В ноябре этого года исполняется 110 лет со дня рождения известного уральского писателя, замечательного журналиста и краеведа – Юрия Михайловича Курочкина. Во многом благодаря его стараниям был возрождён журнал «Уральский следопыт» в конце пятидесятых годов, достигнута его популярность на десятилетия. Возглавив отдел краеведения, Курочкин редактировал профессора Клера и Тимофеева-Ресовского, вёл переписку с Циолковским и Курчатовым. О его активной жизненной позиции, творящей чудеса, испытаниях и свершениях рассказывают письма, сохранённые его семьёй.
На книжной полке рядом с моим рабочим местом стоят книги с дарственными автографами от отца: «Из театрального прошлого Урала», «Уральские находки», «Памятные встречи», «Бабушка Уральского театра» – все они об уральских мастерах и созидателях. Наиболее известная его книга «Тобольский узелок» – о последних месяцах жизни семьи Романовых. Наиболее дорогая лично мне – «Книжные встречи» –посвящена памяти его жены и друга – моей маме. В небольшой книге «Екатеринбург в лицах» стараниями автора вырваны из забвения многие имена.
Воспоминаний отец почти не оставил, но в личном архиве отца его стараниями и заботами жены Анны Павловны сохранилось много подлинников документов, фотографий, свыше 700 писем семье и родным, написанные им с 1933 по 1980-е годы. Отец часто описывал события по горячим следам, поэтому в них сквозит дух времени. Из автобиографии: «Родина моя сердце горнозаводского Урала, Чусовской завод, Я родился там 11 ноября 1913 года в семье учителя и учительницы железнодорожной школы. В Чусовском наша семья прожила недолго – когда мне исполнилось полтора года, семья переехала в город Кизил, а в 1916 году в Екатеринбург – к бабушке. Здесь я и «встретил» Октябрьскую революцию».
Дом на Гимназической
Одна из интересных фотографий того революционного или смутного времени датирована 5 мая 1918 года.
Юре идёт пятый год, он на плечах у дядюшки Леонида Порфирьевича, в гостиной родительского дома, стоявшего на берегу городского пруда. Этот дом № 24 на Гимназической набережной принадлежал его бабушке (семье Девятириковых). Мне вспомнилась фотография дома на другом берегу пруда, где в это же время за высоким арестантским забором находилась царская чета. Интересное совпадение событий по месту и времени нашло в жизни Юрия важное продолжение: спустя полвека вышла его книга – настоящее исследование об одной из загадочных тайн семьи Романовых.
Сохранились воспоминания отца об этих трагических и переломных для России днях. «…До сих пор не могу прояснить обстоятельство этого периода. Помню лишь Кунгур в дни, когда его оставляли колчаковцы, т.е. конец июля 1919 г. В 1917–18 гг. папа работал в Уралсовете в комиссариате труда. Вместе с ним я должен был и эвакуироваться в июле 1918 г. Дали ему вагон (часть?), в котором разместились все наши вещи. И мы сами, наверное. Жизни в вагоне совсем не помню, ни искорки. Похоже, что папы какое-то время с нами не было (помню беспокойство мамы). Потом мы с мамой в Кунгуре на какой-то даче недалеко от станции, у шоссе. И вот, что зримо помню: мы с мамой на балконе мезонина, я в красном пальтишке. На шоссе в 20–30 метрах, идут войска. Где-то в стороне станции густой дым пожара. Войска идут и идут. Среди группы конников двое смотрят в нашу сторону. Один поднимает винтовку и целится в меня (красное пальто), другой отговаривает его. Как говорила мама потом и мне и другим в моём присутствии, конник говорил, что вот де вышли красных встречать в красном, а другой отговаривал – дитё, дескать, ещё. Таковы реалии гражданской войны…»
До 1927 года семья живёт на родине моего деда Михаила Павловича в Юго-Осокино (село Калинино, Пермский край), где Юра закончил семилетку. Затем он возвращается в Свердловск, на Гимназическую набережную (переименованную в Набережную рабочей молодёжи), чтобы продолжить обучение. Школа-девятилетка № 1 размещалась в бывшей Вознесенской церкви напротив дома Ипатьева. Площадь перед ней получила название – площадь Народной мести, а самой школе присвоили имя Свердловского горсовета. Перед церковью в конце 20-х годов установили памятник Карлу Марксу.
К этому времени и в бывшем доме Ипатьева устроили филиал Музея Революции, основным экспонатом которого была расстрельная комната в полуподвале, куда водили экскурсии для пионеров и различных делегаций. В зимние месяцы, когда замерзал пруд, Юра переходил по льду и поднимался к школе на Вознесенскую горку, следуя мимо Этого дома.
Годы становления
Выдержки из автобиографии: «Осенью 1930 года… Свердловск. Рабфак Горного института (годичный курс) и, наконец, сам институт.
Со второго курса пришлось уйти: стипендия маленькая, а родители сами нуждались в поддержке. Поскольку в студенческие годы я уже частенько пописывал в газеты и журналы, то устроиться на работу в печать было проще. Поступил в дружный коллектив юных журналистов, делавших детский научно-технический журнал «Техника – смене» и областную пионерскую газету «Всходы Коммуны».
До сих пор храню самую тёплую память о годах работы там». В сентябре 1934 года в молодой семье Юрия и Анны Курочкиных родился первенец Владислав
Спустя два года главу семьи призвали в армию. «В августе 1936 года призвали в Красную армию. Служил в артполку, работал в дивизионной газете 40 стрелковой дивизии ОКДВА «На боевом посту».
Из записной книжки: «10 августа 1938 г. Третий день сижу на НП у самого озера Хасан. Очень часто обстреливает какая-то неуловимая шальная батарея. Сидишь в окопе и от свиста снарядов (своих и чужих) только голову вжимаешь плечи. Сидим в окопе вместе с комбатом. Очень славный парень. Со мной весьма приветлив и любезен, бережет меня и заботится обо мне. Интересное лекарство придумал себе для успокоения во время обстрела – курить. Как японец стрелять, я – курить, и чувствую себя спокойнее».
Из автобиографии: «Возвратившись в Свердловск по демобилизации, работал в Окружных военных газетах «Красный боец» и «Строитель». Азартно собирал материалы по истории культуры на Урале, главным образом по истории театра – области, до этого до этого почти совершенно нетронутой. Много и охотно ездил по краю, стремясь лучше познать его, много рылся в библиотеках и архивах. В самом начале войны, ещё не дождавшись повестки в военкомат, дождался… ночных гостей с чёрным вороном. Предъявленное через полтора месяца обвинение гласило, что я пытался изменить Родине путём побега за границу. Ибо в апреле 1940 года запрашивал письменно о возможности работы в магаданском журнале «Колыма», и кроме того, вёл антисоветскую пропаганду. Виновным себя не признал, но 10 лет получил».
Тёмная полоса
По делу об «антисоветской пропаганде» проходили Сергей Колпащиков и Юрий Курочкин. Первым рассматривалось дело Колпащикова, трибунал признал его виновным и приговорил к расстрелу. Слушания по делу отца начались во второй половине дня. В эти томительные часы ожидания отец снова вспоминал показания свидетелей, искал в них нестыковки и нелепости и снова обдумывал факты, доказывающие бессмысленность его побега за границу. Эту записку размером 10х14 см я нашёл, разбирая архивы отца. Как удалось её сохранить, остаётся только гадать.
Отец сам защищал себя. В ходе судебного заседания он сумел на фактах убедить судей в отсутствии намерения изменить Родине и был оправдан по этой статье. Расстрел был заменён на годы заключения: «Сначала в Ивдельлаге на Северном Урале пилил лес, копал землю, бил щебёнку». Выдержка из письма 1943 года, написанного из лагеря жене Анне Павловне: «10 марта. Вчера письмо пришлось прервать. Когда я писал последнюю фразу, вошли ко мне в помещение три рослых человека и набросились на меня, предварительно закрыв дверь. Один из них начал душить меня, а двое других стали рыться везде, в надежде найти мои съедобные и табачные запасы. Меня чуть не задушили (еле оправился), но ничего не нашли, по двум причинам: во-первых запасов у меня нет, а во-вторых, когда есть, я их держу теперь только в складе, а не здесь. Ну, это в сторону, и продолжим письмо, ибо я, всё же, жив и здоров, хотя и помят немного».
Что помогло выстоять
«Вынесенные из института знания топографии, специальности весьма нужной в строительных предприятиях НКВД, помогло стать геодезистом-топографом на изысканиях, проектировании и строительстве железных дорог. Весной 1944 года по именному спецнаряду ГУЛАГа был переведён в Закавказье, в распоряжение начальника строительства № 108 для работы в качестве геодезиста на строительстве ответственной железнодорожной ветки в высокогорных условиях».
После войны отец работает диспетчером строительства южного участка железной дороги Кировабад – Дашкесан – Алабашлы – Кущинский мост. Через 3652 дня после ареста 11 июля 1951 года Юрий Михайлович был освобождён, но клеймо «враг народа» сменилось на новое клеймо – «ссыльный». В Свердловске жить и работать ему было запрещено, и отец выбрал для дальнейшей жизни Нижний Тагил. Он нашёл работу по специальности строителя, приобретённой в годы заключения.
«Как ни долог день строителя, несколько часов в сутки удавалось выкроить и «для себя». И если десять предыдущих лет были отданы лишь обдумыванию будущей книги, то сейчас можно было засесть за неё с пером руке. Мало с чем сравнима радость человека, получившего возможность вернуться к любимому труду, к заветной задаче!»
В апреле 1954 года Юрию Михайловичу удалось прописаться в Свердловске и устроиться на работу в строительные организации города. А вечерами и в выходные дни продолжить работу над любимой темой об истории театра на Урале. В 1957 году выходит его первая книга «О театральном прошлом Урала».
Возрождение Следопыта
Неожиданная и приятная весть пришла в самом начале 1958 года: «Усилиями писательской организации Свердловска возобновился (а, точнее, организовался новый, но под старым названием) журнал «Уральский следопыт». Меня пригласили руководить отделом краеведения. Для меня это было приятным сюрпризом, возвращением к профессии, которую всегда считал своей единственной профессией, жизненным призванием. При отсутствии на Урале какого-то объединения краеведов, отдел вскоре же стал как бы организующим центром краеведения в крае».
Переписка с Леонидом Порфирьевичем Девятериковым, братом Нины Порфирьевны, матери отца, началась с тринадцатилетним пареньком Юрой и продолжалась до 1961 года. По воспоминаниям отца, это была «очень хорошая переписка, и она мне очень помогла стать культурным и воспитанным человеком». После смерти дяди Лёни письма Юрия Михайловича, адресованные ему, пополнили архив отца. Выдержки из этих писем рассказывают о первых месяцах его работы в редакции «Уральского следопыта» и как он понимает работу писателя и журналиста.
1958 год, 1 февраля. «Всё свершилось, как-то неожиданно и быстро. Позавчера днём мне позвонили из Союза писателей и сказали, что я приглашён редактором по отделу науки, техники и краеведения в новый журнал «Уральский следопыт», что обком партии уже утвердил, и что в 5 часов вечера мне необходимо уже быть в издательстве на совещании редколлегии. И вот я уже работаю… Первые недели придётся работать весьма упорно: первый номер, 8 листов объёмом должен быть сдан через 2 недели!!! В апреле он уже появится в свет. Поэтому я мечусь в поисках авторов, подбираю тематику, выступаю на встречах с учеными и т.д.
9 февраля. Следопытствую вовсю и театральное пока встало в стороне, ожидая, когда я сдам первые два номера, войду в «нормальный» рабочий день. …Организационный период очень смутный: лицо журнала ещё не определилось, у членов редколлегии – разные взгляды на его назначение, круг авторов не образовался, самотечные материалы слабы, а вокруг – ажиотаж, шум. …В одном сходимся: журнал должен быть интересным, увлекательным (важно не только, что сказано, но и – как). Это – во-первых, а во-вторых – должен не походить ни на один из существующих и существовавших журналов и стать самостоятельным, оригинальным со своим лицом. В первом номере этого целиком добиться, конечно, ещё не удалось, но – к этому будем стремиться.
28 февраля. Хотя вчера и сдали номер в производство, рабочее напряжение не слабело – поджимает второй номер, который полагается сдать к 5 марта (вместе с иллюстрациями!). У меня сегодня – «творческий день», но я весь день (дома) занят журналом – крою чужие статьи, добиваясь их удобочитаемости. Профессор Клер вспоминает о встречах с Нансеном в Екатеринбурге на 5 страницах машинописи языком газетных отчётов «Уральской жизни» 1913 года. Уважаемый профессор и ещё более уважаемый путешественник отняли у меня часа три на их причесывание. И, всё же, после машинки придётся чистить их. Некая Н.Розина рассказывает о встрече Ферсмана с горщиком Зверевым – опять час. Профессор Тимофеев-Ресовский повествует о меченных атомах и о своей работе с ними – ещё два часа (и – почти безрезультатно, т.к. нужно писать заново). Бирюков – о названиях дорог написал, неплохо, но – мало, обрывал на самом интересном. Пришлось послать на доработку, предварительно порывшись в десятке книг и предложить свой план очерка. Два письма: академику Курчатову и письмо Петряеву – по полчаса на каждое. И вот – дня и нет, а есть лишь усталость, хоть и не тягостная, но всё же – самая обыкновенная усталость, вполне законная после 10-часового сидения за столом».
Профессор Клер, Тимофеев-Ресовский, знаменитый Ферсман, – круг имён очень весом. Безусловно, эта работа не могла не обогащать самого редактора, и понятно, почему усталость ему была не в тягость. По рассказам отца в средине 60-х годов к нему обратились работники областного управления КГБ Свердловской области с предложением написать книгу об операции, проведённой уральскими чекистами в начале 30-х годов. Юрий Михайлович принял предложение и начал с привычной для него работы в архиве. Но, на этот раз в архиве КГБ. Дело за номером 2094 – «Романовские ценности» в трёх томах, на 704 листах с февраля 1941 года находилось в Свердловском архиве КГБ. С работой над книгой по времени и связано его обращение в октябре 1964 года в военную прокуратуру с просьбой о реабилитации. В следующем году отец получил документ о полной реабилитации.
Снятие судимости означает, как и амнистия – прощение за деяние, а реабилитация – восстановление в гражданских правах и признание отсутствия злодеяний. Отец взялся за эту работу, как всегда основательно. Ещё с журналистских времён привычка писать о том, что видел сам, позвала его в Тобольск, куда он стал ездить, чтобы познакомиться с городом и повстречаться с людьми, знающими об этих событиях не понаслышке. Большой жизненный опыт позволил ему описать в книге интересные портреты гранильщиков – участников тех событий. Интересным и достоверным получился рассказ о поисках царских сокровищ.
В 1968 году популярная серия библиотеки путешествий и приключений пополнилась новой книгой Юрия Курочкина «Тобольский узелок». Полвека назад ещё совсем юный автор и один из главных героев его книги несколько недель реально сосуществовали на разных берегах тихого городского пруда до трагической развязки под Вознесенской горой. Их сосуществование продолжилось в книге, которая выдержала несколько переизданий. Интерес к самой книге и описанной в ней истории не угас до сих пор благодаря живому и пытливому слову автора – продолжателя традиций Мамина-Сибиряка и Бажова.
