Площадь Восстания. Старый центр древнего уральского города Туринска. Здесь — монументальный комплекс в память об участниках революции, гражданской и Великой Отечественной войн. Кто они, поднявшие знамена борьбы за Советскую власть? Более 20 лет занимался А. Новоселов краеведческими поисками, побывал в архивах Свердловска и Ирбита, Тюмени и Тобольска, встречался с участниками и очевидцами событий 1917—1923 годов.
Стаяли мартовские дни 1919 года. Туринский уезд находился в глубоком тылу колчаковской армии: все декреты Советской власти аннулированы, в селах и деревнях бесчинствуют офицерские и казачьи отряды, отбирая у крестьян хлеб и скот.
А тут новая беда: объявлена мобилизация в колчаковское воинство. По приказу командующего особой колчаковской сибирской дивизией генерал-лейтенанта Гайды от 26 февраля 1919 года призываемые должны явиться к сборным пунктам «в полном собственном обмундировании с достаточным запасом продовольствия». Не хватает у Колчакании солдат, ни обмундирования, ни продовольствия. Туго ему приходится на фронте под ударами Красной Армии, тают его полки от дезертирства.
… Второй день гудела, как растревоженный улей, старая базарная площадь. В синем небе поблескивали позолоченными куполами собор и Покровская церковь. Рядом, у изгороди — люди, лошади, сани. Из толпы доносится то звонкое пиликанье гармошки, то бабий плач.
Вот появились новые подводы с мобилизованными: это прибыли крестьяне Липовской волости.
Десятка два отчаянных мужиков наступали на воинского начальника. Тот, бледный и усталый, стоял в окружении конной милиции и тщетно пытался навести порядок. А рядом, прямо перед самыми мордами милицейских лошадей, размахивая руками и надрываясь в крике, метался черный, как цыган, Иван Пятков.
— Пущай расписку дают, что силом забирают, а добровольно не желаем! — кричал он.
— Не желаем! Не! — вразнобой поддерживала его толпа.
— Граждане свободной России! — пытался перекричать всех воинский начальник.— Мужики! Неужели вы хотите, чтобы большевики снова над вами верховодили? Я призываю к порядку! Все как один встанем за матушку-Россию! Ваши земляки из Пушкаревской волости вчера уже в вагоны погрузились!
— Врет он, мужики! — раздался сильный голос из толпы. Это не выдержал Андриан Малков,— Мы под Коркино подводы встречали: возвращаются домой пушкаревские.
— Давай, Андрейша, шпарь их! — поддержал однофамильца и своего закадычного дружка Мишуха Малков. Удалой и веселый у Андриана прав, верен он в дружбе — за то и любил его Мишуха, гордился им. Особенно после того, как, вернувшись с германской с унтер-офицерскими нашивками — за храбрость произвели, не прилип он к богатым, а в первый же день мироеду деревенскому Саватию заявил:
— Хватит кровушку нашу пить! Нынче в России власть советская. Ленин велел всю землю беднякам отдать. А не отдашь — силой возьмем.
Но не успел он землю забрать. Через неделю Липовскую волость белые захватили.
И снова стоял Андриан на площади, с которой уходил за царя воевать.
— Неча нам делать у Колчака! — горячо говорил Андриан.— Красные придут, как им в глаза глядеть будем? Они нам землю дали, а мы против них винтовки должны поднимать? Советская власть нам зла не делала, и мы против нее не пойдем!
— Молчать! — заорал воинский начальник.— Взять его!
Милиционеры послушно тронули лошадей, но пробиться сквозь подавшуюся толпу им не удалось. Люди напирали, хватая лошадей под уздцы.
Рядом с Андрианом появился немолодой солдат в барашковой шапке. Из-под распахнутой шинели тускло блеснули георгиевские кресты. Люди снова притихли.
— Мужики! Я две войны прошел! Не за что нам, мужики, воевать-то выходит. Была у меня при красных лошаденка — сейчас в колчаковский обоз забрали. Вот и меня силком в войско это загоняют. Не добровольцы мы, нет!
— Пр-а-вильно! — загудели одобрительные голоса.
— Кто это? — спросил Мишуха у стоящего рядом.
— Ляксей Юферов — полный георгиевский кавалер.
Шумело море голосов, все громче звучали горячие речи агитаторов.
К вечеру собрались бывшие фронтовики в избенке цальвей родственницы Андриана вдовы Мавры Белоноговой. В избе коптила семилинейная лампа со сломанным к подклеенным бумагой стеклом, в воздухе — дым от солдатских самокруток.
— Нужно немедленно забирать оружие у местной команды и уходить в тайгу,— настаивал Андриан.
Ему возражали: «С чем пойдем на эту команду-то, с голыми руками али с вилами?..»
— И все же иного выхода, кроме борьбы, у нас нот.
На столе, присвистывая, клубясь горячим паром, появился самовар. Мужики зашевелились, кряхтя полезли в свои котомки.
А в это время в большом доме купца Чиркова, что белокаменной крепостью возвышался над ветхими избенками города, совещались воинский начальник Зубов и начальник милиции Букин. Каменные стены в полтора аршина да воинская команда в полуподвале надежно охраняли их от взбунтовавшихся новобранцев.
Сам Чирков, купец первой гильдии, уже пять лет покоился в именной усыпальнице, сооруженной в ограде женского монастыря. Любил погулять, покутить после длительных поездок и удачных сделок разудалый купец. И погубили его однажды норовистые кони, хмельная голова да туринская улица крутая. А в доме остались две старухи — сестры купца. Медленными тенями бродили они по высоким гулким комнатам, неслышно прикрывая за собой тяжелые двери. В заднем, северном углу дома была оборудована богатая молельня, где они и проводили в поклонах целые дни и ночи.
— Доберется наш нарочный? — лениво потягивая вино, спросил Зубов,— Шесть часов минуло. Должен быть в Ирбите.
— Как бы они в тюрьму не кинулись. Переполнена она до отказа. Надо бы усиленные караулы выставить.
— Распорядился уж.
— И когда эта война кончится… Наших, говорят, у Перми остановили.
— Англичане нам должны помочь.
— А пока они помогут, полки от дезертирства развалятся. И пополнять нечем. Вот и сегодня…— Зубов ожесточенно скрипнул зубами.
— Ничего, завтра на коленках ползать будут, только бы подошла подмога…
— А ты приметил их главарей?
— Все на примете, да люди верные есть. Укажут.
— Только бы дождаться подмоги, а тогда уж мы с ними поговорим.
В комнате надолго установилась тишина, лишь изредка звенели стаканы. И только за полночь по мостовой у подъезда чирковского дома зацокали подковы лошадей, затарахтели повозки, груженные пулеметами.
Рано утром над городом в весеннем морозном воздухе тоненькими струйками поплыли дымки. Просыпались мужики, собирались на площади. Несмотря на то, что с утра по городу пронесся слух о прибытии карателей, бывшие фронтовики снова собрались вместе. Кое-кто прихватил с собой оружие.
С людьми снова заговорил Андриан Малков, призывая к вооруженному захвату города. Вдруг со стороны собора на площади появился начальник милиции Букин.
— Бей белопогонников! — звонко крикнул Иван Купа и, размахнувшись, бросил бомбу, но та не взорвалась. Кони букипской охраны испуганно шарахнулись в сторону.
Неожиданно с колокольни собора и с горы ударили пулеметы. Со всех сторон к площади приближались шеренги карателей. Обливаясь кровью, упал Иван Белобородов, повис на заборе с простреленной головой Григорий Калинин, завыла раненная в живот женщина. Кони рвались с привязи и метались по улицам.
— Товарищи, спокойно! Занимайте оборону: все за торговые ряды! — командовал Андриан Малков.
Многие и без того уже поняли, что их спасение — за торговыми прилавками. Вскоре оттуда раздались дружные выстрелы.
Каратели приостановились, залегли. Постепенно перестрелка на площади ослабела, у восставших кончались патроны. Зная это, каратели терпеливо выжидали. Первым отбросил ненужную винтовку Михаил Бурдуков. В бессильной ярости сжимали кулаки другие восставшие.
Восстание было подавлено, о его последствиях рассказывают документы. Вот выписка из сообщения управляющего Тобольской губернией. «Милицией было арестовано 54 человека. 19 из них немедленно преданы военно-полевому суду. Впредь до прибытия в город Турипск усиленного воинского отряда мобилизация временно была приостановлена и город объявлен на осадном положении». (Газета «Сибирский листок », 1919, 27 марта.)
По приговору военно-полевого суда от 14 марта 1919 года, спустя семь дней после восстания, Андриан Иванович Малков из деревни Гари, Гавриил Емельянович Семенов из Тюмени, туринец Иван Сергеевич Пятков, Иван Ильич Аникин из деревни Бушлановой, Павел Антонович Толстых из деревни Дымковой, Михаил Михайлович Бурдуков из деревни Луговой, Иван Иванович Купа из деревни Илясовой были приговорены к смертной казни. Алексею Михайловичу Юфереву, как полному георгиевскому кавалеру, смертная казнь в последнюю минуту была заменена пожизненным заключением.
Такими были эти замечательные, мужественные люди, восставшие против мобилизации в армию Колчака. Но их подвиг пе прошел бесследно, весть о нем разнеслась по городам и селам. После событий в Туринске вспыхнуло вооруженное восстание мобилизованных в Тюмени, начались волнения среди крестьян в Ишимском, Ялуторовском и других уездах Тобольской губернии. Все это срывало или надолго задерживало мобилизацию в колчаковскую армию, способствовало ее разложению с тыла. А в это время с запада, из-за Урала, нарастала победная поступь Красной Армии.
