«Ты помнишь? В нашей бухте сонной спала зеленая вода, когда кильватерной колонной вошли военные суда…» Эти строчки знаменитого стихотворения Блока приходят мне на память, когда я думаю о человеке редкостной, романтической и героической судьбы, капитане дальнего плавания, о «парусном» капитане, Вадиме Владимировиче Чудове. На намять приходит и тот день, когда я впервые увидел этого человека и полюбил, как любят его многие из тех, кто знает Чудова лично.
Тот день в приморском городке был тих и сонлив. Пустынные улицы и пляши, пустынный пирс: все траулеры, базирующиеся на этот небольшой прибалтийский порт, были в море. Лишь несколько рыболовов, устроившись на бетонном пирсе, лениво взмахивали удочками да чайки, пререкаясь тоскливыми голосами, кружили над зеленой водой.
И вдруг на горизонте что-то шевельнулось. Маленькая букашечка будто вынырнула из воды и стала быстро разрастаться. Траулер? Не похоже. Щуря глаза, я с напряжением вглядывался в горизонт. И сердце вздрогнуло— в порт направлялся парусный корабль.
— Чудов «Тропик» свой ведет,— сказал мне с каким-то особым ударением на слове «Чудов» человек, спешащий в порт.— Рекомендую поглядеть: это — зрелище!
— Степан Васильевич! В чем дело? — окликнул говорившего пожилой мужчина в морской куртке.— Мы же сообщили Чудову, что буксира у нас нет, а без буксира в эту дыру…— мужчина махнул рукой на искусственную бухту порта, стиснутую двумя молами.— Ты же знаешь, траулеры еле-еле заползают!
— А ему начхать! Это ж Чудов!
Собеседники поспешили в порт, и я за ними. Да, пройти акваторию порта будет не просто: не проход, а бутылочное горлышко. Чуть ошибешься, и уже ничем не исправить ошибку. Смелый, видно, капитан на этом паруснике. Вспоминаю свои юные годы, Камчатку, несколько рейсов, совершенных вдоль побережья на парусно-моторной шхуне «Актиния». Как же трудно было заходить в узкие бухточки! Риф справа, скала слева… Застыв, как столб, капитан Мартынов сам стоял у штурвала, а мы все думали об одном: только бы дохлый, капризный двигатель «Болиндер» не зачах, не поперхнулся соляркой… Ну ничего! На «Тропике», наверно, машина посильнее и надежнее. Сейчас там будет дана команда «убрать паруса», мачты оголятся, заработает двигатель и… но что это? Пора убирать паруса, пора! Слегка накренившись, «Тропик» несся к берегу. Из домов выходили люди, весело перекликаясь, бежали мальчишки и девчонки, брели седые, пожилые люди, в прошлом, видимо, немало побороздившие моря и океаны. Все в этом небольшом городке были связаны с морем: кто уходил в рейсы на траулерах, кто работал в порту, кто дожидался с моря своих мужей, отцов, женихов, братьев.
Красиво идет правым галсом трехмачтовый «Тропик». И сам красив: свежепокрашенный, сияющий жарко надраенной медяшкой, но… но все же, почему там не убирают паруса?! Корабль нацелился бушпритом в узкую прореху между молами и ринулся в нее… Кто-то вскрикнул, кто-то восторженно чертыхнулся. Потом все стихло, люди замерли: отчаянный капитан решил входить в бухту под парусами. Кажется, что я уже слышу гул парусов, скрип такелажа и стеклянный звон ломающейся под форштевнем воды. Чей-то зычный, властный голос отдает команды, на палубе парусника виднеются матросы, на мостике — командиры. Ближе, ближе. В какое-то из мгновений показалось, что корабль сейчас врежется в западный мол, но нет! Длинный бушприт скользнул в проход, и корабль понесся мимо серого бетона. «Убрать паруса!» — послышался усиленный мегафоном голос, и в считанные мгновения мачты обнажились. Но корабль по инерции все так же стремительно несся к берегу. «Отдать правый якорь!» — прогремел тот же голос, и якорь ухнул в воду. Загромыхала в клюзе цепь, над ней поднялось рыжее облачко. Какой точный расчет! Умелый боцман потравливал цепь, не допуская резких рывков, корабль замедлил бег и начал разворачиваться кормой к пирсу. Взвился в воздух бросательный конец, кто-то на берегу поймал его. потянул и с корабля подали швартовые. Через несколько минут корма «Тропика» коснулась пирса, а на его палубе раздался восторженный рев молодых глоток. И «…вопросы нас волновали битый час, и загорелые матросы ходили важно мимо нас… Мир стал заманчивей и шире…»
Вскоре я познакомился с капитаном учебного парусного судна «Тропик» Вадимом Владимировичем Чудовым. И мир для меня тоже стал заманчивей и шире. Сам моряк, отдавший многие годы величайшему чуду природы — океану, я узнал от Вадима Владимировича столько нового и важного, что совсем другими глазами взглянул на свою морскую профессию, поняв, сколько же удивительного и неожиданного таят в себе дальние океанские рейсы, в которые ходил и которые предстояло еще совершить. Какой же это интереснейший человек: моряк, Человек Океана, о котором так много написано и написать о котором предстоит еще многим писателям.
И вот я в Москве, где теперь живет Вадим Владимирович, давно мы не виделись, звоню ему домой, но жена, Зоя Ивановна, сообщает, что Вадим Владимирович еще на работе. Смотрю на часы: без четверти десять вечера. «Что-то случилось в океане,— говорит Зоя Ивановна.— Позвоните ему». Звоню. Занято… После многих сложных и увлекательных плаваний на учебных парусных кораблях Вадим Владимирович покинул флот: его богатый опыт понадобился вначале в рыбвтузе, а затем — в Министерстве рыбного хозяйства СССР, где Чудов работает заместителем начальника Главной государственной инспекции безопасности мореплавания. «Да, это я,— слышу знакомый голос.— Когда буду дома?.. Уж и не знаю… Вот что, приезжайте-ка сюда. Запишите адрес».
Грохочет, врывается в темные тоннели поезд метро. «Что-то случилось в океане». Но что? В океане всегда что-то случается… Гляжу в окно поезда и представляю себе Вадима Владимировича: он высок, широкоплеч, лицо мужественное, с крепким подбородком боксера, взгляд энергичный, цепкий. Как-то он привык к суше? Ведь почти вся жизнь отдана морю. «Не мыслю себе жизни без соленой воды…— как-то сказал он мне.— Кажется: уйду с моря, и конец всему. Ну как прожить день, чтобы не ощущать дыхания океана, его ветра на своем лице?» И вот — живет на суше. Работает в громадном, таком далеком от морей и океанов городе. Так что же — эти его слова были просто слова?
С лязгом открываются и закрываются двери. В лицо ударяет тугой и теплый, со специфическим запахом «подземки» ветер… И как-то странно представить мне Чудова, парусного капитана, в нынешней его кабинетной роли. Ну да что поделаешь? Видимо, годы берут свое: ведь ему уже под семьдесят.
Рев, гул. Стремительное мелькание бетона. Выше я сказал: «человек романтической и героической судьбы». Да, так оно и есть: ветеран рыбопромыслового флота, Вадим Владимирович Чудов носит на груди почетный знак ветерана Великой Отечественной войны, в которую вступил в первый же день, и самый ее первый час на рассвете двадцать второго июня. Это произошло в Казачьей бухте под Севастополем. В то раннее утро практикант Черноморского высшего военно-морского училища, главстаршина Вадим Чудов впервые увидел над своей головой самолеты с крестами на крыльях и вначале подумал: «Учения». Спустя несколько минут, когда бомбы обрушились на военно-морскую базу, юный моряк понял: «Это война!..»
Война! Курсанты становятся офицерами. Вадиму Чудову присваивается лейтенантское звание, а с ним — назначение в Ленинградскую военно-морскую базу Краснознаменного Балтийского флота. Лейтенант Чудов — командир бронекатера, БК-97, на Ладоге, отправляется в свое первое боевое плавание, чтобы перехватить вражеский десант, пытавшийся высадиться на одном из многочисленных островов обширного, неспокойного озера. Молодой командир в первых же боях показал себя смелым и невероятно упорным в достижении поставленной задачи. Высадка десантов на берег, захваченный врагом. Отчаянные, дерзкие прорывы под градом снарядов в каменистые бухточки за теми ребятами, что уцелели после десанта. Молниеносные атаки на вражеские корабли, стремительные, при движении и резких разворотах, дуэли на воде, перестрелка с фашистскими артиллеристами, ведущими охоту за юрким катером из-за гранитных береговых обрывов…
Были весомые боевые удачи, были победы, но война есть война: в один из дождливых осенних дней вражеские разведчики «засекли» катер Чудова, идущий к берегу. Подпустили поближе и накрыли сокрушительным залпом минометных батарей. Как он уцелел? Повезло просто, но уцелел, пришел в себя после легкой контузии и принял другой катер — БК-98, да недолго бороздил на нем свинцовые воды Ладоги: снова попал под прямую наводку фашистских артиллеристов. «Чудов? Отважный командир,— сказал о нем адмирал, командующий боевым соединением кораблей,— но катера ему больше не давать. Направить в разведку…»
Бойцов для своей маленькой разведгруппы Чудов подбирал на сторожевом корабле «Вирсайтис». Перед ним была выстроена вся команда, сто семьдесят человек. «Ребята, мы пойдем в тыл врага,—сказал Чудов, обращаясь к притихшим краснофлотцам.— Будет чертовски трудно, нам предстоит выполнить очень сложное задание. Кто со мной,— шаг вперед!» Шагнули все сто семьдесят… Что же это были за походы? Группе предстояло отыскать огневые точки немцев, позиции дальнобойной артиллерии, ведущей огонь по нашим войскам. Опасные, грозящие на каждом шагу смертью, эти рейды были успешными: выявленные позиции уничтожались нашей авиацией.
Кто знает, если бы не Чудов и его отважные товарищи,— сколько бы уцелевших вражеских орудий било по блокадному Ленинграду?.. Подумать только, он, бесстрашный командир разведки Вадим Чудов, защищал от вражеских снарядов и меня, тринадцатилетнего мальчишку, живущего на Петроградской стороне и ждущего с тревогой: «Тихо? Будут или нет палить сегодня немцы по Ленинграду?..» Это о Чудове и его разведчиках писал в газете «Правда» Всеволод Вишневский, человек, знавший, что такое героизм! В ту первую военную пору Вадим Чудов был удостоен двух орденов Красного Знамени.
…Грохот и шум метро. Мелькание лиц, остановок… Ленинград. Блокада. Может быть, мы где-то когда-то встречались с ним там? Не он ли помог мне дотащить с Невы тяжелый бидон с водой? Помню, сил не было двинуться дальше. Сел на бидон и задремал. Решил: «Ни шагу больше не сделаю. Хватит с меня». Но все ж очнулся, потянул за ручку, а бидон намертво прирос ко льду: мороз-то под тридцать.. Как я его толкал, пинал, дергал, выкрикивал что-то злое и отчаянное. И вдруг подошел высокий моряк в черном полушубке. Толкнул бидон, подхватил, понес… Нет, вряд ли это был Вадим Владимирович, одно помню точно: балтийцем был тот командир… А Чудов, может быть, в тот прокаленный жестоким морозом день вихрем мчался по льду Финского залива на буере, вооруженном пулеметом, совершая ошеломивший фашистов налет на их береговые позиции.
Фамилия «Чудов» стала на Балтике знаменитой. «Где Чудов, там успех»,— говорили и верили в это моряки. К тому времени Чуд0*в уже командовал отрядом бронекатеров, а весной сорок второго — дивизионом ОВРа, куда входили и бронекатера, и «охотники», и торпедные катера. Да, был, был успех в действиях командира и таких же смелых, как он, боевых ребят — его подчиненных. Какие были операции: успешный диверсионный поход в Стрельну, когда водолазы-подрывники взорвали, подняли на воздух пирс с штурмовыми ботами; знаменитый десант в Тосно дивизиона бронекатеров, шедших строем клина и прикрывавших десантные катера. Дивизион принял на себя удар фашистской артиллерии и не потерял ни одного корабля — война учила! Батальон морской пехоты ворвался в Тосно средь бела дня. Бронекатер флагмана шел первым, и всем была видна высокая фигура Чудова на его рубке. «Зачем красовался? Молодой был, горячий,— скажет потом Чудов корреспонденту.— Но не подумайте, что вылез на рубку лишь для моряцкого форсу. Стоя на рубке катера, лучше видишь всю обстановку. Кроме того, в решающую минуту боя надо показать бойцам: командир уверен в успехе! Это же старая, выверенная боевой практикой морская традиция — на флагмана смотрят».
Одна боевая операция следовала за другой. Дивизионом своих катеров Чудов обеспечивал прикрытие судов, которые шли морским каналом, вдоль захваченных врагом берегов из Ленинграда в Кронштадт. Прикрывал их дымовой завесой, огнем путлек и пулеметов. «Чудов идет. Значит, все будет в порядке!» — шла весть по судам. И проводил Чудов эти суда. Проводил, отвлекая, порой, огонь вражеской артиллерии на себя.
Мужество. Героизм. Отвага. Как это возникает? Откуда это берется? Кто-то становится героем, кто-то трусит. Храбрость — это особые гены, заложенные в тебе природой? А в других природа заложила гены трусости? «Нет и нет,— говорит Чудов.— Мне не по душе, когда говорят, будто храбрым нужно родиться. Чушь! Человек сам создает себя. Вряд ли есть такой человек на земле, которому бы не было страшно, когда со всех сторон летят в тебя пули, когда понимаешь: вот еще миг, и раскаленный кусочек свинца пробьет твое сердце. Страшно! Но надо преодолеть в себе этот страх, надо взять себя в руки, совладать со своими нервами. Ведь кроме всего прочего ты еще и командир, который должен выполнить боевую задачу. Мужество приходит вместе с пониманием обстановки, а поиск наиболее точного решения в тот или иной острейший миг боя так захватывает тебя, что для страха уже не остается места…»
Что привлекло его после «военки» к парусным кораблям? Зачем нужны в наш век атомных двигателей эти древние посудины со вздутыми ветром полотнищами на мачтах? «Настоящую флотскую выучку будущий судоводитель может получить лишь на парусном корабле. Тут, рядышком с неукротимой, коварной и жестокой стихией воспитываются его воля, характер, мужает юная душа… Еще бы! Редко у кого не задрожат поджилки, когда в свежий ветер надо карабкаться по вантам на мачту и, стоя на реях, над кипящей далеко внизу водой, ставить или убирать паруса…» И флагман балтийского отряда парусных учебных судов Вадим Владимирович Чудов не сидел на берегу, в кабинете управления а сам уходил капитаном в дальние плавания. Делал из «волчат» настоящих «морских волков».
«Гонял вас Вадим Владимирович по-дикому,— рассказывал мне один моряк.— Не было покоя ни днем, ни ночью. Спим. Тьма. Ветер. Вдруг команда: «Все наверх! Паруса ставить! Марсовые к вантам! Пошел, пошел на реи!» Мчимся мы. Лезем. Карабкаемся… Бр-р!.. А Чудов? Наш капитан — впереди. «Догоняйте, черт побери!— орет нам.— Кто догонит — тому приз!» Только разве догонишь!»
«Не Чудов — лежал бы я на морском дне,— рассказывал другой.— Учился у него на «Тропике». А чему? Мужеству. Спокойствию в трудную, может, самую отчаянную в твоей жизни минуту. Так вот, в 1961 году наш СРТР перевернулся в страшнейший шторм у Шотландских островов. Когда я очутился в воде, понял: все, погиб! И многие, наверно, так подумали и — погибли, но я….» «Надо побороть в себе страх. Борись до последних сил и ты победишь!» — внушал нам Чудов. Я и поборол его в себе. Осмотрелся. Поплыл не к берегу, где на камнях кипел дикий прибой, а в океан, на огни судов. И доплыл. Спасся».
…Что, следующая остановка моя? Когда мы разговаривали с Чудовым о том памятном заходе в порт под парусами, о риске (оправдан ли он был?), Чудов мне ответил: «Но если бы я хоть в чем-то не был уверен, я бы никогда не пошел на неоправданный риск. А я был уверен. И в корабле и в выучке своих мальчишек». Многие из тех мальчишек, давно ставшие капитанами, помнят то плавание на «Тропике», восторг, который охватил юных моряков, когда они так отважно «ворвались» в порт. Вот где кроются истоки мужества и уверенность в точном расчете, так необходимые судоводителю…
Как я долго ехал… Застану ли Чудова в инспекции? Жаль, отчего-то очень жаль, что «парусный» капитан теперь корпит в министерской конторе, что ныне его «корабль» — бетонный дом, намертво вросший в землю. Бетонный корабль, который не качают волны, в чьи каменные паруса не дуют океанские ветры.
— …Здравствуйте, рад,— рукопожатие такое же крепкое, энергичное, как всегда. Отлично сидит на Чудове морская форма. Лицо полно внутреннего напряжения, сосредоточенности и внимания.— Садитесь вот тут.— Осматриваюсь. Морские карты на стенах. Лоции и мореходные справочники на стеллажах. Звонки. Короткие, тревожные разговоры. Гляжу вопросительно в лицо Вадима Владимировича. Тот мрачнеет, говорит: — У берегов Канады терпит бедствие контейнеровоз. Страшный ураган. Скорость ветра — 120 километров в час, волны до пятнадцати метров высоты. Ураган сломал и затопил канадскую буровую платформу, в воде оказалось почти девяносто рабочих-бу ровиков. Приняв сигнал, наше судно направилось к ним, но получило серьезные повреждения и тоже терпит бедствие…— Задумался опять, добавил: — Судно морфлотовское, и там, в Минморфлоте, все поднято на ноги, а мы пытаемся наладить помощь судами нашего министерства.
— Вадим Владимирович; Калининград на связи.
— Минутку. Алло, Калининград? Что «Иван Дворский»? У вас есть с ним связь? Мы получили его подтверждение, что идет к терпящим бедствие, а потом… Уже подходит? Да-да, спасатель «Гигант» тоже на подходе, только что имели с ним связь.
Звенели звонки. Тревогой веяло от коротких фраз: «Да, сообщение с радиоцентра: приступил к спасательным работам. Спустив штормтрап, рыбаки, рискуя собой, пытаются подхватывать из воды окоченевших людей… Очень хочется надеяться, очень… Да, все меры принимаются…»
Так хотелось верить, что помощь пришла вовремя, что мужественные рыбаки спасут всех, кто оказался в бушующих волнах, что вернутся они домой к своим родным и близким
Ночь. Я шел тихими, пустынными улицами. «И вечный бой! Покой нам только снится» — крутилась в голове стихотворная строчка. Да, покой нам только снится, да и о каком покое может идти речь? Просто рано еще уходить на покой.
Оглянулся. Было уже очень поздно. Дома стояли темными, москвичи спали, но ярко горел свет в окнах инспекции. И этот дом, где сейчас беспрерывно звонили телефоны, представился мне спасательным судном, что спешило на помощь гибнущим морякам. Да, ветер океана веял и здесь, в Москве, дул в лица этих людей, среди которых был оставшийся на ответственном посту ветеран войны и флота, кавалер многих орденов, среди которых и американский — «За выдающуюся службу», не порвавший связи с океаном Вадим Владимирович Чудов.
Провожая меня до двери, он вдруг остановился, прижал руку к груди возле сердца. Улыбнулся: «Ничего, обойдется…» И мы расстались.
И мы расстались на довольно долгий срок. Дела, заботы, книги, рукописи, поездки, плавание на самом крупном в мире паруснике «Седов», которое я совершил, исполняя свою заветную детскую мечту, все это разлучило нас на несколько лет. Что с Чудовым, о котором я часто вспоминал на «Седове»? Вернувшись с моря, написал ему. И вот, накануне Нового года получил из Москвы бандероль — великолепную книгу о парусных судах, одним из авторов которой был Вадим Владимирович. И коротенькое письмо: «Я сейчас (после инфаркта) вновь вернулся в Минрыбхоз. Здоровье у Зои Ивановны и у меня, как говорится, с переменным успехом, но все-таки держимся бодро… Ветер еще поет песни в наших парусах!..»
…В апреле 1986 года Вадиму Владимировичу Чудову исполнилось семьдесят лет. Так пусть же и дальше ветер океана поет свои песни в парусах старого, заслуженного капитана!
