Наша экспедиция базировалась на востоке Большеземельской тундры, в поселке Воргашор, пригороде Воркуты. Отсюда открывалась потрясающая панорама Полярного Урала, находившегося примерно в 60-70 км к востоку и манившего своими снежниками и черными очертаниями хребтов, особенно яркими под лучами летнего солнца.
Помню, как в конце лета, во второй половине августа, уже после первых заморозков тундра начинала «цвести» багряно-коричнево-желтыми красками. Это было прекрасное время: ночные холода заметно охлаждали «пыл» извечных спутников путешественников – комаров и слепней, приближалось время охоты, а с наступлением темных ночей начинался обильный клев у сигов и хариусов, которых можно было теперь ловить на обычного червя.
Закончив основные исследовательские работы, в это благодатное время мы отправились в трехдневный маршрут к передовым хребтам Полярного Урала, туда, куда, очарованные его красотами, стремились попасть все лето. Несмотря на кратковременность этой поездки, наш вояж запомнился мне несколькими событиями.
Транспорта своего у нас не было, а потому в дальних маршрутах мы нередко пользовались услугами местных горноспасателей, всегда готовых отправиться хоть за тридевять земель, лишь бы поохотиться и порыбачить. На этот раз мы стартовали из пригорода Воркуты, поселка Советского, на вездеходе ГАЗ-71 в составе шести человек, отправившись на озеро Есто-то, известное своей рыбной ловлей, благо сигов и хариусов здесь было предостаточно. Около часа с лишним тряски по выбоинам гравийной дороги и натужных рычаний вездехода по вязким торфяникам, и мы у первого серьезного рубежа – на правом берегу реки Большая Уса, через которую нужно еще как-то переправиться. Течение ее здесь было сильное, и, найдя тихое место, мы решили перебираться на левый берег. Ширина реки достигала 100-150 м. Мы знали, что вездеходы плавают, но ранее преодолевали на вездеходах лишь небольшие западины с водой на торфяниках, а тут была настоящая река.
Один из вездеходчиков на надувной лодке отправился на противоположный берег, захватив с собой конец каната, привязанного к вездеходу. Переплыл, вылез из лодки и помахал нам. Тогда его напарник осторожно спустил машину на воду, мы предварительно вылезли из нее из соображений техники безопасности. Стоявший на левом берегу механик начал постепенно выбирать канат, а державшийся на воде вездеход, как кораблик, детская игрушка в пруду, послушно двигался по речной глади и благополучно добрался до уральского берега Усы. Мы последовали за ним на лодке. Подобную переправу на вездеходе «на веревочке» мне приходилось наблюдать впервые.
На левом берегу Усы перед нами почти на 45 км простиралась бескрайняя тундра – череда торфяников и щебнистых гряд. До нужного озера вездеходчики предложили добраться по старой дороге, проложенной еще в конце 1940-начале 1950-х годов, когда во времена ГУЛАГа на Урале строили марганцевый рудник «Харбей». Грунтовая тракторная дорога начиналась от Воркуты, в период строительства рудника вдоль нее протянули ЛЭП и через каждые 15-20 км устроили обогревательные пункты, теплушки. В 1950-х годах дорогу забросили, ЛЭП спилили, от нее остались лишь фрагменты деревянных пасынков опор, но почему-то, по неизвестным причинам, кто-то решил сохранить обогревательные домики, которые воркутинские рыбаки и охотники передавали в сохранности из поколения в поколение, видимо, зная, что в сложных ситуациях они выручат. В одном из таких домиков мы сделали привал.
После переправы через Усу час, а то и меньше, езды по галечникам с зарослями ивняков, и очередной спуск в понижение между еле заметными грядами, а в нем –двухметровые торфяники с водой. Развороченная гусеницами вездеходов и тракторов дорога представляла собой две колеи, заполненные почти на метр коричневой водой. Вездеход осторожно сползал с гряды на торфяник и почти сразу же его гусеницы полностью погружались в «кашу из торфа». Хорошо, если колея была неглубокой и гусеницы еще как-то цеплялись за лежащий под торфом замерзший грунт. Но вот очередной «наезд» вездехода, почти наплыв, на торфяник. И его гусеницы стали бесполезно месить торфяную кашу– машина беспомощно стала на месте. Это верный признак, что наш вездеход «сел на брюхо», дном плотно сидит на торфянике. Для таких случаев у механиков всегда имелось одно, а то и два бревна. Один из них брал бревно, бросал его у передних звездочек, цеплял цепями за отверстия в звездочках. Машина взревела и… двинулась вперед, но ровно настолько, пока бревно не оказывалось сзади вездехода. Прикрепленное к звездочкам бревно служило своего рода опорой для него, движущиеся гусеницы проталкивали деревяшку под дном, и так происходило движение. Читатель может себе представить, сколько раз нужно было подкладывать бревно, чтобы 5,5-метровый вездеход преодолел, например, стометровый торфяник, а если он был еще большим… От натужной работы летевшая из-под задних гусениц «торфяная каша» попадала на кожухи выхлопных труб, за несколько минут высыхала и начинала тлеть. С такими приключениями мы преодолели путь до первого домика. За ним пришлось еще раз переезжать Усы, но это была уже не многометровая по глубине река, а ручеек, правда с ивняковыми зарослями высотой до семи-восьми метров, что по местным меркам вполне могло сойти за лес.
По пути наблюдали пронырливых и наглых поморников, вспугиваемых из-под вездеходных гусениц и с криком, даже различимым в реве моторов, быстро улетавших в тундру. В долинах ручьев наслаждались своеобразным лесом – древовидными ивняками, разросшимися тут под защитой берегов трех-четырехметровых по глубине долин, здесь же наш глаз радовали обсыпанные, словно маленькими рубинами, красными ягодами заросли красной смородины, на расстоянии пары километров от нашей трассы заметили оленье стадо, сопровождаемое бригадой пастухов. Много еще благостных картин с сюжетами осенней тундры представало перед нами…
Выехав утром из поселка Советского, мы только поздно вечером прибыли на место. Поскольку это были уже 20-е числа августа, и с запада вдруг натянуло низкую облачность с мелким, моросящим дождем, окрестности озера предстали перед нами весьма мрачными. Близкие склоны гор, низкие серые облака, откуда постоянно сыпал дождь и сырая, чавкающая водой тундра навевала уныние. Но оно прошло сразу, как только мы нашли подходящее место для рыбной ловли. Захваченные с собой черви были насажены на крючки, и после первой же закидки начался клев. Сначала мы пробовали ловить у устья небольшого ручья, впадающего в озеро, здесь попадались сижки весом до 300-400 граммов, в глубине озера, чуть поодаль от берега, хорошо брали сиги побольше. Два ведра заполнились рыбой часа за три ловли. Затем мы решили попытать счастье на ручье, тут на того же червя брал хариус. Было несколько непривычно видеть, как этот поверхностно охотящийся хищник берет на глубине, ведь в тундре мы нередко ловили его на блесну, вытягивая килограммовых рыбин. Видимо, в условиях горной реки, где количество корма было ограничено, рыбы использовали любой случай, чтобы прокормиться, вот и кидались на червя. Замечу, что наши успехи в ловле хариуса в ручье были менее впечатляющи, всего несколько полукилограммовых рыб удалось выловить на червя. Но зато, какое это было удовольствие осознать, что нетипичная рыбная ловля принесла результаты. Под утро наша рыбалка закончилась.
Из нашего импровизированного лагеря мои спутники должны были пешком отправиться до разъезда 106 км (Полярный) железнодорожной ветки Сейда-Лабытнанги, рядом с которым находился геологический поселок, являвшийся своеобразной столицей Полярного Урала. Я же с вездеходчиками и с наловленной рыбой отправлялся в Воркуту, поскольку мне нужно было уезжать в Москву, у меня был определен срок защиты диссертации, и нужно было заниматься всякой бумажной волокитой.
Выехав с Есто-то в мрачную погоду и чуть отдалившись от уральских хребтов, мы заметили большие просветы в серых, низких облаках, появилось почти не греющее солнце, которое четко оттеняло буро-желтые краски осенней тундры от еще сохранявшейся кое-где зелени местной растительности. Интересно, что на исходе лета на этом почти неосвоенном человеком и безлюдном участке Большеземельской тундры практически не было никакой дичи. Редкие куропатки взлетали из-за рева мотора с торфяников и из ивняков, а уток и куликов близ озер и ручьев почему-то не видно. Может быть, они уже сбивались в стаи и готовились к отлету. В кабине у нас лежали ружья, но быстро среагировать на взлетающих куропаток с движущегося вездехода не было возможности. Как и днем ранее, удавалось наблюдать множество поморников и редких белых сов, да и то последние всегда оказывались на почтительном расстоянии.
Обратная дорога запомнилась поломкой вездехода, когда механикам пришлось пару часов возиться в моторе. Техника-то ведь была не новая, и ее перед каждым маршрутом долго чинили, но, несмотря на это, в пути с вездеходами постоянно происходили неприятности – то «палец» вылетит, то гусеница соскочит, а часто в охладителях закипала вода, особенно при преодолении торфяников или на крутых подъемах. С последним нам повезло, температура была низкая, и мотор мало грелся. На мой вопрос, что же произошло, вездеходчики пространно ответили: что-то в «коробке» случилось. Оказалось, кусок металла попал в шестеренку переключения передач. На обратном пути реку Усу мы уже преодолевали «вплавь», вес вездехода был намного меньшим, ведь большая часть горючего израсходовали, да и отсутствовали три человека. Воистину верна поговорка: баба с возу, кобыле легче
