Три раза я на ней был и три раза — не был
«Мухтар» подыхал долго и, судя по всему, мучительно. Вокруг резво бегал «Динго», уносясь то далеко вперед, то возвращаясь к отстающим лыжникам, а вот Мухтару было совсем нехорошо. То ли причина была в морозе за тридцать, то ли ещё в чем, но когда группа углубилась с дороги Вижай – Ушма в лес, он последний раз выпустил из глушителя облако копоти и встал намертво.
Мухтар и Динго – два миниснегохода. Динго послабее и попроворнее, Мухтар, теоретически, более мощный и тяговитый, да вот беда, капризный. Весь вечер вчера я провозился с ним, и то, и другое подладил, и вроде полдня он ехал, а вот встал. Но не отказываться же от похода – забросили болезного на сани, оттащили подальше в лес и прикопали. Дальше решили идти с одним только снегомопедом. А то не наметилась бы печальная традиция сорванных восхождений на гору Молебную, расположенную в Главном Уральском хребте на границе Пермского края и Свердловской области.
О, Молебная – это Гора. С большой буквы. Во-первых, на фоне всех местных серых осыпных вершин она даже летом почти «белоснежка», так как поверху на ней много кварцевых выходов. Впрочем, зимой все горы белым-белы. Но похожие на шарики зефира от налипшего снега колоссальные предвершинные скалы Молебной – это нечто. Во-вторых, она очень своенравна. Три раза я на ней был и четыре раза – не был. То есть в упомянутые разы она намечалась как цель похода, да что-то мешало. То в 1992 году участник топором ногу прорубил, то разлад в группе случился, то снегоход подвёл… Мы многое в жизни пробовали, особенно, когда появился интерес брать зимой с собой детей. Пытались ходить в новогодние походы, в том числе, и при поддержке большого, «настоящего» снегохода. Чтобы он тропил, часть груза на санях тащил, при необходимости, разведку обеспечивал, дрова подтаскивал и так далее. По реке, например, с ним вообще песня – зацепил у избы на Вёлсе десяток коллег на чалку и покочегарил вверх по течению под Караульную сопку. Быстро-быстро проезжаешь десять километров, и остается только пять до вершины. Такие радиальные выходы «по классике» просто невозможны: если в одну сторону существенно больше десятки – и соваться не стоит, не получится. Вот и на Молебную сходить с ним в 2014 году пробовали. Как сейчас помню…
Яркое-яркое солнце, мороз минус тридцать пять (такую цифру – только прописью). Все обледеневшие за день, вплоть до лиц. Снегоход «Викинг» – мощи неимоверной, дым выхлопа до небес, а что толку. От группы он оторваться не может: сани стаскивают его в дорожную колею, он ложится на бок, и поднять его можно только втроем-вчетвером. Потом рывок, и вот снова водитель кукует за поворотом, мерзнет, поджидая группу. Навалились, уперлись, подняли, перешнуровали сани. Мокрые все от натуги, хоть и мороз. Снова «нечистый дух» фыркает сизым облаком, скрывается за поворотом… и поди разбери, почему тихо стало. То ли уехал далеко, то ли лег опять. Может, и не кувыркался бы он так часто, но сани-то до чего тяжеленные! Одного бензина там – не сосчитать. Было. На старте. Однако жрет «Викинг», как не в себя, с таким грузом-то. На третий день уже сомнения берут – а хватит ли?
А и не хватило. Чтобы не пришлось канистрой таскать за много километров от УАЗика, пришлось развернуться, не доезжая Молебной – и в обратный путь. Такая вот получилась неприятная положительная обратная связь: чем дальше хочешь забраться, тем больше надо взять бензина, тем больше потребляет снегоход, тем больше надо взять бензина…
Тут, конечно, возникает вопрос: а почему снегоход один, а компания большая, та, которую поддерживать надо? Что поделать. Суровые реалии уровня доходов походников, не доросших материально до снегоходчиков.
По сравнению с «Викингом», Динго и снегоходом-то назвать сложно. Сто килограммов с небольшим весит, из любого снега его можно в одиночку выдернуть. Тащит, конечно, совсем не столько же, хотя с санями килограммов в двести вполне справляется. Мощь его – скорее, немощь, по сравнению с могучими утилитарными снежиками. Но и топлива ему надо очень мало. С этим «мопедом» группа в следующем походе 2015 года пошла с той же скоростью, что в прошлом году, и даже быстрее!
Переночевали в свеженьком домике Прокопия Тимофеевича Бахтиярова, который построили ему после жутких пожаров 2010 года, когда сгорела его огромная лесная усадьба. Хозяина на месте не оказалось: зимовал на строящейся турбазе в Тохте. Познакомились с суровой группой лыжников из Екатеринбурга – двое мужчин, пять студенток таких, что и коня на скаку, и избу… ( Впрочем, к избам-то у них отношение было почему-то настороженное, звали-звали их под крышу, но, несмотря на морозы, они стойко ночевали в палатке. Встретились с группой пермских снегоходчиков на серьезных машинах. Они даже на плато заехали, покатались там вволю, хотя на вершину не поднялись: облачно было, сумеречно. Сами мы шли-шли по тохтинской дороге к горам, и встали лагерем километров за 12 до вершины, так получилось. Безнадёжно пересиживали время, потому что погоды не было. Это беда у нас, на Северном Урале в новогодние праздники. Сколько раз бывало, что прогулялись-то хорошо, десять дней свежим воздухом подышали, но никуда не поднялись: не в тучи же лезть.
И вдруг к утру, в день, когда надо было уже начинать двигаться обратно, подморозило (неслабо так, за тридцать опустилось), небо вызвездило, ветер стих. Ох, мы и подскочили по ранней заре. Бегом-бегом, скорее! День зимний короток, да и кто знает, не испортится ли погода к обеду? А что домой надо, так успеем как-нибудь. Наверное. Может быть. Ну, видно будет. Главное – погода!!!
Дингу отогрел паяльной лампой под брезентом и завел. Зацепил веревку, за нее ухватились лыжники, и полный газ! Дорога в гору, твердая, пробитая тяжелыми снежиками, но моторчик не перегревается – в такой-то мороз. Донеслись до поворота дороги, свернули в лес, и шли, шли, шли… Свет вокруг постепенно терял неповторимую утреннюю розовость, становился масляно-желтым, а потом вдруг начал отливать хворой белизной. Верный признак – ненадолго погода. Торопимся, торопимся.
К обеду подошли под вершинный взлет, сняли лыжи. Сверху, навстречу спускаются свердловчане. Им повезло, было тихо, но сейчас от вершины растет белый «флаг» – ветер сдувает с нее снег, и он длинным шлейфом уходит в белесое, потому что зимнее, но все же синее небо.
«Ветер сдувает», как же. Что ветру сдувать с вершины? Там нет пухленьких сугробиков, как в городе после снегопада. Там фирн, уплотненный тем же самым ветром снег, в который ногу-то вколотить – проблема. Ветер не сдувает, ветер срезает, сгрызает, сцарапывает этот фирн и несет прямо в глаза, ни моргнуть, ни продохнуть. Пилинг получается зачетный. Не прикрылся, не отвернулся вовремя – может кровь побежать. Быстро замерзнет, правда, минус тридцать-то никто не отменял. Поэтому оставляешь только узкую щель для прищуренных глаз, смотришь под ноги, на безумные узоры снежных выветриваний, и стараешься не сшуршать вниз: по такой наждачке метров через сто одни уши останутся.
Мир становится непереносимо резким и контрастным. Только белое и синее. Белое, больное солнце. Его уже начинают закрывать белые тучи. Белый снег, белый лед. Белый удар в глаза, не прикрытые вовремя – вырванные слезы застынут через секунду в складках кожи у виска, даже под шапкой, натянутой по самое немогу. Белая, обмороженная плешка на щеке – прикрыть, снять наружную варежку, помять несильно перчаткой, дальше прикрывать – не забывать! Варежку хоть зубами при этом держи, потому как упустишь – унесет, еще и руки через несколько минут обморозятся. Белые «зефирины», до которых, оказывается, уже дошли, резко и контрастно переходят в синее небо и в синие тени, ничего черного вокруг, только синее. Синий, расплывающийся в дымке позёмки, лес внизу. Голубые – нет, серо-синие, размытые дали, над которыми на юге уже клубятся тучи. Вот те – серые, да.
Но это неважно! Мы-то уже на Молебной!
Удержаться, чтоб не сдуло. Не выпустить фотоаппарат из закоченевшей руки. Поймать момент, когда группу, вставшую на вершине, не так сильно мотает, и щелкнуть. Десять-пятнадцать секунд снять видео, как из под падающего к горизонту солнца неистово несет в объектив сияющую ледяную крошку – почти мраморную, судя по ощущениям. Панораму, панораму снять. Тут вообще надо снимать, снимать, сколько сил хватает, потому что больше такого можно за всю жизнь не увидеть. Это же Молебная! Новогодняя Молебная в замечательно красивую, хищную, безжалостно солнечную погоду!
И вниз спуститься, конечно, еще надо – чтобы ветром не положило на склон, чтобы не споткнуться, чтобы вовремя размораживать смерзшиеся ресницы и все же хоть как-то отогреть руку, застывшую при съемке… У первых деревьев становится потише, хотя «флаг» с вершины теперь уже тянется через полхребта. Успели, надо же! Солнце садится, а нам и осталось-то всего ничего – часа четыре идти до снегохода, отогреть, завести, потом километров десять до палатки по дороге…
…В последний день похода утром было минус сорок шесть градусов. Палатка, хоть и с печкой, красиво так обледенела изнутри, чуть ли не полсантиметра льда наросло за ночь. Еле сложили. Динго к этому времени выдавил сальник, плевался маслом, хрипел, рычал и скрежетал, но ехал. И Мухтара из лесу на санях вытащил, доставил к машине. Слов нет, какой молодец.
С вижайской дороги Молебная, как на ладони, вот только очень далеко. Опять над вершиной «флаг», только теперь уже в минус сорок. Вечером, при боковом солнце, белые горы почти незаметно переходят в белое, чуть розоватое небо, только ускользающий силуэт вершинного контура можно различить, приглядевшись. Мотор прогрет, машина загружена, впереди 14 часов ночной езды до дома. Вот, начался новый год. Хорошо начался, Молебной. Руки отогрелись, обмороженные уши в свой срок облезут, сальник заменится. Мухтар оживет. Все будет хорошо.
Вот только в следующий раз, в послековидный новый год, Молебная нас к себе не пустит. Не даст погоды в последний день, и всё тут. Зато, будто издеваясь, даст в следующий, когда времени уже не останется, и надо будет быстро-быстро продвигаться к дороге и приближающимся рабочим дням. Переночевать в уютном домике Прокопия, и снова продвигаться.
А поздней осенью 2021 этот дом в Ким-Чупа-пауле сгорит по невыясненным причинам, а хозяин замерзнет насмерть в соседней баньке. К зиме 2022 и старый балок Бахтияровых на ручье Тарыгурсос, около Саумского карьера, станет совсем негодным для ночевок зимой, что поделать. Время идёт, его не остановить. Для каждого из нас с каждым годом его остаётся всё меньше. Избы и люди уходят, на их место приходят ООПТ и разные другие ограничения самостоятельных туристских походов.
Но я верю, что та встреча с Молебной была не последней. Как же жить, если не верить?
