Космическая опера
— Знать бы раньше,— вздохнул Юрг, глядя в золотой потолок.— Но послушай, Кукушонок, ведь ты вылетишь отсюда — и твои мысли будут прочтены?
— Пока я постараюсь тихонечко петь про себя. А потом… Говорите почаще на своем языке, я его уже немного изучил, но будет безопаснее, если я вообще буду думать на нем.
— Да ты просто гений, Кукушонок!
Снаружи послышался легкий скрежет по дверце — аметистовый крэг, похоже, опасался надолго оставлять людей без своего при-смотра. Юрг поймал его не руку и понес: обратно в свои подземные апартаменты. Юхан и Гэль остались, чтобы дождаться Кукушонка, выскользнувшего наружу.
Осторожно ступая, Юрг вошел в их новое жилище. Прислушался. Мертвая тишина. Ни шороха, ни дыхания. Смертельный ужас нахлынул на него, и он бросился за перегородку стряхнув с руки пернатое созданье.
Сэниа тихо спала, сжавшись в зябкий комочек. Господи, да что он сделал с ней? Пришел с далекой звезды — и зачем? Чтобы замуровать ее в этом подземелье?
— Прости меня,— невольно вырвалось у него.— Прости…
Легкие пальцы привычно коснулись его лица:
— Глупый,— прошептала она,— глупый ты мой… Я ведь только сейчас и начала жить по-настоящему..
— Какая же это жизнь! Вот раньше ты была командором звёздной дружины, а еще раньше — юной принцессой, которую любил первый рыцарь королевства.
— Ах, вот что тебя тревожит…— тихий смех поднялся из темноты, Словно пузырьки серебристого воздуха со дна ручья.— Нет, милый, все гораздо печальнее. Это я любила его, любила всю жизнь — боготворила, мечтала, тосковала..» Пока не поняла, что он просто не умеет любить. Для него было по-настоящему дорого только одно — одиночество. Может быть, его самого мучило, что он холоден, как статуй,— не знаю. Но даже в последний свой миг он не нашел для меня ни единого снова любви. Знаешь, какие слова он послал мне через всё дали космоса?
— Не надо, Сэнни…
— Он сказал: «Ты Свободна, Принцесса Сэниа». И тогда я поняла, что и во мне давно уже больше горечи и отчаянья, чем любви.
— А вот у нас, на Земле, оживают даже статуи, если их любят больше жизни,— сказал он и сразу же пожалел об этом.
— У нас, на Джаспёре, так не бывает.
— Значит, на Земле умеют любить сильнее,— улыбнулся он.
— Может быть, у вас просто дороже ценят свою жизнь. Ты не думал, зачем я ринулась в созвездие Кентавра? Чтобы никогда больше не вернуться на Джаспер. Я поняла, что мне просто незачем жить. И не вернулась бы, если бы…
— Сэниа, скажи, как это приключилось, что ты смогла полюбить меня?
— Я и сама не знаю… Наверное, это произошло тогда, когда я в самый первый миг почувствовала твои руки, твое дыхание… Разве у вас, на Земле, не достаточно одного прикосновения, чтобы полюбить?
Он счастливо засмеялся:
— Если признаться честно, то у нас для этого требуется как минимум один взгляд.
— Значит, все-таки на Джаспере умеют любить сильнее…
За золотой дверью послышались шаги и голоса, оттененные пещерным резонансом.
— О, дьявол,— вырвалось у Юрга.— Может, тебе эта жизнь и кажется настоящей, но мне вот — нет. Столько ночей не раздеваясь, с оружием в руках, все вместе…
— Мой звездный нетерпеливый эрл,— проговорила она скорее печально, чем радостно.— Скоро нас станет еще больше…
— Что?!
— Глупый, мой отец догадался об этом с первого взгляда.
Дверь хлопнула, и отсвет факела, как зарница, беззвучно метнулся по золотому потолку. Юрг, не в силах прийти в себя от неожиданности, продолжал прижимать к себе жену, тихонечко покачивая ее, как младенца. Счастье? Да, само собой; но это подземелье, темнота, опасность… И то, что его крошечный, беззащитный малыш будет обречен на пожизненную слепоту…
— Это еще что? — раздался из-за перегородки бас Юхана.
Безошибочное предчувствие беды коснулось Юрга, и он, прижимая к себе жену одной рукой, а другой выхватывая из-за пояса десинтор, с которым не расставался, бросился на голос друга.
Юхан и Гаррэль недоуменно стояли перед кучей сваленных в углу шаманских атрибутов, на которой устроил себе ночной насест сиреневый крэг. При зыбком свете факела было отчетливо видно, что на шею пернатого существа надета золотая цепочка, на которой болтался, как амулет, маленький изящный свиток пергамента.
Крэг пренебрежительно отвернулся и глядел на стену, словно не замечая столпившихся перед ним людей.
— Разверни-ка,— сказал Юрг, кивая на свиток.
Юхан осторожно потянул с крэга цепочку, зашуршал пергаментом. Юрг наклонил голову, щурясь:
— Та-ак: «Мы… милостью древних богов… и так далее… всея Джаспера и тыры-пыры… пропустим… А! До захода солнца повелеваем эргу Юргу, не имеющему собственного крэга, а также его брату эрлу Юхану… о движимом
имуществе тут ни гу-гу… прибывшим из созвездия Костлявого Кентавра, явиться на Звездную пристань, где их ожидают десять кораблей с полным экипажем. Командору Иссабасту вменено доставить упомянутых эрлов на родину без убытка и поношений. Буде упомянутые эрлы до захода солнца не покинут зеленый Джаспер, считать их существами хищными и опасными и в оружии против них не ограничиваться…»
— Что там еще? — настороженно спросила мона Сэниа, оборачивая побелевшее лицо на треск факела.
— «Владетельной ненаследной принцессе Сэниа прибыть во дворец…»
— Можно, я выражусь по-русски? — спросила принцесса.
— М-да,— резюмировал Юхан,— дальше — игра без правил…
— И с силовыми приемами,— добавил Гаррэль, которому Юхан уже объяснил разницу между любительским и профессиональным хоккеем.
— Ну, а ты что молчишь, командор? — удивился Юхан.
— Не знаю…— тихо проговорил Юрг, у которого сердце разрывалось от боли и бессилия,— Не знаю.
Альтернатива
Потянулись томительные дни подземного заточения. И только глубокой ночью, когда аметистовый крэг улетал в не по-осеннему теплую синь, с лихорадочной быстротой начинал вырабатываться план дальнейших действий.
Положение осложнялось еще и тем, что золотые своды, где под слоем благородного металла скрывался еще какой-то ячеистый пластик, секрет которого затерялся в глубокой древности, были непроницаемы не только для всевидящих крэгов. Оказалось, что джаспериане тоже не могут преодолеть этот барьер, и для того, чтобы очутиться в другой точке планеты или послать туда свой голос, теперь требовалось выбраться на поверхность.
Поэтому прежде всего занялись поисками новых лазеек наверх и старательным вызубриванием топографии лабиринта — особенно строг был Юрг к Сэнни и Гаррэлю, требовал, чтобы они проходили все тупики, повороты и ловушки «с завязанными глазами». Он ни на йоту не доверял фламинго и опасался за Кукушонка.
Наткнулись на заваленный выход, ведущий, похоже, прямо в цокольный этаж «суперэйфеля». Юхан потихоньку занялся завалом, не рассказывая пока о нем принцессе: впервые под камнями обнаружились человеческие кости. Юрг ставил вешки в южном направлении— судя по всему, эта ветвь подземного хода вела прямехонько во дворец, лежавший по ту сторону мелового хребта. Гаррэлю было поручено не сводить глаз с моны Сэниа, а еще точнее — с ее крэга: несколько раз она уже порывалась ринуться в сторону на свет огня или контур какой-то фигуры.
Кукушонок летал на разведку.
Первое, что он обследовал, была Звездная гавань. Здесь все было в порядке: десять кораблей, соединившись в один мак, уже отбыли в неизвестном направлении, и теперь на сером ноздреватом бетоне виднелось десятка три малых и четыре больших корабля. Захватить их не представляло ни малейшей сложности; проблема заключалась в том, что для дальнего перелета требовался конгломерат не менее чем из восьми кораблей — в подземелье же находилось только два пилота.
Пылкий Гаррэль тут же предложил себя в качестве глашатая. Днем через узкую щелку удалось рассмотреть, что под входным отверстием тянется довольно широкий карниз — спрыгнуть на него ничего не стоит, случайных глаз в этом затерянном уголке опасаться нечего: нападающие ушли из замка. Так что он сможет беспрепятственно послать свой голос хоть всему населению Джаепера! Когда там разыщут небольшую трещину в меловых горах…
Юрг решительно запротестовал. Ни о каком широком оповещении и речи быть не может. Нужно выбрать надежных людей.
— И, кроме того, говорить с ними так, чтобы они согласились,— добавила мона Сэниа.— А так говорить могу здесь только я. И только со своей дружиной.
— Ты с ума сошла! — возмутился Юрг.— Отпустить тебя ночью на этот карниз, над ущельем? И речи быть не может!
— Бесстрашный эрл,— тихо засмеялась Сэниа.— Как, по-твоему, джасперианин может разбиться? Он уйдет в ничто.
— Сэнни, вспомни, как ты смеялась при одной мысли о том, чтобы заключить джасперианина в темницу! А где мы сейчас?..
Мона Сэниа смолкла.
И на следующую ночь все повторилось сначала.
Так продолжалось несколько дней, пока Юрг не вынужден был согласиться. Как только сиреневый крэг, кажущийся в лунных лучах серебристым, растворился в ночной тишине, из круглого отверстия выскользнула веревочная лесенка. Юрг, едва коснувшись ее, спрыгнул на карниз и поднял руки; Юхан бережно передал ему завернутую в плащ Сэнни. Юрг поставил жену рядом с собой, одной рукой крепко обхватив ее за плечи, а в другой сжимая поставленный на непрерывный разряд десинтор. Белые известняковые стены ущелья хорошо просматривались в свете предполуночной луны, и можно было не опасаться внезапного нападения. И все-таки…
Сверху из люка свесился Юхан и положил руку на плечо названому брату — для подстраховки. Видно, и он не считал эту акцию безопасной.
Мона Сэниа вскинула ресницы, и ее невидящие глаза напряженно вперились в темноту, словно там перед ней возникли те, кого она называла;
— Славные Эрм и Дуз, могучие Борб и Пы, быстрые Ких и Сорк, зоркие Скюз и Флейж, звездная дружина Асмура! Слышите ли вы меня?.. Я прошу у вас веры и помощи. Полторы тысячи лет слепое человечество Джаспера видит мир глазами крэгов. Вы лучше других знаете, что это такое. Вспомните хотя бы, какими омерзительными, злобными чудовищами представились вам поначалу люди Чакры Кентавра. Наш гнев и отвращение были столь велики, что мы должны были, по замыслу крэгов, попросту уничтожить этих гадин…
Она наклонила голову и коснулась щекой руки Юрга, согревавшей ее плечо.
— Когда пришельцы очутились среди нас крэгам пришлось менять свою тактику,— продолжала мона Сэниа.— Теперь мы могли скорректировать наше виденье хотя бы осязанием— и заподозрить обман. И мы стали видеть эрла Юрга и его брата такими, какие они есть. Но… Едва мой супруг раскрыл первую из тайн крэгов, как на нашем Джаспере якобы появился призрак. Звездные братья, я заклинаю вас верить мне: этого призрака не существует! Он появляется только в воображении — столь ужасный, что уже несколько человек, поддавшись наваждению, умерло от страха. Что еще могут сделать с нами крэги? Предусмотреть трудно, но нужно быть готовыми ко всему…
Она глубоко вдохнула холодный ночной воздух.
— А теперь мне нужна ваша помощь, потому что впервые за полторы тысячи лет появилась реальная возможность освободиться от рабства, в котором мы пребываем. Мой супруг, владетельный эрл Юрг утверждает, что на его родине без особых трудностей могут создать легкие аппараты, возвращающие людям зрение… Проблема в том, чтобы отправиться снова в созвездие Костлявого Кентавра, наладить изготовление аппаратов, пригодных для нас, и вернуться сюда с драгоценным грузом. В благодарность за это путешествие мы обещаем нашим собственным крэгам самые прекрасные, самые изысканные планеты, какие они пожелают выбрать; мы доставим их туда сразу же, как только обретем искусственное зрение. Теперь решайте, согласны ли вы помочь — не мне, нет, а всему Джасперу?
Мона Сэниа замолчала. Она ждала ответа, но ни единый звук не нарушал больше лунного безмолвия затерянного ущелья.
Прошла минута, другая, третья.
— Трусы! — крикнула вдруг мона Сэниа.— Трусы, птичьи наемники, слепые убийцы! Я щадила вас, но теперь слушайте! Вы похвалялись вашими подвигами на Серьге Кентавра, в земле которой остался мой первый муж… Хорошо же, я расскажу вам, что вы там натворили!..
— Сэнни, о чем ты? — встревожился Юрг.— Хватит на сегодня! Пусть подумают, а тебе оставаться здесь больше нельзя, твой фламинго вот-вот вернется…
— Не забавно ли, муж мой? Я, изнеженная принцесса, сейчас единственный человек на Джаспере, который никого и ничего не боится! Но времени действительно мало… Так вот, благородные рыцари, вы уничтожили разумное население целой планеты. Никаких гуманоидов на Серьге не существовало, а были добрые и мудрые кентавры, не причинявшие никому зла. Вы стерли с лица земли их город, который крэги представили вам скопищем зловонных вулканов, вы сожгли живыми их детей и стариков, и все это — только потому, что одному-единственному крэгу заблагорассудилось завладеть этой планетой!
— Но рисунки внутри пирамиды…— донесся откуда-то из темноты хриплый, потрясенный шепот.-— Но кости, взывающие к возмездию…
— И рисунки, и кости существовали только в вашем воображении,— жестко бросила принцесса.— В действительности было только одно: «фа ноэ?» — последние слова, произнесенные последним умирающим кентавром. «Фа ноэ?» Эти слова преследовали моего мужа, эрла Асмура, до смертного мига. «ЗА ЧТО?!»
И в эту секунду словно черный беззвучный взрыв полыхнул в ущелье, разбрызгивая сгустки ночного воздуха. Перед Юргом на мгновение возник контур черного всадника, в руках которого были одновременно какое-то покрывало и блестящий меч; затем на его голову обрушился удар, и в сознании, погашенном словно бы и не этим пришедшимся плашмя ударом, а взмахом необъятного плаща, остался не страх, не отчаянье — дурманный, тошнотворный запах…
Когда он пришел в себя, над головой тускло светился золотой свод проклятого подземелья. Голова раскалывалась от боли.
— Сэнни…— простонал он, боясь прикоснуться к волосам.— Намочи тряпку.
Никто ему не ответил. Он огляделся. Юхан и Гэль. Стоят и не дышат.
— Где Сэнни? — крикнул он, подымаясь рывком с пола.
— Исчезла…
— Звездные братья?..
— Нет,— сказал Гаррэль.— Ни один из них не смог бы. Судя по крэгу — наследный принц. Только члены королевского дома могут проникнуть в любой уголок Джаспера. Кроме подземелья.
— Но почему она не вернулась, Гэль? Почему она не ушла в ничто? Почему не бежала?
— Не знаю, командор. Это могло быть только в одном случае: если ее усыпили.
Юрг мгновенно вспомнил волну дурмана:
— Запах! У меня подкосились ноги…
— Если бы не это — тебя и в живых бы не было,— мрачно заметил Юхан.— Если бы ты уже не падал в тот момент, когда…
— Да что ты все обо мне и обо мне? Они украли Сэнни, но она сбежит сразу же, как проснется. Что в ущелье?..
— Ничего. Мы следим.
— Не отходите от дверцы, я немного оклемаюсь и сменю вас. Который час?
— Взошла утренняя луна.
Юрг замычал от отчаянья и опустил голову на стиснутые руки. Она убежит. Она непременно убежит. Еще минута, и она появится там внизу, на карнизе…
Но прошла минута, и еще, и еще, и минуты складывались в часы, а мона Сэниа не появлялась.
— Гэль!— не выдержал он, когда время перевалило за полдень. — Сколько же она может спать? Ведь это становится опасно…
— Нет,— печально покачал головой Гаррэль.
— Это старинный секрет королевского дома, и даже мы, знахари, им не владеем. Но человек, заклятый Светом Шестилунья, может без всякого вреда проспать и месяц, и два, и три.
— Что ты говоришь, Гэль? Месяц? Два? Она?..
— Надо ждать, командор. Братья не причинят ей вреда.
— Не причинят? Ты с ума сошел, Гэль, ведь она… Она не может спать месяц. Она не может, не должна, Гэль, ведь у нее… у нее будет ребенок.
Гаррэль вскрикнул так, что даже его пестрый крэг испуганно взмахнул крыльями. Он схватил Юрга за плечи и с неюношеской силой поднял с пола,
— Почему ты молчал, командор? — проговорил он с такой болью, что Юргу стало не по себе.— Скорее во дворец!
Это было легко сказать —- скорее.
Но который из бесчисленных ходов подземного лабиринта вел именно туда? Все они ветвились, множились, упирались в тупики, и если на поверхности Джаспера до королевских покоев было от силы двадцать миль, то в темноте подземелья можно было проплутать и неделю, и две.
— Я полечу на разведку,— раздался вдруг полудетский голос Кукушонка.— Ждите.
И, не дожидаясь согласия людей, он стремительно сорвался с места и исчез в одном из темных провалов.
А дальше время остановилось. Часы, дни — их никто не считал. Кукушонок выбивался из сил, не привычный к долгим полетам. Отсекались тупики, перекрывались подземные колодцы, отыскивались засыпанные дверцы… Юрг уже почти потерял надежду и рассудок, когда наконец в тесной шестигранной камере они увидели потолочный люк с неизменным золотым запором.
— Если я не вернусь через час — идет Юхан,— коротко бросил Юрг.— Если и Юхан исчезнет — твоя очередь, Гэль.
Люк со скрипом открылся, сверху посыпалась пыль. Юрг взобрался на плечи Юхана и осторожно выглянул наружу.
Над ним было кресло. Тяжелое, с золочеными лапчатыми ножками. Оно стояло на возвышении, и впереди виднелся огромный совершенно пустой зал с нечеткими прямоугольниками лунного света, едва-едва проникающего сквозь пыльные окна
— Похоже на тронный зал,— прошептал Юрг, наклоняясь вниз.
— Тогда не бойся, командор! В него входят только один раз за целое правление — во время коронации.
— Ш-ш-ш… Я пошел.
Он поднатужился, сдвинул в сторону трон и вылез на тронный помост. Ну и пылища! Обязательно останутся следы. Хотя — все равно, никто в подземелье не сунется. Пренебрегши большим парадным входом, он нашел маленькую дверцу. Дверца бесшумно отворилась. Так и есть, личные покои его величества. Если напорюсь на стражу — пристрелю на месте,— подумал он. Здешние десинторы бьют бесшумно…
Стражи не было. Не было никого.
Нет, не убью… Надо взять живым — узнать, где они прячут Сэнни. Затащу в подземелье, придушу. Нет, не придушу. Буду пытать. Тогда скажет. Я сейчас все сделаю, все, что недопустимо ни на Земле, ни на Джаспере. И даже не во имя любви. Во славу зеленого Джаспера. Будущего Джаспера…
Он отворил еще одну дверь и снова попал в огромный зал. Неужели заблудился, дал круг? Нет. Пол подметен, в середине зала — не то ванна, не то фонтан. Люстра над ним, от нее вниз — шесть бледных, почти бесцветных лучиков. И кто-то подле, верхом на стуле — сгорбленный, неподвижный.
Сердце вдруг стукнуло гулко, на весь зал — Юрг понял, что это такое. Словно вспугнутый этим — на самом деле неслышимым— звуком, человек нервно заелозил на стуле, поднялся, мелкими шажками приблизился к окну. Выглянул, высматривая луны. Видно, еще не настал ожидаемый час, потому что он вернулся к своему стулу, некоторое время стоял, мерно раскачиваясь. Не сел, принялся расхаживать взад-вперед. Все ближе к стене. Все ближе.
Юрг прыгнул, ребром ладони ударил по шее — не рассчитал, спружинили перья, но человек захрипел и повалился. Значит, хорошо, что попал по перьям, иначе убил бы на месте. Юрг перепрыгнул через тело, даже не посмотрев, принц это или сам король. Ринулся к овальной ванне, перегнулся через каменный бортик — на дне, запеленутая в блестящую сиреневую ткань, точно кукла, лежала Сэниа, и шесть световых пятачков неподвижно застыли на ее лице. Господи, какая же она маленькая…
Он осторожно вынул ее оттуда, тихонько подул на лицо. Плотно сомкнутые ресницы даже не дрогнули. Как же так, ведь он был уверен, что достаточно убрать ее из-под магических лучей — а попросту гипноизлучателей,— и она сама собой пробудится…
— Сэнни, Сэнни…— позвал он.
Человек на полу заперхал и засучил ногами.
Юрг быстро опустил Сэнни на пол, подскочил к лежащему, зажал ему рот ладонью. Вытащил из-за пояса десинтор.
— Как снять с нее заклятье Шестилунья?
Человек яростно замотал головой.
— Ну-ну, быстро!
Юрг поднял оружие до уровня его лба — глаза привыкли к темноте, и только сейчас он различил, что перед ним сам король. Что ж, тем лучше. Кому больше терять, тот понятливее.
Он отвел ладонь, давая его величеству возможность высказаться.
— Бедная моя девочка,— сиплым голосом произнес король.— Ты действительно чудовище… Стреляй. У меня много сыновей.
— У вас дочь и скоро будет внук. Но если она не проснется…
— Пусть лучше не просыпается.
Рука сама собой дрогнула, сжимаясь на жилистом королевском горле.
— Тогда кто из нас чудовище, ваше величество?
Король молчал, стиснув зубы.
— Хорошо же,— сказал Юрг, бесцеремонно сдирая с королевских плеч яростно отбивающегося крэга. — Я не чудовище. Живите на здоровье. Но сейчас я сверну шею этому гусю. Нет, нет, вы недолго будете слепым, ваше величество, крэги милосердны — вам подарят пестрого птенца…
Что-то мелкое, как дробинки, закапало ему на руку — пот. Король, только что готовый бесстрашно принять мученическую кончину, теперь истекал смертным потом.
— Поздравляю, ваше величество. Вы будете первым в истории Джаспера королем с пестрым крэгом!
— Нет, нет, нет!
— Тогда — как нейтрализовать этот свет?
— Господи, да при чем тут свет? Эффекты, шаманство… Гипноизлучатель на микробатареях, выполнен в форме гребня, перекрывающего зону гипоталамуса…
Нащупав в тяжелых волосах жены массивный гребень, Юрг вырвал его и на всякий случай-— во избежание дальнейшего применения — сунул в карман.
Мона Сэниа пошевелилась.
— Беру вашего крэга в заложники,— проговорил Юрг, неудобно зажав птицу под мышкой и поднимая на руки жену, закутанную в поскрипывающий шелк.— До входа в подземелье. Там отпущу, если не будет тревоги. И подумайте хорошенько, ваше величество: помощь моей планеты — единственный выход для вашей. И эта помощь бескорыстна. Нам нужен всего-навсего один корабль. С экипажем. Обещайте мне подумать, ваше величество!
— Я сделаю все, чтобы вас уничтожить. Обещаю.
— Тогда и мне есть что пообещать вам: люди Джаспера восстанут против крэгов. Обязательно.
Слепец, сидевший на полу, негромко рассмеялся:
— Ты не политик, землянин! И даже не деловой человек. Ты даже не задумался над альтернативой…
Башня смерти
Он бесшумно переступил порог их подземного обиталища в тот самый момент, когда Сэниа, не утратившая порывистости движений, с размаху ударилась о только что снятый со штабеля ящик. Он рванулся, чтобы подхватить ее, но в этот миг услышал слова Гаррэля:
— Принцесса, почему ты не хочешь принять моего крэга? Потому что он пестрый?
— Нет,— услышал Юрг потускневший голос жены.— Потому что там, наверху, десятки женщин, ожидающих детей. Они слепы, как и я, но им никто не предложит своего крэга.
У Юрга потемнело в глазах. Если бы Сэниа знала, что он слышит ее, она никогда не произнесла бы этих слов.
Не только десятки женщин, готовящихся стать матерями… Слепо было все человечество Джаспера. И не иносказательно — буквально. Потому что не люди восстали против крэгов, а крэги — против людей.
Не об этой ли альтернативе говорил король?
Когда Юрг, не веря своей удаче, в заброшенном тронном зале осторожно передал Юхану Morfy Сэниа, еще не пришедшую в себя, он начисто забыл о ее крэге. Только когда они добрались до своего убежища и Юрг опустил жену на жесткую лавку, отгороженную ящиками — нищенские апартаменты владетельных эрлов! — она, наконец, широко раскрыла неподвижные глаза и приподнялась, ожидая привычного шелеста перьев, каждое утро ниспадавших на ее плечи.
И вот тут Юрг вспомнил, что аметистовый крэг остался там, наверху.
Потянулись часы, каждый из которых казался ему самым страшным в его жизни. Мало того, что он был виной их заточения в проклятом подземелье — теперь он еще сделал свою Сэнни слепой. К исходу дня он был уже готов вернуться в тронный зал и затем драться — с кем угодно и на любых условиях. Юхан и Гаррэль с трудом его удерживали от этого шага.
И тогда явился Сэниа-крэг.
Он принес второй ультиматум, перед которым первый казался детской забавой. Во-первых, моне Сэниа категорически предписывалось покинуть подземелье — в этом случае ее крэг, в беспримерной своей преданности, обязывался служить ей до конца дней как ни в чем ни бывало. Этот пункт удивления не вызвал.
Во-вторых, эрл Юхан, брат эрла Юргена, должен был остаться в подземелье до тех пор, пока не соберется новая звездная дружина, которая доставит его на родную планету с условием, что он передаст своему народу безоговорочное запрещение когда-либо появляться вблизи Джаспера, равно как и принимать у себя джаспериан. В безграничной своей справедливости крэги гарантировали ему за это жизнь.
В-третьих, эрл Юрген из рода Брагинов должен был отдать себя на суд крэгов. В безмерном своем милосердии они гарантировали ему легкую смерть.
Пока же пришелец с Чакры Кентавра, посягнувший на тайну крэгов, будет жив, ни один крэг не вернется к своему хозяину,
— Никогда! — запальчиво крикнула мона Сэниа и, подбежав к золотой дверце, выбросила наружу свою сиреневую птицу.
Но это сделать было нетрудно. Труднее оказалось потом не думать о целой планете, населенной беспомощными слепыми людьми, ни в чем не повинными и проклинающими тот день и час, когда их прекрасная принцесса привезла из межзвездной дали беспокойное существо, умудрившееся тут же раскрыть ни много ни мало — тайну крэгов, с которой сами джаспериане спокойно мирились вот уже полторы тысячи лет…
Дни, не отличимые от ночи в темном мерцании золотых сводов, сменяли друг друга, а в подземелье все оставалось по-прежнему: трое мужчин, одна слепая женщина, неродившийся ребенок. И никакой надежды.
Потому что помощь могла прийти только с Земли, а теперь снарядить туда большой корабль было невозможно — на всю звездную дружину Асмура, даже если бы ее и удалось собрать, был один пестрый крэг Гэля. В безмерной своей холодной расчетливости крэги предусмотрели всё. И чтобы у узников подземелья не возникло ненароком какой-нибудь несбыточной мечты, над замком эрлов Муров и прилегающими к нему горами день и ночь кружилась тысячная стая разномастных крылатых созданий, твердо решивших впервые за полторы тысячи лет пренебречь традициями беззаветной преданности и бросить своих незрячих хозяев на произвол судьбы.
Первые дни Кукушонка не выпускали — боялись. Но где-то на десятый день он все-таки осмелел и сделал робкий круг над ущельем. Вернулся сразу же, скупо обронил:
— Мне ничто не угрожает. Они даже хотят, чтобы я полетал над Джаспером. Увидел, что там происходит. Вам рассказал. Я не могу…
Однако на следующий день он полетел. Вернулся в полночь. Своим тихим грассирующим голоском больного ребенка сообщил:
— Затопило две угольные шахты. Сервы не справляются.
На двенадцатый день он заметил лесной пожар. Горела плантация боу — любимых и онень полезных плодов, которыми в основном кормили детей.
На семнадцатый день циклон, вовремя не остановленный метеоракетной службой, смел с побережья все устричные плантации.
На двадцать четвертый день умерли от голода заблудившиеся дети семейства Дальброков. Крылатые кони, посланные вдогонку, не смогли пробиться сквозь колючий трехметровый кустарник.
На тридцать первый день в замке Шу началась эпидемия. Слепые знахари были бессильны.
И все эти дни мона Сэниа, не присаживаясь, по восемнадцать часов Подряд ходила взад и вперед по гулким пещерам подземелья, отражавшим своими золотыми сводами тусклый фосфорический свет ползучих грибов, угнездившихся на стенах…
На тридцать второй день не случилось ничего. Младшая сестра Флейжа, которая тоже ожидала ребенка, доползла до утеса, нависшего над морем, и бросилась вниз — видно, боялась, что ее малыш останется умирать от голода в кромешной слепоте, если появится на белый свет. Конь Флейжа, неотступно следовавший за ней, успел раньше и подставил расправленные крылья, перехватив легкое, истощенное голодом тело. Так что ничего не случилось.
Но мона Сэниа, услышав об этом, упала ничком, и когда Юрг поднял ее, он впервые заметил в волосах жены тоненькие седые прядки.
Он отнес ее на убогое ложе, покрытое обрывками ветхих ковров, положил её голову себе на колени и всю ночь что-то негромко, напевно говорил… Юхан, прикорнувший за стеной из ящиков, старался не слушать — и не мог: Юрг рассказывал сказки. Наивные, полузабытые, переплетающиеся одна с другой, они сменяли друг друга до самого рассвета, и никто не знал, когда мона Сэниа заснула. Сон ее был крепок, и в черных волосах, на которые вот уже столько дней не опускалось привычное опахало аметистовых перьев, неподвижно застыл массивный гребень,..
Юрг опустил голову жены на подушку, коснулся губами её лба, как нечаянно сделал это в самый первый раз, и, мельком оглядев уже крепко спавшего Юхана, вышел из капища в узкую пещеру, где у золотой дверцы Гаррэль ожидал своего крэга, совершавшего печальный облет обреченного Джаспера. Неслышно приблизившись, Юрг положил руку на плечо юноше.
— Гэль,— негромко сказал он, осознавая, как непросто будет обычными человеческими словами выговорить все то, что он собиралсяк—-Гэль, ты любишь мону Сэниа?
Юноша вскочил, порывисто обернувшись, и Юрг вдруг подумал, что впервые рассмотрел этого человека — не восторженного юношу-пажа, а мужчину, на которого можно положиться. Стройный и тонкий в талии, как бедуин, он был смугл до черноты, и эбеновые пряди волос вились по плечам, не прикрытым пестрым опереньем; и удивительно странными в этом темном обрамлении были глаз а— светло-золотые, огромные, доверчивые…
— Почему ты молчишь, Гэль?
— Ты хочешь, чтобы я ответил, эрл Юрг? Я люблю ее больше, чем ты, командор!
У Юрга перехватило дыхание. Ведь Гэль был рядом с первого мига. И до этого часа. Смог пробыть.
— Когда первые лучи солнца упадут на стену ущелья, ты возьмешь мону Сэниа и отнесешь наверх, в замок,— проговорил он с расстановкой, делая над собой невероятное усилие, чтобы голос звучал ровно и буднично.— Уложишь ее на постель и осторожно вынешь из волос гребень… Понял, Гэль? Массивный черный гребень. Сломай его и выброси за окно. Вот, собственно, и все.
— А ты, командор?
— Юхан уже расчистил выход, ведущий к подножью башни. Я, пожалуй, поднимусь на верхушку— давно собирался…
— До середины можно подняться на лифте,— пожал плечами Гаррэль,— ведь так безопаснее. Там закрытая площадка, в которой…
Он осекся и замолчал, только сейчас поняв, что задумал командор. А тот закончил вместо него:
— В которой я хотел устроить трапезную, совсем как у нас, на Земле… Может быть, вы так и сделаете, Гэль. Со временем. Но сейчас я поднимусь своим ходом, благо перила забраны крепкой решёткой. И буду наверху как раз в тот момент, когда над зеленым Джаспером встанет солнце.
— Командор!..
— Времени нет, мой мальчик. Мне надо успеть. А сейчас запомни главное: я долго думал, сопоставлял и понял, что все, до чего успел докопаться,— это еще не тайна крэгов. Потому-то они и подбросили свой ультиматум, что я подошел к ней вплотную… или должен был подойти. Вот так. Ты и Юхан — вы должны ее раскрыть! Проследите каждый мой шаг. Подумайте, с чем я неминуемо должен буду… вернее, столкнулся бы в будущем. Тайна где-то совсем рядом. Ищите. Без Этого Джасперу не жить.
Он протянул руку, намереваясь дружески и ободряюще потрепать Гаррэля по плечу — и рука его не послушалась: перед ним стоял муж его Сэнни. Супруг его жены.
Снаружи послышался шорох — возвращался Кукушонок. Юрг отступил на шаг, повернулся, бегом пересек пещеру и исчез прежде, чем Гаррэль смог его увидеть…
И вот — ступени. Бесчисленные, плавно вьющиеся вокруг центрального ствола башни, огражденные частой резной решеткой, сквозь которую не просунуть ни клюв, ни коготь. Но крэги и не нападают, хотя многотысячной стаей уже собрались вокруг башни. Знают, что человек идет добровольно, и не торопятся. Может быть, они были бы рады, если б он шагал вверх помедленнее: ведь это так упоительно — чувствовать в своей власти то единственное существо, которое посмело восстать против них! И они купаются в лунном свете, они позволяют себе напевать, свиристеть, шелестеть крыльями, ворковать — море хаотических звуков… и редкий удар крылом по решетке, чтобы человек вздрогнул. Но он даже не глядит в их сторону.
Он не прошел еще и половины пути, когда небо на востоке стало светлеть. Юрг прибавил шагу. Это он здорово придумал — взобраться на башню. Еще столько же вверх по стремительно бегущим ступеням — и он обессилеет, задохнется, и будет не так мучительно жаль своего молодого, натренированного тела, которое против воли будет восставать и требовать борьбы. А борьбы не получится. Свое он уже сделал — начал. Раскачал. Растревожил. Теперь остается только уйти — ласточкой в рассветную голубизну, пьянящую пронзительной ночной свежестью после затхлости подземелья.
Он облизнул пересохшие губы. Вот этого он не предусмотрел — не захватил хотя бы фляжку с водой. Ну, есть еще надежда, что найдется что-нибудь в чеканной, как серебряная шкатулка, закрытой коробочке центральной площадки. Он обещал Сэнни, что устроит там кафе, как на Останкинской башне…
Нет, не надо! Ни одной мысли о Сэнни, иначе ноги не пойдут.
Он рванул на себя дверцу — как-то они здесь ужинали, должна же сохраниться хоть одна бутылка с водой — и тут же услышал за спиной яростный треск: крэги взламывали решетку. Забеспокоились, гады,-— ведь отсюда вниз ведет лифт, не поздно и передумать… В маленькой комнатке было темно, фонарика он тоже не захватил, но питье нашлось само собой — он чуть не упал, наступив на бутылку. Отбил горлышко. В нос ударил терпкий, пьянящий запах каких-то ягод — живой сок, словно кровь самого зеленого Джаспера… Жить бы и жить на этой планете да радоваться, если бы не эти захребетники. Ну, что взбесились? Никуда он от них не собирается убегать. И что они так взъелись, ведь у них-то ничего не отнимается, в любом случае джаспериане будут дарить им необжитые планеты — с их-то способностями это раз плюнуть… Ах, да, власть. Крэги потеряют власть. Ишь, как они беснуются ради сохранения этой самой власти…
А крылатые дьяволы и в самом деле бесновались. Неотличимые друг от друга в предрассветной темноте, они в слепой ярости разгонялись и ударяли грудью в прогибающуюся деревянную решетку. Еще немного, и она треснула бы под напором этих пушистых существ; невесомость которых стократно множилась на скорость и бешенство, но в этот миг верхняя дверца закрытой площадки откинулась, и темная широкоплечая фигура с шапкой светлых волос, вспыхивающих соломенным заревом под узкими лучиками предутренней луны, еще быстрее прежнего заскользила вверх по крутым ступенькам. Теперь он уже окончательно был в их власти — неосторожный чужак, посмевший так близко подобраться к их тайне и возомнивший себя безнаказанным… Он сам выбрал себе смерть — что ж, в бесконечной своей милости крэги простили ему эту дерзость. Но не больше.
Край неба пронзительно зазеленел на востоке, когда пришелец с Чакры Кентавра добрался, наконец, до последнего пролета лестницы. На несколько секунд он замер, вобрав голову в плечи — то ли его обуял последний страх, то ли он намеревался дождаться первого луча солнца… Но в следующее мгновенье, решившись, он распахнул дверцу, ведущую на верхний балкон, прикрыл глаза руками, чтобы не видеть многотысячную стаю крэгов, планирующих вокруг основания башни в ожидании своей жертвы, и, разбежавшись, камнем ухнул за низенький парапет — в холодную рассветную глубину.
С крысиной яростью стая ринулась на него, вкладывая в удары когтей и клювов всю свою неуемную злобу…
А спустя еще немного времени принцесса Сэниа, захлебываясь слезами какого-то страшного, но’ не запомнившегося сна, открыла глаза, пробудясь внезапно и облегченно. Привычная масса шелковистых перьев одела ее голову и плечи, и она увидела себя в своей опочивальне замка Муров.
Гаррэль, бледный, как алебастр, застыл на пороге.
— А где же…— начала она и осеклась.
Ее возвращение в замок, предупредительность дожидавшегося ее пробуждения крэга, свобода Гэля… Все это могло быть куплено только одной ценой — той, которую потребовали эти крылатые деспоты.
Она не закричала — она была принцессой королевского рода владык Джаспера. Она только глядела на Гаррэля, юношу с пестрым крэгом, и не видела его.
— Принцесса Сэниа,— проговорил он, и это не был юношеский голос.— Я беру тебя в жены и не завещаю никому, потому что никто не будет любить тебя сильнее, чем я.
Он отступил на шаг и плотно закрыл за собой двери. Мона Сэниа услышала лязг меча о ножны — Гаррэль из рода Элей встал на стражу у ее спальни.
Тайна крэгов
Казалось, ударили рукояткой меча по пустому шлему. Мона Сэниа проснулась и несколько минут вслушивалась — не разбудил ли непрошеный звук маленького? Но малыш посапывал безмятежно и аппетитно, и она не стала его трогать. Да и был ли этот звук? Наверно, приснилось.
Она спустила ноги с постели, неслышно ступая по пушистой шкуре, приблизилась к окну. Ее протянутая вперед рука наткнулась на массивный серебряный треножник, в углублении которого на мягчайшем пуху лежало яйцо, созревая в лунном свете. Скоро прилетит крэг, и она полюбуется желтым, как огненный опал, мерцанием глянцевитой скорлупы. Значит, и птенец, который вылупится через пять-шесть дней, будет солнечно-желтым. Через пять-шесть дней глаза ее сына впервые увидят свет.
Тогда можно будет дать ему имя.
Осторожно перебирая пальцами почти бесплотные пушинки, она медленно подбиралась к самому центру мягкого гнездышка, где должно было покоиться заветное яйцо. Ближе… еще ближе…
Пустая ямка.
Яйцо исчезло!
Еще доля секунды — и с ее губ сорвался бы отчаянный крик, но руки, такие знакомые по бессонным незрячим ночам, такие родные и такие безнадежно оплаканные, обхватили ее за плечи, и для нее перестало существовать все, кроме этих рук.
— Сэнни,— говорил откуда-то издалека голос ее Юрга,— что ты, Сэнни, глупенькая, что ты…
Она ощупывала его лицо, совсем как тогда, на корабле, и в какой-то миг ему стало страшно, потому что вдруг показалось — сейчас она назовет имя Асмура…
И вместо этого он услышал:
— А где же Юхан?
— Нет Юхана, Сэнни… Они с Гэлем подстерегли меня на середине подъема. Там площадка такая крытая, помнишь? Опередили, поднялись на лифте… Не церемонились — оглушили. И Юхан пошел вместо меня. Крэги не разобрались… А Юхан… Нет его больше, Сэнни…
— У нас сын, муж мой. И у него нет еще имени.
— Да,— сказал Юрг, отвечая на ее невысказанный вопрос. Да, Сэнни, конечно! Но у нас считанные минуты, Сэнни, и сейчас самое важное — это…
— Самое важное — то, что наш сын останется без крэга! Яйцо исчезло, и если мы не найдем его или мой крэг откажет нам в милости пестрого птенца… Юрг, наш маленький останется слепым на всю жизнь! Ты не знаешь, что это такое, ты не проводил в темноте дни и месяцы, ты…
Он с трудом прервал этот поток отчаянья.
— Сэнни,— сказал он твердо,— наш сын останется без крэга, вот это я тебе гарантирую. Нашему малышу не нужен поводырь, как, впрочем, и всем остальным новорожденным на Джаспере…
— Что ты говоришь, опомнись!
— У меня нет времени на долгие доказательства, так что поверь мне на слово, Сэнни! Мы с Гаррэлем нашли за это время еще несколько выходов из подземелья, а Кукушонок заблаговременно разузнал, в каких замках появились новорожденные. Я поднимался по ночам в их жилища, и ошибиться я не мог: все дети рождались зрячими! Ты понимаешь, Сэнни, они не слепы от рождения, а становятся такими только тогда, когда на их плечи впервые опускается проклятый крэг…
— Но наши врачи заметили бы…
— Ты забываешь: они видят только то, что позволяют им видеть крэги.
— Но это чудовищно, Юрг! Значит, полторы тысячи лет крэги ослепляли людей, чтобы… Зачем, Юрг? Зачем они это делали?
— Чтобы властвовать. Это сладкая штука— власть, они так объедались ею, что уже мечтали только об одном — о пустынной планете, где не будет ни одного разумного существа, над которым можно было бы властвовать.
— Тогда об этом нельзя молчать ни секунды! Я пошлю свой голос во все уголки нашей планеты, и мне поверят…
— Тебе поверят, принцесса Сэниа, и тогда крэги снова покинут джаспериан. И снова — ужас слепоты, гибели. Нет. Сделаем по-другому. Сначала нужно доставить на Джаспер приборы, которые помогут взрослому населению обойтись без крэгов.
— Через три дня праздник в королевском дворце…
— И я об этом подумал. До его начала ты должна связаться со всеми воинами своей дружины. Но будь внимательна, не начинай разговора, пока не убедишься, что в этот момент у дружинника нет крэга. Иначе — снова провал. Так что у тебя практически две ночи. Как начинается каждый праздник?
— Взрыв голубой музыки и парчовый огонь вполнеба.
— Вот это и будет сигналом к тому, чтобы все дружинники перенеслись на Звёздную пристань. До этого они должны прибыть
во дворец и вести себя как ни в чем не бывало,
чтобы не вызвать подозрений. И теперь
главное… .
В окно пахнуло холодным воздухом, послышалось хлопанье мягких крыльев, Сэниа отшатнулась, загораживая собой Юрга.
— Не бойся, это Кукушонок. Он стережет меня.
— Сэниа-крэг возвращается…— послышался тихий голосок пестрого существа,
— Главное, Сэнни, главное: все дружинники должны успеть надеть какие-нибудь скафандры, иначе их крэги вырвутся, и все пойдет прахом. Наглухо застегнутые скафандры, поняла?
— Да, да, уходи, они же ненавидят тебя, уходи…
Дверь за ним захлопнулась. Сэнни почувствовала, как бешено колотится ее сердце. Ноги подкашивались. И все-таки успела — набросила на пустой треножник какое-то подвернувшееся под руку покрывало. И тут же в окно впорхнул аметистовый крэг.
И только тогда мона Сэниа поняла, что самое большое мужество потребуется от нее именно сейчас — не закричать, не сорвать с себя это розовоперое чудовище, не растерзать его, как они все поступили с Юханом…
— Спасибо, Сэниа-крэг,— проговорила она, скрестив руки и поглаживая розоватые перья, лежащие у нее на плечах.— Мой маленький стал спать спокойнее, завтра я смогу отпустить тебя на всю ночь.
Крэг, как всегда, промолчал, не снисходя до разговора с человеком.
А впереди всего две ночи, и нужно поговорить с каждым из восьмерых дружинников именно тогда, когда он отпустит своего поводыря купаться и нежиться в лунном свете. Ошибиться, как тогда, в ущелье, нельзя. И переигрывать поздно: через три дня — праздник. Как успеть?..
Но она успела. Голубая музыка пенистыми волнами вскипела и брызнула во все стороны, заливая королевские сады, и полотнище парчового огня взметнулось в полнеба, словно королевское знамя. По этому сигналу восемь юношей одновременно набросили на себя легкие полускафандры, замкнули их, так что крэги невольно оказались прикованными к своим хозяевам, и разом ринулись в ничто, оставляя позади искрящийся весельем праздник. И, ориентируясь на пурпурную вспышку в вечернем небе, аналогичный переход совершили еще трое, одновременно со всеми возникая на древних плитах Звездной газани; это были Гаррэль, Юрг и мона Сэния с крошечным Юхани на руках.
Гэль, укутанный пестрым опереньем позволил себе крайнюю беспечность — он один из джаспериан был без скафандра. Его доверие к своему Кукушонку было безмерно.
— Тревоги не было? — крикнула мона Сэниа, обращаясь ко всем сразу.
— Нет,— отрывисто бросил Эрм — один за всех.
Он мог бы сказать, что они находились в разных уголках зеленого лабиринта, заведомо расположившись так, чтобы ни один из самых зорких и подозрительных посетителей праздника не смог заметить исчезновения сразу двоих из дружины Асмура. А то, что какой-то одиночка-оригинал надел скафандр и куда-то сгинул— это не могло потревожить даже самого бдительного из принцев.
Но Эрм не стал этого объяснять, потому что были дороги даже доли секунды. Все понимали, что рано или поздно погоня начнется — и скорее всего рано; похищение моны Сэниа из затерянного ущелья не выходило ни у кого из головы. От россыпи больших и малых кораблей, напоминавших Юргу разнокалиберные дыни, забытые на высохшей бахче, их отделяла только овальная утоптанная площадка — место, откуда стартовал корабль Иссабаста, волею магических карт — а точнее, прихотью крэгов — заброшенный сейчас в какие-то необозримые дали Вселенной. Но и тех кораблей, которые оставались на Джаспере, с лихвой хватило бы на два или три мака.
— По кораблям! — скомандовал Юрг, и все, ни секунды не колеблясь, бросились выполнять его приказ, молчаливо признавая его, пришельца, командором звездной дружины.
Но они успели сделать только один шаг. Упругая волна воздуха, хлесткая и жуткая своей непредставимой скоростью, сбила их с ног, и они покатились по шершавому покрытию Гавани, стараясь зацепиться хоть за какую-нибудь трещину. Им был знаком этот удар — такая волна возникала каждый раз, когда в недопустимой близости выныривал из подпространства какой-нибудь чересчур крупный объект. Они ждали погони, были внутренне готовы к ней. Но это была не погоня.
Потому что прямо перед ними, заслоняя группу резервных корабликов, грозно выросла громада, слепленная из помятых, покореженных и оплавленных шаров. Это был мак, только что вырвавшийся из космических передряг и по нелепой прихоти судьбы вернувшийся на родную планету так некстати.
— Корабль Иссабаста! — вырвалось одно- А временно из десяти уст.
Доказательств этой догадки не пришлось долго ждать корпус центрального корабля треснул и предводитель дружины, не дожидаясь даже, пока малые кораблики отойдут на положенное расстояние, спрыгнул на землю.
И тут глаза его изумленно округлились: на лиловых плитах Звездной гавани, куда никто и никогда не приходил без надобности, он увидел десяток полулежащих людей, облаченных в легкие скафандры.
Впрочем, нет — двое были без скафандров. Причем один… О, этого одного Иссабаст отличил бы из тысячи, потому что он не только был схож лицом и статью с покойным Асмуром, владетельным эрлом,— этот светловолосый гигант отличался от всех тем, что был без крэга.
— Ко мне, моя дружина! — разнесся над молчаливой пустыней зычный голос Иссабаста.— Нам предстоит еще одна охота! Судьба даровала нам зверя, который вне закона. Затравим же его! Крэг над Иссой, дружина моя, крэг…
Он не успел повторить боевой клич своего рода: ослепительно-белый луч выметнулся, словно из-под земли, откуда-то справа от Юрга и, разрезав вечерний туман, ударил точно на голос. Дымно и тускло зарделся горящий плащ, высвечивая в сумерках контур, медленно теряющий сходство с человеческой фигурой, й только тут до Юрга дошло, что случилось непоправимое — впервые за полторы тысячи лет джасперианин направил на своего земляка запретное лучевое оружие.
— Гэль, остановись!..— запоздало крикнул он, но Гэль, припав на одно колено, снова прицелился, беря на мушку раскрывающийся люк, и не успел второй дружинник спрыгнуть на долгожданную землю, как белая молния и его превратила в живой факел. ,
Но на этом момент внезапности был утрачен — трещины разом избороздили причудливую поверхность пузырчатого мака, и оттуда блеснуло сразу несколько разрядов. В паузе, когда чуть подсвеченный закатной луной туман, казалось, еще плотнее прикрыл поле неожиданного сражения, проворные натренированные тела метнулись вниз. Послышался лязг клинков — нет, никто из дружины Асмура, кроме Гаррэля, не посмел применить десинтор.
— Не ввязываться в стычку! — крикнул Юрг, холодея при одной мысли о том, что сейчас будет упущено самое драгоценное — время; оно работает только на дружину Иссабаста, потому что к ней уже наверняка спешит подкрепление, а вот его товарищам ждать поддержки просто неоткуда.— Обходить корабль слева! Короткими перебежками, мы с Гаррэлем прикроем!
Слева и справа от него разом вонзились в землю две молнии, послышалось шипенье плавящегося камня. Юрг злорадно усмехнулся: по земным законам он приобретал то, что называлось «правом на самооборону». Он выхватил десинтор и нажал спуск, целя по ногам.
— Не бойся попасть в своих, командор! — крикнул Гэль.— Скафандры выдерживают разряд!
— Крэг над Иссой!!! — раздался в ответ громовой клич, и, словно в подтверждение того, что они поняли грозящую им опасность, дружинники Иссабаста разом направили свои лучи на тех двоих, которые, как и они сами, не были защищены чудотворной гибкой броней.
Да, к ним спешила подмога, она должна была появиться с секунды на секунду — погоня из королевских садов; но сумеют ли дружинники Иссабаста продержаться до ее прибытия? Юрг и Гэль, продвигаясь зигзагами к россыпи резервных кораблей и ведя непрерывный огонь по людям из мака, отчетливо видели, что и Эрм, и Скюз, и почти все их товарищи уже достигли цели, а защитники прибывшего звездолета мало-помалу выходят из боя — все меньше и меньше молний сверкало из-за его массивного корпуса, все больше крэгов, потерявших своих хозяев, кружилось в вечерней синеве неба. Казалось, уже близка победа — бегство с этой беспомощной, обреченной планеты, не желавшей самостоятельно искать спасения. Победа — это Земля, куда нужно было добраться вопреки всему, нарушая все законы и уговоры.
ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ.
И когда Юргу показалось, что цена эта уже заплачена, он услышал короткий вскрик Гэля:
— Командор! Мона Сэниа…
Он задохнулся жаром всех молний, так и не попавших в него — ведь за все эти бесконечно тянущиеся секунды молниеносного боя он ни разу не подумал о своем сыне и о своей жене.
Юрг беспомощно огляделся, пытаясь распознать в коконах одинаковых скафандров знакомые очертанья, но это было невозможно в редких хризантемных выхлопах одиночных разрядов, все еще раздававшихся со стороны мака.
В отчаяньи он перекинул калибратор десиитора на непрерывный широкополосный разряд и, вжавшись лопатками в шершавую выщербленную плитку, раскинул над собой гигантский ослепительный веер.
И только тут заметил сзади — ох, как далеко сзади! — что-то бесформенное, копошащееся, бьющееся. Он мгновенно погасил разряд и бросился туда, почти автоматически отмечая, что и Гэль бежит не к кораблям, а к Иссабастову маку, наперехват двум последним трассирующим очередям. Юрг знал, что на этот заслон можно положиться, и теперь все свои силы вложил в скорость — ничего другого не было сейчас важнее: скорость!
Подбегая, он в прерывистом свете редких вспышек увидел мону Сэниа, которая, распахнув свой легкий скафандр, старалась прикрыть им лежащего на земле маленького Юхани, а бьющееся и вырывающееся наружу— это был ее сиреневый крэг, яростно выдиравший крылья из-под непроницаемой пленки да еще и норовивший ударить клювом в лицо.
— Держите крэга! — донесся издалека голос Гаррэля, и краем глаза Юрг успел заметить, что стремительная, гибкая фигура юноши выросла вдруг во весь рост — и исчезла.
И в тот же миг аметистовый стервятниквырвался-таки из своего плена, ударил куда-то наугад и с победным мстительным кличем взмыл в ночное небо.
Юрг стиснул зубы, преодолел одним прыжком оставшиеся метры и схватил Сэнни вместе с крошечным попискивающим свертком, упрятанным под скафандр.
— Брось меня,— услышал он шелест сухих упрямых губ.— Брось, я тебе приказываю! Без тебя они не договорятся с Землей, а я теперь в полете — только обуза…
Он бежал к своим кораблям, уже начавшим сползаться, чтобы образовать единый мак, и старался не слушать ее и не глядеть в изуродованное, залитое кровью лицо. Редкие разряды хлестали по земле то слева, то справа — два последних дружинника Иссабаста до конца выполняли приказ своего командора, но темнота не позволяла им сделать прицельного выстрела.
И Гэль им больше не отвечал.
Юрг подбежал к блестящим громадным шарам, уже спаянным вокруг центрального шатрового корабля, и на секунду замешкался— перед ним была непроницаемая поверхность. Но в тот же миг она треснула, образуя овальную щель, и сразу несколько рук протянулось навстречу командору. Он осторожно передал им завернутую в плащ мону Сэниа.
— Гэль остался там,— хрипло проговорил он, переводя дыхание после быстрого бега.— Кто со мной?..
— Командор, мы-то сможем сделать это мгновенно,— возразил рассудительный Борб.-— Нужно только точно знать, где он.
— Он бежал к маку Иссабаста, прикрывал нас… Гэль! — крикнул он в темноту, сложив руки рупором.
В ответ протянулась прерывистая очередь, и фонтанчики расплавленного камня брызнули у самых ног Юрга.
— Не так,— прошептала мона Сэниа, вставая рядом со своим мужем.— Гаррэль, королевский лекарь, паж мой!..
Это был не крик и не шепот — едва отделяясь от губ, слова исчезали, уносясь в безмолвие раскаленных плазменными разрядами каменных плит и душного тления травы, пробивающейся в трещинах и изломах. Первая луна вставала как раз за кораблем Иссабаста, и голос, посланный в густую конусообразную тень, тонул в ней и не находил ответа..,
…Что-то коснулось помертвевшей щеки, и Гаррэль открыл глаза. Жгучая, нестерпимая боль полоснула по ногам, и ему пришлось отключиться от всего — зрения, слуха, обоняния — лишь бы задавить эту боль, затянуть ее в тугой пульсирующий узелок, не дать ей овладеть всем телом и сознанием… Удалось. Тогда он снова глянул вверх и прямо над собой увидел плавно кружащегося в вышине розового фламинго. «Гаррэль, паж мой!..— снова коснулось его щеки.— Где ты, пошли мне свой голос!»
Он попытался приподняться на локте, и снова нечеловеческая боль бросила его обратно, на шершавый холодный камень. Но главное он успел увидеть: там, где эта боль возникала, не было ничего, что могло бы болеть. Вместо ног в пульсирующем свете одиночной пальбы он увидел только запекшиеся, обожженные обрубки.
И тогда в какую-то долю секунды он понял, взвесил и решил все разом.
И то, что его принцесса жива, но ее крэгу удалось вырваться, и теперь он ни за что на свете не вернется к своей владелице.
И то, что она, прекраснейшая в мире, никогда не бросит и не предаст своего пажа, своего лекаря, и всю жизнь будет опекать его и держать рядом с собой — жалкого калеку, который до скончания дней своих будет слышать собственный голос, когда-то произнесший невероятные слова: «Я, Гаррэль из рода Элей, беру тебя в жены и не завещаю никому…»
И еще он понял, что промолчи он еще секунду— и они все, уже собравшиеся в своем маке и готовые в любой миг покинуть планету, ринутся вместо этого в черную тень, под выстрелы, навстречу погоне.
Навстречу гибели.
И это будут его звездные братья. Его командор. Его принцесса.
Он собрал остаток сил, и голос его, одновременно мужественный и юношеский, разнесся над Звездной гаванью:
— Принцесса Сэниа! Я, твой паж и королевский лекарь, был верен тебе до последнего дыхания и не думал, что когда-нибудь попрошу за это награду… А теперь я прошу тебя…
Он перевел дыхание, и страшна распростерла свое покрывало над ночными просторами Джаспера. Даже те двое, что еще стреляли наугад, укрывшись за Иссабастовым маком замерли, опустив оружие.
— Принцесса! Поклянись мне, что ты выполнишь мою просьбу!
— Клянусь…— пронеслось над опаленными плитами и коснулось его холодеющего лба.
— Тогда прими мой прощальный подарок и улетай немедленно. Я остаюсь здесь. Не отвечай ничего… прощай!
Холодная струя ночного воздуха пахнула в залитое кровью лицо моны Сэниа вместе с этим последним словом, и она почувствовала, как мягкие, невесомые перья одевают ее плечи. И, еще ничего не видя, она догадалась, что это был за прощальный дар.
Гаррэль из рода Элей отослал ей своего Кукушонка и оставался здесь, чтобы умереть в темноте и одиночестве. Он сам просил об этом, и она поклялась выполнить его просьбу.
И только одного она не смогла — не ответить ему.
— Гэль, паж мой!— донесся до него горестный голос, обращенный к нему одному.— Я, принцесса Сэниа королевского рода владык Джаспера, повинуюсь тебе… Прощай!
И наступила тишина, в которой не было больше даже дыханья. Только зловонное шипенье вновь проснувшихся перегретых десинторов.
Звездный корабль командора Юрга исчез, устремившись к запрещенной звезде — Чакре Кентавра.
И тогда, превозмогая ужас перед бесконечностью темноты, которую уже ничто не могло прервать, Гэль заговорил, посылая свой голос в вечнозеленые лабиринты королевских садов и твердо зная, что пока он говорит, ни один джасперианин не двинется в погоню; а когда силы его иссякнут и он замолчит, многие еще подумают, стоит ли догонять беглецов…
И он говорил:
— Братья мои, с вами говорю я, Гаррэль, младший сын Элей, умирающий в темноте. Слушайте меня, ибо я открою вам тайну крэгов. Люди зеленого Джаспера! Когда-то ваши предки были свободны, могучи и мудры, повелевая мирами и крэгами… Но несчастье обрушилось на нашу планету, и вместо того, чтобы бороться с ним, вы предпочли стать рабами крэгов и дарить им целые планеты в награду за собственное рабство. Сейчас, хотите вы этого или нет, владычеству крэгов приходит конец. Жаль, что не своими руками добьемся мы этого… Но хотя бы помогите отважным людям с далекой звезды, которую вы называете Чакра Кентавра, а следует называть— Солнце… Один из них уже отдал свою жизнь за то, чтобы вы стали свободными.
Он услышал у себя над головой свист расправленных крыльев и понял, что крэги пытаются разглядеть его в туманной темноте. Как только луна поднимется над маком Иссабаста и ее лучи осветят тело, неспособное даже уползти в тень, они растерзают его — так же, как у него на глазах расправились с Юханом.
И все-таки он продолжал:
— Братья мои! Перестаньте быть рабами, носящими пышные титулы. Вспомните и поймите, что вы — не эрлы и графы, таны и принцы, а инженеры и ученые, вычислители и врачи, биологи и астронавигаторы. Это поможет вам преодолеть слепоту, даже если крэги снова предадут вас. Но не бойтесь за своих детей, не бойтесь за будущее Джаспера: ведь тайна крэгов в том и состоит, что все дети рождаются зрячими! Они приходят в мир, чтобы видеть его собственными глазами, и только…
Страшный удар обрушился на его голову — аметистовый крэг, сложив крылья, камнем упал на его голос, рискуя разбиться о плиты Звездной гавани.
Но он не промахнулся.
Несколько секунд они еще жили — то, что осталось от человека, и то, что недавно было сиреневой птицей.
Затем человеческого дыханья не стало слышно. Опередил его крэг или отстал на несколько мгновений — никто не смог бы сказать.
Ведь крэги не дышат.
— Мы ушли на достаточное расстояние? — спросил Юрг, прижимаясь лбом к черному иллюминатору, занимавшему всю середину пола.
Незнакомые созвездия роились под ним, очаровывая и пугая своей реальностью.
— Мы никогда не уйдем достаточно далеко,— отвечала мона Сэниа, полулежавшая рядом с ним на подушках и поддерживавшая одной рукой забинтованную голову.— Мы уже в твоем созвездии, но нас могут догнать и здесь, ведь для перехода через ничто расстояний не существует. Я и так не понимаю, что сдерживает погоню… В любую секунду они могут начать выныривать прямо здесь, в центральной каюте корабля.
— А почему не в малых?..
— Какой ты недогадливый! Там слишком тесно, можно при выходе совместиться с другим человеком или предметом, А здесь вон сколько простора. Любой джасперианин может отчетливо представить себе эту каюту, а ничего другого и не требуется…
— А мы можем оставить этот сектор здесь и двигаться дальше без него — соединив в кольцо остальные корабли? Один-то из них, кстати, все равно пуст!
Она смотрела на него округлившимися от изумления глазами. Потом стремительно вскочила на ноги:
— Черные дали! Что значит консервативность мышленья… Мне и в голову это не пришло. Скорее в каюту Гэля!
Она бросилась вон из шатровой каюты, увлекая за собой Юрга. Короткий приказ, легкое покачивание пола под ногами, кажущееся таянье стен, становящихся прозрачными — и внезапно Юрг увидел себя внутри одного из девяти золотистых мыльных пузырей, прилепившихся друг к другу и замыкающихся в сказочное кольцо.
А чуть левее и ниже призрачно светился такой знакомый, причудливо расписанный нежными перламутровыми красками шарик — его Земля.
— Теперь мы можем не спешить,— проговорила мона Сэниа смертельно усталым голосом.— Те, кто попытаются нас догнать, очутятся в пустом яйце, висящем за сотни миллионов миль отсюда. Смотри и выбирай, куда ты хочешь спуститься, командор. Мы у цели…
Голос ее дрогнул и прервался. Благодаря счастливой выдумке Юрга можно было теперь не опасаться погони. И непомерной для узеньких женских плеч тяжестью навалилось на Сэнни воспоминание о тех, кому уже никогда не суждено было этой цели достигнуть.
Сначала — Асмур, затем — Юхан, теперь вот — Гэль.
Юрг смотрел на хрупкую фигурку жены, прижавшуюся к золотистой прозрачной стене. Нет, не новую диковинную планету разглядывала Сэнни — она просто прятала свои слезы: каким бы ни был повод для горести, принцесса Джаспера не могла плакать при посторонних. И спуститься вниз вот такой, истерзанной горечью воспоминаний, она тоже не могла, потому и просила не спешить. Он угадал, он каждой клеточкой своего тела почувствовал остроту ее скорби и невольно вспомнил ту счастливую ночь, когда они спорили: на Земле или на Джаспере любят сильнее…
Горе утраты — оборотная сторона любви.
Он бесшумно приблизился и осторожно снял с ее плеч пестрое живое покрывало,
— Будь другом, Кукушонок,— попросил он,— присмотри за Юхани.
Кукушонок послушно скользнул в угол, где на свернутом плаще безмятежно сосал палец наследник двух планет, и опустился в изголовьи, заботливо оглядывая младенца, но не касаясь его даже кончиками перьев.
Сэнни не обернулась, продолжая невидящим взглядом смотреть туда, где мягким светом сияла Земля. Юрг наклонился и бережно обнял жену, словно укутывая и пряча ее от всей Вселенной. Прижался щекой к ее теплым волосам — и все-таки не удержался, поверх ее головы засмотрелся на пышный ковер каракумского разнотравья.
— Мы не будем торопиться, Сэнни, маленькая моя,— зашептал он, чувствуя, как под его губами шевелятся, точно живые, прядки ее волос.— Мы дождемся вечера и тихо опустимся на сказочную равнину, которая когда-то была пустыней, а теперь зеленее и душистее самого Джаспера… Хорошо?
— Да,— еле слышно донеслось до него.— Да…—
Красноногие аисты, заночевавшие здесь на своем пути к северу, будут при виде нас закидывать головы на спину и щелкать клювами… Но ты их не бойся.
— Нет,— отвечала Сэнни. — Нет…
— А потом подойдут джейраны, хлебца попросить, только вот у нас нет человеческого хлеба — но не беда, правда?
— Правда,— соглашалась она.— Правда…
— А потом за нами прилетят,— говорил он, радуясь, что стихает горестная дрожь, бившая ее маленькое тело.— За нами прилетят, и мы увидим Землю совсем вблизи, если, конечно, облака не помешают — ишь, ползут с юга, точно белая мохнатая шкура…
— Я думала, это снег…
— Нет, это низкие облака, они к вечеру…
Он вдруг осекся — горло перехватило.
— Откуда ты знаешь — про облака?
Она не ответила.
— Ты… видишь?
Голова под его щекой едва уловимо дрогнула в коротком кивке.
— И только тогда, когда я вот так — с тобой?
Снова тихий кивок.
Он должен был ощутить буйную радость, а вместо этого его охватил цепенящий ужас. И отвращение — к себе самому.
— Значит,— проговорил он, едва ли не заикаясь,— я для тебя — все равно что…
Он не мог даже произнести этого слова.
И тут странный, прерывистый звук, напоминающий клекот орленка, донесся из угла. Юрг в недоумении обернулся и вдруг понял, что впервые в жизни — а может быть, и вообще в истории Джаспера — они слышат, как смеется крэг.
— Сэнни,— прошептал он, обхватывая голову руками и садясь на пол.— Сэнни и ты, Кукушонок, простите меня, дурака…
Она порывисто повернулась и гибким, точным движением опустилась на колени рядом с ним.
— Как же ты сам не догадался, муж мой,— проговорила она, и Юрг подумал о том, сколько же дней и месяцев он не слышал, чтобы у нее был такой счастливый голос.— Как же ты сам не понял, что иначе и быть не может! У нас ведь теперь все на двоих: и сын, и зрение, и неразделимость самой жизни…
