And I think to myself, what a wonderful world
Старая добрая песня
– Как думаешь, Чед, эта охранная система остановит непрошенных гостей? – Боб Вудсон снял кепку, вытер ей пот со лба и нахлобучил обратно. Он не смотрел на робота, он разглядывал новую ограду. Цепочка столбиков высотой в человеческий рост с пучками коротких антенн на верхушках тянулась вдоль края кукурузного поля.
Чед повернул куполообразную, поблескивающую на солнце голову, ловя объективами фигуру хозяина, и прогудел:
– Затрудняюсь сказать, сэр.
Боб мельком взглянул на механического помощника и вновь отвернулся, любуясь на дело своих рук и манипуляторов Чеда.
– Конечно затрудняешься, железяка ты безмозглая, – беззлобно пробормотал он. – Я, правда, тоже затрудняюсь. С этими зверушками только и остается, что затрудняться. Никогда не знаешь, что они еще выкинут. Посмотрим…
Монолог прервала мелодия вызова. Звонила жена.
– Да, дорогая… уже закончил. Да… только проверю новую систему охраны и домой. И… Эмили, посмотри, не играют ли дети опять с уродцами. Я знаю, как их зовут… Я помню, что говорил Док… Но…думаю, не стоит детям постоянно играть с ними. Мало ли.
Боб снова утер пот и посмотрел из-под ладони на солнце – в изумрудном мареве подрагивал огромный оранжевый диск.
– Черт, – прошептал он, – десятый год здесь, а всё никак не могу привыкнуть. – Затем приказал роботу:
– Собирай вещички, Чед.
…Солнце клонилось к горизонту, небо темнело, приобретая цвет бутылочного стекла. Чед неспешно катил вдоль ограды, хозяин сидел у него на спине. Робот немного походил на уменьшенный в несколько раз танк времен второй мировой войны, Боб видел такие в исторических атласах. Он вообще любил историю. Коллекционировал музыкальные записи столетней давности, старинные видеофильмы и книги. Особенно его интересовал позапрошлый – двадцатый век. Ведь именно тогда человечество приоткрыло дверь своего старого дома, а потом сделало первый робкий шаг за его порог. И, пожалуй, сделало вовремя – дом становился всё менее пригодным для жизни.
Фермер поглядывал не столько на столбы охранной системы, сколько на то, что находилось за ними. Ограда отделяла шелестящее нежно-зеленое море от пологих холмов, покрытых короткой жесткой травой. Трава имела фиолетовый оттенок, как и листья низкорослых двуствольных деревьев. Два тонких гибких ствола каждого дерева переплетались друг с другом, напоминая змей. Эти деревца росли по склонам холмов, кое-где образуя настоящие заросли.
Холмистая равнина по ту сторону ограды тоже была собственностью Вудсонов. На следующий год они планировали разбить здесь яблоневые сады. Конечно, придется прогнать отсюда известно кого. Этих дурацких хармиков, из-за которых он уже потратил чертову кучу денег на новую ограду. У них и так места хоть отбавляй. Почитай вся планета. А зачем она им? Ума у них не больше, чем у земных мартышек – так Док говорил. Одно слово – бестолковые, никчемные создания. А человек знает, что сделать с этой землей. Он пророет каналы, проложит дороги, построит здесь новые города.
Боб смотрел на холмы и качал головой. Всё-таки нам повезло, думал он. Да, здесь всё не так, как на родной Земле, но зато можно дышать без респиратора и даже пить речную воду. Реки тут полны рыбы. Пусть диковинной, но вполне съедобной. А главное, просторы, просторы! У него – по местным понятиям мелкого землевладельца – почти сто тысяч акров! Конечно, одному Богу известно, сколько труда ему пришлось вложить в эту землю. А сколько еще придется.
Десять лет назад он продал общине из Индокитая свою ферму в Айове, которой владели его предки на протяжении семи поколений. Вырученных денег им с Эмили едва хватило на билеты. Их поместили в соседние ячейки для криосна, и огромный звездолет унес их вместе с тысячами других счастливчиков в невообразимую даль от Земли.
Поначалу на новом месте было очень туго, но всё постепенно образовалось. Превыше всего в растущей колонии ценились умелые руки да сметливый, практичный ум. Руки у Боба росли, откуда нужно, и в голове не мякина была. В фермерском деле мало кто мог посостязаться с ним. И вот теперь он твердо стоял на ногах. Колониальный кредит был почти наполовину выплачен. Здесь, в этом мире, родились их с Эмили дети – Нил и Норма. И никому тут не надо было доказывать свое право на потомство.
Когда дети вырастут, то в их распоряжении будет доброе, ладное хозяйство, и они станут его полноправными владельцами. Урожаи местная землица давала просто превосходные, и с каждым годом они становились всё лучше. Вот только одно тревожило Боба – хармики. Слишком уж они были общительными. Так считали все его соседи-фермеры. Или наглыми, хитрыми и пронырливыми – так считал он.
От привычных мыслей его отвлекло непонятное движение на вершине ближнего холма – самое высокое дерево на нем странно раскачивалось из стороны в сторону, словно от сильного ветра, хотя стояла тишь. Боб присмотрелся и удовлетворенно хмыкнул – вот они, легки на помине!
Три пушистых, радужной окраски, существа, похожих на крупных земных лемуров, возились у скрученных стволов. Боб остановил свое транспортное средство и приказал Чеду заткнуться, то есть не издавать ни звука. Со стороны холма донеслось до боли знакомое попискивание – хармики явно что-то замышляли. И ведь они видели его, канальи, но совершенно не боялись – ну не капельки. Боб разглядел, что один зверек пытается влезть по спинам сородичей на ветку дерева. Вот ему это удалось – деревце немного согнулось под его весом. Вот он залез выше… А что же делают эти двое? Немыслимо! Они схватили товарища за задние лапы и тянут к земле. А тот крепко держится за верхушку… Что это они задумали? Ах, вот что! Двое нижних отпустили лапы верхнего, дерево резко выпрямилось, и отважный зверек, издав пронзительный клич, отправился в полет. Но наслаждался он им недолго. Приблизившись к ограде, летун в полной мере испытал на себе возможности новой охранной системы.
От антенн двух ближних столбов к хармику протянулись бледно-синие молнии, раздался громкий щелчок, и незадачливого авиатора отбросило назад – на склон холма. Оба зверька, оставшихся у дерева, отчаянно заверещали и стали подпрыгивать на месте, не решаясь подойти к своему товарищу.
Фермер соскочил на землю, прошел между столбами и поднялся к бедолаге, неподвижно лежащему в траве. Ткнул его носком сапога.
– Эй! Тебя не могло убить. Хватит притворяться!
Контуженый зверек слабо пискнул и уселся на задние лапы.
– Ну вот, другое дело. Давай беги к своим.
Хармика не пришлось долго упрашивать. Боб немного постоял, а потом стал подниматься на вершину холма. Еще не добравшись туда, он услышал легкий стрекот. Звук приближался. Фермер поискал глазами его источник и обнаружил темную точку на фоне огненно-рыжего закатного зарева. Точка быстро увеличивалась в размерах и, наконец, превратилась в маленький бело-синий геликоптер.
– Старина Доннори пожаловал, – негромко сказал Боб.
Фрэнк Доннори посадил свою бабочку аккурат на вершине холма, где хармики испытывали катапульту. Причем зверьки не убежали, а лишь спустились по склону к небольшому каменистому выступу и оттуда с любопытством смотрели на людей.
Когда Доннори выбрался из кабины, Боб как раз поднялся наверх. Фермеры пожали друг другу руки.
– Я лечу, вижу, что-то сверкнуло. Думаю, никак Боб Вудсон установил свою хваленую защиту и теперь поджаривает хармиков одного за другим. А ты и вправду установил. Не поскупился, – вместо приветствия выдал Фрэнк.
– Ага, – только и сказал Боб.
– И что ты их так не любишь? Они ведь безобидные.
– Они воруют мою кукурузу. И шныряют повсюду. Даже дома от них не скроешься.
Фрэнк поскреб седую щетину на щеке.
– Ну, много они не наворуют. А, может, они – это бывшие хозяева планеты. Ведь тут до нас кто-то жил.
Боб невольно взглянул на темнеющий восток, там – за холмами, на самом горизонте еще можно было разглядеть высокие сооружения, прячущиеся в сизой дымке, – башни или вышки.
– Док говорил, что тут до нас были другие. Тоже прилетели откуда-то. Жили, строили. Так что уродцы никакого отношения к развалинам не имеют.
– Вот только куда подевались эти другие?
Боб пожал плечами.
– Какая разница. Они сгинули тысячи лет назад. Теперь здесь мы. И вроде не собираемся никуда улетать.
– Да? А я вот думаю…
– Что?
Фрэнк покачал головой.
– Понимаешь, днем вроде ничего, а как лягу спать… глаза закрою, и вот.
Боб нахмурился:
– Что «вот»?
Фрэнк сглотнул слюну.
– Небо. Синее-синее. И деревья и трава – зеленые. А не как эта фиолетовая дрянь, – он махнул рукой в сторону перекрученных деревьев. – И солнце. Настоящее, желтое. И так туда тянет… Обратно.
– Да ты что?! Спятил?! – Боб от возмущения даже притопнул. – Ты забыл респираторы? А… А когда ты там, – он выделил это «там», – видел синее небо? Ах, ну да! Летом. Что ни лето, то засуха. Страшная засуха. Ни капли дождя. И солнце палит нещадно. Ты забыл про это? А вспомни-ка толпы вокруг стартовых площадок! Этих людей… И солдат по периметру. Да ты в своем уме, старина?!
– Да, и всё же… – задумчиво протянул Фрэнк.
Он, похоже, не слышал сбивчивой отповеди своего соседа. Он смотрел вниз – на трех притихших хармиков. Те, в свою очередь, не сводили с него своих огромных зеленых глаз.
Уже забравшись в геликоптер, Фрэнк высунулся из кабины и окликнул Боба:
– А у тебя ведь там тоже кто-то остался? На Земле.
Боб пожал плечами.
– Не понимаю, о чем ты.
Рассказывать о матери, которая доживала свой век в аду Большого Нью-Йорка, ему не хотелось. Да и жива ли она еще.
– Я о том, что, может, зря мы затеяли переезд. Может, надо сначала дома порядок навести…
– Ты спятил, Фрэнки! Натурально спятил. Может, твои любимые уродцы тебе всю эту чушь нашептали! – голос Боба потонул в гуле раскручивающихся винтов.
…Во время ужина Боб был молчалив. Эмили, почувствовав, что муж не в духе, не расспрашивала его, как прошел день. Дети, как всегда, баловались. Нил, используя ложку в качестве катапульты, запустил в сестру крупной блестящей фасолиной. Норма погрозила ему кулаком.
Вудсон-старший отвесил сыну подзатыльник.
– Нил Вудсон, знаешь ли ты, как достается эта фасоль? Сколько мне приходиться горбатиться на ферме, чтобы вы ни в чем не нуждались?
Нил обиженно надулся и отложил ложку. Боб вдруг вспомнил короткий полет хармика над оградой и тоже отложил ложку. Есть больше не хотелось.
– Что у вас новенького? – спросил он у жены.
Та пожала плечами.
– Да так, всё то же. Слышала, что Козински продали ферму и купили билеты обратно. И наши соседи с юга, Бестерсы тоже собираются улетать.
– Что за черт! Чего им здесь не нравится?!
Настроение у Боба окончательно испортилось. Он глянул в дальний угол столовой и оторопел. Оттуда на него пялил глаза-плошки здоровенный хармик. Шерсть его переливалась всеми цветами радуги, уши чутко подрагивали. Бобу показалось, что подлая зверюга внимательно слушает разговоры людей и смотрит на них, не то изучая, не то гипнотизируя.
Фермер на время потерял дар речи. Он начал медленно подниматься, рука тем временем нащупала и сжала нож.
– А… а он, что тут делает? – просипел он.
Эмили положила свою ладонь на руку мужа.
– Ну он же никому не мешает. Сядь, милый. Успокойся.
Боб, постоял несколько секунд и тяжело опустился на табурет.
– Еще только здесь их не хватало! – в сердцах сказал он.
– Они такие милые! – подала голос Норма. – Они играют со мной. У них хвосты пушистые.
– И что нам теперь, обедать с ними за одним столом? – буркнул Боб.
– Их нельзя обижать, – мягко сказала Эмили. – Они тут хозяева, а мы гости.
Боб только головой покачал.
– А еще они мысли умеют отгадывать, – оживился Нил. – Я сегодня спрятал свои звездолеты под кроватью, а сам представлял, что они у меня в шкафу. Я не знаю, почему я так думал. А Бивси, ну это он, – Нил кивнул на хармика, – сначала стал искать в шкафу, а только потом полез под кровать.
– Всё, – Боб строго взглянул на детей, – поели – вон из-за стола. Не забудьте перед сном прибраться в своей комнате. И чтоб там не было никаких ур… хармиков. Я проверю. И скажите маме спасибо за ужин.
Он вышел из столовой, стараясь не смотреть в угол, где сидел зверек.
…Когда Боб скользнул под одеяло, задремавшая было Эмили приподняла голову. Едва разлепив веки, она спросила:
– Милый, а нам хватит денег на билеты?
– На какие билеты, дорогая?
– На обратные. Домой. Мы загостились.
Сказав это, Эмили снова закрыла глаза и отвернулась к стенке. Через минуту она уже дышала ровно и мерно, как дышат крепко спящие люди. У Боба засосало под ложечкой. Сна как не бывало. Он полежал, потаращился на смутно белеющий в темноте потолок. Затем встал, вышел из комнаты. При его появлении в коридоре зажглись ночники на стенах. Тьма отступила. Он стоял, прислушиваясь к ночным звукам, успокаиваясь. Зачем-то провел рукой по стене.
Боб вдруг осознал, как важны для него эти стены. Это не просто стены, не просто жилище, это родной дом. И он будет родным для многих поколений Вудсонов. Эта мысль наполнила его тихой радостью. Как надежен их дом, как он прочен и основателен. Он дарит им уют и безопасность. И черта с два они отсюда уедут.
Скрипнула дверь детской комнаты за углом. Через четверть минуты появилась Норма в забавной пижамке с розовыми кроликами. Девочка прошла мимо отца, но потом остановилась и пробормотала, сонно щурясь:
– Папа, ты знаешь, мне что приснилось? Я была в таком месте… Там было небо, синее-синее, красивое-красивое, и желтое солнышко, и зеленая травка. Там было так хорошо. Что за чудесный… чудесный…
– Мир, – одними губами сказал Боб.
***
Беседка тонула в сумерках. По углам сгустились лиловые тени. Трава на лужайке, которая при дневном свете была темно-фиолетовой, теперь казалась почти черной. Маленькая лампочка под крышей едва освещала расположенный в центре беседки столик. У лампы вилась крылатая мелочь, в траве негромко, но оживленно стрекотала, щелкала, попискивала невидимая живность.
Боб отхлебнул пиво прямо из горлышка, хотя Док принес ему бокал. Поставил бутылку на стол, но не отпустил, а стал покачивать из стороны в сторону. Внимательно следя за колебаниями уровня жидкости за стеклом, сказал:
– Я едва не пристрелил одного из них… там, за полем, на холме… но у меня, слава богу, ничего не вышло. Прицелюсь, а мне мерещится, что там рядом Нил стоит. Мой сын. Я едва не… И вот выстрелю, а он там будет… – Боб сглотнул, – лежать. А…
Пальцы фермера сжались вокруг бутылочного горлышка так, что побелели костяшки. Он набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул.
– А главное, я был так взбешен – они ж опять ко мне как-то пролезли… И я выстрелил. То есть мне казалось, что там мой сын, рядом с хармиком. А я всё равно… Пусть стрелял уже не целясь. Уже не мог целиться – так меня скрутило. Но ведь выстрелил же! В глазах темно, упал… а сам думаю – а ведь там мой Нил лежит. Мой Нил лежит…
– Боб, Боб, не надо. Всё уже в прошлом. А хармики… Ведь тут какое дело…
Док отхлебнул из маленькой белой чашки остывший уже чай и откинулся на спинку кресла. Долго смотрел на полосу тлеющего, темно-багрового заката.
Стемнело так, что Боб уже не видел толком лица Дока. Наконец тот нарушил молчание:
– На планете немало хищников и достаточно крупных хищников. Но я не знаю ни одного случая, чтобы они охотились на наших симпатяг. Похоже, хармики не входят в их, так сказать, меню. Чаще всего хищники их просто не замечают. Однако известны случаи, когда самки, я имею в виду самок хищных животных, относились к совершенно взрослым хармикам как к своим детенышам. Странно, правда?
Боб молча пожал плечами.
– И очень интересное исследование можно было бы… хотя я не специалист в области зоопсихологии… В любом случае, мне надо возвращаться в университет, обрабатывать материалы… а жаль, жаль…
Док снова умолк. Боб тоже молчал. Он думал о своих соседях-фермерах, решивших вернуться на Землю; думал о матери – как ей живется под грязным нью-йоркским небом.
Стало совсем тихо – даже насекомые в траве угомонились.
– Док, не в этом дело. – Голос Боба прозвучал неожиданно громко в наступившей тишине. – Мы… ну вот я к вам сегодня заявился в грязных сапогах. В дом. Да еще выпивший. Вы мне ничего сказали. Но ведь выпроводили. Я вот только подумал об этом. Только сейчас. А надо бы раньше… намного раньше.
***
От порывов горячего ветра деревья с переплетенными стволами пригибались к фиолетовой траве. Ревели могучие двигатели, и яростное пламя вырывалось из сопел, металось среди металлических конструкций, и сотрясались огромные серебристые корпуса.
Забавные пушистые зверьки, чей мех переливался всеми цветами радуги, усыпали вершины холмов. Они стояли, задрав головы вверх, и в их огромных глазах можно было бы увидеть, как блестящие иголки поднимаются всё выше и протыкают зеленое небо.
