Сверкающие грани

Знаменитый искатель минеральных богатств Отечества… Неустанный следопыт… Блестящий популяризатор геологии… Неутомимый организатор науки… Все это — Ферсман, столетие со дня рождения которого мы теперь отмечаем. Три десятка нет просверкал он гранями своего таланта в отечественной науке, увлекая примером страстного следопытства и вдохновенными новеллами о самоцветах тысячи молодых людей. Он сам говорил о своей жизни как о истории любви к камню.
Уже в детстве неведомая сила, а также и вполне очевидная поддержка матери сделали его собирателем пестрых галек мрамора, агата, отшлифованных черноморскими волнами. Любительская коллекция на глазах у изумленных родственников юного Ферсмана превращалась в недурное собрание минералов и горных пород. В мальчике угадывался ученый муж. В любителе камней рождался пытливый минералог. Гимназист Ферсман проводил занятия по геологии, и ему, представьте, удавалось овладеть вниманием слушателей. Наверное, потому что он предлагал не нудноватое описание минералов, а свое восхищение зрелищем земной красоты. Камни жили в его рассказах, набирали в ходе миллионолетий свое эстетическое и химическое своеобразие…
Оттого-то, став студентом физико-математического факультета Новороссийского университета, Ферсман испытал душевный кризис. Его горячее чувство к камням угнеталось скучными лекциями профессора Пренделя, который монотонно наговаривал формулы минералов, перечислял их физические свойства. Профессор уподобил земные недра обыкновенной кладовой…
Александр переходит в Московский университет. Здесь он увидел совсем иную науку о земле. Ее творил крупнейший исследователь и оригинальный мыслитель В. И. Вернадский, у которого геохимия была впечатляюще динамичной. И Ферсману земной шар представлялся не мертвым ядром, летящим в космосе, а живым плодом Вселенной, в коем неостановимы жизненные процессы. У Вернадского и его учеников росли идеи генетической минералогии. Понятно, что такая наука звала вперед. «Мы работаем,— вспоминал позднее он,— не менее 12 часов в лаборатории, нередко оставаясь на ночь, так что анализы шли целые сутки; два раза в неделю мы читали доклады в кружке у В. И. Вернадского, разбирали с ним коллекции, слушали его удивительные лекции* Университетская жизнь с блестящими выступлениями Ключевского, годы молодой борьбы за высшую школу, огромный научный и общественный авторитет Вернадского — все накладывало и на нас свой отблеск…»
Когда Александр Евгеньевич станет видным минералогом, то его ученики будут чувствовать на себе отблеск высокого ферсмановского горения. Его труд «Пегматиты» станет настольной книгой минералогов и геохимиков. Ферсман показывал то, как образуются минералы. А такой взгляд на природу облегчал поиск месторождений полезных ископаемых. В годы первых пятилеток идеи Ферсмана приобрели государственное значение: они помогали дать насущное сырье для молодой промышленности Страны Советов.
О Ферсмане можно сказать: это был ученый с поистине активной жизненной позицией! И это его качество было оценено. В первые годы Октября 36-летнего Ферсмана избрали академиком. Один из его соратников вспоминал: «Александр Евгеньевич ведет… кипучую работу полевого исследователя, успевая в течение года бывать и в заснеженных вершинах Хибинских тундр на Кольском полуострове, и в знойных песках Кара-Кумов, и в глухой тайге Забайкалья, и в заболоченных  лесах восточного склона Урала. 10 тысяч квадратных километров в год — таков масштаб подвижности Александра Евгеньевича за эти годы».
Кажется, неисчерпаема была энергия этого человека. Кроме полевой работы (порой рискованной, однажды он едва не погиб в экспедиции), кроме популяризаторской деятельности (его книга «Самоцветы России» стала звездой первой величины в жанре научно-популярной литературы), Ферсман явил себя и как смелый организатор науки. Он был, например, первым председателем президиума Уральского филиала Академии наук, инициатором создания еще доброго десятка научных учреждений страны. И всюду он освежал, озонировал деловую атмосферу. И еще он был корреспондентом огромного числа геологов, учителей, инженеров, школьников, захваченных его «Занимательной геологией».
Ферсман не умер — отпылал, отгорел… Он смолоду не изменил себе (и в этом тоже урок для молодых людей!), не стал как ученый лишь пассивно описывать частности природы, а имел отвагу постигать тайны ее вечного движения. И самое главное: он делал так, чтобы наше общество с успехом и своевременно использовало силы и богатства природы для своего развития…