РЕФТИНСКИЙ КРАЙ ДО 1967 ГОДА (ХРОНОЛОГИЯ ЗАСЕЛЕНИЯ

I
Рассматривая историю заселения земель в черте нынешнего посёлка Рефтинского, мы не будем придерживаться при этом строгих административных границ. Границы эти гораздо уже современного «ареала» моих земляков, не вмещают зону их жизнедеятельности. Будем мы говорить и о ближних к рассматриваемой территории поселениях, в той мере, в которой они оказали влияние на её освоение.
Начнём с сотворения мира. Не больше, не меньше. Нет ли следов древнего человека в наших местах? Скажем осторожно: пока не найдено. Ещё аккуратнее: автору о них не известно. Однако 30 — 100 километрами южнее, западне и восточнее таких находок очень много. Вблизи Нижнего Тагила обнаружены орудия труда эпохи палеолита. Известно Аятское погребение времён неолита (недалеко от Екатеринбурга). Найдены стоянки человека бронзового века у озёр Исетского, Шарташа, Таватуя. Каменогородское городище на р. Синаре, Палкинское городище – это уже поселения людей, лишь несколько тысяч лет недожавших до нашей эры. [26] Ещё ближе к нам, найденные в пещерах и гротах, следы стоянок древнего человека по левому и правому берегам Пышмы, в том числе — в Сухом Логу. На востоке, у Ирбитского озера, археологи в 19 веке откопали тысячи древних вещей, в том числе керамических и медных. Озеро обследовал в 1889 году Д.Н. Мамин-Сибиряк и за короткое время обнаружил несколько кремней и черепков. Рядом с деревней Малый Таушкан выявлены признаки городища с укреплениями, относящегося к эпохам раннего железа – бронзового века. Крестьянин деревни нашёл бронзовый кинжал на своём огороде. Сейчас это холодное оружие – в областном краеведческом музее. У озера Куртугуз в 1950 – 1980 гг. археологи открыли более сорока памятников, в том числе захоронения древних обитателей.[5] Таким образом, древние люди, занимавшиеся охотой и рыбалкой, присутствовали по периметру Рефтинского края, и в большом количестве. Несомненно, не обходили стороной они и наши места. Однако следов их обитания пока не выявлено.
В X– XIIIвеках лесная полоса Урала, к которой относится и наш край, с севера до Пышмы, находилась под влиянием юдинской культуры. Её носителями были предки нынешних манси, или, как их называли раньше – вогулы. Оказывали воздействие на территорию и сибирские татары, главные центры которых находились по Тоболу и Иртышу. Об их влиянии говорит топонимика. Названия Алынай, Буланаш имеют тюркское происхождение.
Ясачная книга 1626 указывает следующие места проживания коренного населения в южной части Верхотурского уезда. Туринские вогуличи (51 человек) жили в трёх юртах: на реке Салде, в устье Тагила и выше по Тагилу. К югу, по правому притоку Тагила Мугаю и Нейве находились невьянские остяки и мугайские вогулы – 14 человек. Между устьев северной Салды и Тагила обитали тагильские вогуличи в количестве 25 человек. При озере Аятском и на другой Салде, правом притоке Тагила, проживали «Конбагашева сотня Брилина», из которых одна юрта, на Салде, была населена вогуличами, а другая, на Аяте – татарами и остяками, всего 43 человека. Женщин и детей в подсчёт не включали. [8] Странной категорией народонаселения являлись пышминские татары. Они не фиксировались ясачными книгами, переписями населения XVIIи начала XVIIIвека, но проявлялись во время бунтов кочевников. Следов их проживания мало. В Указной памяти на основание Камышевской слободы 1666 года приказчику Семёну Будакову и документе о межевании Калиновской слободы 1773 г. говорится о татарских угодьях и могильниках. Чертёжная книга Сибири С.У.Ремезова показывает юрты Конарски(е) в верховьях реки Кунары. Учитывая это, а также присутствие тюркских топонимов на восточной окраине Рефтинских земель, можно уверено предположить, что эта территория входила в зону влияния сибирских татар.

II

XVIвек – начало заселения русскими Среднего Урала. В 1598 году основан город Верхотурье. Постепенно, двигаясь с севера, заселяются земли южнее. Невьянский Богоявленский мужской монастырь, учреждённый в 1621 г., к середине столетия начинает двигать свои границы на юг.
В Невьянском Богоявленском монастыре был пострижен в монашество и наречен именем Далмат Дмитрий Иванович Мокринский, основатель Далматовской обители, «Исетской пустыни в новой Сибири, под калмыцкой степью, находящеюся от Сибирских городов в четырех днищах». В 1644 г. он, с целью «удалиться от почести, ему предлагаемой» тайно ушел из Невьянского монастыря с иконою Успения Божьей Матери (впоследствии почитаемой, как чудотворная) и поселился в пещере на берегу Исети, на землях сибирских татар, став первопроходцем, строителем монастыря и христианским просветителем этого края
По следам преподобного старца стало продвигаться и крестьянство, движимое Невьянским монастырём, — заселять пригодные земли В 1650 году на высоком берегу Бобровки основана заимка, которая уже к 1659 г. получила статус села и название по церкви – Покровское. [10] В 7166 году по церковному летоисчислению (в1657/58 г. по гражданскому) «по указу великого государя велено диким местом в степи на реке Пышме землями и сенными покосами владеть Невьянского монастыря строителю старцу Давиду с братией». [4] Это дало начало заселению Сухоложья. Сама монастырская заимка возникла в период до 1662 г., ибо в этот год она уже подверглась нападению кочевников.
В древних документах второй половины XVIIвека уже фигурирует название реки Рефт в форме «Ревут» и «Ревутинка».[24, 5] Из переписи 1679 г. также следует, что во второй половине XVIIвека часть земель бассейна реки Рефт находилась в хозяйственном обороте и даже являлась предметом имущественных споров между государством и Тобольской епархией. Решением Вехотурского воеводы Федора Хрущова от 1674 г., без указа Великого Государя, Сибирскому митрополиту были отданы земли «от башкирского броду вверх по Пышме реке до речки Ревутинки и по другую сторону той речки восмь верст, а поперек от Пышмы реки до Куртугуза озера четыре версты, да от Пышмы ж реки до вершины Шаты и Ревутинки речек по три версты».
Как мы видим, к этому времени главная река нашего края уже имеет название. В 1670 году приказчик Арамашеской слободы Илья Будаков писал на Верхотурье в челобитье: «И ныне сказывают многие люди: от Арамашевы слободы за днище вверх по Пышме реке на дороге Катайской, что ездят из Арамашевы слободы, на усть Ревуту речки, что падет в Пышму реку, есть де пахотные земли». [24] Ревут – старославянское слово, означает «ревущий». Скоро слово трансформировалось в Ревт. Чуть позднее имя реки нанесли на карты как Рефт, из-за фонетической неразличимости звукосочетаний «евт» и «ефт».
Следует различать административную принадлежность территории и право владения землями. В середине XVIIвека территория бассейна реки Рефт, а также и южные Пышминские земли, административно входили в Верхотурский уезд Тобольского разряда (с 1708г – Сибирской губернии). В 1710г поселения по Пышме, в т.ч. Новопышминская слобода, вместе с ближней к нам д. Ирбитской (ныне – Алтынай), были переписаны в составе Тобольского уезда Сибирской губернии.
Перепись Тобольского уезда 1710 г. показывает, что в Новопышминской слободе (включавшей в себя территорию нынешнего Сухоложья), у устья Ревута речки возникли деревни Брусянская (48 дворов) и Рудакова (32 двора). Имя последней через некоторое время преобразовалось в Рудянскую. А километрами десятью выше устья – деревня Ирбицкая на 12 дворов (позднее Ирбитские Вершины, ныне п. Алтынай). Эти три деревни, позднее – сёла, наравне с с. Покровским, сделали вклад в освоение территории, ныне относящейся к посёлку Рефтинскому.
Заселение русскими юга Верхотурского уезда сильно сдерживалось набегами кочевников. Автор не может обойти стороной историю первого башкирского бунта, который начался в 1662 г. и продолжался на Урале до 1668 г. Дело в том, что важные и драматичные эпизоды этого восстания происходили по периметру Рефтинского края.
6 августа 1662 г. в Тобольские и Верхотурские слободы стали поступать сообщения о том, что Катайский острог, Далматов монастырь, Пышинская деревня Невьянского монастыря и еще несколько слобод кочевники разорили, «а также немало людей побили и скот отогнали и дворы выжгли», а башкирцы, черемисы и приезжие татары стоят де под Катайском неотступно, а иные, ездя по слободам, воюют.
Туринскому воеводе 23 августа отправлена депеша, в которой, в частности, сообщалось о важной победе. Строитель Невьянского монастыря старец Давид сделал то, что не удавалось военным. «Побил в походе воровских татар человек с двести; а под Катайским острогом побили воровских татар на приступе человек 50». Очевидно, что бои эти проходили в степях между Пышмой и Исетью. Возможно, Давид пытался отбить пленённых монастырских людей. Между тем, оставшиеся живыми крестьяне монастырской деревни на Пышме Кирлко Федоров да Олешка Матвеев прибежали в Белослудскую слободу (вблизи Ирбита) и сказывали, что приезжали к ним калмыцкие воинские люди, и деревню их де повоевали, и дворы выжгли, и людей посекли и скот побили.
Победа Давидова, вероятно, случилась сразу же по разорению кочевниками его Пышминской вотчины (до 6 августа), потому что 16 августа он занимался уже другим – докладывал в Невьянский острог приказчику Семёну Пелымскому о результатах допроса пойманных в Арамашево аятских вогуличей Васки Илтюкова и Ахматайки, с жёнами и детьми. Те дали признательные показания, и сообщили, в частности, что бунтовщики поставили по речке Бобровке караул из 7 человек, который возглавляет известный Туринский татарин Безпелдюк. По ходу допроса и переписки выясняется, что нападения были и на с. Покровское, и на с. Глинское.
31 августа бунтовщики разоряют с. Писанец. Тем временем Верхотурский воевода Иван Камышин направляет приказчика Фёдора Головкова, да с ним всяких чинов охочих людей, с главным заданием – взять «языка». И опять на сцене появляется старец Давид. Есть у него «язык»! Крестьяне «изымали» при нападении на с. Писанец татарина Таймышку, а он, Давид, прибрал его в селе Покровском. И 31 –го же августа Таймышка даёт ценные показания. Разумеется, под пытками, по обычаям того времени. Стоят де воровские татары на Ирбитской вершине.
«Федор взял того Таймышка с собой, за воровскими татарами с служивыми людьми ходили и сошли де они тех воровских Татар на Ирбицкой вершине и Пышме реке, стоят в крепких местах, и бой де у них с теми Татары был болшой, и Божей милостью и великих государей счастьем тех воровских Татар человек с двадцать и болши побили и многих Татар ранили, да на том же де бою был с теми Татары Япанчинский ясачный Татарин Безпелдючко, и его де Безпелдючка ранили и ранен он валился в болото, а остальные Татаровя разбежались».
Кочевники стояли где-то между нынешним посёлком Алтынай и д. Рудянка, рядом с Пышминской дорогой. Разбежаться они могли только лесными тропами, поскольку основная дорога явно контролировалась служивыми людьми Фёдора Головкова. Если беглецы уходили на запад, то попадали на территорию, ныне занимаемую п. Рефтинским и предприятиями посёлка. Раненые бойцы выживают не всегда. Вот таким образом могла оказаться кольчуга, о находке которой при строительстве ГРЭС существуют легенды, в нашей, казалось бы, совсем не боевой местности.
Взята здесь в плен была некая Япанчинская татарка, которая рассказала, что «Мурзинскую слободу, и на Пышме монастырскую деревню и Покровское село воевали Пышминские Татаровя, и Оятския волости Вогуличи, и Терсяки, и Наган, Миляшка да Безпелдючко с товарищи; да Татарин же де Таймышко, который с Федором Головковым ходил вожем».
Лето следующего года оказалось не менее драматичным. В этот раз кочевники начали разорение с Покровского, затем продвинулись в Арамашево и осаждали его. С бунтовщиками, по словам офицеров и строителя Давида, был «Кучук царевич». Не сумев взять Арамашево, «башкирцы» стали уходить в сторону Покровского. А от него на юг одна дорога – та самая Пышминская. Водораздел Рефта и Ирбита – кратчайший и единственный не болотистый путь на юг. 6-го июля прибывший из Тобольска полковник Полуехтов с воинами отправился из Невьянского острога по сакме (конскому следу) кочевников в сторону села Покровского «на тех изменников». В районе нынешней деревни Гостьково произошёл крупный бой. Участвовали в сражении и монастырские ополченцы во главе с тем же старцем Давидом. [61, 6] Изучая маршруты набегов кочевников на Покровское и другие селения к северу от Пышмы, выясняется следующее. Шли они туда « выше новые Пышинские слободы через Пышму реку, и не по одному месту, потому что Пышма река мелка». [62] Зная, что новая Пышминская слобода (была построена только в 1681 г.) находилась в пятистах метрах ниже устья Брусянки, понятно, что где-то в районе этого устья и форсировалась река. Далее известные точки – вершина Ирбита и с. Покровское. Между этими пунктами оптимальный путь – водораздел бассейнов Рефта и Ирбита, который совпадает с Покровской (Пышминской) дорогой, просуществовавшей почти до конца 20 века. Дорога проходит мимо посёлка Золото и рядом с болотом Рудным (возле второго золоотвала).
Целью пресечь выход кочевников на этот путь со степной стороны Пышмы и было устройство острога на землях незаконной митрополичьей заимки. Строительство было начато по указу Государя в 1681 году и в том же году закончено Верхотурским сыном боярским Семёном Будаковым. Место, где «пристойно» должно было быть оборонительному сооружению, требовалось выбрать так, чтобы «приход воинских людей на Верхотурье перенять (пресечь) мочно». Для этого Москва требовала произвести «обыск», т.е. опрос жителей ближних слобод, где, мол, раньше кочевники реку переходили.
Опрошена была куча народу в Краснопольской, Ирбитских слободах, а также жители местные – монастырской и митрополичьей заимок. Ответ был такой, что, когда «Калмыки и Башкирцы» шли на Белую Слуду и Киргу, а в другой раз – на Покровское и Арамашево, то их приход из степи был «пониже Невьянского монастыря заимки по Алиидинину броду /…/ выше новые Пышинские слободы через Пышму реку, и не по одному месту, потому что Пышма река мелка».
Судя по всему, сначала острог построили, а потом уже стали разбираться, насколько выбранное место «пристойно». Острог оказался «не у места». Кроме того, что проходу «воинских людей» он нисколько не мешал, но и сам просматривался и простреливался с трёх сторон, а приступ имел – с четырёх. Это установил, направленный из Верхотурья, сын боярский Михайло Мещеряков. Находился острог в «сажень ста с полтора» ниже устья речки Брусянки, на правом берегу Пышмы. Это значит, метрах в пятистах.
На этом месте, чуть южнее, через 20 лет проявится Знаменский погост, позднее – село Знаменское. А острог, предназначенный для препятствования проходу воинственных кочевников в верховья Ирбита (и далее по Ирбиту вниз или на Покровское), исчезнет.
Таким образом, в 17-м веке часть периметра Рефтинского края использовалась для транзита с севера на юг и обратно. Во время воинских столкновений, которые, как мы видим, на этом пути случались, действия поневоле распространялись и на прилегающие территории.
Первый период освоения края условно можно назвать «сельскохозяйственным». Он продолжался почти до конца века XVIII. Земли Рефтинские, в том числе и территория, на которой много позже разместится одноименный поселок, служили для исконных крестьянских нужд – сенокос, сбор грибов и ягод, возможно – охота и рыбалка, заготовка леса для своего двора. Обработка земли производилась лишь вблизи устья Рефта, у тех самых трёх селений.
Вот примеры такого воздействия. В долине речки Осиновки, впадающей в Малый Рефт в зоне питьевого водохранилища, с давних пор (с XVIIвека) были расположены покосы, принадлежащие покровским крестьянам. [3] Выше Осиновки речки Малая и Большая Кайгородка. Несомненно, название рек исходит от фамилии Кайгородов, бытовавшей в Покровском.
Река Марковка. Протяженность три с половиной километра. Впадает в М.Рефт почти там же где Осиновка, только с другого берега. Название происходит от фамилии Марков. В Покровском проживали с начала XVIIIвека две семьи Марковых, но одна из них быстро пресеклась.
Река Стригановка. Впадает в Рефт в полутора километрах ниже Шамейки (после поселкового кладбища). Безусловно, название реки от фамилии Стриганов. Как указано в источнике «самый многочисленный род в Покровском». [3, 6] Междуречье Рефта и Бобровки находилось в зоне влияния крестьян села Покровского. Основной ресурс территории в это время – покосы. Вдоль речек травы всегда хороши. Весеннее половодье приводит к обильному их урожаю вдоль водотока. Длительное пользование таким покосом закрепляло имя пользователя за речками-ручьями.
Ручей Панов Лог. Главная версия происхождения названия ручья – антропоним, от фамилии Панов. В Новопышминской слободе носителей такой фамилии было достаточно. Особенно много Пановых проживало в д. Брусянской. То же можно сказать о речке Кирилловке. Фамилия Кириллов, в разных написаниях, широко присутствует в Сухоложье. В последней четверти XVIIвека крестьянин митрополичьей заимки Ларка Кирилов держал мельницу на речке Брусянке, впадающей в Пышму (Сухоложский район, вблизи устья Рефта). [5, 31] Таким образом, вероятнее всего вдоль речек в черте нынешнего посёлка Рефтинского располагались покосы крестьян сухоложских деревень, ближних к Рефту.
На Урале вдоль речек всегда хорошие покосы. Весеннее половодье приводит к обильному урожаю трав вдоль водотока. Скошенная трава сохнет в рядках, затем её сгребают в копны. Из копен мечут стога, которые огораживают от лесной или домашней животины. К дому обычно перевозили сено уже зимой, на санях.
Косить начинали с Петрова дня (12 июля по новому стилю), если погода не мешала этому, и продолжали до сентября, а то и дольше, пока трава не высыхала на корню. Хотя последние укосы уже худы, скотина от них нос воротит, если не оголодала.
На одну лошадь полагалось 50 пятипудовых копён сена. Расчёт вёлся на рабочую скотину. Жеребята должны были довольствоваться соломой, даже и пшеничную мякину им редко давали. На овцу или козу полагалось по пять копен. На корову заготовлялось по 20 копен, но некоторые кормили бурёнок исключительно соломой, особенно овсяной мякиной и колосовой. Только дойным коровам и однолетним телятам давалось немного сена, а старшие стояли на соломе. Свиней питали мякиной, прибавляя к ней отрубей. [12] Вот так нелегко жилось скотине до Советской власти…
Изучая многотомное собрание сочинений пермского краеведа XIXвека Василия Шишонко, наткнулся на описание охотничьих угодий, переданных в пользование семье бывшего крестьянина Рычкова. Не сразу понял, что речь идёт о Рефтинских землях. Мешали несуществующие в природе топонимы «Малый Реж, Большой Реж». Но истинные названия болот подсказали: Шишонко ошибся, расшифровывая древнюю рукопись. Речь в ней шла о притоках реки Рефт.
Документ является памятью прикащику Арамашевской слободы Елисею Козловскому об указе Великого Государя Петра Алексеевича и, на основании оного, приказе коменданта Верхотурской Приказной палаты И.И.Траханиотова об удовлетворении челобития бывшего крестьянина Ивана Иванова сына Рычкова, поданного 4 марта 1713 года.
А в челобитной той написано: « Жил де он в арамашевской слободе в крестьянстве и пахал государевы десятины — пашни /…/. В прошлом — де 721 (очевидно, опечатка. Видимо – 1712 г. – Ю.С.) тое десятинную пашню и всякие денежные платежи он, Иван, повыток свой сдал из гулящих Ив. Тим. сыну Третьякову с детьми /…/ и сам-де он Иван, почал быть стар и скорбен и В.Г. пожаловал бы его, Ивана, велел сыну его, Михаилу, в Верхотурье быть в новошном ясашном платеже и платить по полу ясаку в оклад Мугайской волости зверем /…/ и жить ему двором и пашню пахать и сено косит в деревне умершего крестьянина Сергея Кочнева, а для звериного промысла в лес ходить всякими лесными угодьями и владеть – с Режу реки с Усть-Шаквы речки на Травяное озеро, на Островистое болото, на Малый Рефт и вниз, по тому Рефту, до Усть-Большого Рефту, да вверх по Малому Рефту до вершины – до Одуя, да вниз по Одую, Режу, а вниз по Режу до той же деревни до Бобровки речки и вверх по Бобровке, по обе стороны речки, до Останиной деревни…».[62а] Все топонимы можно найти и на современной карте, кроме Шаквы речки. Река Одуй, разумеется — Адуй. Травяное озеро и Островистое болото – водные объекты бассейна Рефта.
Это пока единственный столь древний документ, персонифицирующий право владения землями по реке Рефт.
III

Тем временем для самих сёл, считавших рефтинские земли своей полезной периферией, времена меняются. В самом начале XVIIIвека Невьянский монастырь, как и другие монастыри России, попадает в опалу. Царь Петр Iне без основания видел в институте монашества противника своих преобразований.
Потеснив монастыри, на сцену российской истории поднялись заводы. Косалось это и безлюдного Рефтинского края. В 1701 г. начал работать Каменский казённый железоделательный завод. Позднее, в 1774 г., даёт первый чугун домна Р.ежевского завода. С 1727 года на базе Екатеринбургских казенных горных заводов был создан Екатеринбургский монетный двор. Здесь не случайное перечисление — эти предприятия непосредственно будут воздействовать на Рефтинский край, как мы увидим позже.
Карта, составленная в 1734-1736 гг, относит территорию от истоков Пышмы до Камышлова (с запада на восток), и, примерно, от Каменска до Ирбита (с юга на север), уже не к Верхотурскому уезду, а к «ведомству Екатеринбургскому».
С 1781 г., после образования Пермской губернии, были установлены четкие границы между уездами, просуществовавшие до революции 1917 г. Бассейн реки Рефт, кроме низовья, находился в Екатеринбургском уезде. Низовье, от точки впадения в Пышму и, примерно, до точки напротив (западнее) села Ирбитские Вершины, относилось к Камышловскому уезду. На севере, по озеру Белому (бассейн р. М.Рефт) и вдоль р. Бобровки проходила граница между Екатеринбургским и Ирбитским уездами.
Таким образом «ареал» расселения сегодняшних рефтинцев находился с конца 18-го века в Екатеринбургском уезде Пермской губернии. В 19-м веке (до середины столетия) было введено волостное правление. Территория бассейна реки Рефт почти вся входила в состав Белоярской волости Екатеринбургского уезда. Исключение – верховье и среднее течение М.Рефта, включенное в границы Режевской волости этого же уезда.
Это административная подчиненность. А право владения этими землями во второй половине 18-го века было закреплено за казенными предприятиями – Каменским заводом, Режевским заводом и Екатеринбургским монетным двором. Здесь нужно оговориться – не всеми землями, а лесными массивами. Но так, как Рефтинский край представлял из себя сплошной лесной массив (за исключением южной, камышловской части), то эти заводы и распоряжались территорией. Отвод земель был не бессрочным. Срок определялся мощностью завода, его обеспеченностью рудой и др., чаще всего на 100 лет, с возможностью продления. Границы этих лесных дач не совпадали с административными. Каменская лесная дача включала в себя части территории Екатеринбургского и Камышловского уездов. Режевская дача – Екатеринбургского, Ирбитского и Камышловского.
Заготовка дров, углежжение – вот деятельность, которая преобладала в нашем крае вплоть до 20-го века. Смысл владения лесными дачами для заводов можно выразить одним словом – топливо. Однако территория использовалась для заготовки леса и дров для нужд не только заводов и монетного двора, но и рабочих этих предприятий, покосов для них.
Сразу скажу, что поселок Рефтинский, вместе с прилегающими землями. находится на территории бывшей Каменской лесной дачи. Она граничила с Монетной дачей по озерам Талицкое и Щучье (ныне исчезли, восточная часть г. Асбеста). Далее на северо-восток, примерно по руслу р. Пещёрки до ее устья. Это уже граница с Режевской дачей. Далее на северо-восток, почти до села Покровского. Это верхняя точка. Затем – на юго-восток, почти до с. Ирбитские Вершины (ныне п. Алтынай).
Этот период в истории края можно назвать «заводским». Он продлится до начала 20-го века. Истинными хозяевами земель становились заводы. Проводниками их власти – лесничие.
Для Каменского завода, несмотря на огромную площадь дачи, лес был проблемой. Лесное пространство занимало 65 – 78 (по разным данным) тысяч десятин. Для сравнения – в Монетной даче почти в два раза больше. [32] Основная часть Каменской дачи находилась южнее Пышмы, в лесостепной зоне. К началу XIXвека каменцы вырубили все колки вокруг завода. В 1818 г. лесничий Уральских горных заводов И.И.Шульц, экспериментально воссоздал здесь 2,4 га сосны. К 1833 г. общая площадь культур, созданных различными методами в этой даче, достигла 52 десятин 622 саженей.
Озабоченность сохранением лесов присутствовала и в обществе и у государства начиная со времен Петровской «индустриализации». «Великой расход лесу, употребляемого для выварки соли, на строение судов, заводов, на жжения угля и прочия нужды сельских и городских обывателей, ежегодно причиняет уменьшение лесов и в самых обильнейших оными уездах, и сие уменьшение год от году чувствительней долженствует становиться, что сей убыток едва может весь замениться размножающимся через самого себя лесом. Ибо дровосеками порублены были красные леса, оставлены будучи без всякого призрения зарастают негодным для строения и угля заводского лесом или мелким кустарником. Сколько бы полезно было для лесоводства, если бы г-да заводчики, пользуясь изданным для обер форштмейстеров уставов, под державой щастливо Царствующего над нами мудраго Всероссийскаго Государя Императора ПАВЛА ПЕТРОВИЧА, неусыпно пекущегося о благоденствии своей Империи, побуждали своих подчиненных размножать лес /…/ на вырубленных или других удобных местах и более бы радели о сбережении лесу; а через сей способ не скоро бы увидели тот недостаток в лесе для заводов необходимом, который во многих местах уже приметен, а со временем и гораздо приметнее быть может./…/ А к горным заводам уголь возят за 30 и более верст. /…/ Менее уже лесов по Пышме, Исети и впадающим в оные речкам». Это написано ещё в 1800-м году.[12] Про Каменский завод, на рубеже XVIIIи XIXвеков, сообщалось исследователями того времени: «Самое большое несовершенство этого завода состоит в том, что в окружности оного нет лесу и уже в 1770 году привозим был уголь за 60 верст; ныне же возится уголь за 55 вёрст». [12] Речь здесь идёт о древесном угле. Для сравнения: рубка леса на пространстве Режевской дачи даже в 1900-м году велась с соблюдением среднего расстояния 27 верст. [37] К середине XIX в. в Каменской даче лесом была занята лишь треть площади, курени находились в 50-100 верстах от завода. [28] В 100 верстах – это уже земли Рефтинские.
Иногда жители посёлка натыкаются на остатки углежжения. Находили их на Рассохах и вдоль речки Осиновки. Говорят, что один из куреней находился у т.н. «первого гастронома», в черте посёлка.
Какую технологию применяли предки, заготовляя древесный уголь?
Процессом обугливания древесины стараются удалить из неё гигроскопическую воду, кислород, серу с возможно меньшею потерею водорода и углерода. Главное условие, отвечающее такой задаче — прекращение доступа воздуха или, по крайней мере, возможное его ограничение. При этом стремятся получить продукт, состоящий только из углерода и водорода — горючих элементов топлива. Для чего накаливание ведут медленно при сравнительно низкой температуре. Реально получение древесного угля чаще производится с участием воздуха (костровое, ямное, печное углежжение), но под условием такой регулировки его притока, чтобы полное горение было невозможно, а действие его сводилось лишь к развитию тепла в таком количестве, какое необходимо для обугливания.
В связи со специфическими условиями (отдалённость, отсутствие хороших транспортных путей), в XVIII– XIXвв. здесь могло присутствовать лишь костровое углежжение. Костры, по способу кладки дров, бывают стоячие, лежачие и средние (совмещающие оба способа кладки). Место кладки костра (ток) не должно быть ни очень сыро, ни сухо; его перекапывают для удаления камней, корней и дерна и выравнивают. Лучше, если почва суглинистая (рыхлый суглинок), а еще лучше, когда ток уже покрыт угольным мусором (старый ток), потому что на новом токе выжег на 15 — 20% менее, чем на старом.
Стоячий костер углежоги называли «стогом». В центре будущего костра ставят кол или три доски с распорками, образующие трубу. В первом случае, от подошвы кола ведут горизонтальный канал, служащий для зажигания кучи, во втором (тирольский способ) — для этого служит труба. Поленья ставят стоймя, обыкновенно в два яруса, тщательно избегая пустот и больших промежутков; в верхней части поленья горизонтальны (чепец костра); кладку заканчивают, засыпая пустоты мусором, закладывая их мелкими полыньями, прутьями и проч., после чего делают покрышку костра, предохраняющую его от доступа воздуха. Она состоит из хвороста и дерна, обращенного травою к дровам.
У основания костра остается непокрытая дерном зона в 4 — 8 вершков. Сверх дерна делается еще обкладка из песка, глинистой земли или, чаще всего, из смеси земли со смоченной угольной мелочью (осыпка, чернение). Покрышка на «чепце» делается толще для преграждения прохода воздуха. Костры делают от 11/2 до 8 сажень диаметром; у больших костров отношение поверхности к объему менее, чем у малых, и, след., менее и охлаждение. Поленья берут в 11/2 — 3 аршин длины при толщине около 4 вершков; дрова должны быть зимней рубки, как лучше высыхающие; объем кучи бывает от 2 до 30 куб. сажень. Невыгода больших костров та, что получаемый У. менее прочен и работа при них очень тяжела. Лучше всего костры от 10 до 15 куб. сажень. Костер зажигается через трубу или через горизонтальный канал, но в обоих случаях горение идет от «чепца» к подошве, т. е. сверху вниз. Зажигание костра производится в безветренный день, так как первое время надзор за костром очень труден.
Первое действие жара состоит в выделении воды из дров — костер «потеет», выделяет тяжелые желтовато-серые пары; иногда внутри костра образуется в этот период гремучая смесь и происходят взрывы; костер сильно оседает, покрышки разрываются, и чтоб он не вспыхнул, надо выровнять, пополнить костер (сняв покрышку), осадить обгоревшие места и вновь покрыть. Этот период длится иногда более недели (при больших кострах). Нижняя, открытая зона костра играет при этом роль регулятора процесса.
Когда выходящие тут пары приобретут пригорелый кислый запах и светлый цвет, то закрывают и нижнюю часть костра и оставляют его так на 3 — 4 дня: в разгоревшемся костре идет в этот период углеобразование при сравнительно незначительном доступе воздуха; обугливается вся средняя часть кучи; эта обугленная середина имеет вид конуса, обращенного основанием кверху; поэтому, чтоб вызвать горение, у поверхности кучи пробивают по окружности ее отверстия (свищи) сначала у основания, а потом на середине высоты кучи (другой ряд). Иногда делают и 3-й ряд отверстий. Отверстия закрывают по мере появления слабого синеватого дыма и, регулируя таким образом горение, доводят операцию до конца. Куча в 9 — 15 куб. саж. требует 10 — 16 дней; охлаждение кучи (после забивки дерном всех отверстий) длится полтора — двое суток. Операция заканчивается разбиранием кучи, причем горящий еще уголь забрасывают землей и заливают водой.
Лежачий костер, называемый ещё «кабаном» за похожесть формы, делается от 3 до 5 аршин в ширину и от 3 до 6 саж. в длину; высота изменяется от 1 арш. у одного конца («подошва») до 6 арш. у другого («парус»). При горизонтальной кладке поленьев угля получается более, но процесс идет медленнее. Ширина костра равна длине обугливаемых плах (колод), причем для плотности кладки последние должны быть очень хорошего качества и, следовательно, очень ценны. Управление огнем производится и тут помощью отверстий, пробиваемых постепенно от «подошвы» к «парусу». По мере обугливания, нижний конец (готовый уголь) разбирают, тушат и вновь закрывают, пока костер не получится кубический, тогда выбирание угля прекращают и операцию заканчивают обычным образом, как для стоячих костров.
Годовой цикл заготовки угля был такой. Рубку дров производили весной, «кладку оных в кучи, дернение, осыпку, зжение и разломку осенью, а вывоску на завод угля зимою…». [11, с. .69] Работы эти выполняли крестьяне, приписанные к заводам. К Каменскому были приписаны Багарякская слобода (ныне Каслинский район Челябинской обл.), Калиновская слобода (ныне юго-западная часть Камышловского района) и Катайский острог (г.Катайск Курганской обл.).
В 1779 г. императрица Екатерина IIутвердила специальный указ «О приписных крестьянах заводов ведомств Берг-коллегии…». «Приписным /…/ к казённым или частных людей заводам крестьянам исправлять /…/ следующие заводские работы, а именно:
1) Рубку куренных дров.
2) Разломку куч и возку из куреней на заводы угля. /…/
Запрещается требовать иных работ при заводах».
Устанавливался и срок исполнения этих работ. «К рубке дров крестьянам быть на месте к 15 февраля. Ранее сего к работе сей их не высылать. Домой им возвращаться к 20 апреля, позже сего на работе сей их не удерживать./…/ Наряжать к вывозке вызженного из кучи угля /…/ первым зимним путём /…/. Домой им возвращаться последним зимним путём». [11, с. 85 — 86] В 1814 г. отменена приписка крестьян к заводам. Весь цикл углепоставки выполняли уже заводские работники. Куренные работы были хуже каторжных. В секретной записке чиновников Уральского горного правления Главному начальнику, от 18.09.1858 г., сообщалось о притеснениях углежогов Сысертского завода. Вряд ли на Каменском заводе практика существенно отличалась. При высылке на работы старшина с приказчиком и подлесничим разъезжали по селениям и каждого непременного работника, не успевшего отправиться, наказывали розгами. То же самое происходило на куренях за невыполнение нормы, от чего, завидев начальство, рабочие убегали в лес. За недоработку, после побоев, отправляли в полицейский участок, где держали под стражей неделями. Не имея пропитания в лесу, углежоги ходили за хлебом домой, за что также наказывались при поимке. Главное наказание – побои, от которых были и смертные случаи. [12, с.178-180] Жильё на куренях было понятно каким… Землянки, шалаши, балаганы. Конечно, карты того времени их не зафиксировали.
Некоторое представление о человеческой деятельности на территории края даёт дорожная сеть, отражённая на плане генерального межевания Пермской губернии. План утверждён в 1888 г., но считается, что само межевание производилось с начала века XIX. Километрах в четырёх южнее нынешнего посёлка Рефтинского, с запада на восток, примерно – от р. Пещёрки до р. Роговушки, проходила дорога. С юга, со стороны р.Пышмы, она принимала ещё четыре, в свою очередь имеющих ответвления. То есть южнее этой «главной» дороги дорожная сеть была очень насыщенной, что, видимо, отражало лесозаготовительную ситуацию на момент составления плана. На западе эта «основная» грунтовка уходила на север вдоль правого берега Пещёрки до её устья, пересекала Б. Рефт и М.Рефт выше Рассох, шла на северо-запад вдоль левого берега М.Рефта и затем резко поворачивала на север, к Белому озеру.
На востоке, она же, повернув на север, пересекала Рефт и шла вдоль правого берега р. Стригановки (за нынешним кладбищем), очевидно соединяясь дальше с Покровским трактом.
Этот тракт помнит Петера Симона Палласа «рыцаря, академика санкт-петербургского, много в заброшенных землях ради природы вещей изысканий проведшего», как указано в его эпитафии.
Петер Симон (Пётр-Симон) Паллас (нем. Peter Simon Pallas; 1741—1811) — знаменитый немецкий и российский учёный-энциклопедист, естествоиспытатель, географ и путешественник XVIII—XIX веков.
По личному поручению императрицы Екатерины II Паллас проводил исследования. Его сопровождали жена, дети и небольшой отряд. C21 июня 1768 года по 30 июня 1774 года отряд побывал в центральных губерниях, районах Поволжья, Прикаспийской низменности, Урала, Западной Сибири, Алтая, Байкала и Забайкалья.
30 июля 1770 г. он прибыл в село Покровское (ныне — Артемовский район). Оттуда экспедиция направлялась в сторону Сухоложья, через Ирбитские вершины. Из-за непогоды отряду пришлось переночевать в «новой о четырех дворах деревне». Это деревня Бродовка, позднее включённая в состав Покровского. Следующий день «был приятной и теплой, но дорога двадцать верст через сосновыя и березовыя рощи лежащая столь же как и прежняя не годна». «На дороге встречаются два маленьких ручья Икрянка (речка, чуть выше п. Золото. – Ю.С.) и Алтиновка, на коих при первом полагают половину расстояния от Покровска до деревни Ирбитских Вершин, куда я после обеда приехав очень долго своих повозок дожидался».[5] Эта дорога именуется Пышминской в документе 1685 года. Тем самым указывается её магистральное значение, а не местное, межпоселеческое. Егоршка Коровин бил челом Верхотурскому воеводе о межевании своей земли. Думается, фамилия просителя не Коровин, а Кожевин (ошибка В.Шишонко при расшифровке рукописи), основатель Егоршинской деревни. Егоршка был себе на уме. В прошлые де года была ему дана земля и чертёж на неё был, а сейчас чертежа нет. А было той земли де от устья речки Татарской Бобровки вверх по Ирбиту до вершины, а с вершины по Пышминской дороге до Белого озера, а оттуда по речке Грязнушке до Татарской Бобровки, а по ней – межа с землями монастырского села Покровского». Землю ему отмежевали, но не как он заявлял – от речки к речке, а скромней, от берёзы виластой к берёзе кудревастой и т.д. [62а] Но нам не это главное. Главное, что дорога была, называлась Пышминской и пролегала через Ирбитские вершины, мимо озера Белого. То есть это та, древнейшая транспортная артерия в нашем крае.
IV

На исследователей того времени край Рефтинский производил впечатление малопригодного для жизни человеческой. Полковник П. И. Миклашевский, директор Екатеринбургской гранильной фабрики, так описывал свои впечатления от поездки на изумрудные копи Большого Рефта в мае 1860г.: «Только крайность или слепой случай могли занести человека в тот дикий угол Екатеринбургского округа… /…/ Как сам Большой Рефт, так и вся система вод, составляющих его притоки, протекают в берегах мягких и болотистых, покрытых густым лесом; оттого почва не способна ни к какому другому прозябанию, а болотистые испарения, заражая воздух, делают климат нездоровым. И как будто нарочно на этом месте, куда ничто не может привлечь человека, природа положила в недра земли драгоценный камень».[45] Начало разработки изумрудов и довольно бурная жизнь на этих приисках вряд ли заметным образом повлияла на территорию, занимаемую ныне пос. Рефтинским. Однако обстоятельства открытия месторождения указывают на ещё один вид промысла, существовавший в наших краях.
В 1830 году белоярский крестьянин-смолокур Максим Степанович (Стефанович) Кожевников открыл уральское изумрудное месторождение «на берегу Большого Ревта, там, где река эта принимает в себя небольшия речки: Таковую, Старку и Шемейку». Вот как обрисовывает это событие в книге «Драгоценные камни» М.И. Пылаев (словами очевидца): «Был у нас тут наш белоярский крестьянин Максимко Кожевников. Парень дошлый, смотрел все, где как парубка откроется, да пни появятся, он их выкорчевывал да смолу гнал. Как-то зашел Максимко за пнями на правый берег Токовой, что падает в Рефь, да меж корней сушины, вывороченной бурей, напал на струганцы (кристаллы), да самоцветные». Из данного сообщения получаем и сопутствующую информацию. Стало быть, рефтинская тайга была и местом лесного промысла (смолокурения) для обитателей окрестных поселений.
Когда находят следы углежжения в ямах, это, скорее всего, место выгонки дёгтя, а не подготовки угля. Энциклопедия говорит: «Обугливание в ямах имеет в виду деготь, а не уголь; употребляется при этом смолистое дерево. Яма коническая, с подземным отводом дегтя; дерево помещается стоймя, покрышка дерновая». Дёготь стоил денег, его можно продать. Крестьянам окрестных сёл, живших натуральным хозяйством, копейка, ох, как была нужна. А пеньков тут хватало.
Добыча драгоценного камня создала потребность в сносном жилье для рабочих и управителей, подсобных помещениях. И впервые за всю историю в бассейне Рефта на приисках появились некоторые капитальные строения – казармы, дома, конюшни.
Оказалось, что в земле Рефтинской есть нечто более привлекательное, нежели пеньки – сырьё смолокуров. Первое известное сообщение об открытии золотых россыпей в долине Б.Рефта относится к 1824 г. Месторождение находилось по левую сторону реки, в 50-ти верстах от Берёзовского завода.
В 1836 г. открыто месторождение на р. Шамейке. Прииск назывался Рефтинский-2. В 1839 рядом появился Покровско-Даниловский прииск. Месторождения привлекли золотоискателей. Блеск Рефтинского золота беспокоит их с тех давних лет до сего времени.
Щуровский Г.Е., в изданной в 1841 г. книге «Уральский хребёт в физико-географическом, геогностическом и минералогическом отношении», среди других групп россыпей золота, перечисляет и «Ревтинское в округе Екатеринбургском».
Таким образом, на «заводской» период освоения края наложился «приисковый». Бойко трещали костры старателей. А по логам стелился горький дым куреней углежогов.
Добыча золота в «нашей» части Рефта началась, по косвенным данным, во второй половине XIXвека. В геометрическом плане площади т.н. «Золотой полоски» указано, что участок потомственного почётного гражданина Федора Федоровича Щелкова открыт сыном канцелярского служителя Виталием Павловичем Бузуновым 2 июля 1885 г. [5] Сама «Золотая полоска» находилась по водоразделу рек Рефт и Ирбитка, вдоль Покровского тракта (известного нам), в районе нынешнего посёлка Золото.
Другой участок, отданный под разработку золота (в этой части Рефта) находился выше по реке. Это километрами двумя выше и ниже нынешней плотины водохранилища. Но в 1897 г. участок уже был возвращён казне. Неработающими были и две делянки в районе устья р. Роговой и чуть выше его по Рефту. Третья, работающая, находилась рядом, но на другой стороне реки.[13] Работами руководили лица, имеющие опыт золотодобычи. Если прииск разрабатывался заводом, Берёзовским или Режевским, например, тогда это были заводские мастера. А рутинную работу выполняли крестьяне близлежащих сёл и деревень – Ирбитских Вершин, Рудянской, Брусян, Знаменской и др. Кайло, лом, тачка – их инструмент. Жили старатели в сырых землянках, полуземлянках. Промывочные работы связанны с водой – значит, соответствующие заболевания. Грела надежда на фарт, погоня за удачей. Когда попадали на богатую жилу или находили крупный самородок, это было счастьем для удачника и стимулом для остальных.
В Екатеринбургском уезде в середине 80-х годов XIX столетия из 100 взрослых мужчин 19 работало на золотых приисках. Вот примерные условия их труда, впрочем, не везде одинаковые. Инструмент и приспособления золотодобытчики использовали свои, кроме канатов и динамита, которые предоставлял арендатор. Покупая инструмент у хозяев приисков, приходилось сильно переплачивать. Например, на Берёзовском заводе лопаты стоили по 40 коп, (на рынке — 25 коп.), кайлы 35 коп. (на рынке 20-25 коп.). Плата за золотник намытого золота па одних приисках колебалась между 3—4 руб., на других между 2 руб. 30 коп — 2 руб. 80 коп. Старательские артели по большей части были не большими, из 3 — 8 человек, поэтому старатели нанимали за свой счет поденыциков мужчин и женщин; поденщикам платили от 40 до 70 коп., поденщицам от 25 до 40 коп., девицам по 25 коп. и малолетним рабочим от 15 до 25 коп.
На некоторых приисках добыча, и, соответственно, заработки рабочих, были не плохими. Статистический справочник Екатеринбургского уезда 1891 г. сообщает: «Две старательские артели работают на жильном золоте, имея свои машины; в день одна артель намывает при 20 рабочих от 10 до 20 зол., другая, при том же числе рабочих, по 30—40 золотников» .Значит, в день каждый старатель зарабатывал, примерно, 3 — 5 рублей. Пуд мяса в это время стоил 3 рубля. Однако удача приисковиков весьма капризна.
А вот как оценивались достоинства Шамейского прииска Рефтинского золотоносного участка, принадлежащего Торговому дому наследников Поклевского-Козелл: «Работы на золотых приисках ведутся хозяйственным способом, а также и отрядными артелями старателей. При работах обнаружено, что толщина „вскрыши“, верхнего пласта земли, колеблется от 2 до 8 аршин, золотосодержащего пласта—от 1/2 арш. до 2 арш.; толщина жил разнообразится очень значительно: от 1/2 вершка до 3—4 сажень.
Содержание золота—в песках от нескольких долей до одного золотника, жильного от одного до 5—6 золотников в 100 пудах породы; следовательно прииски надо отнести к разряду благонадежных и действительно в. 1900-м году на приисках добыто было шлихового золота 8 пуд. 14 фун. 82 зол., а в 1901 году добыча золота уже возросла до 14 пуд. 25 фун. 62 зол. Проба добываемого на приисках золота колеблется от 642/3 до 901/6» [37].
Сам участок площадью в 27236 десят. 1402 кв. саж., был арендован у казны по договору с Министерством Государственных Имуществ от 30-го мая 1878 года. В 1900 г. из всех благ цивилизации на Шамейском прииске имелось лишь два жилых здания.
В конце XIXвека на Рефтинском месторождении начали добывать рудное золото шахтным методом – действовала Инокентьевская шахта. Приостановим пока повествование об истории золотых промыслов и обернёмся вокруг земель, на которых позже вырастет пос. Рефтинский.
А там происходит много интересного. В феврале 1841 г житель села Сухоложского Петр Галактионович Быков обратился к императору Николаю Iс просьбой разрешить ему построить на реке Большой Рефт по левую сторону от «впадения в оную речки Норной выше в половину версты двухпоставную мельницу». Тяжба закончилась летом 1847 года. [5] Судя по всему, водяная мельница у устья речки Норной была построена. Я предполагаю, исходя из описания, приведенного выше, что стояла она в районе так называемого урочища ДОК (название от одноименного поселка, находившегося там с 40-х до 60-х годов 20-го века). Сколько лет Рефт крутил колеса этой мельницы – не известно.
Крестьянство, ранее, по выражению Мамина-Сибиряка «жавшееся по краям дач», стало селиться внутри периметра Рефтинского края. В 1892 г. вблизи Белого озера переселенцами из села Покровского образован выселок Крутая. [3] Резко возросла деловая активность в северо-западном углу Каменской лесной дачи. По Безымянному логу, впадающему в Кудельное болото, 10 октября 1884 года младший землемер горного управления Урала Николай Закожурников, отводя Говорухинский золотой прииск немецкому подданному И.П.Геллю, в двух шурфах нашёл асбест.[60] Через несколько лет началась добыча минерала. Постоянных рабочих, первые 15-20 лет после начала освоения месторождения, на рудниках не было. В летнее время число сезонников (крестьян окрестных деревень) доходило до 15 000. Жили добытчики в землянках поблизости от рудных забоев. Возникли горные поселки – прииски Вознесенский, Коревинский, Поклевский, Мухановский. Устройство землянок было таким: вырывалась широкая – в полтора-два метра – канава. На ней в два ската устанавливали жерди и бревна. На них насыпали землю и устилали древнину. В середине землянки скаладывали печку и вмазывали котел для кипятка. В1899 г. для рабочих стали строить тесовые бараки. [34а] Намечено строительство железнодорожной ветки Егоршино- Богданович через леса Каменской дачи. Егоршинский уголь был нужен паровозам Транссиба. В 1892 г. проведены изыскания трассы.
Серьёзные изменения произошли и в части отношения с рабочими самого Каменского завода. В 1861 г. отменено крепостное право. Это относилось и к непременным работникам заводов, также находящихся в крепостной зависимости. Мало по малу, не розги приказчиков Каменского завода, а заработок становился стимулом углежогов. Более того, заводы обязаны были выделить из состава своих дач земли мастеровым. Практически, отчуждение в пользу работяг происходило по уведомительному принципу. Достаточно было свидетелей того, что мастеровой в данном месте ранее косил сено. Каменский завод, имевший по владенным записям число ревизских душ 4098, выделил земли этим душам 24559 десятин, т.е. примерно по 6 десятин на мастеровую душу. Сюда, видимо, входили и земли чисто сельскохозяйственные. Процедура эта затянулась на 40 лет. Как писал исследователь А.Н.Мытинский в 1909 г., поскольку новым собственникам перешли «все лужайки, поляны, берега речек, то дачи получились разрезанными на многие куски». [32] После 1861 года возник дроворубный и дрововозный промысел, заменив собой ту же деятельность, но выполнявшуюся ранее на условиях беспросветной кабалы. К этим работам стали подключаться крестьяне «ямщицких» сёл (в том числе – Белоярской волости), потерявшие работу после ввода железной дороги Екатеринбург – Тюмень.
В Екатеринбургском уезде таким ремеслом в 1885-1887 годах было занято до 4688 человек. Дроворубы нанимались по одиночке, или артелями к подрядчикам, которые брали билет в казенных или частных заводских дачах на вырубку известного количества саженей дров; реже дроворубы подряжались рубить непосредственно от заводских контор. Подряжались дроворубы в феврале или марте, при этом брался задаток, который шёл на подать и на семена для основного занятия – земледелия. Рубили с марта или апреля до Петрова дня, возили лес зимой, начиная с ноября месяца.
Как рубка, так и возка оплачивалась всегда с сажени. Заработки, получаемые тогда
дроворубами и дрововозами были следующими: за рубку 1 сажени квартирных дров платят от 30 до 50 коп., куренных (семи или шести четвертовых) от 1 р 20 коп. до 1 руб, 70 коп.; в день можно вырубить квартирных 1 – 1,5 саж., куренных 0,4., т. е. заработать в день от 30 до 60 кои. за вычетом харчей; возили с сажени куренные полусуточные по 2 руб. 60 коп., куренные 1 суточные по 5 руб. 40 коп., квартирные полусуточные по 40 кои., односуточные по 1 руб. 90 коп, и 2-х суточные во 2 руб. 20 коп.; в день иа 2-х лошадях можно было вывезти полусуточных куренных 0,5 саж., суточных куренных 1,4 саж. и т.д. Чистый заработок от возки дров тот же, что и от рубки. Получая, например, за перевозку 0,5 саж. полусуточных куренных дров 1 руб. 30 коп., возчик издерживал на содержание 2-х лошадей 60 коп, и на своё личное 20 коп., всего 80 коп. и оставалось за вычетом их 50 коп.
Что это за деньги? Какова их покупательная способность? Килограмм мяса тогда стоил примерно 20 коп. Значит дровосеки- возчики зарабатывали в день сумму, на которую они могли купить 2,5 кг мяса. Переведя это в цены 2010 г, мы получим что-то около 675 руб. в день, примерно 20 тыс. сегодняшних рублей в месяц (если без выходных). Конечно, структура цен сейчас другая. Возможно, если будем пересчитывать заработки конца XIX века на другие товары, обувь или одежду, например, и сравнивать с «сегодня», то выйдем на другие цифры. Но и сделанный нами экспресс-анализ даёт повод задуматься: далеко ли мы ушли по покупательной способности от крестьян того времени? Кстати, процентов 25-35 от сделки оставлял себе подрядчик. Он и снимал главный «навар». Ничего не изменилось…
Углежжение, т.е. заготовка угля для заводов, являлось отдельным промыслом, называлось работой в кабанах или куренях. Сами углежоги были больше известны под именем кабаньщиков. По Екатеринбургскому уезду зарегистрировано в 1885-1887 годах 4590 кабаньщиков. Кроме них в кабанах работали и женщины, точного числа которых статистика того времени не учла. Большинство углежогов были бывшими заводскими крепостными.
Вот какой была практика. «Желая обжигать и доставлять уголь, кабаньщик приходит в заводскую контору и берет билет на желаемое число коробов, при чем, по написании условий, получает задаток от 35 до 45 коп. на короб берёзового угля и от 30 до 40 коп. на короб соснового угля. Получив задаток, в конце апреля, или в начале мая, после посева хлеба, кабаньщики, обыкновенно вместе с женами, отправляются в курени рубить дрова и оканчивают эту работу до Петрова дня; затем уже после страды с осени, с сентября, или октября, начинают сжигать дрова на уголь.
Для обжига дрова складываются в кучи и обкладываются дерном, что обыкновенно выполняют женщины. Сжигание дров в уголь—трудная и вредная для здоровья работа, так как во время обжига приходится жить в сырых и холодных балаганах, обложенных дерном и работать положительно день и ночь; помимо этого, от дикого дыма и смрада, поднимающихся от горящих под дерном дров, сильно болят глаза, дыхание становится неровным и тяжелым, и даже чувствуется боль в груди; недели две, три после углежжения, как выражаются сами кабаньщики, отплевывается «чернядью». Обжиг угля кончается в ноябре или декабре месяцах, а затем начинается возка угля, продолжающаяся вплоть до весны.
Плата за обжиг угля не во всех заводах одинакова и колеблется от 75 коп. до 90 коп. за короб соснового и от 1 руб. 5 коп. до 1 руб. 25 кои, за короб березового. За возку платится отдельно от 2 ¾ до З ¼ коп. за версту и короб соснового и от 3 ¼ до 5 коп. берёзового угля; рассчитывают да возку еженедельно. За уголь ж обыкновенно платят по частям, а именно, как сказано выше, в первый раз при заключении условий, во второй по окончании рубки дров, копеек по 25 на короб, затем при кладке дров в кучи по 20 коп. на короб и остальное по окончании работы, за удержанием 5 —10 коп. на короб в обеспечение до вывоза из кабана всего условного количества коробов». [41а] . Между тем, в 1882 г. Каменский завод отпраздновал своё 200-летие. Мы говорили выше, что в строй он был введён и дал первую продукцию в 1701 году. Но еще в 1682 г. по речке Железнянке, которую позже стали именовать Каменкой, примерно в двух верстах от завода «позднего», игуменом Далматовского монастыря Исааком (сыном строителя Далмата) был основан чугунолитейный завод. В 1701 г. он был передан казне и перенесён.
Вот как описывал В.Шишонко юбилейные мероприятия. «При исполнении здешними певчими концерта «Тебе Бога хвалим», начались тосты за здравие Государя Императора, начальников завода и заводской народ; при чём Екатеринбургский горный начальник, случайно участвовавший в торжестве, сказал несколько слов о Каменском заводе. Указав на то, что Каменский завод при основании был первым на Урале, он заметил, что теперь, когда вблизи его открыты богатые залежи каменного угля, которые дают возможность усилить производительность завода /…/ а тем более положить конец истощению скудной лесной дачи – остаётся только пожелать, чтобы употребление этого угля в широком размере началось как можно раньше». Молодец горный начальник. Знает, когда «случайно» на завод заехать, и главную его болевую точку – топливо. Речь он вёл о месторождении угля в черте Каменска. А вблизи села Сухоложского каменный уголь был обнаружен ещё в 1845 г., причём коксующийся. Примерно в это же время хороший уголь найден вблизи д. Ёлкино, рядом с селом Ирбитские Вершины. Это месторождение получило позднее название «Клара и Лара», по именам дочерей владельца. Так что зажигание у Екатеринбургских горных начальников, все-таки, позднее.
Празднование продолжалось. « Троекратное многоголосое ура присутствующих слилось с пушечными выстрелами. Проводив начальников завода, служащие и рабочие тут же, в заводских помещениях, в двух кружках, праздновали обедом, на свои подписные деньги, двухсотлетие Каменского завода».[32а] Ну, это уже, знакомый нам, «корпоратив». Ничего не меняется…
В конце XIX столетия на уральских заводах, в том числе и на Каменском, производились успешные эксперименты по использованию вместо древесного угля — торфа, в смеси с рубленными сосновыми пеньками. В общем, мало-помалу, металлургия, переводившая Божий дар в плавильный жар, отстала от наших Рефтинских лесов. Однако ещё и в первые годы ХХ века исследователь писал: «В Каменской даче принят по преимуществу кучный способ углежжения, и в виду недостатка своего угля приходится получать уголь из дач Монетной и Министерства Государственных Имуществ. Доставка преобладает гужевая».
Если рассматривать местность от Рассох до «Золотой полоски», где чуть позже сформируется старательский посёлок, да отмерить километров пять по обе стороны реки, то, что можно сказать о населённости этой местности в XIXвеке, до последней четверти этого столетия? Постоянного населения не было совсем. Но люди то были. Человеческая деятельность была, в суровых, порой – невыносимых, условиях. Были углежоги, смолокуры, старатели, дровосеки, возчики, косари. Свидетельство этому заросшие шурфы, обвалившиеся шахты, тока углежогов, названия ручьёв. По прикидкам автора, в данной местности в конце XIXвека, в сезон, трудилось и проживало в убогих временных жилищах по нескольку сот человек.
Вот таким и застал наш край бурный и жестокий XXвек. В состоянии, можно сказать, патриархальном. С тележным скрипом, куренями, дёгтем, тачками и промывочными лотками. Даже и представить трудно, что на этом месте, всего через 70 лет вырастет крупнейшая в стране тепловая электростанция.

V

Однако в начале ХХ века всё резко меняется. Владелец Надеждо-Яковлевского прииска Чернядев построил на берегу Рефта амальгамационную и циановую фабрику, добыв после этого не менее 300 кг золота. Золотопромышленник Малиновцев построил бегунную фабрику с паровым котлом и одноцилиндровой машиной. Такой же машиной с котлом были оснащены новая и старая шахты Ишменецкого, обе имеющие название Иннокентьевская. Этот же предприниматель обзавёлся лабораторией с муфельной печью и угольным горном.
Здесь уже используются сложные термины. Коротко о технологии золотодобычи. Метод промывки основан на высокой плотности золота, благодаря которой в потоке воды минералы с плотностью меньше золота (а это почти все минералы земной коры) смываются, и металл концентрируется в тяжёлой фракции, песка состоящего из минералов повышенной плотности, который называется шлихом. Этот процесс называется отмывкой шлиха или шлихованием. В небольших объёмах её можно проводить вручную, при помощи промывочного лотка. Этот способ используется с древнейших времён, и до сих пор для отработки маленьких россыпных месторождений старателями, но основное его применение — поиск месторождений золота. Современные золотоискатели, видимо, для первичного просева породы, используют кроватные сетки. Если найдёте такую вблизи ручья, не удивляйтесь. Полученные шлихи, кроме золота, содержат множество других плотных минералов и металл из них извлекается, например, путём амальгамации.
Метод амальгамации основан на способности ртути образовывать сплавы — амальгамы с различными металлами, в том числе и с золотом. В этом методе увлажнённая дроблёная порода смешивалась со ртутью и подвергалась дополнительному измельчению в мельницах — бегунных чашах. Амальгаму золота (и сопутствующих металлов) извлекали из получившегося шлама промывкой, после чего ртуть отгонялась из собранной амальгамы и использовалась повторно.
Современное отношение к ртути крайне нервное. Из-за разбитого градусника школы эвакуируют. В старое время никто её опасной не считал. Даже мы, пацанами, в 60-ые годы гоняли этот забавный игривый металл и по школе, и по дому.
Мне посчастливилось в своё время познакомиться с бывалым старичком, который ещё мальчишкой, до войны, работал на промывке золота в верховьях Пышмы. В конце дня, как он рассказывал, появлялся старший артели с чекушкой ртути и амальгамировал шлих. Молча. С помощью ртути и своих заскорузлых пальцев.
А цианирование – это метод, когда золото из размельченной породы выделялось путем его растворения в синильной кислоте и её солях, в специальных чанах. Затем золото из раствора осаждалось либо цинковой пылью, либо специальными ионнообмеными смолами. Совсем не здоровое дело эта золотодобыча.
Бегунная фабрика – мельница для помола золотосодержащей руды. Бегунки — это жернова. Их делали из чугуна или использовали старые жернова мельниц. Привод «бегунки», как её называли в народе, мог быть разный, в том числе и от водного потока.
Вся эта тяжёлая механика, перепугавшая своим одноцилиндровым стуком многочисленную местную живность, располагалось на приисках в районе нынешнего посёлка Золото, как говорится, «плюс – минус трамвайная остановка». Остатки одной из фабрик рядом с этим населённым пунктом желающие ещё могут найти.
Очевидно, именно в это время начал формироваться приисковый посёлок. Сложная техника требовала поддержки специалистов. Большие объемы добычи требовали учёта и охраны. Шахтный метод промысла, в отличии от добычи рассыпного золота, давал возможность вести работы и зимой. Дорогая техника должна была приносить отдачу круглогодично. Она не могла простаивать, дожидаясь сезонников. Всё к тому, что требовались сносные условия для жизни и работы. Конторщику – контора, спецу – изба, рабочим — казарма. Баня, конюшня… Так, одно к одному, и появился, рядом со стародавними землянками, посёлок старателей, который позже получит броское название Золоторуда. Административный справочник 20-х годов указывает, что по состоянию на 1916 г. Рефтинский прииск находился в составе Ирбитсковершинской волости Камышловского уезда. [54]Что странно, так как «жилая» часть прииска находилась в Екатеринбургском уезде.
В 1912 году открыто Черемшанское месторождение угля рядом с местом, где сейчас станция Рефт. [63]А со второй половины 1913 года начались работы по строительству железной дороги Егоршино – Богданович. На стройку съехались выходцы с Украины, китайцы, а также жители близлежащих деревень и много мастеровых из Вятской губернии. И уже в 1914 г. тайгу огласил паровозный свист.
Асбестовые копи на северо-западе Каменской дачи, между тем, также достигли приличного технического уровня. Появились паровые машины (1896 г., прииск Поклевского), узкоколейки с вагонетками «Коппеля», электростанция с паровой турбиной «Де Лаваль» мощностью 250 л.с. (1906 г., прииск Вознесенский), паровозы (1910 г., там же). [41] В истории Рефтинского края (края – в широком смысле) наступал период промышленный. В общем, по сравнению с прошедшими веками, деятельность в этом углу Каменской дачи становилась довольно бурной. Появилась потребность в лесной страже, находящейся непосредственно здесь. Во-первых, у границы с другими дачами – Монетной и Режевской. Во-вторых, рядом с центрами людской активности. Было от кого лес охранять. Появились кордоны – Кирилловский, Рудный.
Первый был построен на правом берегу речки Кирилловки, впадающей в Рефт, у её устья. Берег был обрывистый, высокий. Рефт в этом месте была чуть пошире. Речка Кирилловка, после заполнения водохранилища стала короче на километр и сейчас её устье сразу за базой «Маяк». В 1916 г. Кирилловский кордон, согласно списку населенных мест 1928 г., относился к Знаменской волости Камышловского уезда. [54] Этой же волости принадлежал и Рудный кордон, имеющий второе название – Шемейка. Оба имени получены по речкам, протекавшим вблизи. Говорим о речках и кордоне в прошедшем времени, потому что их накрыл золоотвал. Большой и серый. Остались верховья Рудной, а всё остальное соединилось с дренажной системой отстойника. Что бы ни запутаться, не будем забывать, что в бассейне Рефта есть ещё одна речка Шемейка (Шамейка), левый приток Б.Рефта, в районе п. Малышева. Там же, кстати, и ещё одна Полуденка. Шамейный, по мнению автора, означает – торфяной.
Есть несколько указаний о добыче железной (болотной) руды в бассейне М.Рефта в XVIII – XIX веках. Однако более точных данных нет. Название «Рудное болото» не подсказка ли нам? Оно хоть и относится к бассейну «головной» реки, но находится на равном расстоянии от Рефта и М.Рефта.
Эти два кордона существовали по состоянию на 1916 г. А через пятьдесят лет оказались в зоне строительства Рефтинской ГРЭС. Принадлежность их к Знаменской волости в дореволюционный период, как указано в более поздних документах, вызывает недоумение, так как находились они на землях Екатеринбургского уезда, в Белоярской волости.
На страже северных границ Каменской лесной дачи находились и другие кордоны. Это Роговский (на реке Роговушке), Каменский (Верхнее-Рефтинский), находившийся у устья речки Каменки, вытекающей из болота Каменского (вблизи озера Алтынай).
Ценнейшие сведения о кордонах Каменской дачи даёт изучение неопубликованных записок Николая Фёдоровича Рубцова – лауреата Государственной премии, автора книги «Город горного льна». Они любезно предоставлены его сыном В.Н.Рубцовым, также знатоком края.
Николай Фёдорович с апреля 1919 по осень 1920 г., в возрасте 13-15 лет, работал переписчиком в Райлескоме Грязновской волости. Райлеском после революции заменил собой лесничество. Располагались они на территории Грязновского кордона.
К Грязновскому лесничеству относились кордоны: Грязновский, Ельничный, Воронобродский, Ольховский, Щучий, Кирилловский, Рудный, Роговский. В упомянутые годы на Роговском не было лесников, а жил куренной мастер, заведующий углежжением.
На Грязновском кордоне находился и представитель Каменского завода, отвечающий за вопросы заготовки угля.
По штатам, на кордонах должно было быть по два лесника – старший и младший. На Кирилловском старшим в те годы был Николай Матвеевич Гладких (подписывался Коля Матвеев Гладенький). Николаю Фёдоровичу он запомнился рассказами о своих встречах в лесу с медведями.
На Рудном старший лесник был «не русский, плохо говорил по-русски» и фамилию его Н.Ф.Рубцов не запомнил. Действительно, как увидим ниже, на этом кордоне одна семья была польской.
Устройство было типовым. Обязательно пожарная вышка, огород. Дом просторный, под тесовой крышей. Николай Фёдорович приводит план Рудного кордона. С крыльца вход в общие сени. Квартир три – первая, вторая и «средняя» (для приезжающего начальства). По периметру ограды сарай для телег и саней, другие надворные постройки.
Н.Ф.Рубцов пишет: «Кордоны, как правило, располагались около речек, на высоком месте и очень красиво выглядели на фоне леса.Все кордоны были в то время не старыми, так как построены были, наверное, в 80-е годы прошлого (XIX– Авт.) века». [39] Мнение Николая Фёдоровича о возрасте кордонов Каменской дачи авторитетно. Ранее я осторожно относил время их возведения к «рубежу веков». Сейчас появились основания сменить формулировку на «в последней четверти XIXвека».
Не надеялась на авось и лесничество Режевской дачи. С конца XIXвека она именовалась «дача Режевского графини Стенбок — Фермор завода». На охране графского леса, его южных границ, стояли Окуневский кордон (у озера Окунёво), Ильинский (в устье реки Ильинки, левого притока Б.Рефта), Осиновский (на р. Осиновке, левом притоке М.Рефта).
В районе асбестовых копей защищали лес Монетной дачи сразу два кордона возле Щучьего озера – Щучий №1 и Щучий №2, а в зоне изумрудных приисков – кордон Старковский. Они относились в царское время к Белоярской волости.
Кордоны строились заводами за счёт своих средств и были их собственностью. Предназначались они для лесной стражи — объездчиков и лесников. Лесников не нужно путать с лесничими. Первые – лесные сторожа, вторые – лесные начальники с высоким местом в табеле о рангах. Скажем, главный лесничий Уральских заводов И.Шульц носил звание генерала корпуса лесничих.
Место расположения кордонов, кроме способствования выполнению прямых обязанностей, должно было иметь пригодную сельскохозяйственную землю. Ведь земельный надел с бесплатным жильём являлись чуть ли не единственными стимулами. Жалование было мизерным. Надо сказать, что такой подход к должности лесника сохранялся ещё долго. Мало он изменился и сейчас.
Вот что писал в конце XIX века о состоянии лесной стражи П.Жудра. «О несостоятельности современной лесной стражи говорено неоднократно в печати, а потому я ограничусь лишь замечанием, что лесничий не имеет в ней надежных агентов и добросовестных исполнителей своих распоряжений. И нравственное и умственное развитие стражи находится на столь низкой ступени, что исключает всякую возможность рассчитывать на ее полезную деятельность, в области лесного хозяйства и администрации./…/ Однако, взглянув на дело с иной, так сказать, внутренней точки зрения, оказывается совсем другое: в настоящее время, во многих лесничествах, комплектование мало-мальски изрядной стражи составляет почти невыполнимую задачу, так как скудное содержание отталкивает от службы в лесной страже всех порядочных людей.
Я знаю некоторые лесничества в средней полосе России, где лесничие положительно не в силах найти охотников для занятия должности лесников, хотя уровень умственных и нравственных требований понижен ими до nec plus ultra, так что лесная служба открыта для всех, имеющих законный вид на свободное распоряжение своей особой; в этих местностях нередко приходится прибегать к вербовке, в полном смысле слова и заманивать простачков разными несбыточными обещаниями, а впоследствии затягивать увольнение их от службы, насколько окажется возможным./…/ Единственным серьезным орудием в руках лесничего следует считать угрозу удаления от должности, но, при нынешнем скудном обеспечении лесной стражи, и эта угроза оказывается бессильной, так как стража вовсе не дорожит службой, за исключением лиц, решительно никуда не годных, для которых из лесной службы остается один выход — тюрьма. Как бы то ни было, но всегда и везде мы приходит к одному заключению, что увеличение материального обеспечения стражи и улучшение ее личного состава — есть фундамент, на котором надлежит возводить новое здание государственного лесного хозяйства».
Как мы видим, здесь образ лесной стражи нарисован мрачными красками. Были и другие охранники, о которых писал М.Китаев в 1889 г. « В лесной страже, за небольшими исключениями, конечно нельзя держать стариков, но между ними есть такие почтенные люди, сделавшие так много в своё время для охранения леса и его возвращения, что увольнять их не поднимается рука. Остается пожелать, чтобы высшая власть обратила внимание на службу таких ветеранов и хотя бы за 25 лет лесной службы трудной и ответственной – назначала таким лицам хотя бы 3-х рублёвые месячные пособия, кукую пенсию получают николаевские солдаты, оставшиеся без родственников и не имеющие иных средств к жизни».[13а] Так или иначе, задача охраны и восстановления лесов, в основном была решена. И Каменской дачей и, впоследствии, лесничествами советского времени. Энергостроители 60-х годов XX века определяли лес края, как девственную тайгу. На самом деле топоры и пилы работали здесь почти 300 лет. Лишь при внимательном изучении можно установить увеличение доли лиственных лесов. Известно, что места вырубок, без рекультивации, зарастают березняком и осинником.
На рубеже веков XIXи XX в крае активизировались землеустроительные и топографические работы. Очевидно, это связано с повышением предпринимательского интереса к территории. Как свидетельство – оставленные учёными людьми в неких примечательных местах особые камни или каменные столбы. Оных имеется два или три. Место нахождения одного из них – на просеке, между болотом Островистым и озером Белым. На мой взгляд, камни устанавливались по границе Каменской и Режевской лесных дач.
Были на них выбитые надписи. Однако, под действием времени или окружающей среды, текст исчез без следа. Но, благодаря людям неравнодушным, не пропал для истории.
В конце 60-х (или начале 70-х) Александр Иванович Рыжаков обследовал камень и сделал копию надписи. Читалась она и тогда уже с трудом. Вот текст, который удалось расшифровать. «НАПРАВЛЕ[НИЕ] МЕРИДИАНА … ОПРЕ[ДЕЛЕ]НО 2[9] МАЯ 1899 г НАЧАЛЬНИКАМИ ПАРТИИ СТЕПАНОВЫМ…Я[В]ШИЦ И ТОПОГР. МАТРАНШИЛИНЫМ».
Наступила IМировая война. Как водится, основная тяжесть при этом всегда ложится на мужика, на деревню. А крестьянин был главной тягой и на приисках, и на лесных работах. Оскудение рабочей силы частично покрывалось за счёт других контингентов. На асбестовых приисках Поклевского появились пленные австро-венгерской и турецкой армий. По разрешению Главного управления Генерального штаба там к маю 1915 г. уже работало более 300 чел. военнопленных. Поступали они и в Камышловский уезд[55]. А на лесных работах в Режевском лесничестве было занято 80 китайцев. Речь идет, конечно, не о пленных, а о нанятых «поставщиком г. Дризиным» в Харбине и отправленных в 1915г. в количестве 1000 человек для рудничных и лесных работ Верх-Исетского Округа. [59] В Рефтинском крае появились новые контингенты.

VI

Великая социальная революция 1917 г. нарушила привычный уклад жизни. Очень скоро была создана комиссия по национализации недр Урала в Пермской губернии. Так 22 декабря 1917 г. собрание рабочих, служащих и старателей Берёзовского золотопромышленного товарищества приняли резолюцию: «Все прииски, фабрики. Заводы и мастерские с их живым и мёртвым инвентарём конфисковать и передать под контроль Совета рабочих депутатов и земельного комитета Берёзовского завода». Крупные золотодобывающие заводы, с постоянной рабочей силой, типа Берёзовского, продолжали работать, уже под контролем Советов. Более мелкие, к которым относились наши Рефтинские прииски в районе нынешнего пос. Золото, прекратили работу, оставшись без хозяев. Добыча велась лишь мелкими артелями и примитивным способом.
В мае 1918 г. были национализированы асбестовые копи и избрано правление государственных рудников. До прихода белых, очевидно, добыча велась.
А вот каким было положение на изумрудных копях. «После революционных событий 1917 года связь фабрики (имеется в виду Екатеринбургская гранильная фабрика. – Ю.С.) с изумрудными копями практически распалась. Предоставленные новым арендаторам, они жили сами по себе, без всякого надзора со стороны управляющего фабрикой. Национализация фабрики (4 января 1918 года), а стало быть и всех подведомственных ей производств, в том числе изумрудных копей, упраздняла права арендаторов, превращала их самих в бывших владельцев и всколыхнула толпы работного люда, промышлявшего хитнической добычей изумруда, — копи стали для них народным достоянием, — ничьим, а, стало быть, доступным всем. Самочинно возникшие артели устремились на промывку отвалов, в шахты “бывших”, на разработку целиков, рылись по всему изумрудному району. На Токовском (Люблинском) прииске хищники вели работы в 80 саженях к северу от шахты Денисова-Уральского (известный художник и геолог. – Ю.С.), щадя самого предпринимателя из-за личной симпатии к его имени». Это была цитата из книги Владислава Семенова «Роман с изумрудом».
Замерли лесные кордоны, устроенные для поддержания порядка в таёжном краю. А что сейчас порядок? Старый отменен, новый не установлен. В глазах наиболее рьяных представителей свежеиспечённой власти лесная стража являлась частью репрессивного аппарата свергнутого режима. Пересидеть эту смуту в таёжном тупике… Хоть и жалование не платят, но подальше от комиссарского маузера…
Но вот и орудийная канонада прокатилась по рефтинской тайге. Впервые за всю историю. Вздёрнуло головы лесное зверьё, прижало уши. Гражданская война.
В августе – сентябре 1918 г. боевые действия между наступающими частями Белой армии и ожесточённо сопротивляющимися красногвардейцами охватили Рефтинский край с трёх сторон. С западной стороны это линия Екатеринбург – Режевской завод. На севере – между Режевским заводом и Егоршино (в сентябре 1918 г.). На востоке – по линии железной дороги между станциями Кунара – Егоршино. Наиболее жестокими были бои за ст. Антрацит (ныне – Алтынай).
Район станции Антрацит был своеобразным дефиле, ограниченным с востока болотами истоков реки Ирбит, а с запада озером Алтынай и рекой Рефт. Бои здесь шли около месяца. По данным Б.Б. Филимонова, под станцией Антрацит и селом Ирбитские вершины белые потеряли убитыми сто пятьдесят офицеров и более двухсот солдат.[25] Вот такие нешуточные события разворачивались по периметру Рефтинского края. Всё по взрослому. А что внутри него?
Асбестовые прииски, уже имевшие постоянное население, ареной боёв не оказались. И слава Богу. Перед угрозой захвата бело-чехами Екатеринбурга, 87 человек, включая семерых военнопленных мадьяр, записались в Красную Армию. В начале августа 1918 г. на рудниках появился небольшой отряд казаков во главе со штабс-капитаном Малевинским, сыном бывшего управляющего. Появлялись и свирепствовали белые калмыки. Белые – конечно, по принадлежности к контрреволюционному движению. А так – типичные раскосые азиаты на мохнатых лошадках. Были аресты и порка большевиков и сочувствующих. Самых отъявленных отправляли на станцию Грязновская, где их и расстреливали. [60] Лесные кордоны становились местом засад. Красными – для белых, белыми – для красных. Чечулин пишет, что на Окунёвском кордоне попал в засаду и угодил в руки неприятеля разведчик красноармейцев, направленный с Режевского завода. В районе Шамейки, как будто, базировался партизанский отряд большевистского толка. На месте его дислокации возник позже посёлок Чапаева, одно время носивший название Партизанский.
Лесные дороги края, не пригодные для продвижения серьёзных воинских сил и техники, подходили для перемещения дозоров, разъездов, разведок противоборствующих сторон.
А.М.Кручинин пишет: «У белых не была налажена система снабжения, и командирам приходилась изворачиваться, кто как может. Постоянно выручало белых местное население. Штаб-ротмистр А.Н. Ленков вспоминал, как разъезд под его командой прибыл на изумрудный прииск Ж. де Сукантона, отстоящий верст на двадцать к западу от станции Антрацит, там оказалась больница, персонал которой очень радушно встретил кавалеристов. Заведующий больницей без всяких разговоров предоставил им приличный запас медикаментов и перевязочных средств. Любопытно, что несколько человек красных милиционеров прииска сразу сдались и стали просить принять их в число белых бойцов».
[25] Здесь нужно заметить, что прииски Жирарда де Сукантона всё-таки асбестовые, а не изумрудные. С территории, на которой находились белые, южнее Ирбитских Вершин, самой короткой дорогой до асбестовых приисков была – через Кирилловский кордон. Стороны, видно, не ставили своей задачей контролировать лесные дороги, ограничиваясь основными транспортными артериями. На кордонах могли свободно появиться и красные и белые. Вот задача была для бородатых обитателей лесных сторожек…
21 сентября 1918 г. красные, зажатые с трёх сторон, начали отход по единственному оставшемуся для них пути – через Самоцветы, на Алапаевск. Эта невесёлая страница истории края оставила одну тайну. В июле (августе?)1918 г на станции Антрацит (ныне – Алтынай) был убит священник села Троицкое Камышловского уезда Константин Николаевич Алексеев. Постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви и Святейшего Патриарха от 17 июля 2002 года он включен (в числе других сорока четырех новомучеников Екатеринбургской епархии) в Собор новомучеников и исповедников Российских ХХ века, прославленный Архиерейским Собором 2000 года. [9] Обстоятельства его гибели, дата смерти, место захоронения, детали биографии требуют дополнительного изучения.
Очевидно, что Константин Алексеев находился в вагоне с заложниками (купцами и духовенством) [25], который был отправлен при уходе красных со станции Богданович по линии на Егоршино. Другого логического объяснения нахождению священника в данной точке (ст. Антрацит) просто нет. Косвенно это подтверждается фактом гибели еще одного новомученика. В это же время в селе Таушканское убит священник церкви села Мехонское Шадринского уезда Василий Иванович Инфантьев [36].
Село Мехонское — километрах в 60-ти восточнее Шадринска (сейчас это Шатровский район Курганской области). Нахождение священника в период ожесточенных боевых действий за 300 верст от своего села ни чем, кроме насильственного перемещения объяснить нельзя.
То, что убийство о. Константина не было единичным на ст. Антрацит, говорят и данные на земского врача с. Багаряк (ныне Каслинский район Челябинской обл.) А.И.Смородинцева. В удостоверении, выданном Багарякской волостной земской Управой от 3 февраля 1919 г. № 429 говорится: «Врач Смородинцев А.И. увезен заложником красноармейцами и расстрелян около станции «Антрацит» Егоршинской ветки Омской железной дороги».
Во втором архивном документе говорится: «В конце июля прошлого года был взят в качестве заложника большевиками врач Багарякского участка А.И. Смородинцев и убит ими». [34] Совершенно очевидно, что смерть врача и священников — элементы одной трагедии. Не ясно пока, сколько всего погибло заложников в последние дни июля 1918 г. на ст. Антрацит и где они захоронены. А это не маловажно. Хотя бы потому, что среди них – новомученики, т.е. люди причисленные Церковью к святым.
Итак, колонна красных ушла, избежав окружения, от Егоршино на северо-запад. В её составе рабочие, крестьяне, вчерашние гимназисты Шадринска, Далматова, Каменского завода, Камышлова, Егоршино и т.д., во главе с комиссарами и активистами. Их семьи – бабы и дети, с домашним скарбом. Отряд китайцев, вчерашних лесорубов. Латыши и бывшие военнопленные мадьяры.
На авансцену вышли офицерские отряды Сибирской армии, мобилизованные и добровольно примкнувшие к белым рабочие, крестьяне ближних уездов и такие же вчерашние гимназисты. Казаки и калмыки. Бойцы чехословацкого корпуса. На приисках сформирован «польский легион асбестовых копей». Фантасмагория…
Все это воинство обтекало рефтинскую тайгу по транспортным магистралям, иногда просачиваясь во внутрь территории. К октябрю месяцу затих вдали звук орудийной канонады. Но не застучали била бегунной фабрики на золотых приисках. Еле-еле работали асбестовые рудники. Не смотря на провозглашённую колчаковской властью денационализацию. Старые хозяева рассеяны по свету, хозяйственные связи нарушены, рабочая сила на фронтах.
Затихла и цивилизованная лесозаготовка. «На голодном Урале недостаток рабочих, и, пока хлеб не придёт, они не прибудут./…/ В результате рубка дров почти прекратилась. Урал выплавляет в месяц 1 млн. (пудов) вместо 4 млн. 1916 г., и то сжигает старые дрова. Дальше будет ещё хуже, когда кончатся запасы». Так писал 6.04.1919 г. главный начальник Уральского края С.С.Постников Сибирскому правительству. [59] Белым не удалось продержаться на Урале долго. Екатеринбург большевики взяли 14 июля 1919 г. А 19 июля 1919 г. ими захвачены Егоршино и Покровское. Красными конниками командовал Н.Д.Томин, а одним из эскадронов — К.К.Рокосовский, будущий маршал.[22] Далее они двинулись на Камышлов. Вполне вероятно, что пешие и конные советские силы двигались по Покровскому тракту до Ирбитских Вершин и далее на Сухой Лог – Богданович. Крупных сражений на территории края в этот период историки не упоминают. Очевидно, белые оттягивали свои силы на линию реки Тобол, намереваясь там взять реванш.
Противоборствующие силы испытывали попеременно сильные положительные или отрицательные эмоции, в зависимости от хода боевых действий. Между тем, освобождаемые (оставляемые) территории стабильно имели голод, разруху, тиф, стаи беспризорников. В сёла хлынули голодающие горожане. Но оставшаяся без мужиков деревня, «подчищенная» проходившими через неё воинствами, голодала сама.
Золотые прииски Рефта оказались разграбленными. Новая власть, как могла, старалась сохранить оставшееся. По описи сохранившегося имущества Николае –Чудотворского прииска (сделанной в 1919 г.), принадлежащего золотопромышленнику Стрижову, там находились: «Здание для бегунной фабрики в разрушенном виде, в нём паровой котёл локомобильного типа без арматуры, одноцилиндровая паровая машина в 12 пар сил (рама и цилиндры, части с машины сняты, находятся на фабрике)/…/. Дом 11 аршин длины/…/, дом той же длины/…/, конюшня, кладовая. Баня, казарма, амбар в ветхом состоянии /…/».
Часть имущества фабрик передавалась сёлам. В связи с тем, что оборудование золотодобывающих фабрик растаскивалось, председатель районного управления золотыми приисками Урала В.Доменнов обязал заведующего Рефтинскими приисками А.А.Соловьева обследовать бывшие владения Малиновцева, дать свое заключение о состоянии техники и о возможности отпуска парового котла исполкому села Ирбитские Вершины. Начальник Соловьёв уже в августе 1919 г. нанял четырёх сторожей. Известны их фамилии: П.Н.Потапов, А.Я.Солдатов, И.В.Олимпиев, Абдулхапет Халиков. Паровая машина и локомобиль были переданы селу. Локомобиль — представителю трудовой артели Е.В.Брылину на временное пользование. Вскоре он был установлен и обеспечивал работу мельницы и пилорамы. В октябре 1920 г был перевезён паровой котёл с Чернядеевского прииска на угольные копи «Клара и Лара». Это рядом с Ирбитскими Вершинами. Там он потребовался для откачки воды из шахты.
Какое то имущество было передано на другие месторождения. До 1924 г. Рефтинские прииски не работали. Одно хорошо, что охранялись — квартетом сторожей и начальником Соловьёвым. [5] Новая власть уделяла серьёзное внимание нашему соседу – Асбестовым копям. В 1922г создан трест «Ураласбест». В 1922г начала работать обогатительная фабрика № 1. [40] Причина – горное волокно было востребована на внешнем рынке. Значит это источник валюты, крайне необходимый стране.
В обстановке разрухи стала использоваться такая мобилизационно-принудительная форма привлечения трудовых ресурсов, как трудармия. Период ее действия 1920-1922г. Постановлением Совета обороны республики от 15.01.1920г за подписью Ленина «3-я рабоче-крестьянская Красная Армия используется для трудовых целей в районном масштабе, как цельная организация, без разрушения и дробления ее аппарата под именем первой Революционной Армии Труда».
Эта Армия действовала на территории уральских губерний, в том числе и Екатеринбургской. При ее реввоенсовете был создан Комитет по трудовой повинности. В своем обращении к трудящимся Урала от 21.02.1920г. этот Комитет объявил «трудовую повинность всего трудоспособного населения, не занятого другой, не менее важной работой на общую пользу, на предмет вывозки и заготовки дров». Указывалось, что в связи с угрозой паралича промышленности, требуется ежедневная работа 140 000 подвод по вывозке из леса дров и 80 000 рабочих по их заготовке.
Задачи армии: заготовка продовольствия, фуража, заготовка и транспортировка к заводам и железнодорожным станциям дров, выполнение строительно-ремонтных и сельскохозяйственных работ, мобилизация дополнительной рабочей силы в районе дислокации частей.
Председателем реввоенсовета Первой трудовой армии был не кто-то, а сам т. Троцкий Л.Д, одновременно являясь Председателем Революционного Военного Совета Республики (если источники ничего не напутали). Своим приказом от 24.02.1920 г. он обязывал оперуполномоченных Совтрударма арестовывать за плохой ход работ «наиболее виноватых лиц» и направлять их в Революционный трибунал армии.
Ранее Лев Давыдович издал т.н. приказ-памятку 3-й Красной Армии — 1-й Революционной Армии Труда (опубликован в «Правде» от 16 января 1920 г). В ней он указывает, в частности: «Для лесозаготовительных и других работ нужны жилые помещения. Революционная армия труда создаст, где нужно, бараки и обеспечит себе и тем работникам, которые придут к ней на смену, жилье и уют».
Рефтинский край всегда был базой лесозаготовок. А.Афанасьев сообщает о трудармейцах в Сухоложье, которые умирали большим количеством от тифа и голода. Приводятся данные метрической книги Богоявленской церкви с. Сухоложского об умерших. Г.И.Котегов, 45 лет, земледелец, мобилизованный от Щелкуновской волости, умер 21.04.1922г от истощения. На следующий день скончался В.А.Щербаков,44 лет, мобилизованный из села Верхние Серьги.[5] Учитывая нацеленность трудармии на лесозаготовки, вероятней всего, что они и были причиной истощения.
От заготовки дров трудармейцы перешли и на другие работы. Они были основной рабочей силой в 1920-1921гг на асбестовых приисках. Их же руками строилась узкоколейка Баженово – Асбест. Начало строительства – 1920 г. В ноябре 1922 г. эта железная дорога была введена в строй. Надо сказать, что рядом с трудармией трудились и комсомольцы-добровольцы из других областей. Например, Скомороховский Николай Андреевич в июле 1920 года по призыву российского комсомола выехал из г.Скопино Рязанской губернии- в Екатеринбургскую губернию на эту стройку, где работал землекопом на отсыпке железнодорожного полотна, на заготовке шпал и дров, выполнял слесарные работы. [29а] Году в 1922-м комиссары сняли-таки пыльные шлемы, вытерли утомленные лбы и обратили взор долу, а именно – к лесу. Картина предстала безрадостная. Вот как писал об этом А.И.Шульц, автор предисловия к «Лесному Кодексу Р.С.Ф.С.Р. с объяснениями и толкованиями», изданному в 1924 г. «Война и революция и последовавшие за ними — интервенция, блокада и белое движение крайне гибельно отразились на лесном хозяйстве и явились главным виновником его разрушения. Огромное количество древесины понадобилось на военные нужды. Значительные лесные площади пострадали от артиллерийского обстрела. Потери нами Домбровского каменноугольного бассейна, а также отрезанность во время гражданской войны от Донецкого бассейна и нефтяных источников Баку и Грозного перенесли всё тяжесть по удовлетворению потребностей страны в топливе на леса; кроме того, в виду переживавшихся обстоятельств, рубка и заготовка леса могли производиться не везде и вся тяжесть пала на 30 верстную полосу вдоль железных дорог и сплавных путей.
К этому присоединились небывалые пожары 1920 – 21 годов (годы засухи) и развившиеся во время революции самовольные рубки со стороны населения. В результате всех этих условий лесное хозяйство оказалось подорванным. Вся хозяйственная деятельность в эти годы в лесничествах прекратилась, т.е. перестали соблюдаться условия естественного лесовозобновления, перестали производиться работы по искусственному лесовозобновлению, всё внимание перешло на заготовку максимального количества дров, пересчёт леса на делянках прекратился, учёт древесины производился в большинстве случаев на глаз, места рубок не всегда отводились в натуре. Каждый государственный лесозаготовитель рубил там, где удобно». [27] В 1922 г. вводится уголовный Кодекс, нормирующий преступления в сфере лесопользования. Вслед за ним – Лесной Кодекс, согласно которому организация охраны лесов от пожаров, самовольных порубок и всяких иных повреждений, и от всякого незаконного пользования в лесах возложена на губернские лесные органы и лесничих, а непосредственный надзор за лесом на лесную стражу. Вместе с тем « лесная администрация и лесная стража вооружаются огнестрельным оружием и приравниваются в правах с милицией в отношении задержания самовольных порубщиков и производства обысков и отобрания похищенных лесных материалов».
Лесная охрана премировалась за обнаружение лесонарушителей в размере 30% отчислений от сумм, взысканных с них и вырученных от продажи конфискованного при самовольных порубках леса. Нарушениями, находящимися в компетенции «лесных шерифов», являлись, кроме самовольных порубок, также: похищение из леса дерева буреломного, валежного или срубленного; самовольную пастьбу скота; самовольное сенокошение; смолокурение, сидка дёгтя, углежжение без соответствующего разрешения; самовольная охота и рыбную ловля.
Хоть и были стражники вооружены, но «шмалять» на лево и право они, разумеется, не могли. Вот в каких случаях разрешалось употребить оружие лесникам того времени: для отражения всякого вооружённого нападения или подавления встречного вооружённого сопротивления, а также и не вооружённого, но когда охраннику угрожает опасность; когда задержанные лица делают попытку бегства и не окажется возможным задержать их другими способами; при поимке бандитов и дезертиров, скрывающихся в лесу, когда лесная стража привлекается к этому органами местной власти.
Лесохозяйственные постройки, сторожки, кордоны и пр. объявлялись собственностью государства. Кордоны нашего края – Кирилловский и Рудный, всегда и были «государевы», так как Каменский железоделательный завод, видимо – единственный на Урале, оставался казённым всю свою историю.
От царских времён сохранилась и право пользования стражей служебными наделами из состава безлесых площадей государственного лесного фонда под пашню и покосы – по 5 десятин на служивого. Плюс полторы десятины под огород. Цель – «укрепить аппарат лесной стражи, дабы этим самым усилить дело охраны лесов», приблизить лесную стражу к лесу.
«Другим соображением при отводе лесослужебных наделов является улучшить быт и материальное положение лесных работников, заменив крайнюю недостаточность заработной платы по лесному ведомству (заработная плата лесной администрации в 1923 году составляла только 1/20 часть довоенной)». Надел этот освобождался от обложения единым сельскохозяйственным налогом. А это было очень важно в то время. На Асбестовых копях, например, относившихся тогда к сельской местности, натуральный налог был настоящим бедствием. Им были обложены даже работники милиции. Девяти Асбестовским милиционерам (сегодня их, кстати, 500 человек) пришлось сдать в 1921 году 31 пуд масла, 3 пуда шерсти, 7 пудов мяса. [2] Где они, интересно, добыли это…
Ну вот, статус служивых обитателей кордонов начала двадцатых годов – лесников и объездчиков, прояснился. В карманах – тишина, но зато – на плече казённая двустволка, за плетнём – пашня. Лошадь, опять же, даёт лесничество. С сенокосом для своего скота проблем нет. Плюс, ты – законная власть, единоличная, на много километров вокруг. А власть в лесу легко конвертируется в магарыч.
У Асбестовского краеведа Копырина А.Л. в личном архиве хранится записная книжка одного из земляков. Имеется в ней следующая запись: «27/IV– 24 г. Кирилловский кордон. Николай Павлович Ветчинев и его жена Любовь Сергеевна». На этой же странице, рядом, запись «Степанида Ивановна Квашнина». Очевидно, это данные лесника кордона того времени и его семьи. Квашнина – скорее всего, тёща стражника.
На другой страничке той же записной книжки « Кирилловский кордон. Плотина. Хлыстиков Алексей Матвеевич». Т.е. к 1924 г. плотина на реке уже была. Логично предположить, что она существовала ещё и до революции. А известна в этом районе, вплоть до строительства ГРЭС, лишь одна плотина – на Рассохах. Она была разборной. Вода в ней накапливалась. Здесь же готовился лес к сплаву. Весной, в паводок, плотину разбирали, и лес отправлялся по реке Рефт до Пышмы.
К 1924 г. затеплилась жизнь и на золотых приисках. Старательская артель «Шахтер», во главе с И.И.Кремзой, летом начала добычу на шахте Инокентьевской. Перелопатили 400 тонн руды, в каждой из которых находилось 5,7 г золота. Работали и сланцевые отвалы. Добыто было из шахты 3150 г . а из отвала 317 г благородного металла. Сначала в бригаде работало 33 человека, к весне осталось 10. Работа на приисках крайне тяжёлая. Пришлось срочно ремонтировать жилье, бегунную фабрику, оборудование. Ствол большой Инокентьевской шахты совершенно сгнил, его срубили в конце 19 века. Шахта была глубиной 41 м, жила выработана. Начальник Восточного Свердловского горного округа А.П.Корзухин, обследовавший месторождение в начале марта 1925г, пришел к выводу, что в таком техническом состоянии эксплуатировать его невыгодно. Затраты превышали товарную закупочную стоимость добытого металла. Договор с артелью расторгли.
В 1928 г. рефтинские прииски передали Аятско-Шайдурихинскому управлению всесоюзного золотопромышленного общества «Союззолото». А.Афанасьев, изучавший передаточные документы, сообщает, что в них было названо 11 шахт. Самой глубокой была Северная на Алексеевском прииске. Самые мощные жилы оказались на Дмитриевской одноименного и на старой Ивановской Никифоровского приисков. Их толщина составляла более двух метров. Больше всего (16 золотников на 100 пудов руды) золота содержалось в жиле старой Ивановской шахты. Самой разработанной названа жила старой Инокентьевской, с длиной штрека 85 метров. .[5] В том же 1928 г. территория находилась в границах Свердловского округа Уральской области. Но неожиданно существовавшие на ней поселения стали относить к соседнему Шадринскому округу. Так Рефтинский прииск (будущий посёлок Золото),списком населенных пунктов Уральской области (издание орготдела Уралоблисполкома, Уралстатуправления и окружных исполкомов, 1928 года) причислен к Ирбитсковершинскому сельсовету Курьинского района Шадринского округа.
В тот год на Рефтинском прииске теплилась жизнь в трёх домохозяйствах. Всего проживало 7 человек — 4 мужчины и 3 женщины, все русские.
Кордон Рудный (Шемейка) отнесен к Рудянскому сельсовету Курьинского района Шадринского округа. Было здесь два хозяйства, и проживало 12 человек обоего пола – 5 мужского, 7 женского. Интересен национальный состав этого поселения. Семеро то были русскими, что не удивительно. А вот остальные пятеро – поляки. Очевидно, что польским было одно из хозяйств.
Присутствие некогда представителей не типичной национальности на таёжном кордоне вскрылось в шестидесятые годы, когда переносили захоронения кладбища посёлка Рудный в связи с его ликвидацией. Наверное, выявилось это по надгробьям – детали мне не известны. Но устное предание живо до сих пор, и в той форме, что это были ссыльные поляки. В предыдущей своей работе я посвятил несколько страниц, исследуя такую вероятность. Одна из выдвинутых версий базировалась на том, что почти весь руководящий аппарат лесного ведомства в Пермской губернии был составлен из поляков, в большинстве своем, конечно, не ссыльных.
Данные списка населённых мест 1928 г. не были мне тогда ещё известны. С учётом их, получается, не только среди лесных начальников, но и на низовой работе представители польского народа были не в диковинку. Так на кордоне Щучий № 1 (в границах нынешнего г. Асбеста) в том же 1928 г. из 18 человек 9 тоже были поляками. И ст. Алтынай, кстати, они являлись второй по численности народностью – 4 человека (всего там проживал 21 чел.).
Недавно краеведы из Сухого Лога опубликовали воспоминания старожилов, подтверждающие народную молву. Действительно, на кладбище кордона Рудного захоранивались умершие ссыльные поляки, но – невольники советского времени. Об этом позже.
Кирилловский кордон несколько многолюдней Рудного. На нём проживало также две семьи, но с общей численностью населения 16 человек, 6 из них – мужского пола, 10 – женского. Все русские. Причислен Кирилловский кордон также к Рудянскому сельсовету Курьинского района Шадринского округа.
Приведём данные и о близлежащих кордонах этого же лесничества. На Роговском кордоне (на речке Роговушке) проживали братья по оружию кирилловских и рудных лесников. Обитала там одна русская семья, трое из них — мужского пола, двое – женского (всего 5 человек). Но отнесён кордон к Знаменскому сельсовету того же Курьинского района. [54] Севернее защищали пространство Режевской лесной дачи, уже не графской, а государственной, кордоны Окунёвский, Ильинский, Осиновский. На Окунёвском (у озера Окунёво) проживала семья из четырёх человек, из них – одна женщина. Кордон находился в черте нынешнего посёлка Староокунёво.
Ильинский располагался на реке Ильинка, левом притоке Б.Рефта. В 1926 г здесь жилым был один дом с пятью обитателями. Пропорция была обратной, при сравнении с Окунёвским – мужик только один. Надеюсь, что соседи дружили домами.
А вот в 1928 г. Ильинский кордон исчезает из списка населённых мест, но появляется одноименный хутор. Это слово не на слуху у жителей Урала. Видимо по этому появилась легенда о неких казаках, поселившихся здесь. Но хутор – поселение, состоящее из одного домохозяйства. Название «кордон» указывало на его лесоохранное назначение. Если такое назначение было утрачено (по инициативе лесничества или работника), а поселенцы, удалившись от сторожевой службы, стали просто крестьянствовать, то название «хутор» идеально определит новую реальность. А поскольку состав населения остался прежним (один мужик плюс четыре бабы), можно определённо сказать, что произведён ребрендинг (по-современному сказать) одного и того же хозяйства.
На речке Осиновке, левом притоке М.Рефта, базировался кордон Осиновский. В 1928 г. там проживало 4 человека. Ровно половина — мужского пола. Женская часть здесь составляла, естественно, вторую половину населения. Но – лучшую.
Все три кордона относилиськ Режевскому сельсовету Режевского же района Свердловского округа, а до революции – к Режевской волости Екатеринбургского уезда. Население их, кстати, было русским без вариантов.
Русско-польским был кордон Щучий № 1. Пять хозяйств образовали населённый пункт общей численностью 18 человек. Поляками были 9 из них. Рядом находился одноименный под номером 2. Его население с 1926 г. по 1928 г. увеличилось на одно лицо и составило 8 душ. Прибавился один человек (скорее – маленький человечек) мужского пола, обеспечив численное гендерное равенство в пределах единственного на кордоне домохозяйства.
Кордоны Щучьи по состоянию на 1916 г относились к Белоярской волости Екатеринбургского уезда, в 1926 г. – к Ильинскому сельсовету Белоярского района Свердловского округа, в 1928 г. – к Асбестовскому поссовету Баженовского района. [52,53]

VII

Охрана и планирование лесного хозяйства стала ещё более актуальной. Наметилась индустриализация в глобальных масштабах. К бассейну реки Рефт, как источнику важнейшего ресурса – древесины, находящегося вблизи транспортных магистралей, были обращены взоры руководителей многих строящихся и реконструируемых предприятий. Вдобавок, получили значение и перспективу объекты промышленности внутри края.
В статистический справочник Свердловского округа 1926 г. имеется раздел «Трестированная промышленность федеративного значения». В него включены всего 3 треста — Уралзолото, Ураласбест, «Русские Самоцветы». Если первый из перечисленных вяло, но участвовал в добыче золота на Рефтинских приисках, то трест Ураласбест почти всю продукцию поставлял с территории края, с Баженовских копей (рабочих 4238 чел., выработка в тоннах: асбест сортированный 10065, асбестит – 2382). Для треста «Русские самоцветы» базовой была добыча изумрудов с единственного в стране месторождения, которое позже назовут Малышевским. Тогда там работало всего 112 человек.[52] Интерес к камням стимулировали находки на Мариинском месторождении. В июле 1924 года на делянке Скутина, самой южной из Старо-Мариинских копей, в северной части Центральной свиты месторождения, было открыто гнездо, содержащее высокосортные кристаллы изумруда. Из одного кубометра добытой здесь породы было получено ограночного сырья на полмиллиона золотых рублей, — камни высшего класса, густого ровного зеленого тона и редкостной чистоты. Скутинский клад стал главным событием в хронике уральских изумрудных копей первой четверти ХХ века.
Золото, асбест, изумруды – источник валюты для государства, поставившего целью фундаментальную модернизацию. Поэтому и придано их добыче «федеративное» значение. Значит нужно эту добычу повышать.
И повышали. На Мариинском месторождении в 1929 году в центральной части месторождения заложены шахты “Имени Сталина”, “Имени Кирова” и “Новая”, глубиной от 45 до 75 метров. Тогда же было начато строительство обогатительной фабрики и рабочего поселка.
Рос и развивался посёлок Асбестовых копей. На 1 октября 1927г на Асбестовых рудниках зарегистрирована девяносто одна казарма общей площадью 26621 квадратный метр. На этой площади проживало уже 9862 человека, среди 7129 рабочих было 2733 семейных. На 1 января 1928 года население увеличилось еще на 463 человека. [2] В конце двадцатых годов здесь начал строиться ряд крупных объектов: рудник «Спартак», фабрика для переработки руды с коротким волокном, шахта. Но главной заботой оставалась фабрика № 2, включенная в план строительных работ первой пятилетки. Стройка походила к концу, когда11 мая 1929 года стряслась беда – вспыхнули деревянные корпуса фабрики. Пожаром в Асбесте заинтересовался Сталин. Прибыла правительственная комиссия, шло следствие, закончившееся судебным процессом. Много народа, по обычаям того времени, пересадили.[60] Заметим, что корпуса фабрики были деревянные. Это подтверждает нашу мысль, о повышенном спросе промышленности на рефтинский лес, как строительный материал. Отчего бы не использовать кирпич, бетон? Одна из проблем – отсутствие цемента.
Будет цемент! В начале 1928 г. Уралсовет принимает решение создать в селе Сухой Лог Шадринского округа крупнейший комбинат стройматериалов, состоящий из цементного, шамотного, известкового и шиферного производства. Сказано – и в 1930 г. завод дал первый цемент. Но и эта стройка – тяжёлая нагрузка на тот же рефтинский лес. [4] Опять потянулись в лес подводы с крестьянами. Без весёлого переклика, без шуток – прибауток. Лесозаготовки – не праздник труда. До коллективизации основная их тягловая сила – крестьяне, направленные в тайгу сельсоветами по разнарядке.Уклонение от них, не выполнение плана – являлось аргументом для выселения. [1] Чаще направлялись представители семейств, попавших в чёрные списки местных органов власти – имевшие недоимку по налогам, зажиточные хозяева, лица, служившие в белой армии. Позже большинство из них попадут под раскулачивание.
Позже – это совсем скоро. Начало массовому переселению раскулаченных положило Постановление ЦК ВКП (б) от 30.01.30 г. «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Несколько спецпосёлков раскулаченных было в Сухом Логу. Дислокация промышленных спецпоселений в Сухоложском районе следующая (в скобках указана хозорганизация, к которой прикреплено поселение):
— п. Белая глина (шамотный завод) 674 жителя;
— п. Цементный (цементный завод) 201 житель;
— п. Асбест (цементный завод) 119жителей. [29] Но эти данные за 1941 г., когда кулацкая ссылка уже прошла пик.
Предприятия края имели свои лесозаготовительные структуры, для работы в которых привлекали в первую очередь контингент из числа раскулаченных.
Начальник Комендантского отдела Уралобласти Баранов в докладной записке председателю Уральского областного исполнительного комитета т. Ошвинцеву (НС № 251/и от 8/III 1931 г.) сообщал: «План районного расселения (раскулаченных – авт.) был построен исходя из необходимости использовать основную массу спецпереселенцев на лесозаготовках. /…/ Исключение составляет третья категория спецпереселенцев, которая помимо использования на лесозаготовках занята также в промстроительстве и добыче нерудных ископаемых. Общее число спецпереселенцев, занятых на лесозаготовительных работах, к числу всех лесозаготовительных рабочих дает 53, 8%».
Использование труда ссыльных было одной из центральных проблем и осуществлялось через заключение договоров с хозорганизациями. В обязанности принимающих организаций входило строительство поселков для раскулаченных, их благоустройство и снабжение необходимыми продуктами и вещами в соответствии с установленными нормами. Управление поселками возлагалось на комендатуры, которые должны были осуществлять учет спецпереселенцев и контроль за ними, а также соблюдение необходимых правил, основным из которых был запрет свободного передвижения вне территории поселка и места работы.
Управленческий аппарат содержался за счет 5 процентных отчислений от заработной платы трудопоселенцев, занятых в хозяйственных организациях (до 1931 г. эти отчисления составляли 25 процентов, потом до 1933 г. — 15 процентов).
На самом деле, как следует из докладной записки коменданского отдела Уралобласти председателю облисполкома от 08.03.1931 г., положение ссыльных было много хуже того, которое предполагалось постановлениями и виделось из кабинетов. По области было построено 6213 изб, в которых размещены 18639 семей с плотностью 0,91 кв.м. на душу. Еще 13212 семей ютилось по ближайшим к месту работы деревням. Отпуск товаров сопровождался перебоями и совершенным отсутствием в ряде районов длительное время спичек, керосина, соли, масла, овощей. Спецодежда не выдавалась, а личная испорченная не ремонтировалась в связи с отсутствием ниток. Как правило, «дети теплой и кожаной обуви не имеют и одеты исключительно в лапти. В качестве же верхней одежды употребляется все хоть сколько-нибудь возможное для использования старье. Особенно тяжело положение новорожденных и грудных детей, которые укрываются в ремки, почти не подвергающиеся мытью за отсутствием мыла и находятся в весьма низкой температуре сырых изб».[56] Поселок Алтынай был лесоперевалочной базой. Очевидно, часть леса, доставляемая сюда сухопутным транспортом, перегружалась здесь в железнодорожные вагоны. Здесь работали и раскулаченные с Каменск-Уральских поселений. Вот фрагмент из книги Феклы Андреевой.
«Область решала вопросы массовой заготовки древесины: везде стройки. Потому мартюшовцы (с Каменск-Уралского спецпоселения Мартюши. – Ю.С.) были посланы на лесозаготовки за Богдановичи, на Алтанай, там они встретили конец 1933 года. /…/ Грузили восьмиметровик 2 состава леса. Один мартюшовец за хлеб пилил лес. Бригада была 9 человек. Норма — 6 кубов на человека. Обед — 300 грамм хлеба и похлёбка без масла. Кто не выполнил норму — 200 грамм. Кто съел хлеб по карточкам заранее — умирали на нарах. /…/ Кто не обессилел, то и выполнял нормы изо всех сил. Вертушка возила лес на Трубный завод. Паровоз и вагоны были с Трубного. Значит, мартюшовцы строили не только УАЗ, но и СТЗ» (Из воспоминаний Агафоновой (Манакиной) А. А.)». [1] В городе Асбесте (а он стал городом в 1933 г.) количество спецпоселенцев было не большим. Рудники обеспечивали своей рабочей силой бежавшие от коллективизации крестьяне. Для предприятий это было и лучше – перед беглыми они не имели формальных обязательств по обеспечению жильём и пр. Но какое то число принудительно направленных имелось. Из с. Суворы Каменского района (ныне Богдановичского района) была выселена в Асбест семья Андреева Андрея Игнатьевича.[1] По некоторым данным высланные кулаки проживали в посёлке Асбестовского совхоза (ныне – п. Белокаменный) и п. Черемша.
Характерной особенностью территории было то, что рядом с бараками, где проживали раскулаченные сезонники, стояли избы таких же раскулаченных, но избежавших режима спецпоселения. Избежавших неволи и спасших свои семьи через бегство в ночь, в глушь, в землянку. С одним топором и котомкой. Это какой-то мужицкий подвиг, который нам сегодня и постичь трудно. Пример – кордон Кирилловский.
Вот рассказ правнучки Ждановых – Микушиных, жителей Кирилловского кордона 30-х годов,Деминой Натальи Анатольевны.
«1929 год. Деревня Борчанино Шадринского района Курганской области (сейчас село называется Борчаниново – авт.). Семья Ждановых — Петра Евстафьевича и Анисьи Никитичны. Большая, крепкая семья. /…/И вот их решили раскулачить. Пришли, начали скотину со двора уводить. Сначала пришли в дом сына. А Павел, молодой горячий, жалко ему стало нажитого своим трудом добра, вступил с властями в пререкания, драку. Его схватили, привязали к его же повозке за ноги и ну гонять по деревне на виду у родителей и всех жителей.
Ночью Петр Евстафьевич и Анисья Никитична, дочь Мария, собрав кой-какую поклажу, маленького сына, пешком ушли дворами, лесами. А из Курганской области, сколько идти пешком? Шли по ночам, днем хоронились. /…/ Но пришли они в то место, где сейчас построен профилакторий (имеется в виду территория нынешнего поселка Рефтинского – авт.). Построили землянку, раскопали небольшой участок, посадили картошку и немного зерна. Пошел Петр обратно дочерей собирать, привел всех троих. И поправившуюся Марию, и Татьяну с Вассой.
В этот же год из деревни Калиновка, Буткинского района Свердловской обл. пришла семья Микушиных — Леонтий Ананьевич, жена его Василиса, две дочери Татьяна, Екатерина и сын Никифор. Так и жили они двумя семьями в лесу, в землянках до 1933 года. Относительно недалеко (километра 2) , на речке Кирилловке был лесничий кордон
(Кирилловский кордон получил название по названию речки). Только почему-то до 33 года наши предки там не жили. Может, боялись, беглые, без документов, может с лесником не нашли общего языка?
А в 1933 году в лесничестве сменился лесник, лесником стал Сухарев Фрол и жена у него была тетя Паша. И вот тогда наши предки из леса вышли и начали строить бараки, около кордона, а потом здесь была организована вырубка леса, лес сплавляли по реке.
Поселение увеличилось./…/ Сколько-то лет подряд потом дед Петр ходил в Курганскую область и с ним приходили Ждановы, братья с семьями. Леса здесь были дикие, ягоды, грибы, в реке много рыбы, в лесу зверье разное. Власти не было./…/» [7] Землянок, бежавшими от коллективизации крестьянами, вдоль Рефта было выкопано не одна и не две. Ниже приводятся сведения Рубцова В.Н., со ссылкой на записки отца, Рубцова Н.Ф.
«Таких людей, скрывающихся в лесах, почему-то прозвали «сектантами». Вот что пишет отец в своих охотничьих дневниках: «…24 авг.1934 г. Обедали у «Сектантских» избушек за Лубяным болотом. Интересное место. «Сектанты» там уже не живут, их оттуда прогнали, кажется в 1932 году. Глушь такая, что нескоро туда и попадешь. С трёх сторон болото, через которое можно только пройти пешком. Избушек несколько. Чувствуется, что жили тут недавно. До сих пор валяются незатейливые предметы домашнего обихода: горшки, кочерга, лопата и др. Избушки устроены оригинально – в земле. С наружи заметен только холм высотой 1 метр. Да и холм видно пока не зарос. Лаз в землянку сделан сверху. Внутри чисто и уютно. Имеется печка. Ночевать, вероятно, можно удобно. …6 сент. 1934 г. Я разыскал ещё в двух местах «сектантские» избушки. Всего знаю теперь в четырёх местах». [39а] Ждановы и Микушины были не единственными беглыми крестьянами, кому дал приют Кирилловский кордон. Здесь же спасался от высылки Савин Дмитрий Павлович (1874 — ?), проживавший до этого в Гляденах. В период коллективизации ему пришлось бросить свою мельницу и бежать на кордон, где жила его дочь Анна с мужем Бердышевым Павлом Алексеевичем, лесником.[23] На Рудном кордоне существовало в 30-е годы подразделение Сухоложского лестрансхоза. На нём также спасались от удалённой высылки крестьяне. Об этом говорит запись в Книге памяти жертв политических репрессий. Микушин Архип Родионович, 1888г.р., место рождения – РСФСР, Уральская обл., Талицкий р-н, д. Калиновка, русский, проживал — Уральская обл., Сухоложский р-н, Рудный кордон, работал – Сухоложский лестрансхоз, Рудный кордон, плотник. Арестован 20 февраля 1933г., осужден 26 апреля 1933г. Мера наказания – спецссылка с семьей в Кизеловский р-н. [17, с. 271].
В 30-е годы хозяином Рефтинской тайги являлся Асбестовский леспромхоз. В 1940 г. его контору перевели в Сухой Лог, но название оставили прежним. История лесных предприятий края знала трагические страницы. В 1937 – 38 гг. была проведены массовые репрессии. Прежде всего, под них попали лица «инонациональностей» и раскулаченные. И тех, и других в лесхозах было много. По Книге памяти Свердловской области проходит (не полные данные) 20 человек, работавших в лесных предприятиях Рефтинского края, в основном – Асбестовском ЛПХ. Из них 6 человек приговорены к расстрелу, остальные – к заключению, сроком на 8-10 лет.
Одиннадцать репрессированных были финнами по национальности, по одному – венгр, белорус, поляк, остальные – русские. Большая колония финнов, существовавшая в Асбесте, состояла из уроженцев глубинных районов Финляндии, а один, вообще, родился в Канаде. Видимо они относились к, так называемым, перебежчикам, по экономическим или политическим причинам эмигрировавшим в СССР. Возраст их 20-30 лет, почти все – пролетарии-лесорубы. [14-21] Не только коллективизация и другие глобальные процессы забрасывали людей на таёжные заимки. Порой туда селились по обычным житейским причинам. Вот что пишет Галина Ивановна Топоркова, 1934 г. рождения. Речь идёт о довоенном времени. «Жили в городе Свердловске. Кроме меня у отца Ивана Еремеевича и мамы Клавдии Назаровны были еще сын и дочь. Еще в период службы в армии отец сильно простыл и заболел ту6еркулезом. Врач порекомендовал ему сменить место жительства и переехать туда, где нет загазованности от промышленных предприятий. После недолгих сборов переехали в Сухоложский район и поселились в бараке на кирилловском лесоучастке Асбестовского леспромхоза. Здесь отцу очень пригодилась освоенная на заводе областного центра специальность лудильщика. На новом месте он стал лудить железную посуду и котлы, не только на своем участке, но и на лесоучастках Роговской, Винокурский и т.д.». [30] Перекройке, перековке, пересмотру в 30-е годы подверглось всё, включая административные границы. 17.01.1934 Постановлением ВЦИК Уральская область была разделена на три — Свердловскую с центром в г.Свердловске, Челябинскую с центром в г.Челябинске и Обско-Иртышскую область с центром в г.Тюмени. Территорию недавно образованного Асбестовского городского Совета окружали Баженовский район, Свердловский район, Режевской район, Сухоложский район. При этом Сухоложье расширило свои границы и значительно вышло за пределы бывшего Камышловского уезда, углубившись в земли бывшего Екатеринбургского уезда. Граница между Асбестовским горсоветом и Сухоложским районом стала проходить значительно выше Рассох по рекам Малый и Большой Рефт, практически – по правому берегу Пещёрки. Тем самым была ликвидирована двойственность положения кордонов Кирилловский и Рудный. До этого они, находясь на территории Свердловского округа, входили в состав Шадринского.
Кроме масштабных лесозаготовок, обрушившихся на край, не угасли и старые промыслы. На карте 1934 г. в районе Каменского урочища (восточнее реки Осиновки) показана смолокурня. А в двух километрах на юго-восток, ближе к северному краю Шамейского болота – два барака, вероятно, смолокуров.
Не прекратилась совсем и золотодобыча. В начале 30-х годов Аятско-Шайдурихинское управление ликвидировали. Рефтинские прииски вошли в состав Невьянского приискового управления. В годы второй пятилетки они стали частью Рефт-Покровской группы приисков Невьянского управления. Группу разделили на три участка: Икрянский, Шемейский и Февральский. Икрянский – по речке Икрянке. Шемейский – это по реке Шемейке, той, что вблизи п. Малышева. Где расположено Февральское месторождение, действующее и сейчас, точно сказать не могу. А.Афанасьев указывает – « на реке Покровке». [5] Нет такой речки. Есть описание этого месторождения: «…примерно в 20 км. от г. Сухой Лог; в 3 км. от него проходит крулогодично действующая автодорога. В зоне действия лицензии находились восемь мелких подземных шахт; в XIX – начале ХХ века на них в общей сложности добывалось примерно 10 тонн золота в год». Думаю, что это место несколько ниже поселка Золото по Рефту, между этой рекой и дорогой, которая раньше называлась Покровской. Туристы, в 2010 г. сплавлявшиеся по Рефту, заметили подозрительные стоки в этом районе.
А.Афанасьев, изучавший архивные документы, сообщает, что в конце 30 –х годов на Рефтинские прииски активно поступала золотодобывающая техника и развивались технологии. В начале 1940 г. из-за «территориальной отдаленности» они были изъяты из Невьянского приискового управления и «в целях лучшего обслуживания» передан Тагильскому приисковому управлению. С началом войны промышленная добыча была прекращена. [[5] Однако, судя по информации краеведов, старатели одиночки и небольшие артели мыли металл и параллельно с промышленными предприятиями, и после них. Добытое золото принималось в п. Шамейка, где в специальном магазине его можно было поменять на деньги или товары. Н.А.Бархатова слышала историю от жителей п. Золоторуда, как найденный крупный самородок клали на перину, перину – на телегу, и с помпой возили по посёлку от двора ко двору, хвастаясь добычей.

VIII

Началась Вторая Отечественная. Ушли на фронт и с Кирилловского кордона. Микушин Никифор Леонтьевич. Погиб 15 июля 1943 г., похоронен в братской могиле в Орловской области. Сын Ждановых, Василий Петрович, погиб под Ленинградом. На фронт ушел добровольно, как говорят родственники «сбежал на фронт».Считался без вести пропавшим Жданов Михаил Васильевич. Лишь недавно его останки обнаружили поисковики и с почестями перезахоронили.[7] Родина была не очень ласкова с ними, но они отдали за нее жизнь.
Ушёл воевать и лесник Кирилловского кордона Бердышев Павел Алексеевич. Дома осталась жена и пятеро детей, самый старший из которых был 1929 года рождения. Ладно, что с ними был семидесятилетний тесть Савин Д.П., тот самый крепкий хозяин из Гляден, бежавший от раскулачивания.
С фронта Павел Алексеевич, имевший офицерское звание, вернулся с туберкулёзом в открытой форме и с двумя контузиями. Оттого и умер рано, в 1953 году.[23] Два предприятия имели участки на Кирилловском кордоне. Асбестовский леспромхоз треста «Свердлес» действовал здесь с 30-х годов. Как мы помним, в 1940 г. его контора переехала в Сухой Лог, а в Асбесте на оставшейся базе был образован Островской ЛПХ.
Асбетовский леспромхоз базировался на четырёх лесосплавных мастерских участках: Винокурский, Кирилловский, Круглыш и Ряпосовский (Светлая). Первые три стояли по реке Рефт, четвёртый – на Пышме. Винокурка недалеко от с.Рудянского. Речка Круглыш впадает в Рефт в двух с половиной километрах ниже Роговушки. Очевидно, там и базировался участок.
Организация работы участка в целом была такая: в лесосеках валили лес и создавали верхний лесной склад, затем колхозники на лошадях свозили брёвна на берег реки в нижний склад, где формировались штабеля. Как мы помним, на Рассохах имелось водохранилище для накопления воды. С началом лета штабеля леса раскатывали в воду, плотину разбирали и сплавляли брёвна в сухоложский затон.
Как в Асбестовском ЛПХ обстояло дело с рабочей силой? Вот как отвечала на этот вопрос Коковина Валентина Фёдоровна, ветеран леспромхоза: «До начала войны в леспромхозе были заняты рабочие постоянного местного кадра. В зимний период привлекались сезонные рабочие из колхозов района по разнарядке райисполкома, с гужевым транспортом для вывозки леса к местам сплава.
В 1940 году в леспромхоз прибыли спецпереселенцы из Польши, которые использовались, в основном, на строительстве плотины. С началом войны очень много мужчин ушло на фронт. На их место стали прибывать трудармейцы, вербованные и даже узбеки. Но южные люди и поляки стали умирать от холодов. Тогда руководство леспромхоза пошло на крайний шаг — согласиться на труд заключённых, для чего рядом была построена зона человек на 100. Эти были покрепче, поэтому использовались на погрузке вагонов с продукцией. В целом к концу войны в леспромхозе (вместе с участками) работало от 400 до 500 человек».[58] Мария Петровна Осинцева, 1931 г.р., в период войны работала на лесозаготовке на участке «Кирилловский».Проживала она в с. Бараба. Направлялись селяне на лесные работы распоряжением колхозного начальства, по разнарядке вышестоящих органов. Первый раз ее вернули с Кирилловского назад – мала годами. Возвращались домой пешком, голодные, со слезами. Во второй год приняли. Работала по уборке бараков, на кухне, пилила сушняк. Бараков было не меньше двух – мужской, женский. Общую численность работников Мария Петровна назвать затрудняется. «Человек сто, наверное». Кроме Барабинских колхозников, на Кирилловском в тот год работали также жители д. Бруснята Белоярского района.[56] Из четырнадцатилетних подростков формировали звенья. Летом они шкурили пеньки, заготавливали кору, осенью ходили по лесосекам и жгли кучи из сучьев. Работали и маркировщиками. Нужно было точно измерить диаметр бревна на расстоянии 1,3 метра or комля, эту цифру (марку) поставить на срезе и одновременно по таблице определить его объём, взять на учёт. Счёт начинался с 8 см и шёл дальше по чётным числам вплоть до 20 см, а затем через 4 см до 80 см. Малолетки распиливали хлысты на лесосеках, пилили берёзовое долготьё на короткие чурки для газогенераторных автомобилей.
М.Жигалов, ветеран войны и житель села Знаменского, так пишет о лесозаготовках. «Это была сущая напасть для председателей колхозов, которая преследовала их с осени и до весны. Кого послать? Какую лошадь дать? Надо было найти добрые сани и подсанки, сбрую и верёвки, а главное — в колхозах не была трудоспособных мужчин. Приходилось посылать женщин и подростков. 18 и 17-летние Сухоносова Вера, Попова Мария, Бердышева Александра, Подъезжих Ксения работали зимой 1942 года на Кирилловском участке, а 16-летний Егор Марков попросился сам. Коновозчику давали 800 г хлеба в день, а лошади – овёс».
О масштабах привлечения колхозников к лесозаготовкам говорят документы Сухоложского РК ВКП(б). Решение бюро от 19.10.1943 г. «О мобилизации людей на заготовку дров для железных дорог». Постановили: в соответствии с постановлением ГКО от 29 августа 1941 г. мобилизовать на заготовку дров для НКПС: мужчин в возрасте 16-55 лет и женщин – в возрасте 18 – 45 лет, годных к физическому труду на период с 01.11.1943 г. по 01.04.1944 г. в количестве: пеших – 45 чел., возчиков с лошадьми из колхозов – 45 чел. Ответственные – председатели сельсоветов.
Решение бюро от 12.11.1943 г.. Утверждается план лесозаготовок на осень-зиму 1943-44 гг.: в объеме 74. 000 физметров. Председателям сельсоветов выделить 520 пеших и 365 возчиков с лошадьми на период с 27 ноября 1943 г. по 10 апреля 1944г. [58] Кроме рубки, сортировки и отгрузки сырого леса Асбестовский леспромхоз обеспечивал производство шпал, рудостоек (для шахт), различного пиловочника, оборонного заказа. В 1942 г. в Сухом Логу был создан ДОК №3 (в 90-е годы он носил № 864). Комбинат относился к Народному Комиссариату обороны, и весь военный заказ взял на себя.
Как питались работники ЛПХ, как снабжались? На этот вопрос лучше ответят ветераны. Коковина Валентина Фёдоровна, работала бухгалтером: «Хлеб и продукты питания, как и везде, выдавались по карточной системе. Нормы питания, за исключением конторских ИТР, были достаточно высокими. Поскольку мощности Сухоложского хлебозавода не справлялись с нуждами населения, у нас по линии Райлеспродторга были свои хлебопекарни, хоть и примитивные, но вполне удовлетворяющие спрос на всех участках и здесь, на лесобирже. Конечно, это было далеко недостаточно. Поэтому ещё до войны на всех лесоучастках были организованы подсобные хозяйства: садили картошку, кормили поросят. А приезжавшие на лесозаготовки колхозники, как правило, привозили своё мясо и другие продукты. По хлебу для них у ОРСа была своя система расчётов с колхозами.
По одежде. Всем работавшим с лесом выдавалась добротная спецовка, а зимой — тёплые брюки, фуфайки, валенки, рукавицы».[58] Лесные посёлки стали многолюдней, чем в мирное время. Власти искали и находили возможность как-то обустроить жизнь таёжников. Так, в 1942-43 учебном году Асбестовским гороно была открыта начальная школа на Кирилловском кордоне – на 25 учащихся.[2] Между тем штаты Асбестовского ЛПХ наполнялись людьми, к потомственным таёжникам не относящимися. В июле 1944 г. в Сухой Лог привезли выселенных из Крыма армян. По неполным данным 86 человек из них направили на работу в леспромхоз (на Винокурку и 201-й лесоучасток). [58] В конце 1945 г. в Асбестовский леспромхоз поступили репатрианты. Работали они и на Кирилловском участке. Рядом с лесным посёлком в те годы появился погост. «Было небольшое кладбище, но не своих жителей, а репатриированных». Это свидетельства, исходящие от очевидцев. Но про репатриантов какой категории идёт речь, пока не понятно.
Большое их спецпоселение (несколько тысяч человек) немцев-репатриантов существовало в г. Асбесте (на ул. Чапаева) и в п. Изумруд. К этой категории относились лица немецкой национальности, до войны оседло проживавшие в западной части СССР (Украина, Крым, Прибалтика и т.д.), оказавшиеся на оккупированной врагом территории. В конце Второй Мировой войны большинство из них переместилось (было перемещено) в Польшу и Германию. По мере продвижения наших войск, органами НКВД советские немцы возвращались в Союз, но уже – в районы, восточнее Уральского хребта, на спецпоселения. В Асбест эшелоны с репатриантами начали прибывать в самом конце 1945 года. [56] Репатриантами называли и советских граждан, находившихся в немецком плену или на принудительных работах. После освобождения, в закрытых вагонах, их направляли на объекты народного хозяйства, где они подвергались проверке. Без отрыва от производства.
В конце1945 г. 300 человек из состава этого контингента высадили на железнодорожной станции 228 км. Разъезд находится в 9 км от ст. Кунара по ветке на Егоршино. Здесь был посёлок леспромхоза. В.В.Жердёв, прибывший этим составом: «До нас здесь жили и трудились зэки». Приведём отрывок из его воспоминаний, опубликованный в книге сухоложского автора Павла Моисеева «За колючей проволокой…».
«Вскоре нас распределили на работу по лесоучасткам леспромхоза. Например, Кирилловский находился на расстоянии 30 километров от поселка. Мы жили в вагончиках или специально срубленных избушках. Пищу готовили сами из продуктов, которые привозили из столовой, когда в конце недели приезжали в поселок в баню.
На ближние участки приезжали повара, чаще всего молодые девушки. Одна из них Наташа стала моей женой, мы прожили с ней вместе до глубокой старости. После того как мы с ней расписались, нам выделили отдельную комнату в бараке.
Местное население относилось к нам по-разному. Одни нам сочувствовали и помогали обустроиться: приносили мебель, делились семенами, одеждой. Другие, как говорится, глядели исподлобья. Находились и такие, которые враждебно в открытую и за углом называли нас предателями, фрицами, фашистами и т.д. Порой мы не знали, куда деваться от такой несправедливости. Некоторые даже не выдерживали и стремились любыми путями уехать в другую местность.
На лесоучастках валили лес и вывозили на лошадях к дорогам и трелевали его в штабеля для дальнейшей вывозки в леспромхоз. После обработки, сортировки и раскряжевки часть леса направляли на пилораму, часть складировали в железнодорожном тупике для погрузки в вагоны. Лес, который заготавливали по берегам Пышмы, сплавляли по воде. В районе леспромхоза были установлены транспортеры и лебедки, с помощью которых бревна вытаскивали на берег. С нами на лесоучастках работали репатриированные поляки и японские военнопленные. Поляки запомнились мне своей замкнутостью, японцы же наоборот были улыбчивы и доброжелательны, охотно помогали, если кому-то это требовалось.
Не брезгуя, вместе с нами курили замусоленные окурки с самосадом. Свой табачок, полученный в посылках, иногда обменивали на кошек, мясо которых использовали в пищу. Присутствия духа они не теряли, надеялись на скорое возвращение домой, и приглашали нас заранее в гости в Японию. Они очень хорошо владели приемами оказания первой помощи, даже если поблизости не было лекарств. Освоили наши нецензурные слова, но их произношение всегда вызывало неудержимый смех. По подсказке местных жителей они собирали лекарственные травы и заваривали чай. Мы настолько привыкли к ним, что всегда тревожились, когда они отсутствовали. И сейчас по улице Гоголя и около ДОКа (в г. Сухой Лог- Ю.С.) стоят деревянные дома, построенные японцами». [30] В свидетельстве, приведенном выше, упоминаются «репатриированные поляки». Это ошибка. Репатриированный, значит, – возвращённый на родину. Для поляков – родина Польша. Но такая ошибка в воспоминаниях старожилов встречается постоянно. Нельзя исключить, что на кладбище Кирилловского кордона захоронены депортированные поляки.
Имеется два свидетельства, что эта категория населения появилась в Сухом Логу в 1940 г. По другим источникам, направлены были в этот посёлок не прямо с запада, а из Сибири, где некоторое время проживали.. Исходя из этого, можно предположить что они относились к выселенным с Украины в 1936 г.Тогда переселению подлежали поляки и немцы (но главным образом поляки), проживавшие в 800–метровой полосе вдоль тогдашней государственной границы с Польшей, на территории полигонов или укрепрайонов, к строительству которых тогда только приступали. Следующий поток поляков был действительно направлен на Урал (и за него) именно в 1940 г. Из присоединенных к СССР районов Западной Украины и Белоруссии выселяли всех «осадников» (своего рода польский вариант «казачества») и членов их семей. Официально контингент этой депортации так и назывался — «спецпереселенцы-осадники» (или, точнее, «осадники и лесники»).
А вот воспоминания Московских Анны Павловны. «Летом в начале войны мы ходили за ягодами в район лесного кордона Винокурка, где жили и работали репатриированные поляки. Выше старого моста, выше существовавшей мельницы жил лесник и мы постоянно к нему заходили. Он нам все и рассказывал. В виду плохих бытовых условий, отсутствия теплой одежды и тяжелого труда на повалке леса и отсутствия какой-либо медицинской помощи поляки часто умирали. И их хоронили на лесном кордоне Рудном, где также жили и трудились поляки. А вот военнопленные немцы, а позднее японцы жили на Беленковке».[30] В одной своей работе автор долго гадал о происхождении польских могил на кладбище Рудного. Их наличие обнаружилось при перезахоронении, перед ликвидацией посёлка Рудного, помешавшего золоотвалу. Всё тайное становится явным…
В сороковые годы Кирилловский вырос из рамок кордона. По таёжным меркам он стал уже серьёзным поселением. Кроме подразделения ЛПХ, здесь базировался и участок Алтынайского химлесхоза. В 1943 г. на карте появился посёлок Алтынай, вобрав в себя одноимённую железнодорожную станцию, древнее село Ирбитские Вершины и деревню Ёлкино. Судя по всему химлесхоз был образован здесь несколько раньше.
Почему-то главными поставщиками живицы для страны в довоенное время были Украина и Белоруссия. Очень быстро оказавшись в тылу врага, эти территории уже не могли помочь советской промышленности. А ей нужна была смола. Смола – это канифоль, важный компонент при изготовлении синтетического каучука, резины, используемый также в качестве флюса в электротехнике и радиопромышленности. Для обороны страны продукт крайне необходимый. Что и стало причиной активного сбора живицы в нашем сосновом краю.
Теперь редкое хвойное дерево, возрастом старше 40 лет, в ближних и дальних окрестностях посёлка Рефтинского, не несёт на своём теле следов хака. Это инструмент, используемый при добыче (подсочке) смолы. Устанавливаемыми в нем резцами наносятся прорезы на стволе предварительно частично окорённого дерева (с оставлением примерно миллиметрового слоя коры).
Сам инструмент крепится на круглой палке, держа которую, вздымщик применяет инструмент, производя прорезы на стволе от центра окоренной части (карры) по восходящей вправо и влево, вроде ёлочки вверх ногами. Все рефтинцы видят эти перевёрнутые ёлочки ежедневно. Причём, чем ближе местность к бывшему Кирилловскому посёлку, тем плотность подсоченных деревьев в общей массе выше.
Кроме Кирилловского участка у Алтынайского химлесхоза был и Роговский, базировавшийся в районе одноимённого кордона. Головное предприятие достаточно серьёзно организовало и структурировало добычу живицы. В штатах участков, кроме вздымщиков, были коновозчики, бондари, разнорабочие, технички. На Кирилловском имелся свой фельдшер. В 1944-45 гг. на этой должности находилась Афонасьева Таисья Яковлевна. Был у Химлесхоза и свой ОРС. Подозреваю, что эта аббревиатура молодежи ничего не говорит. Значит, им придётся поверить, что в советское время такая служба в штате предприятия сулила причастным только хорошее. Дешифруется — отдел рабочего снабжения.
Свой посильный вклад в дело победы химлесхоз вносил не только сбором живицы. Он имел план по рубке и вывозу леса, заготовлял ягоды, грибы, лекарственные травы для госпиталей, мох и т. п.
А вот указание Обкома от 05.03.1942: городу Сухому Логу собрать… 1200 кг подснежной клюквы в зимний период. [58] Наверняка, это задание, которого не давала и мачеха падчерице в известной сказке, Сухоложский райком перепоручил химлесхозу…
Километрах в четырёх от поселка Золото ниже по Рефту, на другой стороне реки, находилась лесозаготовительная база Сухоложского ДОКа № 3, относящегося к оборонному ведомству. Здесь нашу экономику поднимали воины вражеских армий. Имеются пространные воспоминания, которые дают представление о жизни в этом посёлке в то время.
Панов Иван Егорович: «В конце 1946 года после победы над Японией мне пришлось трудиться вместе с японскими военнопленными, которые были доставлены из районов Дальнего Востока на Урал. Мне было 17 лет. Основная их часть была размещена в казарме на территории нынешнего поселка СМЗ. Остальные были разбросаны по лесозаготовительным участкам леспромхоза.
Наш участок располагался в местечке Норна, выше по течению реки Рефт, в четырех километрах от поселка Золото. Пленные валили лес, обрубали сучья, крежевали по заданному размеру. Нашей задачей являлось на лошадях доставлять хлысты на берег реки в штабеля, где наши женщины осуществляли замер-тычковку, черной краской обозначая размер каждого хлыста на срезе для учета.
Заготовкой в штабеля занимались зимой, а по весне, когда разливалась река, кадровые рабочие с помощью багров сталкивали бревна в воду и во избежание заторов сопровождали искусственные плоты по реке Пышма. В случае затора взрывники, а это были опытные женщины, в местах затора устанавливали толовые шашки, протягивали бикфордовый шнур на берег, где и осуществляли его поджог. Работа взрывников всегда была рискованной и требовала быстроты действий и внимания.
На нашем участке лошади были свои, а на Золоте немецкие тяжеловозы, которые были завезены в качестве трофеев в период войны с Германией. Они использовались в основном для транспортировки длинных хлыстов и погрузки их на лесовозы. Жили мы в бараках — в местечке Винокурка. Пищу готовили поочередно из заработанных средств. Трудовая дисциплина в леспромхозе была очень жесткой. Опоздание на работу на 20 минут каралось шести месяцами отработки с вычетом 20% из заработной платы. Опоздание на один час грозило от одного до шести месяцев тюремного заключения.
От недоедания, из-за простудных заболеваний и тяжелого изнурительного труда рабочие, в том числе японские военнопленные, часто умирали. А из-за напряженного трудового плана, сильных морозов или весенней распутицы, умерших до кладбища в районе поселка Глядены просто не довозили. Чаще всего назначенный на погребение человек, грузил тело на сани-розвальни, довозил до соседнего леса и засыпал труп отходами гнилых деревьев и корневищ в первой попавшейся яме. По этой причине покойник чаще всего становился добычей бродячих собак или стаи волков, которых в то время водилось очень много. Были случаи, когда волки нападали на живых людей. Поэтому люди старались ходить по лесу или по полям с подручными средствами зашиты — вилами, топорами, огненными факелами, ломами, железными прутьями.
Умерших документально регистрировали по месту кладбища. Причиной тому были не только климатические условия и трудности тех лет, но и всеобщая ненависть к бывшим врагам, так как почти в каждом доме лежало извещение о гибели или пропаже без вести родного человека. Были случаи, когда умерших немцев и японцев хоронили на городском кладбише, где специально для них была выкопана большая траншея. Часто в этой же траншее хоронили людей из местного населения, которые не имели своих родственников или условий для погребения».[30] Такие сведения, полученные от очевидца, бесценны. Например, мы узнаём о том, что в посёлке Золото содержались трофейные немецкие кони-тяжеловозы. Это наполняет конкретным содержанием предположения (на основе баек) о некой конеферме в данном поселении. Это с одной стороны.
С другой стороны, нужно учитывать человеческий фактор. Людская память создаёт коктейль в рассоле собственной ментальности из виденного, слышанного, читанного…
Например, многих, наверное, поразила оглашённая практика «захоронения» умерших пленных японцев. Находились они в Сухоложском районе в составе ОРБ (отдельного рабочего батальона) МВС № 435. Вот цифры. В Свердловской области по состоянию на 20.02.47г. находилось 1984 солдата Страны Восходящего Солнца. За период их пребывания (1946 – 1948 гг.) умерло 54 человека. То есть менее 1 процента в год. Это много ниже уровня смертности гражданского населения сейчас и здесь.
В земле Сухоложского района осталось – по одним сведениям 20, по другим – 14 японцев. На 14 есть данные. Из них зимой 1947 г. умерло 2 чел., зимой 1948 г. – 4 чел. То есть на массовую гибель – ну, никак не похоже. Причём, захоронением соплеменников во всех лагерях занимались сами пленные.[30] Воспоминания Хабаловой Елены Трофимовны приведём почти полностью, потому что они дают подробности жизни в посёлке ДОКа. «После того, как умер отец, а я ещё была маленькой, у мамы на руках остались кроме меня старший брат и сестра. Жили в с. Курьи. В школу меня определили с 8 лет. Проучилась ровно два года. В 1942 году мы переехали на лесоучасток ДОКа № 3. На лесоучастке в основном жили и работали трудармейцы, занимавшиеся лесоповалом и сплавом леса на биржу Асбестовского леспромхоза, для загрузки пилорамы ДОКа.
Мама устроилась банщицей. Топила для рабочих баню и стирала одежду. /…/ Первое время жили в палатке, отапливаемой печкой-буржуйкой. К зиме перебрались в землянку, которую переметало снегом так, что приходилось рыть ходы, похожие на подземные тоннели. По весне землянки заливало водой, и мы вновь перебирались в палатки. /…/
В конце 1945 года на лесоучасток привезли пленных японцев. Перед их прибытием рядом с нами была огорожена спецзона, и выставлена охрана. В короткие сроки пленные срубили несколько бараков, как для себя, так и два барака для обитателей лесоучастка. Вскоре мы из землянок перебрались в них. При зоне для пленных были организованы столовая, медпункт, прачечная — комнаты быта и отдыха. Были у них свои повара, парикмахер, медицинский сотрудник. Меню в основном соответствовало национальным блюдам Японии. Продукты поставлялись централизовано, в основном преобладал рис.
Часто они получали посылки с родины и по линии международного креста. Охотно делились с нами их содержимым. Мы нелегально снабжали их свежими ягодами, так как прямое общение с ними запрещалось. Особенно лютым среди охранников был Феофанов, отличавшийся от всех неприкрытой грубостью и, не стесняясь, крыл всех нецензурной бранью. Пленные его побаивались, да и мы, когда он приходил в баню, старались на глаза ему не попадаться.
На лесоучастке было много лошадей. Это были трофейные лошади-тяжеловесы, доставленные из Германии. Ухаживали за ними и работали на них коневоды из пленных. И делали они это довольно ревностно и добросовестно. Кони всегда выглядели сытыми и ухоженными. Лес пленные валили с помощью поперечных пил. Хотя данная работа была не из лёгких, особенно в зимних условиях, японцы делали это умело, со сноровкой, словно занимались лесоповалом всю жизнь. От мороза они особо не страдали, так как были одеты в длинные меховые шубы зелёного цвета. Правда, были случаи и с летальным исходом: простудные заболевания, отсутствие квалифицированных врачей — все это играло роль… Сами же пленные в сопровождении охранников умерших увозили на кладбище. Были слухи. что иногда хоронили прямо в лесосеках. Но с нами на эту тему никто разговоров не вел». [30] Заготовка леса для Сухоложского ДОКа МВС производилась плененными японцами в районе Рассох, месте слияния рек Малый и Большой Рефт. Эту информацию сообщил мне О.Г.Секисов, житель п. Рефтинского, со слов сына одного из очевидцев. При этом была и любопытная подробность. Японцы частенько переворачивали двуручные пилы «зубьями вверх» и лишь имитировали процесс пиления, пока это не замечал «начальник». Что не вяжется с современным имиджем японского народа и отсутствует в воспоминаниях других сухоложцев. Но, видно, подневольный труд корректирует ментальность, а жизнь многогранна.
На лесоучастках работали и пленные немцы. В этом городе дислоцировалось отделение № 6 Нижне-Тагильского лагеря № 153 и отделение № 7 Асбестовского лагеря № 84. По стандартам НКВД численность лагерных отделений находилась в пределах от 500 до 1500 чел.Жители Сухоложья встречали пленных солдат-европейцев во время весеннего сплава леса. Брёвна покрывали всё русло реки, создавали заторы. Для из разборки и выставлялись пленные. Делали они это умело и даже несколько раз спасали гражданских, когда те оказывались в воде, пытаясь перейти реку по затору. [30] И с другой стороны, с Асбестовской, вгрызались тупыми двуручными пилами в Рефтинскую тайгу воины иностранных армий. Они были осведомлены о том, что здесь, тридцатью годами раньше, трудились солдаты кайзера. Шутили на эту тему. «Полотна пилне берут дерево, хотя товарищ категории три постоянно беспокоится, разводит ихи точит. Беспомощно взглянув на инструмент,онговорит: „Я думаю, здесьвоеннопленные ещё с I Мировой войны пытаются наточить пилы напильником».
Тайга производила на них впечатление. «Перед нами, похожий на угрожающее чудовище,сибирский девственный лес. Никто не позволил бы раньше себе грезить,что будет обязан работатьздесь однажды, каклесоруб. Natschalnikприбывает и выделяет намучасток. Где начинается эта непроницаемая чаща?В сравнении с этим немецкие леса — парки».[65] Асбестовский лагерь военнопленных № 84 был крупнейшим в области. Его история началась в ноябре 1942 г. и закончилась в сентябре 1949 г. Численность контингента в пиковый период (начало 1945 г.) достигала 18 тысяч человек. Здесь скажем только о лесных лагерных отделениях. Таких было три, но один находился на левом берегу Б.Рефта. Пусть о нём напишут малышевские краеведы. И не забудут упомянуть, что в бараках этого лагеря до сих пор живут люди…
Лагерное отделение № 4 располагалось 12 км севернее ж/ст. Асбест, в лесной чаще, на берегу ручья Теплый Ключ, притока речки Пещёрки, впадающей в Рефт. Отделение маленькое, лесозаготовительное. Жилой фонд составляли в 1946 г два рубленных дома и один каркасно-засыпной. Причем в двух домах жилой была только одна половина, во второй размещались лазарет на 15 коек и амбулатория. В зоне имелись слесарные и кузнечные мастерские. Наличествовал также карцер. Были баня и прачечная. Баня находилась за забором, снаружи. Там же штаб л/о, общежитие личного состава, гарнизон конвойных войск, конюшня, склады. Всё по-настоящему. Имелись даже помещения для собак, хотя сами собаки в отчетах не показаны. Зона маленькая – 72 на 123 метра. Четыре вышки.
Военнопленных в августе 1946 г. 450 чел., при лимите – 600. На 20.03.1947 г. лимит – 350 чел., факт – 266 чел. Отопление печное, электричество есть, вода из незамерзающего ручья в 80 метрах от центра зоны. Качество воды хорошее. Весь фонд построен лаготделением за счёт треста «Союзасбест», у которого он стоял на балансе. Военнопленные были заняты на лесозаготовках для треста «Союзасбест». [38] Ещё осенью 1941 г. сюда была протянута из Асбеста узкоколейная ж/д, для доставки леса на нужды города. [60] Между тем, драматические события, происходившие в этом лесном лагере в первые послевоенные годы,перешагнули через колючую проволоку и рассматривались германским правосудием уже на родине. Заслуживает внимания статья из западногерманского журнала «Шпигель» от 18 мая 1950 года. [64] В статье, вернее, заметке из зала суда, журналист описывает ход процесса по обвинению одного из вернувшихся из плена солдат, бригадира лесозаготовительной бригады Карла Лангенбаха в преступлении, которое он совершил во время пребывания в асбестовском лагере. Началось с того, что на станции Херсфельд в Гессене тридцатилетний антифа-активист Карл Лангенбах был побит своим солагерником Германом Розенбаумом, бывшим лейтенантом. В дело вмешалась полиция, но предварительное разбирательство привело к аресту самого Лангенбаха. Розенбаум обвинял его в убийстве двух пленных зимой 1945-46 года, когда тот руководил лесными работами в пятнадцати километрах от Асбеста (очевидно, л/о № 4 на Тёплом Ключе). Лангенбах сбивал подчинённых ударом с ног и запрещал другим оказывать им помощь, после чего те умирали от переохлаждения. Подсудимый оправдывался тем, что погибшие были симулянтами и отлынивали от работы.
Было допрошено свыше 70 свидетелей, бывших «асбестовцев». Лангенбаха пришло поддержать много антифашистов, считавших, что это политическая расправа над их единомышленником. В зале присутствовала даже руководитель фракции коммунистов в ландтаге. Суд принял, под одобрение публики, оправдательный приговор. Потому что, «выступавший здесь офицер однозначно был по политическим мотивам против обвиняемого настроен».
Отделение № 9 находилось в 9 км на восток от г. Асбеста, в 8 км от ж/ст. Из населённых пунктов в этом районе и в это время известен выселок Мокринский, а также некий хутор по речке Талице. Жилой фонд состоял из рубленных одноэтажных домов и принадлежал Островскому механизированному лесопункту. Вместимость бараков 200 чел. Хотя лимит по нормам 1946 г. – 600 чел., фактически присутствовал 201 чел (на 09.08.1946 г.) Имелись амбулатория и лазарет на 10 коек, баня, дезокамера, парикмахерская, сушилка и т.д. Склады, штаб, квартиры личного состава – за периметром. Было электричество «от местной электростанции». Водой снабжались из колодцев, расположенных в 150 метрах от зоны. Военнопленные были заняты на лесозаготовках в Островском МЛП, в среднем на эти работы выводилось по 135 чел. В 1947 г. отделение числилось, как безлюдное.[38] Итак, в сороковые годы таёжные посёлки были базой добычи стратегически важных для страны материалов – леса и продуктов лесохимии. Заготовку древесины вели Асбестовский леспромхоз (с конторой в Сухом Логу), ДОК № 3 Министерства вооружённых сил (тоже Сухоложский), комбинат «Ураласбест» и Островский леспромхоз Министерства лесной промышленности (г.Асбест). Технологии того времени требовали привлечения для этих работ большого количества рабочих рук, которыми малолюдные лесные поселения не располагали. Соответственно, мобилизационные формы привлечения трудовых ресурсов – колхозников по разнарядке. Но опустевшая во время войны деревня не могла одна поднять этот непосильный груз силами стариков да подростков.
Естественным, с позиций того времени, было использование на лесосеках принудительного труда – депортированные поляки, «выселенные из Крыма», репатрианты. Начиная с 1943 г. заметно помогал фронт, поставляя пленённых вражеских солдат в тыловые районы. И вот уже ратоборцы европейских армий, с топором и пилой, а не с автоматом, здесь и у нас – решают лесозаготовительные задачи. А с 1946 г. и воины Страны Восходящего Солнца по-восточному учтиво кланяются местным бородатым мужикам, ожидая разнарядки.
Постоянные жители посёлка Кирилловского работали, преимущественно, на подсочке, в Алтынайском химлесхозе. По памятной книге Сухоложского района, из 12 человек, имеющих звание «Тружение тыла» и работавших во время войны на Кирилловском участке, лишь один работал в леспромхозе. Это тот самый Савин Дмитрий Павлович, 1874 года рождения, хозяин мельницы, бежавший на кордон от раскулачивания. Всю войну этот семидесятилетний мужик проработал лесосплавщиком и был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Остальные 11 «кирилловчан» трудились на подсочке. Работа эта подвижная, ходячая. Конвоирование вздымщиков невозможно. По этому Алтынайский химлесхоз волей-неволей опирался на местные кадры.
Суда по всему, этому же предприятию принадлежали рабочие руки п. Рудного и п.Золото. В посёлке Золото кроме того, в первые послевоенные годы размещалось конехозяйство Асбестовского леспромхоза, имевшее на содержании элитных трофейных немецких тяжеловозов.
Таким же, лесозаготовительным и лесохимическим, как и Кирилловский, был посёлок Роговский. Похожими друг на друга, как близнецы, были поселения Тёплый Ключ и ДОКа. Оба были чисто лесозаготовительными, возникли во время войны. И то, и другое стали отделениями лагерей военнопленных. Однако, в первый период на работах здесь были заняты советские граждане. В посёлке ДОКа – трудармейцы. По Тёплому Ключу данных нет, предположительно – заключённые Асбестовской ИТК, и замена их иностранным контингентом произошла не ранее 1943 г. В посёлок деревообрабатывающего комбината пленные японцы пришли не раньше конца 1945 г., т.е. уже после победы. Уточняю, на всякий случай, — нашей победы.
Между тем, людской состав лесозаготовительных пунктов, представлявший из себя удивительный калейдоскоп, начиная с 1946 г. стал терять краски. Разрешили возвращаться на родину полякам. Репатрианты – бывшие узники немецких концлагерей, после проверки также получали право на вольное поселение. В 1946г. демобилизовали труармейцев, но немцев и представителей других депортированных народов оставили на спецпоселениях со статусом «постоянные кадры промышленности». На восток, в сторону восходящего солнца, были отправлены в 1948 г. пленные японцы. А сентябрём 1949 г. Урал покинули последние эшелоны с воинами европейских государств — участников гитлеровской коалиции.
Высвобождающиеся бараки частично заселялись пенитенциариями. В Асбесте в мае 1950 г. разворачивается Баженовлаг, ориентированный на комбинат Ураласбест. Существует он до апреля 1953 г. и численность его контингента колеблется от 3-х до 6-ти тысяч. Но и после ликвидации Баженовлага, предположительно до конца 50-х, в городе горного льна существовала ИТК (на 1.01.1954 г. – 3677 з/к). [56] Существует предание, что когда в опустевший посёлок Теплый Ключ привезли вольнонаёмных «вербованных» лесозаготовителей, то они увидели забор, колючую проволоку, вышки и плакат, типа, «На свободу — с чистой совестью».
Все-таки, с начала 50-х годов, преобладало привлечение в лесную промышленность т.н. «вербованных кадров». В частности именно так комплектовался рабочей силой посёлок ДОКа после выбытия японцев.
Между тем масштаб лесозаготовок в Рефтинском крае сокращался по объективным причинам. В 1952 году запас местных лесных массивов оказался исчерпанным, леспромхоз в Сухом Логу был ликвидирован и передан Висимо-Уткинскому ЛПХ (г. Н-Тагил), часть коллектива уехала туда. На базе остававшихся в городе производственных зданий и оборудования были созданы в 1953 году Центральные ремонтно-механические мастерские для лесной промышленности (ныне СМЗ).[58] Но бренд «Асбестовский леспромхоз», благодаря выжившим пленным известный и за пределами страны, не исчез. Очевидно, контора опять вернулась в Асбест. Винокуровское лесничество (включая Кирилловский кордон) вплоть до 1965 г. относилось к этому предприятию.
В 1952 г. в Сухоложском районе был выполнен план лесоустройства. Вероятно, масштабы рубок были значительно сокращены. Однако и в 60-е годы Винокуровское лесничество вырубало по 350 га в год. Была здесь своя лесозаготовительная бригада. На площади 250 га выполнялись лесокультурные работы. Посадка производилась силами лесников и школьников. Лесников в те годы было 12 человек. В конце 50-х лесничей (т.е. начальником Винокуровского лесничества) была женщина – Жаркова Нина Павловна.[ 57] Лесникам было чем заняться и в зимнее время, когда хорошо бы подремать на кордоне — лёжа на тёплой широкой печи. Пахнет горячим кирпичом. Мирно булькает в чугуне похлёбка. За печкой пыхтит в бутыли молодая брага…
Но нет и зимой покоя. План по изготовлению мётел – 36 тысяч штук в год на лесничество! Да ещё отвод делянок под рубку. Хоть увольняйся…
Видимо Алтынайскому лесничеству, угодья которого располагались большей частью восточнее железной дороги, достались немецкие лошади-тяжеловозы, содержащиеся в посёлке Золото. В 60-е годы числилось их (или их потомков?) на конном дворе 17 голов. Этими лошадиными силами трелевался лес, грузился в вагоны. На них лесорубы выезжали на делянку.
Как минимум до начала 60-х силами «вербованных» продолжалась лесозаготовка в районе посёлка ДОКа. Была там даже 4-х классная школа. Учительница жила в п. Золото. Проблемой для неё было преодолеть реку, чтобы попасть к ученикам. Помогали «доковцы», перевозили на лодке. [56] После сокращения планов рубки, посёлки Кирилловский, Рудный, Золоторуда, Роговский стали чисто «химлесхозовскими». Более того, подсочкой стали заниматься и жители сельскохозяйственного выселка Крутая, относящегося к Покровскому сельсовету Артёмовского района. По домохозяйственным книгам 40-х гг. там насчитывалось 25 дворов. [35] В промежуток между 1956 и 1967 г на карте появился «смоляной» посёлок Крутишка. Относился он Артёмовскому горсовету, находясь от него в 28 км. [43]Располагался Крутишка в углу, образуемом нынешней ЛЭП-500 и Покровским трактом, у Рудного болота. Подсочка – дело летнее. Лесхим привлекал сезонников, размещая их в бараках, которые были в посёлках. А чем занимались зимой постоянные кадры? «Драли дранки, окоряли лес, готовили для летнего сплава». Тоже помечтать у тёплой печки не получалось.
Вот в таком примерно состоянии находилась территория накануне строительства ГРЭС. До этого производились обширные изыскания. По словам бывших жителей посёлка Кирилловского, о том, что энергогигант изменит уклад их жизни, они знали задолго – ещё в пятидесятые годы. Раньше Госплана. Видимо, и будущее своё посельчане проектировали с учётом этих знаний.

IX

Теперь от обзорного — к более подробному описанию Рефтинских поселений 50-х – 60-х годов XXвека. И об их закате.
Кирилловский в 1956 г. считался ещё кордоном, относящимся к Рудянскому сельсовету Сухоложского района. Расстояние до центра Совета – 20 км. .Лишь справочник 1967 г., в последний год жизни, назовёт его посёлком. [42,43].
Между тем стояло там жилых домов 15 – 20. Это довольно много для таёжного края.
Вот воспоминания бывшей жительницы: «В посёлке были бараки, по 8 -10 квартир. Простых домов только 3. Кордон относился сначала к Асбестовскому, потом к Винокурскому лесничествам. До Асбеста и других крупных пунктов из посёлка добирались пешком, на лошадях. В школу дети ходили – до 4-го класса в свою, на Кирилловском, потом – в Рудянском (интернат). Электричество было от тракторного «движка», но недолго перед сносом посёлка – 3-5 лет. Рядом были ещё поселки «лесхима» — Золото, Рудный, Винокурка, Круглыш. Жили весело, молодежь ходила на горку».[46] Горка, как я думаю, это заметная возвышенность рядом с Кирилловским. Сейчас она оказалась на острове. Бараки были перепланированы под квартиры в последние времена.
Посёлок стоял на перекрестке четырёх дорог. Одна грунтовка вела к Рассохам, пересекая Б.Рефт выше их, и далее соединялась с дорогой Асбест – Реж. В черте посёлка один её маленький участок остался на суше – от Дворца культуры, через ручей Панов к профилакторию.
Другая дорога шла, примерно, мимо нынешнего рыбхозяйства, через сегодняшний первый золоотвал к посёлку Рудный, и далее вливалась в древний Покровский тракт.
Ещё один путь — в город горного льна. Вёл он с Кирилловского на юг, вдоль речки Выскорной до истока, далее – примерно по трассе построенной позже железной дороги (уже, впрочем, не железной), и к г. Асбесту. Горожане называли её Рудянской. Действительно, по ней из Асбеста можно было пройти в Рудянку, через Кирилловский.
Это уже четвертая дорога. С кордона она шла вниз по главной реке, пересекая общее устье речек Выскорной и Каменки (они сливались до впадения в Рефт). На карте, составленной в 20-е годы, показан мостик через эту водную преграду. Так же, как и через Журавлёвку, которую нужно было преодолеть далее. Участок до речки Роговушки, а потом до Рудянки, как будто сохранился и даже показан на картах автодорог. Охотники говорили, что на УАЗике проехать можно.
В Кирилловском располагались, кроме кордона Винокуровского лесничества, контора мастерского участка Алтынайского химлесхоза. Из социальных объектов – пекарня, магазин «химлесовский», начальная школа. В 1967 г. жителями посёлка Рефтинского на кордоне фиксировалось стадо коров, очевидно, принадлежащее колхозу с. Рудянского. Для скота был устроен огороженный выгон. [49, 50] Да, был период, год – полтора, когда молодой посёлок энергетиков и видавший виды «таёжный тупик», лишь недавно получивший дребезжащий электрический свет от тракторного движка, соседствовали друг с другом. По прямой расстояние между ними – километра полтора, не больше. Но дорога петляла и казалась очень длинной. На самом деле она соединяла не два посёлка – две эпохи, две цивилизации.
Рефтинцы ходили по этой дороге на кордон за молоком, на рыбалку. А юные «кирилловчане» и «кирилловчанки» верхом на лошадях скакали в новую, пахнущую краской, 15-ю школу.Некоторые строители ГРЭС снимали жильё в Кирилловском посёлке.Эта симфония отношений между будущим и прошлым была не долгой, ибо она противна прогрессу. Но мы с вами, дорогие читатели, её на ленте истории зафиксировали.
Уже на закате своей жизни, в ноябре 1965 г., Кирилловский кордон, в составе Винокурского лесничества, был передан из Асбестовского леспромхоза Асбестовскому же лесхозу. А уже в июне следующего года перешёл к вновь образованному Сухоложскому лесхозу. Та же судьба постигла и Алтынайское лесничество. [57] Между тем, приунывшие несколько, топоры и пилы воспряли. Отдалённые звуки этих орудий, постепенно приближаясь к кордону, смешавшись с треском падающих стволов, рёвом машин и тракторов, пронзительным визгом бензопил – создали неслыханную для здешней тайги какофонию.
Ещё бы. Начиная с 1964 г. от Асбестовского посёлка Северный энергостроителями прорубалась просека под дорогу. В 1965 г. бетонка вышла к промплощадке. Параллельно дороге, от Окунёвской подстанции готовился коридор для ЛЭП. А от ст. Рефт (оп. 205 км) прокладывалась железнодорожная ветка силами треста Свердловсктрансстрой.
Особенно масштабная лесосека образовалась при подготовке ложа водохранилища – 30 квадратных километров. До его заполнения нужно было спилить и выкорчевать лес, вывезти его из зоны затопления, очистить дно, иначе вода будет загнивать. Занимались этим лесоучасток Управления строительства ГРЭС, Асбестовский леспромхоз. Уралэнергострой привлекал к работам студенческие стройотряды (например, свердловский «Алый парус»). В тайге появились новые, невиданные контингенты, с гитарами и романтическим флёром. ССО, работавшие на объектах ГРЭС в 70-е годы, стали основателями известной и любимой «Знаменки».
Но не до песен было старожилам Кирилловского. Молодёжи то, конечно, новая жизнь, с кино и танцами — в радость. А старики и зрелые мужики чесали бороду. «Поменять избу на благоустроенную квартиру — хорошо. Но здесь я хозяин, а там кто? В новую жизнь идём, неведомую. С домуправами, участковыми, ещё хрен знает с кем… С городскими, в общем, порядками. Со скотиной что делать? Эхма…».
Но, так, или иначе, 20 августа 1968 г. Рефт был перекрыт, и началось наполнение водохранилища. К этому времени Кирилловский был уже снесён. А его жители переселены в квартиры только что выстроенных домов по улице Гагарина.
Сказывают, что при этом возникли трудности. В опустевшие избы тут же вселялся пришлый люд и тоже требовал жильё. Помучившись, начальство распорядилось сносить дома немедленно после их освобождения, дежурным, так сказать, бульдозером.
Небольшое кладбище репатриантов, находившееся рядом с посёлком, не переносилось.
Посёлок Кирилловский Рудянского сельсовета Сухоложского района был исключён из учётных данных только 11.10.1972 г. решением облисполкома №778. Этим же распорядительным актом были списаны, как мы позже увидим, чуть ли не все «химлесовские» поселения территории.
Так закончилась в жизни Рефтинского края «кирилловская» эпоха.
Рудный кордон, по состоянию на 1928 г. числящийся в составе Рудянского сельсовета, в 1943 г. был уже подчинён рабочему посёлку Алтынай. Это следует из Указа Президиума ВС РСФСР от 20.08.1943 г., согласно которому селу Ирбитские Вершины изменено наименование и статус. А в 1956 и 1967 гг. административные справочники называют Рудный уже посёлком. [42, 43] Этот населённый пункт, в отличии от Кирилловского, мало кто из первостроителей вспомнит. Видимо, по каким-то «химлесхозовским» причинам, в начале 60-х он оказался не перспективным. Вот воспоминания Кузьминых А.Г., работавшего геодезистом:«Посёлок Рудный. Когда мы в нём появились, там уже мало кто остался. Закрыли участок Химлесхоза, люди уехали. Работали в основном сезонники, был барак ».[ 50] Александр Падылин, ныне священник храма Трёх Светителей п. Рефтинского. «Работал с топографами, обозначали просеку на 1-й золоотвал. Были в п.Рудный. Там было дома 3-4. Жители занимались смолой».[47] Однако кладбище возле Рудного было довольно большим. Чем объяснить это, я не знаю. Видимо исторически так сложилось. А.Г.Кузьминых, геодезист Рефтинской ГРЭС, лично занимался вопросами перезахоронения. «Когда переносили кладбище, объезжали соседние поселения – С.Лог, Алтынай. Данные по захоронениям были в Сухом Логу и Алтынае. Искали родственников захороненных менее 20 лет. Умершие почти все имели заключение о смерти «дизентерия». За 20 лет умерших было около ста. Почему много захоронений? Лесных посёлков было много».[50] Некоторые родственники нашлись, и им была оказана помощь в переносе праха. Останки тех, чьи родственники не объявились, были перезахоронены, как мне сообщил старожил поселка Рефтинский Буслаев А.С., «с левой стороны у входа на старое рефтинское кладбище». Во время этой деликатной процедуры выяснилось, (видимо, по надписям на надгробиях), что среди захороненных были лица польской национальности. А.Г.Кузьминых, впрочем, не смог мне этого подтвердить. Выше по тексту мы уже ответили на вопрос, как в земле рефтинской оказались поляки..
Снос поселения, как я понял, состоялся в 1969 г. А официально посёлок Рудный Алтынайского поссовета был вычеркнут из числа живых 11.10.1972 г, тем же решением облисполкома №778.
Сменил сельсовет приписки и Роговский кордон. Относящийся в 1928 г. к Знаменскому сельсовету, в 1956 г. он числился уже за Рудянским.[42] В годы войны, как мы помним, здесь был участок лесохима. По книге «Труженики тыла Сухоложского района проходят три вздымщицы Роговского участка, удостоенные такого звания: Агеенко Нина Михайловна, 1925 г.р., Лескина Анисья Васильевна, 1918 г.р., Панкрушина Елена Петровна, 1928 г.р.
Была здесь и лесозаготовка. Один ветеран сообщал мне, что у Роговского в 70-х (?) видел остатки узкоколейной ж/д. Куда шла – неизвестно. Видимо, местная, не соединенная с «большой» ж/д. Наверное, лес с делянок Роговушки по ней перевозили на лесосплавный участок Круглыш, расположенный ниже по Рефту.
В 1967 г. Роговской (именно в таком написании) был зарегистрирован, как посёлок. И довольно солидный. Несколько бараков, магазин, своё кладбище. А в середине 70-х от поселения оставались лишь развалины. [48] Известным уже нам решением облисполкома №778 от11.10.1972 г. посёлок Роговской Рудянского сельсовета исключён из учетных данных, как прекративший существование.
Этот же документ поставил крест на судьбе посёлка ДОКа. Впервые на административном поле Свердловской области он обозначен только в 1967 г, через 25 лет после образования. Возможно потому, что относилась его деятельность к военному ведомству. Причислялся населённый пункт к Алтынайскому поссовету. К этому времени лесодобыча прекратилась. Жители покинули дома, переехав на новое место работы. Избы, кстати, были хорошие, рубленные.
Затем, какое-то время, посёлок использовался как базовый для выпаса колхозных стад с. Рудянского. В середине 70-х от него оставались развалины. [43, 48, 50] И для посёлка Крутишка, относившегося к г.Артёмовску, 11 октября 1972 г. стал последним днём. Об этом населённом пункте вообще мало кто что знает. Место, где он раньше находился (не далеко от второго золоотвала) почему-то облюбовали барсуки, и охочие люди их там добывают. Обозначается оно на современных картах, как урочище.
Осиновский кордон, в 1916 г. принадлежавший Режевской волости, в 60-е годы XXвека перепрофилировался в одноимённый «лесохимовский» посёлок Малышевского поссовета. В перестроечном 1987 г. Осиновка ещё числилась в живых, имела 10 человек населения и пропала, видимо, в жуткие 90-е. На схеме избирательных округов по выборам депутатов Палаты Представителей Законодательного Собрания Свердловской области, составленной по состоянию на 23.12.1997 г., этот населённый пункт значится. – скорее всего формально.[43, 44] Сегодняот него ничего не осталось, всё заросло, остался только фундамент водонапорной башни, некогда здесь стоявшей.
Судьба Ильинского кордона, возникшего в районе активной золотодобычи, похожа. Принадлежащий Режевской волости, потом Режевскому сельсовету, и ставший хутором в 1928 г., в 1956 г. он снова стал кордоном Изумрудского поссовета. В 1967 г. поссовет из Изумруда (Первомайского) переведен в Малышево. Ильинский числится уже посёлком. Однако на карте, составленной по состоянию местности на 1987 г., кордон показан как не жилой. Зато четырьмя километрами севернее красуется посёлок, и тоже Ильинский. Проживало в нём тогда около 20 человек. Второе, и общепринятое наименование этого населённого пункта – 29-й квартал. Возник он до 1956 г., и как говорят лесники, был «подсочный», т.е. жители занимались смолой.
На сегодняшний день, как сообщают краеведы и лесоведы, там, где был Ильинский кордон находится насосная подземных вод, качающая воду для города Асбеста. Имеется здесь и пост охраны. То есть, какая-то жизнь сохранилась.
В посёлке же «Лесной квартал № 29» (Ильинском), поддерживает жизнь старик Евтушенко, бывший егерь. Ранее он проживал в пос. Коммунальном. Поэтическая фамилия отшельника может обмануть. За свой нелюдимый характер дед получил прозвище Гестапо. Но, благодаря ему, не разоряются и другие оставшиеся строения посёлка, в том числе дом станции юных натуралистов (от г. Асбеста). Затворник, сказывают, зимой 2009/2010 г. жаловался на засилье медведей.
На правом притоке М.Рефта речке Марковке, сейчас впадающей в питьевое водохранилище, стоял посёлок с тем же названием. Первоначально он назывался не посёлком, а участком, что указывало на его производственное предназначение. Относился он к Изумрудскому поссовету (1956 г.), а с 1967 г. — к Малышевскому. 30.12.1976 г., решением облисполкома №1099, пос. Марковка исключен из учетных данных, как прекративший существование.
Малорефтинский кордон и посёлок (участок) Коммунальный стан (Коммунальный) располагались по М. Рефту, соответственно, на последнем его подъеме на север и резком спуске, перед слиянием с Рефтом Большим. Малорефтинский имеет ещё одно название – Известковый. Однако по административному справочнику 1956 г. эти поселения числятся отдельно, как принадлежавшие Изумрудскому Совету. Очевидно, располагались они рядом и стали позднее считаться одним жилым пунктом. Но только в народном сознании, потому что в последующие списки населенных мест они не включались. На карте 1987 г. кордон Малорефтинский отмечен, как нежилой. По другим данным, кордон там функционировал до последнего времени (сейчас — 2011 г.) и лишь недавно продан частнику.
Вот сведения об этом кордоне, сообщённые мне В.Н.Рубцовым. «Рядом с кордоном велась добыча и обжиг известняка. Сохранились фундаменты домов и остатки печи для обжига. Этот промысел, предположительно существовал ещё до постройки кордона, известь вывозилась на Режевской завод, а позднее и в Асбест. В 18 – 19 веке для Режевского завода в этих местах выжигался древесный уголь, о чём свидетельствуют многочисленные остатки кучёнок в виде кругов с канавой по периметру. /…/ С постройкой железной дороги Екатеринбург – Тюмень через кордон прошла дорога, соединяющая Реж со ст. Грязновская. Частично эта дорога используется до сих пор. После войны здесь работали лесники: Мальцев, Усольцев, Сосекин, снова Мальцев (погиб на кордоне во время грозы в 1987 г.). В начале 60 годов рядом с кордоном были построены головные сооружения Асбестовского водозабора. В 80 годы существовала звероферма. В настоящее время – фермерское хозяйство». [51] Коммунальный учитывался в составе Изумрудского, потом Малышевского поселкового Совета, с 1956 г. по 1987 г., хотя на карте середины 80-х он уже не показан. По сведениям лесников, посёлок нежилой, зарос лесом.
Небольшое поселение было на Рассохах, у плотины. Административно, в списках населённых мест, оно не проявилось. Возможно, учитывалось в составе Кирилловского посёлка. Мы это предположение сделали раньше, когда просматривали 20-е годы. Очень подробно рассказывает о старой плотине знаток края, охотник и рыболов с 50-летним стажем Владимир Николаевич Рубцов.
«Сначала о старой плотине в Рассохах. О времени её постройки пока я ничего не нашёл. Возможно, её возведение как-то связано с бумажной фабрикой И. Е. Ятеса близ села Курьи. Мой отец был в Рассохах осенью 1933 года на охоте. Плотина уже тогда была не новой. Там были люди и плотиной пользовались для сплава леса. Через пруд он переправлялся на боте. К сожалению, не помню, что он говорил о жилье.
В 80–е годы случайно в поезде встретился со стариком, который в 30-е годы с артелью работал на заготовке леса в Рассохах. Он говорил, что там было более сотни лошадей. В 1951 году там был мой брат — ходили с учителем в поход. Ночевали они в одном из двух, довольно большом бараке. Но баракам, с его слов, было не более десяти лет. Под плотиной на левом берегу имелась баня. Рабочие на лошадях привозили лес и складировали его на правом пологом берегу под плотиной.
Я в Рассохах первый раз побывал с отцом в 1957 году и далее ежегодно неоднократно до осени 1968 года. Плотина находилась сразу после слияния Б. и М. Рефта. Левой стороной она почти примыкала к довольно высокому берегу (сейчас это примерно нижний край мыса между «новым» каналом и заливом у теплиц). Правый берег был пологий и по нему, как продолжение плотины, уходила дамба из грунта метров на сто. Сама плотина была деревянной из трёх срубов, засыпанных бутом. Ширина каждого прохода примерно пять метров. Высота метра четыре. Сливные полы из деревянных плах, длиной 6 метров. Внизу отбойники из 5 – 6 брёвен с наклоном 45 град. Тросы на отбойниках почти сгнили. Плотина к 1957 году горела. Моста не было, щиты и стойки отсутствовали. Вода в пруду была полностью спущена. Никаких строений, за исключением землянки не было. На берегу лежал настоящий якорь, старый — престарый с метр высотой. Выше плотины лежали отбойники, связанные из двух толстенных брёвен, длиной метров по двадцать. Внизу в шуме плотины была яма, глубиной 4 метра – хорошее рыбное место.
К плотине подходила дорога снизу по правой стороне Рефта (позднее сделали и по левой).До 1960 года пруд был спущен и начал зарастать кустами. В 1960 Асбестовское общество охотников решило здесь сделать охотбазу. Плотину на скорую руку засыпали бутом, а по верху положили асбоцементные трубы. Весной 1961 всё это смыло паводком.
Положение исправили, перегородив сливной фронт брёвнами диам. 0.5 м на высоту 3 метра. Сделали и пешеходный мост. Плотиной занимался пенсионер Пылаев. На место бараков привезли бревенчатый дом (старая почта, попавшая под расширение карьера – кстати, находилась она на берегу высохшего Щучьего озера рядом с первой церковью, уже давно снесённой). В общем, база заработала, пруд наполнился, появились лодки, ночлег.
Егерем был года два Виктор (фамилию забыл), потом Михаил Кондратьевич Хорьков до затопления. Так как был нанесен ущерб, строителям Рефт ГРЭС пришлось построить новую базу – «Чайка» (которой тоже дано нет)».[51] В пруду водились щуки килограмм по 20. [47] Из окрестных поселений долго держался, но тоже сгинул, выселок Крутая. Ему помогала диверсификация деятельности – сельское хозяйство и лесохимия. Вот как он выглядел в 50-е годы, со слов Коржова С.М (сообщено 09.12.2009 г.). «Был в Крутой в середине 50-х годов. Ходили на уборку картошки, в сентябре, в 9-м классе. Мимо деревни проходила ЛЭП 35 кВ. Домов стояло 10-15. Дома пятистенные, хорошие. Картошка огромная уродилась, с детскую голову. Хотя земля – чистый песок. Хлеба здесь растили мало. Мы жили по домам. Молодежь была, гармошки по вечерам».
В1967 г. Крутая – уже не выселок, а посёлок Покровского сельсовета. Но 24.07.1984 решение облисполкома №265 поставило на нем крест, исключив из учётных данных. Крутая не дожила 8 лет до своего векового юбилея.
А вот посёлок Золоторуда выстоял. Как мы помним, после завершения активной фазы золотодобычи с началом Великой Отечественной войны, он стал вспомогательным для леспромхоза. Здесь был конный двор, на котором содержались, в том числе, трофейные немецкие лошади-тяжеловозы. Очевидно, что вслед за завершением масштабных лесозаготовок в начале 50-х, это дело сошло на нет.
Параллельно жители посёлка занимались подсочкой от Алтынайского химлесхоза. Этот промысел стал затухать в начале 60-х, что совпало со строительством ГРЭС.
В 1959-1962 гг. на Рефте работала одна из партий Зауральской комплексной геологоразведочной экспедиции.[5] Однако нового «золотого периода» за этим не последовало.
К тому времени, когда здесь появились энергостроители, в посёлке имелся магазин, клуб, школа. Была и молодёжь. Жители ближних и дальних таёжных заимок (соответствующего возраста) ездили сюда (чаще – на лошадях) в кино, на танцы.
Название поселения «Золоторуда» (в изученных автором документах) проявилось в 1943 г., в Указе Президиума Верховного Совета РСФСР об отнесении Ирбитских Вершин к категории рабочих посёлков с присвоением наименования Алтынай, с перечнем подчинённых ему населённых пунктов. Ранее, в 1928 г., как мы помним, посёлок золотоискателей фигурировал, как Рефтинский прииск.
В 20-е годы существовал трест «Уралзолоторуда». Возможно, расположив здесь свою структуру, эта организация и «окрестила» приисковый центр своим сокращённым именем. Однако, среди населения посёлок устойчиво именовался Золото. 09.02.1977 г. облисполком даже принял решение за №78. «Уточнить и считать правильными наименования населенных пунктов: пос.Золото (вместо пос.Золоторуда) Алтынайского поссовета». Однако, республиканские органы это решение не утвердили. Он так и остался с прежним именем.
К этому времени посёлок основательно опустел. Трудоспособное население вливалось в ряды энергетиков и строителей Рефтинской ГРЭС — перспективного предприятия. Меньшая часть переехала в Сухой Лог — тоже городок ничего себе. Оставались пенсионеры, вросшие в эту землю корнями.
Постепенно он приобретал черты дачного поселения. Я первый раз оказался там в середине 80-х. Ни школы, ни клуба уже не было в помине. В нескольких домах никто не жил, другие – использовались в дачном режиме. Власть (на общественных началах) представлял старик лет семидесяти, депутат Алтынайского поссовета. Телефонной связи не было испокон веков, вплоть до эпохи мобильников. Правда, короткое время, в семидесятые, прямо по сосенкам натягивали полевой провод (километра полтора), подключаясь параллельно к телефону насосной «Золото».
Сами дома имели сибирский вид. Мне, уроженцу Курганской области, они казались довольно угрюмыми. Строили их, как мне пояснили, приезжие крестьяне в 30-е годы. Не нужно пояснять, что сельская миграция в то время носила принудительный или вынужденный характер.
В 1985 г. в посёлке Золоторуда по официальным данным проживало 30 человек. В настоящее время имеются попытки восстановить промышленную добычу драгоценного металла. АОЗТ «Аурум» вело разведку золота рудного на участке Рефтинской зоны, включая Февральское и Икрянское месторождения. В частности, на месторождении Февральское в 2002 году были проведены геохимические и геофизические исследования, а также пробурены скважины, показавшие наличие золота в кварцевых жилах, а также в зонах выветривания и окисления.
Кордон Тёплый Ключ в административных списках появился единственный раз – в 1956 г., как относящийся к Асбестовскому горсовету [42] Не факт, что место дислокации (в военное и первое послевоенное время) лагеря военнопленных, и упомянутый кордон – это одно и то же поселение. До войны населённого пункта здесь не просматривалось.На карте 1934 г. видны лишь сараи, метрах в трёхстах южнее ручья, и избы, километром севернее. Однако на схеме Асбестовского охотохозяйства 60-х годов, примерно в районе тех изб, у болота Круглого, и показан населённый пункт, в два дома, под названием Тёплый Ключ. Вероятно, это и был кордон.
А вот что пишет о этом поселении В.Н.Рубцов « Был такой посёлок у строителей Рефтинской ГРЭС примерно с 1964 по начало 70-х годов. Подобные были рядом на опушке и на Окунёвской подстанции. До строительства ЛЭП с Егоршино в Асбест (закончена в конце 1927 года) на этом месте была охотничья избушка. После строительства остался барак, пара бревенчатых домов, сарай и баня. Какое-то время в одном из домов жил лесник Козлов. Во время войны, кажется зимой 1942 года, здесь жила бригада военных мясозаготовителей — отстреливали козлов для фронта
К зиме 41 – 42 года жителями города от Пролетарки началось строительство узкоколейки в сторону реки Пещерка (в основном за счёт субботников). Городу нужны были дрова. Жителям отводились делянки вдоль узкоколейки, всё это самостоятельно вырубалось, подвозилось к узкоколейке, грузилось на платформы. Потом паровозиком дрова доставлялись в город. Строительство желдороги продолжалось до окончания войны. Узкоколейка шла по дороге, которая сейчас пересекает бетонку (поворот на Чайку), далее, не доходя 200 м до ЛЭП, она сворачивала направо, пересекала р. Тёплый ключ (остатки моста сохранились) и выходила на квартальную, которая идёт от стадиона к пляжу в Рефтинском. Заканчивалась она за Пещеркой.
К тому времени, когда я часто стал бывать в этих местах (1956) рельсы уже были сняты, на Тёплом Ключе барака уже не было, оставались два маленьких бревенчатых дома. В одном из них давно жил старик со старухой. /…/В 1957 году за Пещеркой были выруба примерно 8 – 10 летней давности, далеко не дровяного масштаба». [39а] В 1964 г. посёлок Тёплый Ключ стал местом жительства части первостроителей Рефтинской ГРЭС. Здесь были построены щитовые дома, как минимум два. Есть их фотографии.
Остался посёлок и в воспоминаниях пионеров строительства. «Не забыть старушку с заимки Теплый Ключ, ее все звали ласково, на уральский манер, «баушкой». Она радушно приглашала строителей на свой огород подкормиться «витаминами». [33] Отмечен Тёплый Ключ и в ранних документах вновь образованного Рефтинского поселкового совета. К протоколу заседания исполкома за № 1 от 30.03.1967г (т.е. самого первого заседания органа самоуправления п. Рефтинского) имеется приложение. Называется оно «Закрепление организаций, учреждений и подразделений за участками в посёлках по очистке территорий». За 3-м участком Управления строительства закреплялись п. Кирилловский, пос. Теплый Ключ, подстанция.
В дальнейшем этот посёлок уже никак о себе не напоминал. Очевидно, его жителей переселили в Рефтинский, а щитовые дома разобрали. Надо полагать, что 1967 г. был для него последним. Забывать Тёплый Ключ нельзя. Он реально спасал город Асбест от холода, давая ему топливо в военное время. Делалось это совместными усилиями: горняков, самоотверженно проложивших в 1941 г. в лесную чащобу узкоколейку; слабыми силами оголодавших пленных; жилистыми, татуированными руками советских зеков.
Теплый Ключ слышал: комсомольские речёвки и вдовий плач; звонкие антифашистcкие воззвания пленных и злобное фашистское шипение в ответ, блатные истерики и хриплый мужицкий мат; наконец – гитарное бренчание и романтическое пение строителей–шестидесятников. И всё это за неполные тридцать лет.
Начало становления посёлка Рефтинского неразрывно связано с временным городком строителей, получившим название Опушка леса, или просто — Опушка. Это светлое, лесное имя в списки населённых мест Свердловской области не включалось. То есть, строго говоря, поселение формально административной единицей не являлось. В проектной документации оно именовалось менее поэтично — «Перевалочной базой строительства в районе Северного рудоуправления г. Асбеста».
Северное рудоуправление размещается в районе, где до революции находился Мухановский асбестовый прииск. Позже, в 20-е годы, населённый пункт при прииске стали называть Пролетарским рудником, затем — посёлком Пролетарка. Лишь в 1977 г. он включён, вместе с близлежащими посёлками Новоокунёво и Староокунёво, в черту г. Асбеста.
В июле месяце 1963 г. в город горного льна с Яйвинской ГРЭС (Пермская область) прибыла первая партия строителей. Главной их задачей являлось возведение до конца года временного жилого городка, сборные конструкции которого вскоре стали поступать. Площадка на опушке была удобна тем, что она находилась у точек, от которых начиналось строительство автодороги к будущей электростанции и ЛЭП к ней же (с подстанции Окунёво). Во вторых, рядом находилась железная дорога комбината Ураласбест, по которой удобно было доставлять строительные материалы и технику. По воспоминаниям, к 1 января 1964 г. были возведены два барака. Тем самым, первостроители обошлись без палаток и землянок, столь любимых стихотворцами.
На западе посёлок Опушка соседствовал с поселением Северным, имевшим причудливую судьбу. По некоторым данным, требующим подтверждения, здесь с 1949 по 1956 гг. размещалось отделение № 6 лагеря МВД для осужденных военнопленных № 476. В этом названии коренное слово «осужденных». Подавляющее количество пленных II мировой войны, захваченных Советским Союзом, к этой категории не относились. Они находились в нашей стране по обычаям войны и возмещали, своим трудом, нанесённый ущерб. Таких было более 4 миллионов человек. Лишь 20 тысяч из них были осуждены за военные (совершенные в период боевых действий) или воинские (совершённые в плену) преступления и оставлены отбывать наказание, после отправки на родину остальных пленников. Из них две тысячи находились в Асбесте. Сроки у них были большие, чаще всего – 25 лет неволи, но в 1956 г. их освободили.
В лагере 476/6 отбывали наказание и высшие чины армий противника. Так на кладбище этого лаготделения захоронены 7 генералов вермахта – один генерал армии, два генерал-лейтенанта, 4 генерал-майора.
Рядом с лагерем находилось его подсобное хозяйство. В 1963 г. строители ГРЭС разместили автогараж в помещении свинарника, кормившего ранее зеков-иностранцев.
Сразу же после освобождения лагеря от немцев в 1956 г., его, без единого выстрела, заняли асбестовцы. Проживали они там до начала 70-х, пока посёлок не был расселён и не пошёл на слом. Лагерная инфроструктура, в частности клуб, использовалась по назначению, а также там размещалась школа, посещали которую и дети первостроителей ГРЭС. Потребность в школьных местах увеличивалась и достигла максимума в 1966-67 учебном году. В Рефтинском уже было заселено два дома (Гагарина 3 и общежитие Гагарина 12), стояло несколько десятков вагончиков, плюс — Опушка, Теплый ключ и два вагончика на подстанции Окунёво. Общая численность населения пять тысяч человек. А школа 15 была введена только в октябре 1967г.
Детей размещали, кроме Северного, в школе п. Окунёво. А.И.Рыжаков вспоминает: «Пока не построили 15-ю школу, ездили учиться на Окунёво и на Северный в начальную школу (деревянную) и восьмилетнюю кирпичную». Поскольку существующих помещений катастрофически не хватало, как рассказывал Моторин В.И., одно время ученики занимались даже в Новоокунёвской общественной бане. Школьники из Рефтинского добирались до мест занятий рейсовыми автобусами, им выдавались специальные проездные билеты.
Что из себя представлял посёлок Опушка? Как вспоминает Ю.И.Еловиков, находившийся в составе первого десанта строителей, его материальная часть состояла из 12 щитовых сборно-разборных домов. Практически, это те самые бараки.
По проекту жилых домов было восемь: 4 — для холостяков, 4 — для семейных. Имелась столовая на 15 мест, и в этом же здании парикмахерская на 1 место. В отдельном небольшом здании – магазинчик. Типовой барак отводился под детсад-ясли на 25 мест. Много площадок: для преддошкольников (наверное, это ясельный возраст), для дошкольников, для физзанятий, для игр детей, для отдыха, волейбольная. Всё лучшее – детям.
Хозяйственное направление выражено котельной со складами угля и золы, дровяниками, хоздвором, хозсараем, ледником. Санитария обеспечивалась расчётным количеством надворных уборных, пожарная безопасность – наличием специального водоёма. В общем, жить было можно. И сейчас пол России так живёт, а то и много хуже.
Судя по рассказам, проект был реализован без больших изъятий. Были даже почта и ручной телефонный коммутатор, что замыслом разработчиков не было предусмотрено. Как я понял, отопление было подключено не от собственной котельной, а от имеющейся «комбинатовской». Согласно исторической справки буклета «Рефтинская ГРЭС 1970-2010» была на Опушке и своя школа.
Исходя из вместимости бараков, можно предположить численность жителей посёлка Опушка – человек 200. Здесь я боюсь ошибиться, ибо в бараки при желании можно вместить больше людей, и в разы больше. Такие чудеса могут сотворить старые, испытанные двухъярусные нары. Думаю, что на Опушке до них дело не дошло.
Существовал стройгородок до конца 60-х годов. В марте 1967 г. только что избранный исполком Рефтинского поссовета поручил очистку территории п. Опушка леса ОГМ (т. Киняпину). А в решении № 21 от 22 августа 1968 г. «О подготовке временных посёлков и детских учреждений к работе в зимних условиях» указывалось, что «в детсаде № 10 (Опушка леса) протекает крыша и требуется побелка внутри помещения». То есть, до 1969 г. посёлок, хоть и с худыми крышами, но дожил.
Ещё один стройгородок размещался непосредственно в черте нынешнего посёлка Рефтинского, слева от бетонки на ГРЭС. Сейчас здесь массив кооперативных гаражей. Было у него и название – Пионерный. Но люди, некогда населявшие его, говорят, что жителями оно не применялось. Более того, они это наименование никогда не слышали. «Где живёте? – В вагончиках». Вот и всё.
Да и в ранних документах Рефтинского поссовета стройгородок именуется «Район вагончиков, столовой и магазинов». Но в 1968 г., исполком, видимо устав от постоянного перечисления подведомственных социальных объектов, стал применять название «Временный посёлок Пионерный».
Пискарев А. в своей книжке о г. Асбесте так описывает наше поселение строителей. «Название он тогда носил довольно распространенное для всех новостроек – Пионерный. Здесь же, в двадцати километрах от Асбеста, распологалась промбаза со всеми складами материалов и оборудования. Временные щитовые вагончики и бытовки стояли прямо среди леса. В вагончиках – максимум удобств и даже центральное отопление. Правда, под котельную тогда приспособили старый паровоз. Он стоял на бетонной площадке почти все время под парами, что придавало пейзажу особенный, былой, романтический колорит». [54] Любопытно, что поселенцы Пионерного, с которыми я разговаривал, паровоза не упомнят. Но отопление было центральное.
Предполагаю, что возник городок вагончиков в 1965 г., когда была закончено строительство дороги от Асбеста. Но и в 1964 г. велись большие работы в черте посёлка. Котлованы под первые дома (ныне дома по улице Гагарина №1, №2, №3, №4) были выкопаны в 1964 году. Уже в декабре 1964 года был заложен фундамент под первый постоянный жилой дом будущего поселка. Не исключаю, что год рождения Пионерного, определенный мной умозрительно, может быть скорректирован по объективным данным. Но не на много.
Ю.И.Еловиков указывает точные размеры жилого фонда Пионерного – 64 щитовых сборных вагончика. Видимо, в это же количество входили «коттеджи», состоявшие из двух совмещенных вагончиков и имитировавшие двухкомнатные квартиры. Субъективно бывшие «пионерцы» указывают большее число жилых единиц: «Жили в вагончиках, их было примерно 100 и коттеджей (сдвоенные вагончики) тоже, примерно, сто». Иванов Ю.В. формулирует осторожно – « несколько десятков жилых вагончиков и так называемых «коттеджей». На этом и сойдёмся.
Столовая размещалась в вагончике, который помнят большинство рефтинцев «старше 40». В 80-е годы в нём располагались магазины – хозяйственный, овощной, водочный. К последнему народная тропа не зарастала вообще. Именовался он «зелёный ящик», по цвету вагончика. Во время перестройки этот реликт «пионерной» эпохи сгорел, что, с точки зрения эволюции, закономерно. Сейчас на его месте ангар.
Напротив столовой в вагончиках располагались автовокзал, милиция и другие цивилизационные сервисы, о наличии которых коренные жители края только знали. Не больше. Сейчас на этом месте частная автостоянка.
Временное жильё – это всегда какие-то неудобства во имя светлого будущего. Были такие и в Пионерном. Бетонный завод размещался там, где сейчас гаражные кооперативы №№ 1 и 2. Работал он круглосуточно, что сильно мешало спать вагонному населению.
Это была не единственная проблема жителей посёлка Пионерный. Вот выписка из решения исполнительного комитета Рефтинского поселкового совета депутатов трудящихся от 22 августа 1968 г. « В бараках № 7, 8, 9,10, 11,12,13, 14,15 протекает кровля крыш, внутри помещений обваливается штукатурка, нет подхода к месту общего пользования. В некоторых вагончиках и коттеджах протекает кровля крыш и отопительная система не ремонтируется, под жильём находится застойная вода. Траншея, вырытая у коттеджей №№ 43,44 не доведена до конца, что привело к скоплению смрадной застойной воды».
Руководители ГРЭС и Управления строительства были людьми неординарными, умными и прагматичными. Они понимали, что бороться с застойными водами под бараками – не их миссия. Вот как была решена проблема, со слов Иванова Ю.В.: «По мере строительства постоянного поселка все рабочие и служащие были переселены из временного жилья в постоянное, полностью благоустроенное, а временное было снесено. Чтобы осуществить это, потребовалось на целый год задержать продвижение очереди на получение жилья всеми жителями поселка и все построенные в этом году дома отдать под заселение людям, проживающим во временных вагончиках и «коттеджах». Это было смелое и нестандартное решение, противоречившее существовавшему тогда закону о предоставлении жилья, Но все с пониманием отнеслись к этому. Последний временный «коттедж» был ликвидирован примерно в 1978 году, а освободившаяся территория была отдана под строительство кооперативов индивидуальных гаражей, так как в то время началась бурная «автомобилизация» населения поселка».

X
На шкале времени юбилейный 1967 год. За день до его наступления государство внесло в свою метрическую книгу новорожденный посёлок Рефтинский. Мажор в нашем сосновом крае достигает апогея. Количеством залитого бетона и улыбающихся губ, сваренных конструкций и горящих глаз, освоенных средств и сбывшихся надежд.
Но можно и погрустить в этой конечной точке нашего пространственно-временного путешествия. Когда на месте ветхих избушек возводят блестящие небоскрёбы, не забудем, что для кого-то эти лачуги были родными домами. В нашем же случае возведение энергогиганта подвело черту под эпохой таёжников — вздымщиков и углежогов, лесорубов и сплавщиков, коневозчиков и старателей.
Что ж, это типичный конфликт старого и нового. История человечества, в своём стремлении к прогрессу, состоит из них. Не будем его драматизировать. Тем более, носит он чисто культурологический характер.
Сейчас автор должен сделать вывод и заключение. А он решил поумничать. Верно говорят люди – будь проще…
Главный вывод – край наш Рефтинский имеет своеобразную историю, уходящую корнями в глубь на несколько веков. Основные её вехи отражены в настоящей работе. Вплоть до ввода в действие ГРЭС территория являлась поставщиком природных ресурсов для внешней среды. Именно этот временной отрезок и по этим причинам выделен автором для изучения. Ещё одна особенность – минимальная численность постоянного населения в этот период, что обусловило привлечение рабочей силы извне.
Исследование не претендует на завершённость. Оно опирается на те сведения, которые доступны сегодня. Однако, само оно является базой для дальнейшей разработки темы истории Рефтинского края.

2011 г., август

Список использованных источников
1.Андреева Ф. Т. Спецпоселение Мартюш : Докум. повесть. – Каменск-Уральский : [Курган. част. изд- во], 2004. – 397 с.: портр. http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_pages.xtmpl
2.Амосова Л.Ф. Асбест. Жизнь и судьба. Асбест, 2005
3.Артёмовский краеведческий словарь http://www.urbibl.ru/Knigi/artemovskiy/NO.htm
4.Афанасьев А. и др. Врачующий пояс Рифея:культурно-исторические очерки. Екатеринбург: «Сократ»,2004
5.Афанасьев А.А. Сухоложье.Неизвестные страницы.Сухой Лог:2004
6.Брылин А.И., Елькин М.Ю. Покровская волость: история, генеалогия, краеведение. – Екатеринбург: Банк культурной информации, 2008 – 216с.
7.Демина Н.А. Запись воспоминаний родственников о поселении на Кирилловском кордоне. 02.03.2009. Архив автора.
8.Дмитриев А. Пермская старина // выпуск VII: Верхотурский край в XVII веке:-Пермь, Типография Н-ков П.Ф.Каменского,1897
9.Журналы заседания Священного Синода от 17 июля 2002 г. http://www.sedmitza.ru
10.Елькин М.Ю.. Когда же основано село Покровское? http://www.genealogia.ru/users/uiro/rodoved4/04_06.htm
11.Из истории Урала (сборник документов и материалов).-Средне-Уральское книжное издательство, Свердловск, 1971
12.Историческо-географическое описание Пермской губернии, сделанное для атласа 1800 года
13.Карта золотых приисков и участков, отданных под разработку золота частным лицам, на землях бывшей екатеринбургского горного округа, входящих ныне в состав Восточно-Екатеринбургского горного округа. Масштаб в англ. дюйме 5 верст. Картогр. Завод А.Ильина СПб, 1897 (?)
13а. Китаев М. Несколько слов о хозяйстве в казённых лесах и о том, какие меры могли бы способствовать его улучшению в будущем. Сообщение, прочитанное на 7-м лесохозяйственном съезде в Казани 10 августа 1889 года// Русский лесопромышленник №№89,91, 1889
14.Книга памяти жертв политических репрессий. Свердловская область. А-Б. Т.1. Екатеринбург. ГИПП «Уральский рабочий». 1999. 360 с.
15.Книга памяти жертв политических репрессий. Свердловская область. Том третий. Е-И ГИПП «Уральский рабочий», Екатеринбург, 2001
16.Книга памяти жертв политических репрессий. Свердловская область. Том четвертый. К. ГИПП «Уральский рабочий», Екатеринбург, 2003
17.Книга памяти жертв политических репрессий. Свердлвская область. Том пятый.Л-М-Н. Екатеринбург: Типография Екатеринбургской епархии, 2005
18.Книга памяти жертв политических репрессий. Свердлвская область. Том шестой. О-П. Средне-Уральское издательство.Екатеринбург, 2006
19.Книга памяти жертв политических репрессий. Свердловская область. Том седьмой. Р-С Типография АМБ, Екатеринбург, 2008
20.Книга памяти жертв политических репрессий: Свердловская область / Кол. авт. Т. 8. Т -У-Ф-Х. Екатеринбург: Управление архивами Свердловской области, 2010. — 316 с.
21.Книга памяти жертв политических репрессий. Свердловская область. Том седьмой. Р-С Типография АМБ, Екатеринбург, 2008
22.Коверда П., Брылин А. Наш город Артемовский. Средне-Уральское книжное издательство: Свердловск, 1966
23.Коковина Т. «Родовая память моих предков»// рукопись.Асбест: 2008
24.Коновалов Ю.В.«Из истории формирования населения поселка Рефтинский» http://www.okorneva.ru/index.php?main=books_of_Konovalov&id=100029
25.Кручинин А. М. Бои за Богданович и Егоршино (июль-сентябрь 1918 года).
bergenschild.narod.ru/publicacii/Publicacii.html
26.Кулагина Г.А. История родного края. Свердловск, С-У книжное изд-во, 1976
27.Лесной кодекс Р.С.Ф.С.Р. с объяснениями и толкованиями/Составлен В.С.Колонтаевым. Под редакцией А.И.Шульца:- Издательство Наркомзема «Новая деревня», 1924
28.Ляпин В.А. Военная промышленность Урала в первой половине XIX в. (технико-экономический аспект развития) http://www.ihist.uran.ru/index/ru/uiv/n9/202.htm
29.Мазур Л. Н. Край ссылки: особенности формирования и развития системы расселения на Урале в 1930—1950-е гг
29а. Мартынова О. Против собственного народа. Артемовский, 1997
30.Моисеев П. За колючей проволокой:- Екатеринбург, изд. УГГУ, 2010
31.Мосин А.Г. «Словарь Уральских фамилий». Екатеринбург: Издательство «Екатеринбург», 2000
32.Мытинский А.Н. Горнозаводской Урал С-Петербург, типография Ф.Вайсберга и П.Горкушина, 1909
33.Огни Рефта: -Средне-Уральское книжное издательство, 1980
34.Памятник врачу – больница… http://www.kasly.su/History_of_medicine_11.htm
34а. Пискарев А.Город горного льна. Где ударил посох: Культурно –исторические очерки. Екатеринбург: Сократ, 2005
35.Плеханова Т.Ф. Род Плехановых из села Покровского//Уральский родовед. Сборник статей. Выпуск 8.- Екатеринбург, Банк культурной информации, 2009.- 212с
36.Помяни Господи души усопших рабовъ Божиих – убиенных./листовка. Екатеринбург: Издание Правления Епархиального Союза Приходских Советов.1918.-арх. автора.
37.Путеводитель по Уралу Издание газеты «Уралъ» (Издатель В.Г.Чекан). 1899
38.РГВА ф.1/п, оп.15а, д.108, лл. 1 -22
39.Рубцов Н.Ф. Воспоминания о службе в Грязновском райлескоме (неопубликованы). Записаны 11-15.02.1978 г. Личный архив В.Н.Рубцова
39а. Рубцов В.Н. Переписка с автором, 2011 г.
40.Рундквист Н.А., Задорина О.В. Свердловская область. Иллюстрированная краеведческая энциклопедия. Екатеринбург: «Квист», 2009. -456с. с.ил
41.Сайт «Асбест — История города»
41а. Сборник статистических сведений по Екатеринбургскому уезду Пермской губернии// под ред. Зверева П.Н..// Издание Енатеринбургскаго Уездного Земства;- Екатеринбург, Типографил „Екатеринбургской Недели»,1891
42.Свердловская область. Административно-территориальное деление на 1 июля 1956 года. Свердловск, 1956
43.Свердловская область. Административно-территориальное деление на 1 ноября 1967г. Свердловск: С-У книжное издательство, 1968
44.Свердловская область. Административно-территориальное деление на 1 января 1987 года. Свердловск: издательство «Уральский рабочий», 1987
45.Семенов В. Роман с изумрудом //Урал 2001 N9
46.Сообщено Дёминой Н. 28.05.2010г со слов своей родственницы, проживавшей на Кирилловском
47.Сообщено иереем Александром Падылиным 17.05.2010г
48.Сообщено Копыриным А.Л. январь 2010
49.Сообщено Махаловым А.И. 5.12.2008г.
50.Сообщено Кузьминых А.Г., геодезистом Рефтинской ГРЭС (с 60-х гг до 2005) 16.05.2008г
51.Сообщено Рубцовым В.Н., февраль 2011г.
52.Список населенных мест Свердловского округа. Свердловск: издание Окрисполкома,1926
53.Список населенных пунктов Уральской области. Том X. Свердловский окруе. Свердловск: Издание орготдела Уралоблисполкома, Уралстатуправления и окружных исполкомов, 1928.
54.Список населенных пунктов Уральской области. Том XVI. Шадринский округ. Свердловск: Издание орготдела Уралоблисполкома, Уралстатуправления и окружных исполкомов, 1928
55.Суржикова Н.В. Военнопленные Первой мировой войны в Екатеринбурге и на Урале в 1914-1916 гг. (по материалам газеты «Уральская жизнь») // Урал индустриальный.
Бакунинские чтения. Материалы VII Всероссийской научной конференции. В 2-х тт. Т. 1. Екатеринбург: ООО «Изд-во УМЦ УПИ», 2005. С. 252-263. Сайт Института Истории и Археологии УрО РАН.
56.Сухарев Ю.М. Трудовые лагеря и спецпоселения на территории бассейна реки Рефт:- Асбест, 2009
57.Сухоложский лесхоз – 40 лет:- Сухой Лог, 2005
58.Труженики тыла – фронту. 1941 – 1945. т.1:- Сухой Лог, 2000
59.Хрестоматия по истории Урала ХХ век/ под ред. Главицкого М.Е. Екатеринбург: Изд. Уральского ун-та. Изд. Дома учителя, 1998
60.Чечулин А.И. Асбест. Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1985
61.Шишонко В. Пермская летопись с 1263 -1881 г. Третий период с 1645 – 1676 г: — Пермь, Типография Губернской Земской Управы, 1884.
62.Шишонко В. Пермская летопись с 1263 -1881 г. Четвёртый период с 1676 – 1682 г: — Пермь, Типография Губернской Земской Управы, 1884.
62а. Шишонко В. Пермская летопись с 1263 — 1881 г.//Пятый период с 1682-1725 г. ч.I с 1682-1694 г.:- Пермь, Типография Губернской Земской Управы, 1885
63.http://www.poselok-altinay.narod.ru
64.Das ist ein Komplott //Der Spiegel 20/1950 vom 18.05.1950, Seite 7 http://wissen.spiegel.de/wissen/dokument/dokument.html
65..Stadler, Wolfgang. Hoffung Heimkehr. — SWING DRUCK GmbH: Colditz, 2000