Вряд ли кто не слышал о наших замечательных земляках — Александре Петровиче Банникове, энтузиасте создания гиганта советского машиностроения — Уралмаша, или об инженере этого завода, легендарном разведчике Николае Кузнецове. Их имена носят улицы Орджоникидзевского района города Свердловска.
А вот все ли знают о комсомольце Жене Хмелеве, именем которого также названа одна из лучших улиц в этом же районе? Он не успел совершить подвига, но заслужил право на бессмертие.
1
Жаркое июльское солнце погрузилось в зеленое хвойное море, и на чистом небе задвигались, зашевелились широкие полосы вечерней зари, точно взмахи гигантских оранжевых крыльев.
На стройке, раскинувшейся недалеко от Свердловска в сосновом лесу, установилась непривычная тишина. Кажется, все, кто длинный день орудовал лопатой, топором или таскал тяжелую скрипучую тачку, давно уже спят. Но вдруг у бараков ярко вспыхнул костер. Тишину разорвал перебор гармошки, и, как по сигналу, понеслась задорная, звонкая девичья песня:
Собирайтеся, подружки,
грызть орехи грецкие.
Запевайте-ка частушки,
Новые, советские!
Тут же, словно спеша перечастить гармонь, вступила другая девушка:
Не пойду за Федю замуж,
Сколько бы ни сватали.
Как прогульщика, в газете
Его пропечатали…
Высокий, черноглазый, с густыми сросшимися бровями юноша остановился, прислушиваясь, и решительно зашагал к костру. Это студент третьего курса строительного факультета Уральского индустриального техникума девятнадцатилетний Женя Хмелев. Здесь, на стройке, он уже вторично проходит практику. В прошлом году целое лето был в конторе чертежником, но нынче добился своего— работает на строительстве жилых домов техником.
У костра шумно и весело. К гармошке присоединилась балалайка. В образовавшемся кругу отплясывают несколько парней и девушек. Среди танцующих выделяется белокурый, в сатиновой рубахе парень. Хотя на его ногах тяжелые стоптанные сапоги, пляшет он лихо, с замысловатыми коленцами. Ребята смотрят на парня с завистью, девчата—с уважением. Кончив плясать, он тут же запел приятным чистым голосом. Гармонист, сидя на чурбане, широко расставив ноги, так отчаянно растягивает меха двухрядки, что, кажется, они вот — вот лопнут…
Женя был целиком захвачен атмосферой веселья, когда услышал:
— Ты, оказывается, тут, Хмелев. А я думал, домой ушел. —Рядом стоял комсорг строительства.
— Да, засиделся, понимаешь, у ребят в общежитии, —сказал Женя, с трудом отводя глаза от танцующих.
— Все бригаду свою обучаешь? Давай-да- вай! Затея хорошая.
Женя жил в городе, но часто задерживался на строительстве или оставался здесь ночевать. Любопытный народ подобрался у него на участке. Одни просят научить разбираться в чертежах, других интересует электромеханика, третьи увлекаются политикой, а четвертые, узнав, что Женя занимается конструированием радиоприемников, только и ждут удобной минуты, чтобы пристать к нему с расспросами о беспроволочном телеграфе, о радиоволне, об электричестве.
В ту пору среди строителей Уралмаша можно было встретить самых разнообразных людей. Партия посылала сюда лучших специалистов, комсомол—добровольцев; конно и пеше, поодиночке и целыми артелями стекались на стройку крестьяне-сезонники из уральских областей, ехали из Сибири, Оренбуржья, Тамбовщины. Одни по убеждению шли строить социализм, но попадались иногда и, охотники за «длинным рублем», просто искатели счастья на новых местах…
— Мне надо с тобой поговорить, —сказал комсорг, дружески беря Женю под руку.
— О чем? —спросил Женя выжидающе.
— Есть одно серьезное дело. —Комсорг понизил голос. —Понимаешь, положение у нас на стройке складывается неважное. План под угрозой срыва: вчера ночью сбежала еще одна артель плотников. Говорят, подались в Челябу, на тракторный. Какая-то сволочь пускает слухи, что там выше заработки. Меня сегодня вызывали в партком. Решено командировать несколько активистов на вербовку рабочих. Я рекомендовал тебя. Поедешь в Вятскую губернию.
— Справлюсь ли? По-честному говоря, в деревне я не бывал.
— Чепуха! У нас тут почти все крестьяне, а ты с ними общий язык быстро находишь. К тому же поедешь не один. В помощники хорошего парня дадим, уроженца тех мест. Главное в этом деле—объяснить людям создавшуюся обстановку, поподробнее рассказать о задачах строительства, нарисовать перспективу. За границей вон не верят, что мы способны сами построить такой гигант…
— Когда ехать?
— Завтра. С утра зайдешь к начальнику строительства на инструктаж, потом оформишь документы, получишь в кассе деньги—и валяй. Да, с деньгами, конечно, будь осторожен: сумму получишь большую. Как только навербуешь бригаду, немедля направляй поездом сюда. А сам с Шавейниковым останешься вербовать еще. Понял?
— А кто этот Шавейников?
— Во-он тот, что поет! Парень политически хоть и отсталый, но сам видишь — артист! Такой не пляской, так песней проймет.
Когда песня смолкла, комсорг помахал Шавейникову, и тот не спеша, слегка раздвигая сильной рукою людей, подошел.
— Вот, познакомься. Наш техник-практикант Хмелев.
— Федором звать, —протянул руку Шавейников. Его лицо пылало. В светло-зеленых глазах выражалось недоумение и настороженность.
— Тут вот какое дело, Шавейников, —начал комсорг. —Ты, кажется, из Вятских Полян?
— Оттуда.
— Вот и хорошо. Бригадир с тобой говорил?
— О чем? У нас с ним за день-то разговоров всяких хватает.
— Насчет командировки.
— Ни о какой командировке не слышал.
— Тогда слушай. С родными повидаться хочешь?
— К чему это ты?
— Думаем тебя вот с товарищем Хмелевым в командировку послать. Поедешь?
— Куда это?
— К тебе на родину. Нужно плотников сюда навербовать. А ваши края, говорят, этими мастерами славятся…
— Что, верно, то, верно. Народ у нас мастеровой. А надолго ли?
— Как управитесь. Может, недельки на две.
Шавейников что-то прикинул в уме и отрицательно помотал головой.
— Не пойдет.
— Почему?
— А потому. За это время я тут вон сколько денег заработаю! Не-ет, не выйдет!
— Ты погоди. За тобой полностью сохранится средний заработок. Кроме того, получишь командировочные, пайковые…
Федор недоверчиво оглядел комсорга, словно желая убедиться в достоверности услышанного, взглянул на Женю.
— Значит, говоришь, и заработок, и кормовые?
— Да.
— Ну, если так, то, пожалуй, можно.
— Железная дорога от твоей деревни далеко?
— Да, почитай, рядом.
— Вот с нее и начнете. Старшим будет Хмелев. Главное, побольше вербуйте молодежи. Объясните людям, что многие смогут потом у нас переквалифицироваться на разные специальности. Завод будет большой. Кадры ему потребуются огромные.
У костра кто-то попытался затянуть песню, но неудачно. Послышались голоса, приглашающие Шавейникова.
— Когда ехать-то? —спросил Федор.
— Завтра. =— Ладно уж, записывай! —крикнул он, направляясь в круг, и затянул на ходу песню. Парни и девушки дружно подхватили ее.
2
Женя проснулся рано. Вагон покачивался, отстукивая колесами на рельсовых стыках. Мимо проплывали поля, передески, мелькали телеграфные столбы. В вагоне пахло махоркой, ржаным хлебом, пеленками. На нижних полках разместилась целая семья.
Федор лежал на животе, дымя самокруткой и устремив полуприщуренный взгляд в окно.
— Ты уже проснулся? —удивился Женя.
— На этих-то досках не шибко разоспишься.
Шавейников бросил в окно окурок и перевернулся на спину, подложив под голову руки.
— Ничего, дома выспишься! — пошутил Женя.
— Не на пуховики к жене еду. Вот женюсь, тогда другое дело, —хмуро ответил Федор.
— Жениться успеешь. А вот я хочу посоветовать другое…
— Ну?
— Учиться тебе надо, Федя! — уверенно сказал Хмелев.
— Это зачем же? —спокойно, скосив глаза в сторону Жени, спросил Шавейников.
— Как зачем? Неужели ты не понимаешь, что без науки нам новую жизнь не построить?
— Пустое мелешь…
— Я вполне серьезно. Ты сколько классов окончил?
— Все мои.
— Вернемся вот на стройку, помогу тебе подготовиться, сходим к одному музыканту…
— Зря, практикант, беспокоишься.
— Но у тебя замечательный голос! Да и вообще…
— А мне, слышь, плевать на то, кто как о моем голосе думает. Я ведь пою не для кого-нибудь, а для себя. И не для того я на стройку приехал, чтобы каким-то артистом заделаться.
— Странный ты человек. Тогда что же тебя к нам привело? Жил бы в своей деревне!
Федор приподнялся, опершись на локоть, и, уставившись на Женю злыми глазами, сказал:
— Ты вот грамотный, а дурак дураком! Скажи, сам-то зачем на стройку пожаловал? Послали? Или, может, добровольно пришел социализму строить? Все вы красивые-то слова говорить мастера! А вот как выучитесь, так и будь здоров!.. И у меня своя линия есть. Я, может, тоже жизнь-то хочу устроить, какая мне по душе…
Слова Шавейникова казались Жене детски наивными, и он, нисколько не обидевшись, старался его разубедить.
— Интересно, какую же?
— Какую? К примеру, мечтаю иметь дом под железом, пару добрых лошадей, две-три коровы и десятин двадцать земли.
— Ого! Короче говоря, собираешься стать кулаком?
— А ты, слышь, меня не стращай! —крикнул Федор. —Все вы теперь, чуть что—«кулак, эксплотатор!..»
Шавейников сел и, сопя и не глядя на Хмелева, стал скручивать цигарку. Женя улыбнулся и покачал головой.
— Эх ты, Федя, Федя! В комсомол тебе нужно вступать. Тогда совсем иначе будешь на жизнь-то смотреть.
— Значит, по-твоему, мне надо индустриализацию строить и разводить социализму? А что я от этого буду иметь? Шиш в кармане да вошь на аркане?
— Чудак человек! Да разве в клочке земли или в породистой корове человеческое-то счастье? Ты вот сказал: «Социализм разводить!» А знаешь ли ты, что такое социализм и каковы его принципы?
— А мне это знать ни к чему. Мне свой принцип’ известен—и ладно!
— Пойми ты, сейчас мы новую жизнь строим, без частной собственности. Хоть тебе и не нравятся почему-то разговоры про эксплуатацию и кулака, но ведь факт, что на заводах и фабриках никакой эксплуатации и в помине нет, а в деревне она есть. Вот когда крестьяне объединятся в колхозы…
— Во-во, —перебил Шавейников, —если ты будешь так с нашими мужиками разговаривать, то никого на стройку не наагитируешь.
— Почему? — удивился Женя.
— А потому. Ты в деревне бывал? Мужицкую жизнь знаешь? Так лучше помалкивай и слушай, что тебе добрые люди говорят.
— Что же ты мне советуешь?
— Говори по-простому и понятней. Прямо так вот и начинай. Дескать, если кому охота добрую лошадь завести или гам хозяйство какое, то записывайтесь на строительство. Работа, мол, у нас не так уж тяжелая, но денежная.
Я подтвержу. А политику разную выкинь из головы. Этим они и без тебя сыты по горло. 0, можно сказать, порядком напуганы.
— Чем напуганы?
— Да социализмом этим. В прошлом году у нас взбаламутили народ, в соседней деревне коммунию организовали. А через месяц все назад порастащили.
— Почему?
— Да длинная об этом песня. Да, еще вот что, —как бы, между прочим, бросил Шавейников. — На задатки не скупись. Денег, поди, в обрез захватил?
— Денег хватит, —хмуро ответил Женя. — Да не в деньгах дело, а ты этого понять не можешь!..
Женя лежал задумавшись. Шавейников некоторое время молчал, затягиваясь махоркой. Потом он сказал, обращаясь к Жене;
— Ты вот грамотный. Может, читал или слыхал: правду люди толкуют, что в Сибири еше вольные земли есть? Бери, говорят, сколько хочешь…
— Как ты, Федор, однако, от жизни далек. Веришь разным сказкам!
Шавейников помрачнел, а Женя продолжал:
— Далась тебе эта земля! Скажи по совести, неужели у тебя других интересов нет, кроме земли да хозяйства?
— Какие такие другие интересы? Тебе, может, это ни к чему, потому ты городской житель, а нам, деревенским, без этого нельзя.
Федор махнул рукой и стал доставать из чемодана мыло и полотенце.
В Вятские Поляны поезд пришел ночью. Женя и Шавейников вышли на дощатый перрон. Из темноты тянуло свежим ветерком. Было слышно, как рядом шумят листвою деревья. Видимо, недавно прошел небольшой дождь; сильно пахло тополем.
— Далеко до твоих родичей? —спросил Женя Шавейникова.
— Да не так уж.
Федор постоял, оглянулся по сторонам и вдруг решительно вскинул на плечо сундучок:
— Ну, пошли, что ли!
За станцией начались хлеба. Они чуть слышно звенели и казались темным безбрежным морем. 0 оттого, что кругом было это безбрежное море, что над головой светили яркие звезды, а в лицо веял свежий ветерок, на душе было легко и весело. Невольно, сама собой пришла знакомая песня, и Женя запел:
Там, вдали-и за-а ре-е-кой,
загора-ались огни-и,
В небе ясно-ом заря догора-ала,
Сотня юных бойцо-ов…
«Постой, а почему Федя не поет?»—Ты что, Федя, или не рад, что домой приехал?
Шавейников не ответил.
— Или на меня обиделся? Ну вот сам рассуди. Кругом какая замечательная жизнь строится!.. Нет, Федя, старое себя изжило, и ни в какой Сибири от него не спрячешься!..—И Женя снова запел:
В небе ясно-ом заря догора-ала,
Сотня юных бойцов-ов…
От сильного удара в спину Женя оборвал. песню. 0.) устоял» на ногах, выпрямился, но почувствовал, как что-то снова резануло, перехватило дыхание. Еще не понимая, что происходит, Женя повернулся и увидел перекошенное от злобы и страха лицо Шавейникова и занесенную руку с ножом.
Женя хотел перехватить нож, но руки не слушались, в глазах потемнело. Он упал и, уже лежа на земле, еще некоторое время чувствовал, как на него обрушиваются смертельные удары…
