Село Покровское белые захватили в начале сентября 1918 года. Это был удачный маневр противника: части нашей 29-й дивизии оказались отрезанными друг от друга. Нависла угроза их разгрома поодиночке и беспрепятственного наступления белых на Егоршино.
Предстояла рискованная операция, чтобы спутать карты врага. А он опытен, хорошо вооружен и надежно закрепился…
По мнению комдива Макара Васильева, на такое отчаянное действие был способен только Филипп Егорович Акулов, командир Первого Крестьянского коммунистического полка.
Много легенд о нем живет в народной памяти. Бой за Покровское — как раз из тех, что рождают легенды.
Нынче Первому Крестьянскому коммунистическому полку, в боях и походах заслужившему гордое наименование полка «Красных орлов», исполняется 70 лет. А тот далекий бой 12 сентября был одним из первых в его биографии. Для многих бойцов полка, вчерашних крестьян, все было тогда впервые…
Когда-то в селах Зауралья холостежь хаживала стенка на стенку: улица на улицу, край деревни — на край. И у каждой такой стенки был старшой — башлык. И было у него право выбирать место, так что соперники не могли знать, против кого из них окажется самый опытный, сильный и ловкий боец.
Так и Акулов, приказав подчиненной ему бригаде Чернобородова нанести удар с юга, второму батальону Ослоповского — с запада, эскадрону Прокофьева — с севера, сам с тридцатью конными разведчиками двинулся на Покровское в лоб — с востока.
Когда солнце поднялось, ударили пушки красных, загорелось в нескольких местах село, потом рухнула колокольня, погребая под собой вражеских наблюдателей. Но это была лишь прелюдия боя, еще не сам бой.
Конные разведчики сосредоточились в небольшом леске, колонной по два. Впереди на своем Гнедке Акулов — стройный, подтянутый, истинный кавалерист. Во втором ряду, оба на вороных конях, отец и сын Кротовы: Федор Васильевич и Валентин, земляки Акулова. Замыкал колонну Михаил Калугин — Миша-Грач — коновод Акулова, тоже из села Шутино, в прошлом извечный батрак.
И вот чуткое ухо командира уловило усилившуюся ружейную перестрелку в западной части Покровского.
«Значит, вступил в бой батальон Ослоповского, пора и нам!» — Акулов еще раз осмотрел конников.
— Эскадрон, рысью марш-марш! — весь встрепенувшись и как-то мгновенно преобразившись, подал команду.
Гнедко мягкой рысью нес своего седока. Скоро, вот за этим поворотом дороги, начнется улица села, начнется бой.
— За мной, орлы! Бузуй!
— Бузуй! — И конники понеслись к центру села.
Валентин скакал на своем Воронке в первых рядах колонны по почти пустынной улице. Вдруг в переулке увидел беляка, стрелявшего из-за плетня из винтовки. Остальные, видимо, не замечали его, проносились мимо. Валентин развернул Воронка, тот метнулся в сторону. Пуля пропела почти над ухом, заставив волосы зашевелиться под фуражкой. Всадник вновь рванул коня влево, дал шпоры, и конь перемахнул плетень. Беляк торопливо выстрелил и вновь промазал. Тогда он схватил, как на учении, винтовку за цезье приклада, а второй рукой за ствол и ловко отразил сабельный удар: саблю так повернуло в руке Валентина, что чуть не вывихнуло кисть. Перехватив саблю в левую руку, Валентин боком направил Воронка на врага. Отражению такого маневра беляка не учили, он растерялся всего на какую-то секунду и получил удар саблей прямо по сине-белой кокарде…
Воронок возбужденно прял ушами, рвал повод, а Валентин все смотрел на лежавшего у его ног человека в серо-зеленой форме. Из-под фуражки пузырилась кровавая пена. Наконец, опомнившись, выехал на улицу.
А навстречу ему во весь опор мчался отец.
— Валя, живой! — еле вымолвил Федор Васильевич.
— Тятя! — закричал Валентин, и слезы неожиданно полились из глаз.
Старший Кротов увидел в руке сына окровавленную саблю и все сразу понял.
— Тятя, тятя! — рыдал Валентин, уже не пытаясь сдерживаться, а отец молча гладил сына по спине.
Бой за Покровское разгорался все сильнее. Белые пытались прорваться то в одном, то в другом месте, особенно в сторону железной дороги, но под пулеметным огнем их цепи залегли. Так повторялось несколько раз.
Комдив Макар Васильев знал, что бой за Покровское будет тяжелым: меньше тысячи красноармейцев против двух тысяч беляков! И он принял решение: оставить Реж, а третий батальон Жукова, оборонявший его, бросить на помощь Акулову.
Жуковцы пришли в самый разгар боя. Их появление, хотя и усталых, еле державшихся на ногах, подняло дух наступающих, а по рядам противника пронесся панический слух: «Жуковцы!». И дрогнули белые, по улицам и переулкам кинулись в южную часть села, где им удалось вырваться из окружения.
Ближе к полудню подошел бронепоезд под командованием Быстрова, что значительно ускорило исход боя, и он закончился полной победой.
Враг отступал с большой поспешностью. В оперативной сводке по 3-й армии отмечалось: «Как деталь этого боя обращают на себя внимание оставленные на месте стычки около 20 пар сапог, что дает основание предполагать о той стремительности и облегченной в смысле обуви поспешности, с какой противник отступил в направлении на станцию Реж».
Взвод Ильи Жилина очищал оя* беляков большую улицу, тянувшуюся до главной площади села. Выбивали беляков из домов, огородов, вылавливали спрятавшихся в ямах и конопляниках. Иван Тарасов погнался за грузноватым, видимо, пожилым, солдатом. Тот явно избегал рукопашной, ловко перебегая от дома к дому, наконец махнул через плетень в какой-то огород и скрылся за банькой. Иван, опасаясь удара штыком или выстрела, осторожно перевалил плетень, рывком преодолел расстояние до бани и замер. Беляк был за баней, слышалось легкое похрустывание стеблей конопли, ломавшихся под его ногами.
«Что он надумал? С какой стороны кинется? Выстрелит? Ударит штыком?» — стучало в голове Ивана.
И вдруг за баней стихло. Иван снял фуражку, осторожно выставил ее из-за угла: выстрела не последовало.
— Эй, ты, сдавайся! — крикнул Иван. Ответа не было. Тогда, решившись, с винтовкой наперевес он кинулся за баню. Но там никого не было: валялся один сапог, другой стоял чуть поодаль. На высокой коноплине качалась портянка. А вдалеке, уже вне досягаемости ружейного выстрела, драпал владелец сапог.
Уж каким образом рядом с ним оказался военком Юдин, Иван так и не мог понять.
— Что случилось, товарищ красноармеец?
— Беляка упустил — вон драпает. Сапоги оставил…
— А ты на свои посмотри: каши просят. Надевай подарок, а то от нашего каптера не скоро новых дождешься. Я, видишь, в каких хожу,— хлопнул себя по голенищу Юдин, взял валявшийся сапог, полюбовался им и протянул Ивану: — С иностранной маркой, а все же добрый сапог. Да ты садись, обувайся. И портянки ничего.
Иван сел на валявшееся около бани бревно, комиссар уселся рядом. Сапоги пришлись как раз по ноге.
— Спасибо, товарищ военком, побегу догонять роту.
— А чего ее догонять, рота на месте. Слышишь, стрельба стихла. Покровское наше. Пойдем.
Так состоялось знакомство парня из села Крестовки со старым большевиком Александром Алексеевичем Юдиным, бывшим крестьянином из-под Кургана, военным моряком, комиссаром полка.
Прощаясь, военком крепко пожал Ивану руку.
— Ну, теперь тебе сапог до дому хватит. Вот разобьем белых, и в свои края, домой. Видишь, как их бить научились, побегут скоро от нас! Побегут!
Красной датой вошел день двенадцатого сентября 1918 года в историю Первого Крестьянского коммунистического полка, показал, на что способны люди, поднявшиеся в бой за свои права, и как воюют командиры, выходцы из крестьянских масс.
В приказе по дивизии действия полка и его командиров в этой боевой операции комдив М. Васильев расценивал так: «Этой молодецкой атакой был решен бой, и план противника взять Егоршино был разрушен… Объявляя о сем, я от имени всей дивизии приношу глубокую благодарность тов. Акулову и Прокофьеву и всем красноармейцам 1-го Крестьянского полка. Со своей стороны я буду ходатайствовать перед Военным Советом 3-й армии о награждении 1-го Крестьянского полка Боевым Знаменем Революции».
Трудно было в полку не только с обувью и обмундированием, но и с питанием. Хлеба Еокруг стояли неубранными, скот кулаки угнали подальше — ждали белых.
Квартирмейстер пятой роты Андрей Тарасов раздобыл серп и цепы, организовал из беженцев и нестроевиков своего рода подразделение и почти под пулями белых, чаще всего ночами, стал убирать хлеб с полей в окрестностях Режа и Покровского. Заработала мельница в Покровском, и появилась мука, из которой женщины напекли калачей и караваев.
Хлеб, всему голова хлеб! Когда солдат сыт, он и воюет лучше — это Андрей Тарасов знал по собственному опыту: не зря три года провел в окопах германской войны.
Помылись солдаты в покровских банях, постирали бельишко, несколько дней сытыми побыли — вскоре предстоял им долгий и изнурительный поход по трудным дорогам гражданской войны.
