Передо мной — рукопись без начала и конца. Открывается она с пятидесятого листа и обрывается на триста четвертом. И хотя на бумаге не сохранился полностью ни один водяной знак, ее вполне можно датировать второй половиной XVIII века. Палеографические признаки подтверждают, что сборник создан писцом-старообрядцем поморского толка, хорошо владевшим профессиональными навыками.
Красивый почерк: буковки прописного текста и малые инициалы написаны черными орешковыми чернилами, заглавия и большие инициалы — киноварью. Почти каждую главку (а их в книге уцелело 85) украшают нарядные инициалы пяти рисунков.
Текст на листах наиболее интересных новелл настолько затерт множеством прикосновений, что читается с трудом или его вовсе невозможно разобрать. Книга буквально зачитана до дыр.
Вообще к книге на Руси, а у старообрядцев в особенности, отношение было благоговейное. Книгами (хотя некоторые из них — настоящие произведения искусства) не украшали интерьер избы или палаты: их читали. И чем более замусолена, зачитана книга, тем нужнее она была людям. Обычно русская книга кирилловского шрифта привлекает меня своим графическим оформлением, но эту я прочел с первой до последней строки. И даже если судить только по заголовкам, то можно предположить, что книга составлена для читателя определенного возраста — юношеского.
«Да отверзнутся очи ваши духовные», «Взыди на гору высоку духовного разумения» — эти строки из книги вполне могли стать эпиграфом ко всему ее содержанию.
Книга эта нашла достойное место в фондах музея журнала «Уральский следопыт».
Конечно же, в сборнике немало материалов религиозной направленности — краткие жития святых, эпизоды из жизни подвижников и героев в тогдашнем понимании этих слов, приводятся и разные чудеса из христианской мифологии. В основном же это вроде сборника по этике. В небольшой по формату книжице — в ладонь величиной, а толщиной со спичечный коробок— первоначально было объединено, вероятно, около ста различных материалов, выписанных из патериков, прологов (кратких житий святых), катехизиса, сборников проповедей, сказаний, поучений, притч…
Этот сборник составил опытный, многознающий книжник. Можно уверенно сказать, что воспитанию подрастающего поколения старообрядцы-поморцы уделяли серьезное внимание. Доподлинно установлено, что грамотность в их среде была почти стопроцентной. Отец обязан был обучить грамоте детей, передать им свой жизненный опыт. Не оставались в стороне и сироты, заботу о них брали на себя родственники или община. В одном из материалов нашего сборника есть такие суровые строки: «Те отцы, что детей своих не учат целомудрию и законным вещам, не отцы суть, а детоубийцы».
В «Поучении о прелести и суетии мира сего и об умилении души и о лести бесовской в веке этом», произведении поистине поэтическом звучит горячий призыв не размениваться на мелочные делишки (например, «собирание тленных вещей»), которые отвлекают от высоких духовных помыслов. «Спеши делать добро, (ибо) жизнь коротка… Дни наши, как степь, проходят». Поэтому «не губи время жизни своей, данное на подвиг». В слово «подвиг» автор вкладывает стремление к духовному совершенству,- преодоление на том пути всех трудностей и препон.
Для достижения цели необходимо быть твердым до конца. «Душу имей, как воеводу, а тело, как воина», В выписке из Пчелы-книги читаем: «Благое творите всегда». Это завет на всю жизнь. И вовсе не случайно о душе говорится сначала, а о теле — после. Наши предки духовное ставили выше телесных потребностей. Сама жизнь человеку представлялась как постоянная борьба со злом во имя торжества добра, во что люди глубоко верили.
Зависть и ревность оценивались как большие пороки, недаром о них в сборнике упоминается неоднократно. «О, горе завидующему, ибо всегда в нем сердце его изнемогает, и всем он горек, и всем он враг… и по всем лицемерие творит и лесть кует, в лицо любовь высказывает и тут же клевещет, друзьям и прочим изменяет и каждого стравливает друг с другом».
В понятии «зло» русский человек объединял все дурное, вредное, плохое. Злом называлось несчастье, беда, напасть, противозаконный поступок, грех. В Словаре русского языка XI—XVII веков приводится более 250 слов с корнем «зло», в современном четырехтомном словаре русского языка под редакцией Бархударова таких слов только 75. Многие слова, образованные от корня «зло», навсегда исключены из обихода, потому что устарели и сами понятия, ушли из жизни вместе с явлениями, породившими их.
Об уважении родителей есть в сборнике нравоучение — «Слово, как подобает чтить отца и мать». На помешает и нам познакомиться с ним. Понятия «отец» и «мать» считались священными. Поэтому общепризнано было бесславным «поношение чадом мати». «Чадо,— обращался автор «Слова…» к читателю,— заступи в старости отца своего и не оскорби его в животе (жизни) его… не укори его. В хуле не оставляй отца и матерь свою».
Губительной для душ называют в «Слове…» и матерную брань. «…На подобает нам матерно браниться, ибо мать — родная каждому человеку, от нее он свет познал, она труды и болезни принимает… Мать — земля, от нее,питаемся и тмы (тьма — десять тысяч) благ приемлем… Кто матерно избранится, с тем человеком не подобает ни пити, ни ясти того дня».
Неоднократно авторы сборника возвращаются к теме накопительства, стяжательства, к тому, что мы сейчас называем вещизмом: «Не можно, чтобы вещи лежали втуне, без потребы». Яростно обличаются женщины, увешивавшие себя драгоценностями, эта страсть приравнивалась к порокам: «…Вред лют идет, где украшениям одежды попечение, то там от духовных вещей отделение и к земным вещам пригвождение». Вот как: пригвождение! Лучше не скажешь.
Проповедники яростно клеймят пьянство в своих филиппиках. «Уготована (пьяницам) вечная мука с разбойниками, ворами, прелюбодеями… Великие мужи и угодники божии пьянством сгублены были, цари владений своих лишились, сильные силу свою растеряли, храбрые от меча погибли, богатые обнищали, те, кто долго жил, да в пьянство впал, расстались с жизнью, а пьяницы, те и вовсе быстро умирают. А кто в пьянстве умрет, тот сам себе враг и убийца».
Вчитываясь в описание рая, невольно открываешь отношение церкви к человеческому труду: попавших в рай, оказывается, освобождают от работы. Церковное учение рассматривало труд как наказание человека богом за прегрешение. А рай в современной оценке достижений комфорта вовсе не выглядит так привлекательно, как для наших далеких предков. Вот что пишет об обитателях рая (мифических, разумеется) один ученый монах-богослов: «Не коснутся их студень мраз (мороз) и вар (жар) солнечный не обожжет, но будет им хлад и теплота вольная (по их желанию). Не будет их мучать жажда и голод. Но будет им пища и питие неизреченное, и вдыхать им не придется смрад, а лишь благоухание. Не войдет им в гортань горесть, но будет им сладость… нагие получат одежду нетленную». Вдобавок обещается услаждать слух жителей райских кущ пением ангелов — беспрерывно.
Много слов осуждения вызвали у авторов сборника и лентяи: «Поздно ложитесь и рано вставайте». А если лежать и прохлаждаться, то «добра не видать, чести и славы не получить и цветных риз (одежд) не нашивать, и медвяного пития не пивтти, и сладкого не едати». «Безумному и ленивому… добрым мужем не слыть, хозяином в доме не бывать и власти не иметь».
А это не тунеядца ли описание: «Оскомина на зубах, горечь на языке, печаль в гортани, сухота в печени. И такой человек, ленивый и лежнивый, в доме не хозяин, жене не муж, а детям не отец, добрыми людьми не признается…»
Составитель сборника поусердствовал в выискивании материалов о «злых (неправедных) женах». Если судить по подбору притч, то составителя едва ли можно назвать сторонником эмансипации. «Сыне,— восклицает автор,— если хочешь без печали, радостно жить, то не женись (скоропалительно, необдуманно), не то оба погибнете. (Безопаснее) человеку на необузданном коне ездить верхом, чем со злою женой жить, сварливой и прокудливой…»
Перед читателем проходит вереница разных персонажей — от разбойников и юнцов разгульной жизни до праведников, избравших целью своего существования беспрестанное нравственное совершенствование. В понятие души тогда входило не только религиозное представление о бесплотном существе, способном обретаться и отдельно от тела, но и богатства внутреннего мира, нравственные качества, характер человека. Ради достижения и сохранения в чистоте высоких нравственных идеалов, среди которых не последнее место занимала любовь к Родине, русский человек готов был пойти — и шел! — на любые лишения и мучения, даже смерть, и в этом заключалась его непобедимая сила.
