Шевелиться было лень…
Облокотившись на корягу, я сидел на земле и вяло размышлял, почему у соседней березы так здорово обнажились корни. Сама земля осыпалась или дождем размыло? А мох на корнях все-таки растет. Я протянул руку, приподнял пласт мха: в жидкой россыпи земли на корне извивался обыкновенный дождевой червь. А Петька уверял, что в лесу червей не накопать, они, мол, бывают только по остожьям и у жилых строений.
Я повернул голову и посмотрел на товарища. Петька, похоже, дремал, пригретый осенним солнцем. Я вздохнул и стал вспоминать первое занятие в секции туризма.
…Николай Александрович почему-то вызвал меня и, указывая на поставленную им невдалеке игрушечную собачку, спросил: «Видишь?»
— Вижу,— неуверенно сказал я и покосился на ребят.
— Представь: это твой лучший друг, с ним что-то случилось, и он зовет на помощь. Что ты должен делать?
— Идти к нему,— начал было я.
Николай Александрович быстро прижал к моим глазам свое кашне и пояснил:
— Спустился туман, придется идти вслепую…
Это напоминало хорошо известную игру, но никто из нас не смог с завязанными глазами выйти точно на заданный предмет. Николай Александрович объяснил, что все дело в неравномерности развития ног. Одна из них любимая толчковая, более сильная. Шаг с этой ноги получается чуть-чуть более широкий. Разницу в каких-нибудь один-два сантиметра мы в обыденной жизни не замечаем, приноравливая свое движение к ограничениям тротуара или дороги.
В однообразном лесу при отсутствии далеко видимых ориентиров — солнца, вышки на холме — разница в шагах играет роковую роль: сам того не подозревая, человек «топчется» на одном месте, делая круги радиусом в несколько километров.
Николай Александрович как-то незаметно перешел к объяснению устройства компаса. Мы легко поняли, что такое азимут, но меня поразил и прочно засел в голове один вывод: компас позволяет в любой незнакомой местности уверенно двигаться по прямой. Не топтаться на месте, а идти и идти, все ближе к своей цели…
Главное, идти! Я уже хотел подняться, но жаль стало будить Петьку, и я снова погрузился в воспоминания.
…С Николаем Александровичем в течение месяца мы побывали в двух однодневных походах и даже прошли как-то без дороги лесом с одной небольшой реки на другую. Правда, расстояние было всего полтора километра, и шли мы их целый час. Зато каждый вел группу в течение пяти минут самостоятельно, держа в руках адриановский компас.
Через воскресенье Николай Александрович обещал сходить с нами в поход на Кен-озеро. Мы взяли на него азимут по карте и прикинули расстояние от ближайшей деревни.
— Это еще не все,— сказал напоследок Николай Александрович.— На следующем занятии узнаем кое-что посерьезнее.
И вот тут Петька предложил мне не ждать целую неделю, а воспользоваться свободным воскресеньем и самим сходить на Кен-озеро.
Азимут помним, в лесу не новички, часа за три дойдем. На озере избы, да и порыбачим.
Я хотел позвать ребят, но Петька доказал, что вдвоем быстрее и надежнее.
Доехали автобусом до деревни, знакомой по пионерскому лагерю, бодро вошли в лес. Сначала удивлялись каждому муравейнику и какой-нибудь необычной коряге, но час шел за часом, а озера все не было. Куда ни глянь, все лес и лес. Подкралась усталость, доели бутерброды. Чего только мы с Петькой не передумали. Страшнее всего, если мы проскочили озеро и уходим в глубь тайги. Даже дрожь пробрала при одной этой мысли.
— Петька!— позвал я.— Пойдем, а? Похоже, солнце скоро сядет.
— Конечно,— встрепенулся Петька.— В самом деле, не ночевать же в лесу.
Кажется, никогда в жизни я так не уставал: плелся за Петькой, еле передвигая ноги, то болотом, то ельником, то снова болотом. Стемнело, прямо перед нами засверкала Полярная звезда. Вышли на лужайку и вдруг остановились: перед нами речка метров десять ширины, со спокойным уверенным течением.
— Ну и ну…— протянул Петька.— Куда же мы попали?
Еще с километр шли мы вниз по течению, придерживаясь береговой тропки. Я почти готов был признаться, что выбился из сил, как Петька остановился и прошептал: «Изба!»
Небольшая избушка на береговом обрыве. В крохотном оконце ее плясал огонек свечи. Дверь отворилась, и мы разинули рты: на пороге стоял Николай Александрович. Он схватил нас в охапку и втащил в избу.
…Тепло, приятно потрескивают дрова в печурке. Николай Александрович чистит охотничье ружье и втолковывает Петьке:
— Думаешь, почему карты чертят, ориентируясь на географический полюс? Вот именно. Надежная штука, тысяча лет на одном месте. А магнитный полюс — бродяга, все время движется, вроде и незаметно, а километры набегают. По Пробуй-ка послушаться компасной стрелки, она тебя приведет на магнитный полюс земли. А если тебя интересует не магнитный, а географический? Поправку надо делать. Учитывать это самое магнитное склонение. У нас здесь оно равно тринадцати градусам. Ты вот азимут запомнил, который мы в прошлый раз определили, а того и не ведал, что угол этот на тринадцать градусов убавить надо было. И проскочил озеро, на целых два километра в стороне оказался. Хорошо еще на речку попал, да удачно к избе вышел. Торопыга!
На душе хорошо, спокойно. Я засыпаю с приятной мыслью, что все встало на свои места, а про магнитное склонение я теперь никогда не забуду. Как говорится, испытал на себе.
Следопыты! Ответьте на вопросы: восточнее или западнее озера прошли незадачливые путешественники; в скольких километрах от деревни находится Кен-озеро; где на Урале мог произойти аналогичный случай.
