На окраине небольшого городка в Синьцзяне, в густом саду, приютился дом, невидимый с улицы. Погода все эти дни стояла на редкость хорошая, и хозяин принял гостя на веранде. Удобно развалившись в шезлонгах, они поначалу обменивались ничего не значащими мелочами, и лишь спустя полчаса хозяин достал из кармана пиджака сложенную в несколько раз русскую газету. Развернув, он протянул ее собеседнику.
— Вы интересуетесь московскими новостями?!— удивился гость.— Но какое отношение они имеют к нашему делу?
— Самое прямое, уважаемый. Посмотрите. Я отчеркнул карандашом.
Собеседник отыскал глазами корреспонденцию и прочел: «С киноаппаратом на Хан-Тенгри».
— Ого! — воскликнул он.— Кто это осмеливается посягать на вершину «Властелина духов»?
— Читайте дальше!
— «В начале августа текущего, 1929 года вместе с экспедицией, которую организует Всеукраинская научная ассоциация востоковедения, в малоисследованные районы Центрального Тянь-Шаня выезжает группа кинооператоров… Цель экспедиции — заснять быт киргизов, дунган и украинских поселенцев, а также взойти на одну из высочайших точек массива Хан-Тенгри. До сих пор на эту вершину не поднимался ни один человек…»
Дочитав газету, гость положил ее на край стола.
— Теперь ясно, зачем я вас пригласил?— спросил хозяин.
— Не совсем…
— Нам пока неизвестны истинные цели экспедиции. Неизвестен ее руководитель. Но сегодня уже двенадцатое. Если газета не ошиблась, то экспедиция уже на подходе.
— А вдруг это утка?
— Не думаю. Большевикам нужны уголь, медь, золото, железо. Они всюду ищут подземные клады. И послать на Хан-Тенгри экспедицию — вполне в их духе… Но этими местами давно интересуемся и мы, и немцы, и итальянцы. Нужно отбить у большевиков охоту соваться в эти края! Свяжитесь с вашим, как его…
— Джантаем?
— Вот-вот!.. Дайте ему деньги и оружие.— Чтобы он…
— Да. Но пусть не торопится. Пусть они развернут работы.— Хозяин распрямил и с силой сжал пальцы правой руки.— Потом ваш Джантай может делать все, что захочет, но — с рядовыми участниками экспедиции. Руководителя со всеми материалами необходимо доставить ко мне. А для этого пошлите с Джантаем опытного агента. Бандиты с таким деликатным делом не справятся.
— Ясно. Завтра же отправляюсь в долину Кой-Кап. Два-три дня ходу — и я буду у Джантая.
— Ну, что ж …— хозяин встал.— И хорошо, если бы вы с Джантаем сумели заслать в экспедицию своего человека…
Неделей позже в кабинете начальника погранзаставы происходил другой разговор.
— Вот так, Михаил Тимофеевич… Если приказано всячески помогать вам, значит, у вас действительно важная задача,— говорил начальник заставы руководителю экспедиции Погребецкому, человеку с тонким, умным лицом.— Но предупреждаю, в горах сейчас опасно: открыты перевалы в долину Кой-Кап.
— Волков бояться — в лес не ходить.
— Джантай пострашнее любого волка. Отъявленный мерзавец!.. Я дам для охраны группу пограничников во главе со своим помощником… Головин!— обратился начальник к молодому худощавому командиру, сидевшему тут же в кабинете.— Подбери ребят понадежнее.
— Сколько?
— Человек семь. Впрочем… Нет, столько не смогу. Возьми пятерых. Из тех, кто знает горы.
— Есть!..
Головин вышел.
— А теперь давайте уточним состав экспедиции,— предложил начальник заставы Погребецкому.— Здесь вас трое. Остальные, вы говорите, в Каркаре?
Погребецкий, поправив очки, перечислил своих спутников — научных работников, кинооператоров, журналистов. Вместе с переводчицей Фатимой Таировой, студенткой Московского высшего технического училища, которая, узнав из газеты об экспедиции, сама вызвалась сопровождать ученых по родным для нее местам,— получилось восемь человек.
— Остальные — местные,— закончил Погребецкий.— Коноводы, носильщики. Проводником берем старика Набокова, а он собирается взять и сына Михаила.
— Знаю, знаю и старика, и молодого. Надежные люди!
— Значит, я сейчас же посылаю нашего носильщика Барданкула к тем, кто ждет нас в Каркаре,— решил Погребецкий.— Пусть готовятся к выходу!..
Скоро Барданкул с запиской начальника экспедиции выехал по направлению к Каркару. По дороге он сделал небольшой крюк, заскочил буквально на минуту в один из горных аулов, где, даже не спешиваясь, перемолвился несколькими словами со своими знакомыми, и снова помчался, подгоняя косматую лошаденку.
Утром двадцатого августа экспедиция тронулась в путь. Вот уже и приземистые домики Заставы скрылись из виду… Колонна двигалась к горам, закрывшим весь горизонт. Их острые пики вонзались в небо. Путь был неблизкий и нелегкий. Да и карта, хоть и не совсем точная, говорила о том, что маршрут — потруднее многих, какие до этого уже проделали Погребецкий и его спутники на Кавказе.
Впереди ехал Николай Васильевич Набоков— бодрый старик с широченной бородой и густыми бровями, нависшими над удивительно молодыми глазами. Сзади отряда.следовал обоз — несколько вьючных лошадей, которых вели Барданкул, Нургаджи и Абдукадыр. Пограничники во главе с Головиным поехали другой дорогой и должны были присоединиться к экспедиции в ущелье Саду-Сай. Так решил Головин, чтобы в аулах предгорья не привлекать к экспедиции особого внимания. Красный командир хорошо знал, что такое «узун-кулак» — «длинное ухо», устный телеграф, передающий новости из аула в аул подчас быстрее настоящего телеграфа.
До зимовки в ущелье Саду-Сай добрались без всяких приключений. Здесь впервые собрались вместе все те, кому предстояло не только пробираться в самое сердце «Небесных гор», но и плечом к плечу сражаться с бандитами, если они попытаются мешать работе экспедиции. И пограничники внимательно присматривались к ученым, а те, в свою очередь, к красноармейцам и их командиру.
Совместными усилиями разбили палатки. Развели костры, и уже весело затрещал сушняк, закипела вода в походных котелках, вкусно запахло варевом… Поужинали, когда в темном южном небе яркими светлячками вспыхивали первые звезды.
Установив четырехчасовое дежурство, Головин послал двух своих бойцов охранять входы в ущелье.
— Смотрите зорче,— напутствовал он их.
Лагерь не засыпал. Несмотря на трудный дневной переход, настроение у всех было приподнятое. Шутили, пели песни, говорили о будущем, вспоминали…
В полночь Головин отправился проверять посты. Густая тьма окружила его со всех сторон. Где-то внизу журчала речка.
С гор веяло прохладой…
На постах было спокойно.
Лагерь тоже угомонился, кругом было темно и тихо. Только на дне ущелья, не умолкая, шумел поток.
На рассвете экспедиция двинулась дальше. Путь все время вел в гору, но больших трудностей это пока не создавало: дорога по сыртам была травянистой и сравнительно ровной, а гряды — пологими. Вершина Хан-Тенгри была почти все время на виду, но казалось, что пик совсем не приближается, хотя было пройдено уже немало километров.
Труднее стало идти по руслу бурного Тюза, однако и здесь пока особых препятствий не было.
— Словно на Ай-Петри поднимаемся! — пошутил кто-то из ученых.
Экспедиция была уже недалеко от гребня перевала, когда к Головину подъехал носильщик Абдукадыр.
— Следы, начальник. Много лошадей прошло.
— Где?
— Там, внизу.
Головин с двумя пограничниками, Абдукадыр и Барданкул спустились с тропы вниз. Действительно, здесь были следы недавно прошедшего каравана. Но кто это? Кочевники или бандиты?
— Люди кочевали! — уверял Барданкул.— Здесь часто бывают киргизы из соседней долины Оттук. Да и следы ведут туда…
Пограничники поехали по следу. Вскоре они, действительно, увидели кочевников, устанавливающих юрты. Убедившись, что с этой стороны нет никакой опасности, и получив приглашение в гости, Головин с пограничниками вернулся к экспедиции, где рассказал обо всем Погребецкому.
— Что ж, сходите, Иван Семенович! — ответил начальник экспедиции.— Все равно пора на ночлег устраиваться. Люди устали, да и лошади едва двигаются.
— Разрешите и мне! — попросилась переводчица Фатима Таирова.— Может, кого из знакомых или родственников встречу. Да и вообще своим землякам о Москве расскажу…
Проводив пограничников, оставшиеся занялись разбором и систематизацией материалов, уже собранных экспедицией. Где-то в стороне паслись лошади под присмотром Барданкула и Трушенко.
Покончив с делами, Погребецкий задумался. Предстояло преодолеть перевал Тюз. Семнадцать лет назад его прошла группа топографов. В отчете они писали, что подъем на этот перевал чрезвычайно труден. Им пришлось вырубать во льду ступеньки, переносить на руках вьюки с грузом, а лошадей спутывать, валить на кошмы и на арканах перетягивать через перевал. «Да, Тюз — это первое испытание. А сколько их еще впереди?» Ведь Погребецкий хотел продвинуться дальше любого из своих предшественников…
— Нужно спать! — приказал себе Михаил Тимофеевич.— Завтра трудный день.
Он лег, закрыл глаза и уже сквозь дрему услышал какой-то странный грохот. Мгновенно насторожившись, понял, что это беспорядочная, все учащающаяся стрельба. Михаил Тимофеевич вскочил, быстро оделся и вышел из палатки. На ногах были уже и все остальные. Но в чем дело — никто не знал, пока не прибежал коновод Трушенко и не сообщил взволнованно:
— Басмачи! Угнали лошадей… Я стал стрелять…
— А кто сейчас стреляет?
Этого не знал и Трушенко.
Стрельба усиливалась. Над головами тонко просвистело несколько пуль.
— Что будем делать, начальник?— встревоженно спросил Трушенко.
— Всем пробираться к юртам, к пограничникам,— решил Погребецкий. — Кстати, где Барданкул?
Барданкула не было. Члены экспедиции начали отходить в сторону юрт. Но, увидев на фоне неба очертания нескольких всадников, залегли. Неизвестно откуда появился потерявшийся носильщик… Всадники приближались. Первый из них резко осадил коня. Погребецкий узнал Головина.
— Иван Семенович!.. В чем дело?!
— Чуть было вас за басмачей не принял!.. Извините, некогда сейчас. Банду преследуем. Фатима все расскажет. На всякий случай будьте осторожны.
Пограничники ускакали в темноту, а Фатиму обступили участники экспедиции.
— Посидела я в одной юрте, рассказала о Москве, обо всем, что интересовало моих земляков. Потом поехала в другую юрту, подальше. За ночь нужно всех объехать, а то обидятся… И тут нагрянули басмачи. Я — к Головину. Но красноармейцы уже были на конях. Завязалась перестрелка. Чуть было Барданкула не убили: почему-то он оказался в той стороне, откуда двигалась банда. Хорошо, что голос подал…
— Где же ты был, Барданкул? — спросил Погребецкий.— Заблудился, что ли?
— За лошадьми ехал. Думал, их по ошибке люди из юрт забрали.
— И чуть не погиб!..
— Ничего, начальник. Все хорошо.
Где-то в отдалении снова вспыхнула стрельба. Видимо, пограничники настигли бандитов. Но вот выстрелы прекратились, вскоре Головин со своими бойцами вернулся в лагерь. Пограничники вели в поводу лошадей экспедиции.
— Отбили,— рассказывал потом Головин.— Но бандиты успели скрыться. Преследовать их ночью вряд ли стоило. Да и нельзя нам далеко отрываться от вас, Михаил Тимофеевич! Теперь будем действовать, как на войне — выставлять охранение и прикрытия.
— Вы думаете, это Джантай?
— Трудно сказать… Здесь и простые скотокрады попадаются. Может быть они, а может быть и разведка Джантая…
Незаметно подошло утро. Несмотря на тревожную, бессонную ночь, Погребецкий решил двигаться дальше.
На подступах к Тюзу было много рыхлого снега. Пришлось пробивать в нем настоящий туннель. Перед самим перевалом остановились. Здесь снежный покров был крепок.
Первым вступил на снежную целину Головин, за ним Набоков и Трушенко. Дальше — двое бойцов, потом экспедиция. Три красноармейца замыкали колонну, готовые в случае необходимости прикрыть ее огнем.
Топографы оказались правы: кони с трудом преодолевали скользкую крутизну, спотыкались, падали вместе с всадниками… Спешились. Решили подтягивать лошадей поодиночке. А снег вокруг был такой белизны, что смотреть на него было невозможно — не помогали и защитные очки…
Однако к полудню экспедиция была на перевале. Перед пограничниками и учеными открылась величественная панорама «Небесных гор» — скопище гигантских скал с нависшими над ними зубцами ледников.
Отдохнув в урочище Май-Булак после перехода через перевал, двинулись дальше. Теперь уже каждый метр давался ценой огромных усилий. Шли по леднику Иныльчек, одному из крупнейших в мире. Если Монблан, высочайшая вершина Альп, имеет в высоту 4810 метров, то на Тянь-Шане что ни вершина — то пять-шесть тысяч метров. Наибольший ледник в Альпах— 24 километра. А Иныльчек тянется почти на сто километров. Причем толщина льда здесь без малого полкилометра. На пути ледяные поля, лавины снега. Чтобы не потерять ориентировку, приходится то и дело взбираться на морены. Дорогу раз за разом преграждают озера с крутыми берегами, провалы… Ни деревца, ни кустарника. Дрова для костра приходилось везти с собой и так же беречь, как еду.
Привалы становились все чаще и продолжительнее. Однако на привалах участники экспедиции по-прежнему не только отдыхали, но и работали. Научная программа выполнялась неукоснительно. Уже удалось собрать много данных, представлявших большой интерес для географов, геологов, гляциологов, климатологов… Но Погребецкий увлекал экспедицию все дальше, в самую глубь «Небесных гор».
Преодолев тысячи больших и малых препятствий, минуя непроходимые места, экспедиция, наконец, достигла исходных позиций, откуда можно было начинать восхождение на вершину «Властелина духов».
— Мы достигли,— сказал Михаил Тимофеевич,— такой точки, где не была еще ни одна экспедиция. Можем завершить работу и двигаться обратно. Но я предлагаю продолжить исследования дальше, подняться выше по леднику Иныльчек. Ведь мы нашли дорогу к вершине. И пусть мы не дойдем до нее, но для успеха будущих экспедиций нужно сделать все, что в наших силах. Оставим здесь лошадей и часть груза. Думаю, что и пограничникам лучше остаться на этой базе. Если бандиты вздумают еще раз напасть на нас, они не минуют этого места; других дорог нет. Как ваше мнение, Иван Семенович?
— Согласен с вами, Михаил Тимофеевич. Конечно, и нам хотелось бы подняться повыше. Но это едва ли целесообразно… Мы здесь займем оборону и в случае нападения известим вас. Работайте спокойно.
На базе остались пограничники, старик Набоков, повредивший на последнем переходе ногу, кинооператоры и носильщики. Фатиму, несмотря на ее настойчивые просьбы, тоже оставили в лагере, объяснив, что без альпинистских навыков и специального снаряжения двигаться вверх по леднику нельзя. Хотел было отправиться с группой Погребецкого и Барданкул, но тут свое категорическое «нет» заявил командир пограничников.
— Пользы он вам, Михаил Тимофеевич, не принесет, а здесь каждый человек будет на счету, если бой начнется.
Смельчаки ушли вверх по леднику, захватив лишь самое необходимое. Головин остался полновластным хозяином гарнизона. В первую очередь нужно было укрепить лагерь. А местность позволяла сделать это. Пограничники оборудовали укрытия, ячейки для стрельбы, нашли на случай боя безопасное место для лошадей. Всю ночь на постах сменялись часовые. Но было тихо. Настоящее ледяное безмолвие.
Наступило утро двадцать восьмого августа.
Головин никогда еще не был так близко к вершине Хан-Тенгри. Впервые видел, как лучи восходившего солнца окрасили грозную пирамиду «Властелина духов» в кроваво-красный цвет. Понял, почему киргизы называют Хан-Тенгри «Кровавой горой»… Но природа природой, а служба службой. Головин давно убедился, что лучший вид обороны — наступление. Он не мог сидеть в неведении и пассивно ожидать в своем укрытии нападения банды. Вызвав красноармейцев Копылова и Ноговицина, он приказал им:
— Оседлайте лошадей и спуститесь километров на пять по руслу Иныльчека. Разведайте подступы к базе. Может быть, нападете на следы бандитов. Но в бой не вступайте, если себя не обнаружите. Понаблюдайте и возвращайтесь.
— Начальник, пошли и меня,— попросился Барданкул.
— Нет, ты останешься здесь! — отрезал Головин.
Еще в столкновении с бандой у Тюза поведение носильщика показалось ему подозрительным. Перед боем Барданкул внезапно исчез, а потом появился с той стороны, куда уходила банда. Может быть, действительно лошадей экспедиции искал. Но может быть и другое…. Во всяком случае, после этого Головин не спускал с Барданкула глаз, стараясь, однако, не выдать своих подозрений.
Ноговицин и Копылов уехали выполнять задание, а Головин проверил, хорошо ли замаскированы и укреплены огневые позиции, определил каждому бойцу сектор обстрела. Позиция была указана даже старику-проводнику. Впрочем, на него Головин надеялся не меньше, чем на своих бойцов: Набоков не раз показывал себя в боях хладнокровным, рассчетливым стрелком. Как поведут себя в бою оставшиеся на базе члены экспедиции и носильщики— неизвестно. Люди сугубо штатские, необстрелянные…
С той стороны, куда ускакали пограничники, донесся звук, похожий на выстрел. Головин прислушался. Да, сомнений не оставалось: Копылов и Ноговицин вступили в соприкосновение с бандой.
Запыхавшись, прибежал наблюдатель Маслов.
— Вижу около полусотни вооруженных всадников! — доложил он.— Движутся по направлению к нашему лагерю…
Головин рывком поднес к глазам бинокль. Рассыпавшись лавой по долине Иныльчека, басмачи преследовали двух пограничников. Ноговицин на рысях вел на поводу лошадь своего товарища, а Копылов, сидя лицом к врагу, беспрерывно стрелял по настигавшей их конной лаве.
— Только бы успели! — подумал вслух Головин и вытащил маузер.
Копылов и Ноговицин успели. Быстро спешившись, они присоединились к товарищам. А лава была уже в нескольких сотнях метров.
— Огонь! — скомандовал Головин.
Залп получился нестройным, но бандитов остановил. Они тоже спешились и залегли. На какое-то время стрельба с обеих сторон прекратилась.
— Сдавайся, Головин! — крикнул один из бандитов.— Мы знаем, что вас только шестеро.
На ультиматум пограничники ответили новым залпом, более дружным, чем первый. И снова закипел бой… Головину стало ясно, что бандиты хорошо осведомлены о боевых возможностях группы. Но это можно было узнать и замаскированному наблюдателю с одной из скал. А фамилию командира мог сообщить банде тот, кто видел проезжавших через какой-нибудь аул пограничников. Или Барданкул? Но раздумывать над этим было некогда.
Почему-то вдруг прекратил стрельбу красноармеец Медведев, прикрывавший своим огнем фланг обороны. Решив выяснить, что случилось, Головин бросился к огневой точке Медведева. В одной из расщелин на его пути притаился бандит. Когда Головин был метрах в десяти, тот выскочил из-за своего укрытия и выстрелил. Пуля прошла мимо. Однако Головин упал, притворившись убитым. Осмелевший головорез, одетый в новенькое английское обмундирование, осторожно приблизился. Головин поднял маузер…
Медведев был цел и невредим.
— Почему не стрелял? — спросил командир Медведева.
— Берег патроны. Чего их зря жечь, если в моем секторе бандитов не видно?..
Между тем наступила ночь. Бандиты осадили лагерь, но в новую атаку не шли. Впрочем, группа все равно была в трудном положении. Боеприпасов оставалось мало, а помощи с заставы Головин не ждал. Откуда пограничники могли узнать, что группа ведет бой у самого подножья Хан-Тенгри? И гонца посылать нет смысла: не прорвется сквозь вражеское кольцо. Рассчитывать приходилось только на свои силы. Главное — не пропустить бандитов в район работы экспедиции.
Перед рассветом попытался скрыться из лагеря Барданкул. Но его недаром опекал сам Головин! Выдав себя этой попыткой, Барданкул не стал запираться. Он признался, что в экспедицию направлен Джантаем и должен был сообщать о каждом ее шаге. Последнее донесение передал в районе перевала Тюз. О планах Джантая он ничего не знал… Шпиона отправили на место стоянки лошадей, наказав коноводу не спускать с него глаз.
С рассветом выяснилось, что к бандитам подошло подкрепление. Снова вспыхнул бой. Но и превосходя количеством, бандиты не могли сломить советских бойцов. Пограничники хорошо укрепились, вели меткий огонь.
Бой длился целый день. К вечеру у пограничников осталось по восемь патронов на винтовку. Зато подступы к лагерю были устланы трупами бандитов. Головин послал одного из коноводов к Погребецкому с донесением, в котором просил ученого быстрее вернуться. Без боеприпасов трудно было выдержать еще один штурм, целесообразнее было идти на прорыв.
Гонец добрался до места работы экспедиции, рассказал о двухдневном бое. Работа была уже закончена, и Погребецкий и его люди начали спуск к базовому лагерю. Там было тихо: банда пока не проявляла активности.
Но теперь проявили активность пограничники. Нужно было внезапной атакой отбросить банду с пути в долину Сары-Джас и, оставляя огневые заслоны, быстро спускаться вниз. И главное — обеспечить при этом сохранность экспедиции, собранных ею материалов. И Головин повел своих бойцов в атаку. Не ожидавшие нападения бандиты растерялись, открыли огонь только тогда, когда ядро колонны прошло опасный перевал. Сунулись было бандиты преследовать, но их остановил меткий залп. Огонь вели уже не только пограничники, но и члены экспедиции…
Около сорока лет прошло со времени схватки у подножья «Властелина духов». Дорогой, проложенной экспедицией Погребецкого, прошло за эти годы немало групп — и спортивных, и научно-исследовательских. Всех их подстерегали те же трудности, что и первую экспедицию. Разве что Джантай, разгромленный наголову, больше не вставал на пути.
Но иностранные разведки долго еще не теряли надежды заполучить документы хотя бы одной из советских экспедиций.
Позднее в газетах промелькнуло сообщение о том, что в суровых ущельях неподалеку от Хан-Тенгри казахстанские геологи обнаружили много ценных ископаемых.
Однако кто же, все-таки, первым вступил на вершину грозного Хан-Тенгри?
Погребецкий добился своего. В 1930 году он организовал еще одну экспедицию к Хан-Тенгри, выполнившую значительно больший объем научных работ, чем первая. А 11 сентября следующего, 1931 года третья экспедиция Погребецкого достигла, наконец, заветной цели: старик Хан-Тенгри был покорен.
