I.
В тот светлый день,
Когда ноябрьский холод
Озера в лед прозрачный
Заковал,
Я счастлив был.
Я был еще так молод
И ни о чем
Всерьез не тосковал,
Хотя была неведомой
Дорога,
Но я под шепот
Смерзшейся листвы
Шагнул вперед
С отцовского порога,
Не сдернув кепки
С бритой головы.
Я уходил —
Не оглянуться б только!
От грустных глаз
Укрыться поскорей…
Мы в юности
Небрежны и жестоки —
Стыдимся слез
И ласки матерей.
Чего жалеть мне было
В самом деле?
Ведь я —
Совсем свободный человек,
Уже давно,
Еще на той неделе,
С любимою поссорился навек.
И в сорок глоток,
Тишину нарушив,
Орали песни мы
Под звон струны,
Покуда уносили нас
Теплушки
Все дальше
От уральской стороны.
Поверх полей,
Предзимним сном почивших,
Среди лесов
И ягодных болот
Гулял мой взгляд,
Еще полумальчишки,
Без горьких дум,
Без тягостных забот.
Лишь за заставой
Города-героя,
Когда состав
Границу проходил,
Я понял вдруг,
Что я —
Советский воин,
И Родина осталась
Позади…
II.
Я здесь бывал.
Тринадцать?..
Нет, побольше.
Почти пятнадцать лет тому назад.
Разбитая,
Разграбленная Польша
В следах войны —
Куда ни кинешь взгляд.
Я помню их,
Печальные руины —
Деревни, перемешанные с глиной,
Безлюдные,
Немые города.
Я к ним привык,
Пока дорогой длинной
Сквозь пол-Европы
Кочевал сюда.
Поля
В глубоких бомбовых воронках,
Где над добычей
Ворон пировал,
Глаза людей,
Читавших похоронки,
Я чувством пятилетнего ребенка
Обыденно,
Как жизнь, воспринимал.
Ковал народ
Тяжелую Победу,
И воевала
Вся моя семья —
Отец и брат,
И с госпиталем следом
Шли мать,
Сестра,
А вместе с ними — я.
Здесь —
В бредящих палатах
Госпитальных,
Среди бинтов
И стонов ран больных,
Меня война —
Не мама воспитала.
Я сын войны.
Воспитанник войны.
В убежищах,
В захламленных подвалах
Я темноты
Бояться перестал,
Лишь с каждым новым
Бомбовым обвалом
Все глубже,
Глубже
В землю прорастал.
А наверху,
Весь в почестях и славе,
Для всех слепых,
Контуженных,
Глухих
Я песни пел
И, бойко шепелявя,
Читал про счастье
Детские стихи.
В ребячий мир
Так нежно,
Так ответно
Бойцы тянулись
Всем теплом сердец,
Что были мне
Важней аплодисментов
Слова людей безруких:
— Молодец!
Был майский день
Сиренью весь окутан,
Глаза людей
Беспомощно влажны…
Здесь —
В польском городке
С названьем Кутно,
Я проводил
Последний день войны.
Летел состав
В простор звонкоголосый,
Дым паровозный
В кольца завивал.
И мыслям в такт
Чеканили колеса:
— Ты здесь бывал.
— Ты здесь уже бывал…
III.
Разбитой,
Немощеною дорогой,
Мечтая о воде:
«Хотя б глоток»,
Въезжали мы
По улочке пологой
В зеленый старопольский городок.
Покрыты потом
В боевом ученьи,
Мы восседали в тряских кузовах.
На лицах пыль
Лежала серой тенью,
Скрипела в сапогах
И на зубах.
И вдруг
Во время краткой остановки
(Как будто нас
Ждала здесь много лет),
Одной рукой за борт держась,
Неловко
Вскарабкалась старушка
На лафет.
И из цветного
Фартука старушки,
Тяжелые,
С краснинкой по бокам,
Просыпались
И засияли груши,
И покатились
К нашим сапогам.
И в те дары
Впиваясь благодарно,
Так,
Что бежал по подбородкам сок,
Мычали мы:
— Дзенькуем бардзо, пани!
— Спасибо, мама,—
В десять голосов.
Наверно,
Ей мы были не чужие,
Как память о прошедшем…
И потом
Она кричала тоненько:
— Hex жие!
И мелким осеняла нас
Крестом.
Скрывался город
За зеленой чащей.
На ширь полей
Ложился полумрак,
А вслед колонке нашей у ходящей
Какой-то враг
Показывал кулак.
Он вел себя
Предельно некультурно
И, видимо,
От злобы покраснев,
Вдогонку хрипло выражался:
— Курвы!
И напоследок Вроде бы:
— Пся крев!
Нам жизнь сама
Антагонизм явила,
Который лишь по книгам
Был знаком,—
Старушкой,
Что крестом благословила,
И кулаком,
Грозящим кулаком,
Я крепко помню
Эту благодарность
И рядом злобный
Сволочной оскал
Врага,
Который слово «солидарность»
По западным помойкам
Затаскал.
Он не уйдет
От праведного гнева
Обманутых
Посулом воровским.
Я свято верю:
«Польска не сгинела»,
Коль память есть еще
В сердцах людских.
Не только сутью
Славянина близкой
И не соседством
Неба и земли
Сроднились мы —
Под сенью обелисков
Поляк и русский,
Обнявшись, легли…
IV.
Еще не раз
Во время долгой службы,
Среди событий
Пестрой череды
Я познавал законы
Братской дружбы
И беспощадной
Классовой борьбы.
Не ради мести
Мною не забыты
Те фото
В караулке под стеклом
Солдат советских,
На посту убитых
Осенней ночью
В пятьдесят втором.
Не просто злоба
Против ноdой жизни
Убийц на преступление вела —
Им паутина
Национализма
Растерянные души
Оплела.
Но числя свой поступок
Благородным, .
Они не понимали лишь того,
Что их «борьба»
От имени народа —
Предательство народа своего,
Что националисту
До фашиста
Всего лишь шаг,
А там — замкнулся круг».
Как ты живешь сейчас,
Товарищ Кшиштоф,
Мой дорогой,
Мой самый кровный друг?
Мы встретились
У переправы скользкой,
Сведенные солдатскою судьбой,
Где наши части
Рядом с Войском Польским
Одним маршрутом
Шли в учебный бой.
Не будь тебя
В минуту эту рядом,
Как знать, остался б
Я тогда в живых
При взрыве нерасчетливом
Снаряда,
Который в небо
Поднял черный вихрь.
Покуда смерть
Случайная летела,
А я стоял,
Остолбенев слегка,
Ты сбил меня,
Прикрыл горячим телом,
Чтоб защитить
Уже наверняка.
Спасибо, друг,
За жертвенность такую!
Мне не хватает
Теплых слов и чувств,
Но надо будет —
На своем веку я
За жизнь твою
Своею расплачусь.
Ведь за мои
И за твои границы,
Прошедшие по Бугу
И по Нысе,
Отцы вели
Смертельные бои.
А нам придется —
Рядом станем биться,
Чтоб отстоять
Отечества свои.
Да, мир велик!
Но в нем взаимосвязан
Любой живущий
Присно и вовек.
И каждый миг
Ты должен,
Ты обязан
Знать, что за все в ответе
ЧЕЛОВЕК.
Не отгородят рвы,
Кордоны,
Стены
Чужую боль —
К тебе прорвется боль.
Как разветвленной
Нервною системой,
Оплетены мы
Общею судьбой.
И, значит, снова
Надобно сражаться
Не за свое богатство —
За умы!
Ни в бункере
Теперь не отлежаться,
Ни в космосе запрятаться.
Увы!»
V.
Кончался срок
Моей работы ратной.
И, предстоящей
Радостью полна,
Душа рвалась на родину
Обратно.
Там отчий дом.
Там мама.
Там — она…
Оркестра медь
Сияла, словно пламя,
Трубач в зенит
«Славянку» поднимал.
И я святое
Полковое знамя
Прощальными губами
Целовал.
Плечом к плечу
В рядах прямых и плотных,
Среди друзей,
Как братья, дорогих
Я в гулкий плац,
Где пролил столько пота,
В последний раз
Впечатывал шаги.
В последний раз
Солдатский харч отседав,
Уже в нестройной
«дембильской» толпе
Я шел к машине.
И за ними следом
Ворота задвигались КПП…
VI.
Никто не спал:
«Когда ж она, граница?»
И в тамбуре,
Где был погашен свет,
В кромешной тьме
Высвечивались лица
От бесконечных
Вспышек сигарет.
И лишь когда
Устали ждать солдаты,
Когда рассвет поднялся
Хмур и сер,
Вдруг на столбе,
Как зебра, полосатом
Проплыло мимо глаз —
СССР.
Все ярче,
Все сильнее рассветало.
Взгляд улетал
Далеко-далеко,
А за окном
Земля моя святая
Раскинулась
Привольно и легко.
Простор летел,
Сверкал и серебрился,
По льду поземкой
Солнечной струился,
Бежал по озерцу
И по реке.
А вот и город
Смутно проявился
Церквушкой золоченой
Вдалеке.
Здесь было все родное
В полной мере:
Вокзальная людская круговерть,
Киоск газетный
Из цветной фанеры,
Бегущие куда-то пионеры
И даже голос милиционера:
— Ребята, не положено шуметь!
Он сам себе
Казался очень строгим,
Надев на лик
Казенную печать,
Но вдруг во взгляде
Вспыхнула тревога
При возгласе:
— Качать его!
— Качать!
И всей братвой
Сердечно привечая
В его лице
Свою живую власть,
Мы старшину
Неистово качали,
Под синь небес
Подкидывая всласть…
VII.
Зима сдавала.
Холод шел на убыль,
Но ветер бился
В тонкое стекло.
Тепло избы
На водосточных трубах
Сосульками
Хрустально проросло.
И ранним утром,
Пробивая тропку
В снегу
На занесенный сеновал,
Хозяин видел —
День, хотя и робко,
А все же потихоньку прибывал.
Заправив пойло
Хлебною половой,
От сна еще красна
И горяча,
На сонное мычание коровы
Хозяйка шла,
Подойником бренча.
Я тихо брел
По улочкам Сысерти,
И от опушек солнечных
Лесных
Настоем хвойным
Забияка-ветер
Мне доносил
Дыхание весны.
Жизнь продолжалась!
Жизнь была прекрасна!
И весь в лучах рассветных,
Трепеща,
День восходил над миром
Ясный-ясный.
Он счастье,
Он надежду обещал.
И песня
На простор сама просилась,
И я б нашел
Сердечные слова,
Но из открытой фортки доносилось:
Лизан…
Гренада…
Никарагуа…
«Любимый город
Может спать спокойно…»
Да как ему теперь
Спокойно спать,
Когда маньяки к новым —
Звездным бойням
Не устают
Бредово призывать.
И хоть нелеп
В расцвет цивилизаций
Такой призыв,
Но горестней всего,
Что все живое
Может оказаться
За той чертой,
Где нету ничего.
Земля моя!
Я тем лишь озабочен,
Чтоб стала ты и краше,
И мудрей.
Я твой поэт.
Я твой чернорабочий —
Один из миллиардных
Сыновей,
Впитавший боль
Расколотого века,
Кричащий,
Чтоб детей предупредить,
Я все же верю
В разум Человека.
И разум может,
Должен победить!
