Но стоять на холоде хуже, чем заниматься делом. Мы принимаемся восстанавливать лагерь. Отцы угрюмые, молчаливые. Один только Чебыкин радостно изумляется всему и хохочет то над тем, что недопитый чай в кружках превратился в янтарный лед, то над тем, что ложки пристыли к тарелкам, то над тем, что Градусов задумчиво сгибает и разгибает как книгу, свои трусы, провисевшие на костровой перекладине всю ночь.
Демон и Люська сегодня дежурные. Грустя, Демон пробует развести костер. На мокрой газете у него покоятся два прутика.
– Не выйдет ни хрена, – говорит Борман, подходя сзади.
– Может, выйдет? — мечтательно предполагает Демон.
– Иди дров нарви, – тихо приказывает Борман. – А то я тебя убью.
Борман сам присаживается и разводит костер. Теперь Демон стоит у него за спиной и ласково наблюдает. Борман оборачивается.
– Я уже в лесу – лучезарно улыбаясь, быстро говорит Демон.
Борман заколачивает рогатины. Демон приносит тоненькую веточку.
– Что-то нет дров-то в лесу… озадаченно говорит он, ломает свою веточку и заботливо подкладывае в огонь.
– Воды принес? – стараясь быть спокойным, спрашивает Борман.
– Ой, забыл.
