рекламы. Фотоаппарат, конечно же, остается тебе.
— А если я смошенничаю? Просто попрошу знакомых отослать фото.
— А смысл?
Девушка искренне удивилась моему предположению.
— Не буду полагаться на судьбу, — продолжил я.
Она засмеялась.
— Я не предлагаю участие людям, которые не полагаются на судьбу. Еще встретимся.
Я остался один. Отведя руку в сторону, я сделал первую фотографию, себя на фоне уплывающей за горизонт Одессы. Повесив камеру на руку, я держал перед собой два снимка, на которых было отчетливо видно мое лицо. Я увидел, что похудел, скулы обозначились четче, даже появился волевой подбородок. Смотреть на фотографию совсем не то, что глядеть в зеркало. Изображение никогда не подстроится под тебя, как это делает отражение.
Polaroid родил двух меня, одинаковых и разных близнецов. Я вспомнил слова Даши и вдруг понял, что эти оба я, сильно отличались судьбами. Не было вопроса, кого оставить, а кого бросить в море, судьба снимка сделанного мной, была предопределена, потому что на белом крае фотографии, четко виднелась цифра №12.
Я подумал, что воспоминания, как и сны, теперь нельзя даже утопить в море.
— Ты рад меня видеть?
Передо мной стояла Лида. Я рефлекторно навел фотоаппарат и нажал на кнопку.
Она прищурилась на вспышку и спросила, зачем мне ее фото.
— Это не мне, — ответил я и выбросил оба снимка, с номером двенадцать, в море.
— Волновая почта, — я перевел название сайта, получилось не очень складно.
— Волновая? – переспросила она.
— Морская, водная, стихийная, случайная, — подбирал я слова, но нужного не находил.
— Есть бутылочная почта, а это фото-почта. Попала в беду, нашла «полароид», сфотографировала послание и бросила его в воду, волна, может быть, вынесет снимок на берег, в целости и сохранности, и тебя спасут.
— Я еще не попала даже в душ, — сказала серьезным тоном Лида, — а ты уже про беду.
— Ну, мой душ не обязательно предполагает беду, — возразил я.
Она попросила сигарету, и закурила, внимательно разглядывая влюбленных.
— Интересно, — сказала она, повернувшись ко мне.
— Эти двое, если бы вдруг оказались на необитаемом острове, с твоим фотоаппаратом, чтобы фотографировали?
— Ты про кораблекрушение?
— Да. Вот они выжили, двое, обессиленные и счастливые лежат на берегу, и видят, как волна прибила к берегу твой «полароид» — ответила Лида.
— Мне значит сразу хана, утонул? – рассмеялся я.
— Узкая полоска песка посреди бескрайнего океана, ни растительности, ни камней, за которыми можно укрыться от ветра, — продолжала Лида.
— Жестко!
— Ну да… вот такая судьба, сказала она.
— По всему видно, что они любят друг друга. Это так трогательно, они прижимаются телами, он нежно поглаживает ее, глубоко вдыхает ее запах. Она покорна, но видно, как сладко ей от таких прикосновений. Что будет, когда пройдет радость от счастливого спасения, и они поймут, что обречены?
— Считаешь, что в такой момент они отпустят друг друга и возьмут в руки фотоаппарат? Я думаю, нет.
— Ну почему нет, — возразила Лида. – Ведь не сразу станет понятно, что они обречены. Например, наступит утро, встанет солнце, которое согреет их и высушит одежду. До того, как их начнет мучить жажда, они смогут сфотографироваться на фоне зари. В море это красиво, и они еще оба будут полны надеждой на спасение.
— Как они сфотографируются вдвоем?
— Сделают из песка горку, заведут таймер, и быстро обнимутся, — фантазировала Лида. – Потом вынут снимок, и будут вглядываться в появляющийся образ.
— Первым, они увидят короткую полоску берега, позади них, который накрыла волна, и море до самого горизонта. Потом поднимут глаза, и та же картина предстанет перед ними впереди.
— У них будет фотография заднего вида, — пытался я пошутить, но было видно, как Лида не обратила внимания, ей нравились собственные размышления.
— Это красиво, — продолжала она, — представь.
Это был действительно сильный образ. Четыре стихии: воздух, вода, земля и любовь. Все это можно было смешать, получив поразительные краски на палитре «полароида». Я думал такими словами, как будто писал заметку, для своего блога.
— Но если она умрет первой, он сможет попытаться задушить себя ремнем от фотоаппарата, — я продолжал размышлять.
— Хотя, ему вряд ли это удастся. На третий день, силы их оставят, он сойдет с ума от горя, жажды и невыносимой жары, — резюмировал я.
— Думаю, нет, на пятый, они смогут пить мочу друг друга, и так протянуть пару лишних дней, — возразила Лида.
— А каким будет последний снимок?
— Он отплывет от островка и сфотографирует ее на берегу, а потом погрузится под воду, нырнет, ляжет спиной на дно, поднимет фотоаппарат, и одновременно вдыхая воду, сделает снимок.
— Ты больна, — сказал я, — пойдем, пока ты будешь мыться — я напьюсь.
— Представь, — продолжала она, не слушая возражений, — фотография всплывет, как будто это гильза от отстреленного патрона, с помощью которого влюбленный покончил с жизнью.
— Гильзы тонут, — возразил я Лиде со знанием дела, и пошел в каюту.
Образ мне действительно понравилась. По дороге я представил, как такой снимок волна прибьет к берегу, где-то между Симеизом и Кацивели. Мало кто обратит внимание на кусок грязной бумаги, и фотография проваляется в куче мусора, барахтаясь среди огрызков арбуза и полиэтиленовых кульков. А потом придет шторм, снимок будет бить о скалы, пока он чудом не застрянет в щели между камней. Когда шторм утихнет, на берег выйдут влюбленные, целоваться и искать красивые камушки на память. Одна такая парочка остановится у этой скалы, увидит фотографию, и она скажет ему:
— Посмотри, какой урод.
А он ей ответит.
— Я думал, что такие фотографии не делают уже лет пятнадцать.
Влюбленные станут бросать в снимок камни, пока один из них не попадет в цель, отправив фотографию назад, в кучу мусора.
Я не делился этой мыслью с Лидой, и решил сделать фотографию, которую обязательно подберут. Когда мы вошли в номер, она не просила меня отвернуться, а стала быстро раздеваться, аккуратно складывая вещи на верхнюю койку. Было впечатление, что ей очень хотелось мыться.
— У тебя нет паразитов, или чесотки? – спросил я.
— Нет, не бойся, просто я мечтала об этом несколько дней.
— Ладно. Ты не против, если я сделаю фото?
— Фото? Я подумала ты захочешь минет, — ответила она.
— Я только что прочитал, о редком штамме гонореи, который не лечится, и который исследователи обнаружили во рту японской проститутки, теперь минет не хочу, прости.
— Правда? Я не знала, что гонорея передается оральным путем.
— Классику читать надо, — сказал я.
— А причем здесь классика? Надо чаще проституткам рты исследовать.
Говоря это, Лида показала мне язык, прошла в душ и закрыла дверь кабинки. Сквозь матовое стекло, я отчетливо видел ее обнаженный силуэт. Она была красивая.
— Не обижайся, у Куприна есть повесть «Яма», Яковлева играет в фильме.
— Яковлева, та, которая «Каменская»?
— Ага, но для меня «интердевочка», — сказал я, чтобы подчеркнуть разницу в возрасте между нами.
— Ты про эпизод с сифилисом?
— Да.
— Так Тамару в фильме играла Догилева, «Блондинка за углом».
Она вытерла рукой пар на стекле и снова показала язык.
Я закурил, решив больше не умничать, налил и выпил.
— Слушай, побудешь в каюте, я схожу куплю еды?
— Хорошо, только забери с собой все деньги и документы? – сказала Лида в ответ.
— Чтобы не было потом вопросов.
Я согласился, спрятал в карман кошелек, и пошел искать ресторан.
По дороге я подумал, надо было ее спросить, что купить. Лида мне понравилась. Легкость, с которой она общалась, располагала к себе. Я так отвлекся от всех этих разговоров, об одинаковых снах, что теперь даже не понимал, зачем пью.
В ресторане было шумно и людно. Громко играла музыка. Когда я делал заказ, меня окликнули сзади, это была Даша.
— Ну как, сделал хоть одно фото?
Потом посмотрев на количество еды, которое я собрался унести спросила.
— Проголодался?
— Не особо, нашел себе попутчицу, вот решил покормить,- ответил я.
— Видела, ты не разборчив в связях, — сказала Даша безразлично.
— Хочешь с нами пообедать, я угощаю, — спросил я, между прочим.
Даша неожиданно согласилась.
— У тебя большая каюта? Я познакомилась с ребятами, может ты их видел, они стояли рядом, на корме, когда мы отплывали из Одессы. Пригласишь их? – сказала она скороговоркой.
— Почему бы и нет? Места должно хватить, — я быстро согласился.
Мы докупили шампанского и фруктов. Половину взяла Даша.
— Представляешь, они только поженились, купили круиз по Черному морю, свадебное путешествие типа, а попали на паром Одесса-Стамбул. Она засмеялась, продолжая рассказывать про ребят.
— В каюте для новобрачных, оказалось еще два человека, женщина из Мариуполя с сожителем, которые едут за дубленками и выходят из каюты по одному, сумки стерегут. Представляешь?
Я не представлял, потому что про ребят, мне уже все рассказала Лида, и ее история мне нравилась больше.
— Бывает, — без энтузиазма ответил я.
Лида встретила нас, завернутая в полотенце. Ее тело, в отличии от одежды, было молодое и свежее. Аккуратно выбритая, она походила на подростка.
— А ты любвеобильный, — сказала она вместо приветствия.
— Это для меня? Спросил я, указывая на низ ее живота.
— Нет, для себя, — ответила она, не стесняясь, потом спросила, — придет ли еще кто-то?
— Да скоро будут ребята, которых ты час назад убила, на необитаемом острове, ответил я.
Даша с интересом слушала наш разговор, не выпуская из рук продукты.
— Отвернетесь, или мне так одеваться? — спросила Лида, сбросила полотенце и взялась за одежду.
Мы отвернулись и стали раскладывать продукты.
— Может я не вовремя напросилась на ужин, — спросила шепотом Даша.
— Все нормально, мы только что познакомились и еще ничего не успели запланировать, ответил я.
Лида, не обращала внимание на неловкость, вызванную ее появлением из душа. Она быстро оделась и открыла дверь, чтобы выветрилась влага. Даша ушла за молодоженами, и мы остались одни.
— Хочешь, ночуй здесь, — сказал я, чтобы прервать молчание.
Лида взяла бутерброд, усевшись на койку, поджав ноги по-турецки. Волосы толстой прядью спадали с ее левого плеча, обрамляя красивый овал лица с одной стороны.
— Можешь сфотографировать, — сказала она.
Я навел «полароид» и сделал снимок.
— Только не публикуй в интернет.
Она взяла фотографию и подула на нее.
— Она уникальная. Знаешь, когда всем стали сниться одинаковые сны, я перестала копировать и пользоваться копиями.
— Ну вот, — подумал я, — сейчас начнется.
Я сел на корабль, и уплыл в Стамбул, только для того, чтобы не слышать разговоры, об одинаковых снах. Это был единственный выход, уехать туда, где ты никого не понимаешь. Я знал, что говорить не прекратят, но надеялся, что меня уже этот бред не коснется.
— Я не помню свои сны, — соврал я.
— Счастливчик, — она посмотрела с завистью.
— И никогда не помнил?
Я хотел врать дальше, сказать нет, но я видел сны. Я помнил, как это противно делить сны с семью миллиардами людей. Каждая ночь была похожа на посещение общественной уборной, где ты, вынужден испражнятся на глазах у огромной толпы.
— Сейчас нет необходимости видеть сны, мне мои сны рассказывают по радио, телевизору, и в нтернет. Их обсуждают, толкуют, — ответил я.
Лида разлила водку по стаканам. Давай выпьем. Потом посмотрела на меня и рассмеялась.
— О чем я говорю, ты не просыхаешь, наверное, месяц.
— Около того. Слушай, ты ведь не проститутка? – сказал я с уверенностью.
— Нет!
— А кто?
— Пианистка.
— А как так случилось, что ты здесь?
— Будешь смеяться, — ответила Лида. – Я жертва ограбления, украли все, вещи, деньги, билеты на самолет. Но я не сдалась. И вот я здесь.
— Понял. В Стамбул, значит действительно на концерт.
Я не удивился. Такое бывает в жизни.
— А про минет, ты пошутила?
Лида выпила и закусила огурцом.
— Нет, ты мне нравишься, я наблюдала за тобой в порту, ты слонялся по залу, шарахаясь то от людей, то от телевизоров. Это было забавно. Так что, если получится секс, взаимный минет не исключается.
— У вас это как-то по-другому называется, — сказал я.
— Как это не называй, смысл не меняется, — она налила себе еще раз.
Я уже был достаточно пьян, когда Даша вернулась одна, без молодоженов. Она была красная от злости.
— Можно я выпью? — Сказала она и выпила. Потом грязно выругалась, долго перечисляя все известные ей матерные слова, как будто отвечала на экзамене.
— Это невозможно! Вокруг одни сектанты. Все человечество братья, мы частицы Бога, мы избранные, мы вошли в эру Водолея, новая жизнь, пятое измерение, — она кривляла невидимых собеседников. – Бред!
Воцарилось молчание. Стало ясно, что никуда не деться от снов. Но я подумал, что день, в целом выдался не плохой. Я встретил единомышленников.
— А давайте сфотографируемся, все вместе? – предложил я. – На память.
Но Лида обняла Дашу и поцеловала в губы.
— Сфотографируй лучше нас вдвоем, — предложила она.
Даша не сопротивлялась, охотно откликаясь на все Лидины прикосновения.
Я сделал много фотографий, таких, в которые никакие влюбленные в мире, никогда не бросят камень. Это были прекрасные снимки.
Я не заметил, как уснул. Как и всему человечеству, мне снились марсианские пейзажи и бесконечный космос, в который я время от времени кричал, зовя о помощи. Я видел, как по направлению к Земле, мимо меня пролетел астероид, и как Земля вспыхнула ярким светом, я почувствовал запах гари и увидел, как огонь пожирает Лиду и Дашу, и подумал, как это красиво, они не шевелились, не бились в агонии, а просто улетали вверх вместе с дымом.
