Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

Давай будем дружить. Всегда!

Дружба бывает разной. Есть дружба между людьми, есть дружба среди животных,  есть дружба  людей и зверей, и  есть дружба  людей и птиц.

Существует пословица: «Дружба не гриб – в лесу не найдёшь», но,  оказывается, найти её можно и в лесу. Как правило, инициатором дружбы выступает сам человек, реже – животное. При постоянном пребывании человека в лесу, да ещё в одних и тех же местах, лесные животные привыкают к нему. Они перестают его бояться, а если человек сам относится с уважением к лесным обитателям, то вскоре хозяева леса не обращают на него никакого внимания и занимаются своими делами, а иной раз и дружбу заводят с ним.

 

 

Был такой период, когда мы  занимались научными исследованиями более десяти лет на одних и тех же стационарных опытных участках. Уходили в таёжные леса в марте – апреле, а выходили в сентябре, иногда даже в ноябре. В один из летних полевых сезонов рядом с моим лагерем жила лосиха с лосёнком.  Вернее будет сказать, что это я временно проживал в их лесном доме. Первое время они сторонились меня, а через месяц  уже  ходили рядом со мной, не обращая на меня никакого внимания,  как будто меня тут и рядом не было.  Другие лоси вели себя примерно так же.

Не обходилось и без ЧП. Однажды, при переходе, лосиха с лосёнком и группой своих собратьев направились прямо в лоб на студентку-лаборантку, которая занималась замером диаметров деревьев на опытном участке.   Студентка подсознательно, в самый последний момент,  решила присесть и сделаться совсем маленьким человечком – меньше лосёнка. Лоси остановились в двух метрах, уставились на маленький живой комочек, постояли, подумали и обошли в метре от неприметного кроткого создания.  Лоси удалились, а  лаборантка сразу же прибежала к нам и поделилась впечатлениями. При этом глаза её были необычно большими, ну впрямь, в пол-лица!  Выходит, что они – лоси, на этой территории считают себя  хозяевами, а все остальные – уж как-нибудь постарайтесь, пожалуйста, не мешаться тут у них под ногами.

Как-то в один год крупная гадюка облюбовала небольшой пригорочек с сосной и часто грелась здесь на  солнышке.  А я практически ежедневно не спеша подходил к дереву,  снимал параметры и, записав данные, шёл дальше своим маршрутом. К середине сентября змея так привыкла ко мне,  что  даже не удосуживалась головы поднять и хотя бы поприветствовать меня этим жестом.  Иногда, в жаркий полдень, когда я отдыхал, лежа на постельке из ветвей и кедровой хвои, она проползала по своим делам в метре от меня. В общем, при таком доброжелательном моём отношении ко всем лесным обитателям на этой территории получалось, что для большинства из них «я здесь   никто, и звать меня – никак».

Самым недружелюбным и недоверчивым был ворон. Я ходил постоянно  мимо его гнезда по одному и тому же маршруту несколько летних сезонов, но он всегда держался настороженно что  в первый сезон, что в последний, и никогда мне  не доверял. Всякий раз при моём появлении у гнезда ворон высказывал недовольство  и крепко ругался.  Русскому человеку переводить не надо, что он высказывал мне – по какому адресу мне следовало бы удалиться. Если же я задерживался, то он садился на вершину сосны и от негодования рвал клювом её ветви и кричал: «Уйди мужик подобру-поздорову, уйди говорю и вообще, мужик!  Шёл бы ты лесом!». 

Но было и другое отношение ко мне  со стороны моих лесных соседей.

Сойки, сороки, поползни, бурундуки,  зяблики, глухари и даже гадюка держали меня за своего собрата. Первые всегда просили покушать, и я им,  по возможности, не отказывал, а потому дружба наша с каждым днём всё больше  укреплялась. Особенно шибко дружить со мной  они предпочитали во время моего обеда.  Придёшь, бывало, в лагерь, а сойка, как бы случайно, уже тут как тут. Сядет на вершину ствола сломанного молнией дерева, от нетерпения пританцовывает и головушку то на левый, то на правый бок  клонит и поглядывает на тебя как бы нехотя. Я обычно кидал ей  сушку или хлебушек, и  она, тотчас  слетев, ловила подарочек на лету, словно собака, и улетала на  какое-то время.  Тут же заходили в гости ко мне   бурундуки и  мыши, прилетали поползни, возвращалась сойка… И наша дружба продолжала процветать.

Прямо скажем, некоторые из друзей вели себя, мягко говоря, не совсем  почтительно: садились мне на голову,  на плечи, на руки,  на колени, прямо в чашку с едой и даже иной раз заглядывали в карманы. Каждый вечер на сосну, стоящую рядом с лагерем,  прилетал глухарь. Почему ему понравилось это дерево, мы так и не поняли. Прилетев, глухарь не обращал никакого внимания ни на нас, ни на костёр, ни на разговоры, ни на бытовой шум. Он  так и оставался на сосне до утра. Получается, что крона этой  сосны была его спальней.   Кто меня и уважал в тайге, так это медведь. Правда дружить он не хотел, хотя я был бы и не против завести себе такого друга, потому как скучновато бывает одному в тайге, да ещё при многочасовой однообразной работёнке. Однако Топтыгин  вообще не допускал никаких вольностей в наших  отношениях. Как я понял, уважал он меня очень сильно. Как только учует или услышит меня, так стон стоит по тайге – это  Миша  мчится не ко мне – дружить, а прочь от меня, ломая и круша  всё на своём пути.

А в этом сезоне я подружился с птенчиком зарянки, причём инициатором дружбы был сам птенчик.  Корчевал я ивняк  и заметил, что небольшая  птичка с рыженьким пятном на груди вдруг стала летать вблизи и вокруг меня и садиться рядом. На другой день она уже бегала возле самых моих ног, и я боялся при движении ненароком наступить на неё. Это продолжалось каждый день. Иной раз отбросишь срубленную ветку, а птенчик, оказывается, сидит как раз на месте её падения.  Ловко увернётся он и снова летит к тебе без всяких там обид. Как говорится: «Ничего, бывает. Пустяки все это – дело-то житейское». Но вот работы в ивняке были закончены, и мы перешли на другое место – поодаль от него. А птенчик, завидя меня, всякий раз, даже в сумерках, всё так же подлетал и садился рядом.  Часто внимательно смотрел  на меня и как бы спрашивал: «Как жизнь-то, мил человек? А давай с тобой дружить будем – всегда-всегда!».

Даже малейших признаков какой-то боязни или недоверия ко мне с его стороны я не замечал, что было весьма необычно и трогало мою душеньку. Ведь дружил он со мной не во время обеда, как некоторые тут, а так –  совершенно бескорыстно. Ему просто нравилось быть со мной рядом. Так, птенец синицы в день своего вылета из гнезда не подпускал меня к себе и на пять метров. А этот – летит к тебе из лесных дебрей сам, прямо под ноги, и не для того, чтобы угоститься, а просто так – пообщаться и побыть   рядом с тобой в удовольствие, т.е. дружбу поводить.

Бывало, вернёмся мы в это место через неделю, а он сразу же и подлетит, усядется на веточку, что поближе, и здоровается по-птичьему с тобой, а потом  слетит на землю и  путается у тебя под ногами, словно ласковая собачонка.  Очень непривычно было для нас такое поведение птицы. Доверие с его стороны было абсолютным, и продолжалось наше общение примерно два месяца, с августа  до   середины сентября, а затем –  с началом массового пожелтения листвы –  птенчик разом исчез. Видимо, отправился наш дружочек в Северную Африку или на юг Европы  зимовать.

Останутся эти необычно тёплые встречи в нашей памяти навсегда. Следующей  весной мы снова будем  с нетерпением ждать  встречи с нашим добрым, бескорыстным и таким милым другом –  бывшим  когда-то маленьким птенчиком зарянки.

 

Вернуться в Содержание журнала



Перейти к верхней панели