Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

24 июня 1941 года выпускники Балашовского учительского института должны были сдавать последний государственный экзамен. Но 22 июня началась война. Студенты пошли в военкомат, подали заявления — послать их на фронт добровольцами. Среди них был девятнадцатилетний паренек Венедикт Станцев, Свой государственный экзамен сдавал он на тяжких дорогах войны долгих четыре года. Экзамен на мужество и верность. 25 ноября в боях под Москвой Станцева тяжело ранило. Через несколько госпитальных месяцев, 22 апреля 1942 года, в день своего рождения, он снова в строю, снова лицом к лицу с врагами. Бои под Синявино и Мгой на Волковском фронте. Болота, стынь. Отчаянный натиск противника. Еще верящие в свое всемогущество фашисты и неколебимо уверенные в победе наши солдаты. Две силы. Одна правда. Выполнив задачу, обескровленная дивизия, стрелковая, уральская, 3-я гвардейская, отведена на переформирование. И опять — в самое пекло. Помните повесть Юрия Бондарева «Горячий снег»? Она о подвиге артиллеристов и пехоты, среди которой был и Станцев. Они стояли насмерть на пути танковой лавины Манштейна, стремящейся любой ценой прорваться к окруженным у Сталинграда немецким дивизиям. Навсегда запомнилось Станцеву село Васильевка на реке Мышкова. Просты и незаметны были их названия на степных просторах России. А стали в летописи войны вровень с высокими понятиями воинской доблести. Не выветрится гранит, не потускнеет бронза памятников и обелисков. Первой боевой медалью был награжден Венедикт Тимофеевич за эти бои. Награды же в. 1942 году давались скупо. Большой боевой путь выпал на долю Станцева. Миус, Каховка, Перекоп, Севастополь. Затем переброска с юга на север, сражения под Шяуляем, в Восточной Пруссии. Тысячу раз он мог умереть, но пощадила судьба. 60 лет исполняется нынче Венедикту Тимофеевичу. Юность прошла в окопах, под обстрелами, бомбежками, на переправах, в атаках. Еще во время войны он начал писать стихи, остался верен военной теме к сегодня, а значит — и юности. Он по-юношески подвижен, безогляден в дружбе, с ним молодеешь душой.  Станцев член Союза писателей. Многие его стихи, поэмы, баллады хорошо известны читателям. С «Уральским следопытом» у поэта-фронтовика давние и добрые творческие связи: совместные поездки и выступления перед молодежью, первые публикации на страницах журнала.

1
Мы шли по колено в воде,
с трудом поднимая ноги,
мы — это все,
что осталось от роты.
Лейтенант Костромин
сатанински ругался в бога
и в гроб, и в войну,
и в проклятое это болото.
Он шагал впереди,
переполненный злобой и местью,
и ругань его
громыхала средь сосен.
Еще до рассвета
нас было
без малого двести,
а после рассвета
осталось всего
сорок восемь.
Вернее, не шли мы — плелись,
окруженные талой водою, .
студеной водой,
погибая от жажды.
Хотя бы глоток,
один бы глоток после боя,
но каждый терпел,
и судьбу проклинал свою каждый.
В этом диком болоте
бой свирепствовал двое суток,
тысячи тел
вода едва прикрывала…
Наконец-то земля!
Мы упали, теряя рассудок,—
и сердце пропало,
и белого света не стало.
Я свалился под старую ель…
Шел сорок второй,
был месяц апрель…
2.
Речка —
узкая, узкая,
хрупкие льдины
плывут, похрустывая. ,
Речка —
чистая, чистая —
без кровиночки,
по берегам —
пушистые хворостиночки.
Пьет из речки
сама весна:
«Ах, как вода вкусна…»
Зовет, зовет нас
синь-река:
«У меня вода
голуба, сладка,
вы устали
в последнем бою,
я вас умою и напою…»
Ах, ты, речка, речка,
доброе сердечко,
мы бы душою
к тебе прильнули,
мы бы губами
к тебе прильнули,
да не пускают
немецкие пули. .
Речка —
узкая, узкая,
наша речка —
русская.
Ах, ты, речка,
трава-повитель…
Шел сорок второй,
был месяц апрель…
з.
Лейтенант Костромин
командует: «Вперед ! .»
Лейтенант командует,
а цепь не встает.
До речки шагов —
не более ста,
но стрельба из-за речки
очень густа,
и речная вода
холоднее льда,
и патронов — в обрез,
и сил — в обрез,
и жить хочется позарез.
Лейтенант Костромин
снова кричит: «Вперед! ..
Лейтенант кричит,
а цепь не встает.
Лейтенант в упор
на меня глядит:
« Ты — комсорг,
вставай и веди!..»
Я не зову никого,
не веду,
я просто встаю
и к речке иду,
думаю грустно:
«Ну что, боец,
вот и тебе
геройский конец…»
Пули звенят,
пули грозят,
пули приказывают:
«Н а -з -з -з -з -з -а д ! »
А я уже в речку
по пояс вхожу,
винтовку, подсумки
повыше держу.
Вода уже льется
за воротник,
все тело мое,
как безумный крик,
я будто глотаю
лед из огня,
будто вбивают
гвозди в меня.
Еле влезаю
на берег другой,
курок у винтовки
тугой-претугой.
И слева палят,
и справа палят…
Сколько же силы
у наших ребят?
Речка давно
где-то там — за спиной,
опять в меня входят
жажда и зной…
Боже, забыл я
из речки напиться ..
Лейтенант Костромин
кричит: «Закрепиться! »
Я лежу под березой
без воды и без хлеба,
пар от меня
тихо уходит в небо. .
А где- то звенит
и поет капель…
Шел сорок второй,
был месяц апрель ..
Я пил,
и крепло мое сердце,
и сила юная росла.
Вот так,
в канун вишневого цветенья,
я отмечал свой день рождень
Двадцать, ах, двадцать,
годок золотой…
Был месяц апрель,
шел сорок второй..
4,
Без штыка на фронте не прожить,
он может все —
напарник верный:
колоть и бить,
вскрывать консервы
и перемерзлый хлеб крошить.
О т удара чуть качнулся ствол,
из раны сок холодный брызнул,
и был тот сок —
посланцем жизни,
и был тот сок,—
как хлеб — на стол.
Мне береза матерью была,
а я ее
грудным младенцем.



Перейти к верхней панели