Ряды разноцветных матрешек в витрине, красочные обложки книг на стеллажах, огромные, прекрасно выполненные фотографии на стенах аэропорта Шереметьево — все это как последний привет Москвы. И вот «ТУ-154» плавно, но быстро устремляется в небо. А мы, уральцы, пока еще живем впечатлениями последних часов и дней, проведенных в столице. Просмотрены справочники, перелистаны книжки, но разве по ним представишь обстановку тех мест, где жить несколько лет? На самом севере Вьетнама вдали от городов и поселков нас ждут неисследованные месторождения бокситов — сырья очень нужного стране, многие годы не видевшей мирного неба. Трудно пока еще вьетнамским друзьям: не хватает геологов, да и опыта изучения бокситов мало. Вот потому-то мы сейчас и в воздухе.
…В Ханое только что прошел ливень. Воздух насыщен испарениями, температура 29 градусов! Рассаживаемся по машинам и выезжаем на магистраль. Первое, что озадачивает — как же ехать по этой дороге? Сплошной поток велосипедистов занимает проезжую часть. Но бывалые вьетнамские шоферы, ничуть не смущаясь, отчаянно сигналя, с удивительной ловкостью лавируют в этом потоке. Проезжаем Лонгбьен — мост Эйфеля. Творец знаменитой башни в Париже оставил и здесь память о себе — мост через реку Красную длиной в два с половиной километра. В двух местах мост ремонтируют. Здесь в годы войны достигли цели американские ракеты.
Затемно подъезжаем к ярко иллюминированным воротам, за которыми ряды четырехэтажных корпусов. Это «Ким Лиен» — место жительства иностранных специалистов во Вьетнаме. Считанные минуты уходят на формальности, и вот мы уже размещены каждый в отдельной комнате с письменным столом, креслами и аккуратно заправленной постелью с противомоскитной сеткой. Без нее не дадут уснуть многочисленные летающие и ползающие насекомые.
«Ким Лиен» говорит по-русски
Утро посвящаем осмотру нашего нового места жительства. Асфальтовые дорожку огибают маленький, но компактный поселок, вьются между домами. Дома в четыре этажа, веранды, ограждения и даже скамейки во дворе — все сделано из бетона. Наверное, в здешнем климате это самый выгодный материал. Между домами — буйство зелени: огромные тропические акации, пальмы, цветники с розами, клумбы. Мы застали на территории кучи кирпича. Их грузили на машины и возили до самого вечера. Оказывается, это разбирали бомбоубежища—большие и маленькие, коллективные и индивидуальные. Пройдет совсем немного времени, и от этих следов войны ничего не останется.
В доме напротив живут кубинцы. Нередко под аккомпанемент привезенного с собой барабана они исполняют темпераментные песни, часто пускаются в пляс. Какой же кубинец устоит на месте при звуках родной ритмичной музыки!
В остальных домах — вперемежку чехи, поляки, болгары, немцы, венгры. Если прислушаться, то можно услышать разноязыкую речь, перемежаемую русскими словами. Здесь, объясняясь между собой, часто прибегают к помощи русского языка.
Вечерами в раскрытые окна и двери врывается оглушительный звон цикад. На стенах комнаты, коридора всегда можно увидеть желтоватых полупрозрачных ящериц — гекконов, удивительно подвижных и безобидных. Они занимаются охотой на насекомых. Невольно думаешь: что было бы, если б не они. Геккон, или, как мы его окрестили на свой лад, гекоша, может спрятаться за книги, он очень застенчив и не любит торчать на глазах, но если на стене появляется нечто аппетитное вроде мошки, то реакция совершенно мгновенная: лизнет и снова застынет в одной позе.
…Едем на «рафике» в толпе велосипедистов. Чем гуще толпа, тем, значит, ближе центр. Разноцветные лавки, торговцы на тротуарах. Под маленькими навесами сидят целые семьи. Пьют чай, беседуют. Отсылаем машину. Осматривать город лучше пешком. На тротуарах приходится петлять среди корзин, ящиков, велосипедов. Здесь что-то жарят, разливают воду — все это не обращая ни малейшего внимания на прохожих. Прямо на улицах — парикмахерские. Каждая дверь — магазинчик. Впрочем, чаще всего никакой двери нет. Прямо с тротуара и далее вглубь идет лавочка. Продается немыслимое сочетание товаров: пластмассовые и резиновые сандалии, в которых ходят почти все вьетнамцы, дешевая бижутерия, зажигалки, циновки, корзины, термосы, солнечные очки, пуговицы. Больше всего в лавках расписных циновок. Пожалуй, они, искусно сплетенные и разрисованные, придают особый восточный колорит торговым рядам: каждая отражает «почерк» мастера.
Надо сказать, продавцы не навязывают свой товар, не расхваливают, как это бывает на африканских рынках. Они просто позволяют разглядывать его ж не огорчаются, если вы вернете вещь обратно, даже не спросив цены.
Понравилась еще одна черта вьетнамцев — доброжелательное отношение друг к другу. Столкнулись два велосипедиста на проезжей части. Ожидаешь естественную в таких случаях реакцию: «Ты что, ослеп?» или что-то в этом духе. Ничуть не бывало! Вьетнамцы подбирают свои велосипеды, помогают друг другу подняться, посмеиваются над своей незадачливостью и… разъезжаются в разные стороны, если позволяет состояние велосипедистов.
Одна особенность бросается в глаза. В городе совсем нет нищих. В стране не так уж давно окончилась война, всего не хватает. Однако большинство мужчин одеты в серо-зеленые или бежево-серые очень практичные рабочие костюмы. А женщины и девушки — в черные брюки и белые кофточки. Скромная, но опрятная одежда — характерная черта не только жителей столицы.
Не меньше часа мы шагаем по улицам Ханоя. Они очень похожи друг на друга. Пора бы показаться знакомым ориентирам, но… Опять пошли торговые кварталы. Кружим, плутаем… А вот то место, где мы вышли из машины. Начинаем нервно улыбаться. Никто из встречных вьетнамцев не знает русского языка. Солнце зашло за тучу, теперь, не определить, где север, где юг. Пошел дождь. Только этого не хватало! Вдруг осеняет мысль: кто-то должен говорить по-французски! Выбираю «жертву» — человека средних лет. Он прячется от дождя под крышей лавки. Повезло. Говорит по-французски, хотя с сильным восточным акцентом. Показал нужное направление. Но сколько еще идти? Совсем темно, после дождя кругом лужи. Рядом с нами останавливается машина, выходят вьетнамские военные. Высокий, худощавый, средних лет вьетнамец спрашивает нас: «Французы? » Нет, отвечаем, советские специалисты-геологи, живем в «Ким Лиене», заблудились… Вьетнамцы о чем-то быстро посовещались, потом предложили подвезти нас. Старенькая японская «тойота» только жалобно крякнула, когда я влез в нее шестым…
Что значит велосипед…
В Ханое почти нет общественного автотранспорта. Есть только несколько линий трамвая, но широко раскинувшийся город удовлетвориться трамваем не может. Многие вьетнамцы живут в пригородах, а работают в центре. Вот так и сложилось, что проблему транспорта
здесь решает велосипед.
Практически можно увидеть улицу без пешеходов, но — улицу на колесах. Велосипеды — китайские, японские, корейские, польские, венгерские и наши, советские. На каждом углу, прямо на тротуаре, «мастерские». Бесхитростный инструмент, в лучшем случае паяльная лампа. Отбоя от клиентов нет.
А лавина все катится. Вот велосипед с огромными кастрюлями, подвешенными на руль. Из-за двух огромных корзин с зеленью не видно велосипедиста. Конструкция из бамбука на раме, где пристроена целая груда ящиков. Девушка сидит за спиной юноши на багажнике и… преспокойно вяжет. На следующем велосипеде парнишка деловито просматривает книгу. Целое семейство устроилось вокруг весьма-таки взмыленного отца: на раме — мальчишка лет шести, на багажнике — мама с малышом. Седовласый вьетнамец уверенно крутит педали, держа в одной руке большой бидон. Корзины, ящики, сундуки, свертки, кипы сена непостижимым образом размещаются на багажниках.
Есть в Ханое еще одна разновидность велосипедистов, при виде которых становится немного не по себе. Это велорикши. Машины у них — два колеса спереди, одно сзади. Что поделаешь, пока город без велорикш обойтись не может. Но с каждым днем пассажиров у них все меньше. Чаще приходится видеть, как они перевозят в колясках кипы травы, груды земли, дров, металлолома. Думается, что пройдет немного времени, и исчезнут с улиц города эти экипажи.
Но сам велосипед не намерен уступать улицы машинам, пока он здесь хозяин, и редкие джипы, блестящие лимузины должны просить у него дороги.
Музей вооруженных сил
В центре Ханоя сквозь ветви деревьев можно видеть старинную башню с развевающимся на ней огромным красным флагом. Справа у входа — зенитное орудие и маленькая надпись: из этого орудия сбито 124 американских самолета. Потом, проходя по музею, такому перестаешь удивляться. Здесь собраны не просто экспонаты, а лишь особые, выдающиеся. Ряд винтовок и пулеметов — не просто оружие армии, а лишь то, из которого были сбиты американские самолеты. Бамбуковые палки, которыми был убит не один враг. Наш «МИГ» с 14 звездочками на борту. Шесть пилотов этого самолета стали Героями Республики. Велосипед с укрепленной бамбуковыми палками рамой — на нем по джунглям перевозили по 750 килограммов груза! Знаки различия и ордена французских генералов, шлемы и удостоверения американских пилотов — 4141 самолет сбит над землей Вьетнама за время войны.
Несколько груд металлолома, это — остатки «летающих крепостей». Если же заглянуть во внутренний двор, то можно увидеть целое кладбище американских самолетов.
В центральном зале на видном месте лежит толстый дневник Линдона Джонсона. И крупно — выдержка из страницы, на которой она открыта: «… не того мы выбрали противника…»
Целый ряд залов посвящен новейшей истории страны. Личные вещи Хо Ши Мина и его оружие, фотографии первых дней Республики…
В витринах — многочисленные макеты, показывающие места боевых действий вооруженных сил. У одного из них невозможно не остановиться: 60—70 солдат затаскивают пушку на горный перевал почти по отвесной стене.
Небольшой переход, и мы — в просторном прямоугольном зале. В центре — макет долины Дьен-Бьен-Фу, какой она была в марте 1954 года. Размер макета 10X15 метров. Сюрприз: из динамика льется русская речь. Гаснет свет, и перед нами разворачивается историческое сражение. Подмигивают огоньки, стрелки, подсвечены линии окопов. По дням, досконально, рассказывается о том, как готовилось и проходило сражение.
Выходим на яркий свет июньского дня. Несколько ребятишек чистят трофейное вооружение, вероятно, для новой экспозиции.
…Обычно вьетнамцы бережно относятся к памятникам старины. Это видно хотя бы по восстановительным работам. Забот хватает — жилье, школы, больницы — все дела первостепенной важности. Но памятники старины и музеи реставрируются и ремонтируются наравне с первостепенными объектами.
В один из дней я увидел необычное. В поисках одного из вьетнамских учреждений я заехал в неказистые ворота, полуразвалившиеся и замшелые. Заурядные маленькие домики, немного зелени — типичная окраина. А это что? Посреди двора — огромный полукруг бассейна, обложенного гранитом. Когда-то здесь цвел лотос, сейчас — трава, которую вьетнамцы разводят на корм свиньям, квакают лягушки. От полукруга отходит выложенная гранитными плитами дорожка, вдоль нее стоят в полный рост гранитные воины с мечами наголо и… с отбитыми носами. На головах сушатся тряпки. В конце дорожки гранитные ступени ведут в пантеон о восьми колоннах. Под крышей два базальтовых саркофага. Фигурная лесенка ведет еще выше, туда, где находится главный саркофаг. Его оседлали ребятишки и с увлечением сталкивают друг друга вниз. Под крышей пантеона — резные драконы из камня. Они вот-вот упадут. Один уже лежит, уткнувшись носом в землю.
Навожу справки. Оказывается, это пантеон прошлого века. Почему он в таком состоянии, ведь это же произведение искусства?! Ответ был до удивления прост. Это не памятник, а могила китайского мандарина Хуана Тханга и разных его родственников. Что же здесь охранять?
Ничего на это не скажешь. Горькая память о тысячелетнем господстве китайцев заставляет людей этой страны думать так, а не иначе.
Немного о вьетнамских обычаях
Как и в Китае, во Вьетнаме огромное влияние на обычаи и нравы оказали религиозно-философские доктрины: конфуцианство, даоизм, буддизм. Нужно сказать, что конфуцианство — не столько религиозное, сколько этико-политическое учение, определяющее взаимоотношения между людьми в семье, обществе. Эти отношения основывались на почитании старших по возрасту и общественной иерархии, почитании предков, строгом соблюдении определенного порядка в семье и государстве.
И сегодня мы всюду встречаемся с влиянием этого учения, которое предписывает каждому человеку действовать в строгом соответствии с положением, занимаемым в обществе.
Наследие старых нравов, традиций очень ощутимо, особенно в деревне. На седьмой день после рождения мальчика и на девятый — после рождения девочки родители обязаны устроить угощение для родственников. Когда приходит время заносить имя сына или дочери в реестр жителей деревни, родители также обязаны устроить угощение, но уже для всех жителей деревни. По традиции мальчикам чаще всего дают имена по названиям добродетелей: «зунг» — мужественный, «мань» — сильный и т. д.
Свадебные обычаи вьетнамцев сложились во многом под влиянием китайских традиций. Для молодого человека женитьба и обзаведение детьми — непреложный долг перед своими родителями, перед родом. По старым обычаям жених и невеста до свадьбы не имели права встречаться. Зачастую девушек отдавали замуж в 13—14 лет. В деревнях и сейчас случается такое.
В день свадьбы жених с родственниками идут за невестой. У порога дома процессию встречают родственники невесты, которые пропускают гостей в дом только после небольшого выкупа. Забрав невесту, жених ведет ее домой. Их обоих обвязывают красной нитью — символ нерушимости брачных уз. По пути свадебную процессию встречают взрывами петард. Кстати, у вьетнамцев редкий праздник обходится без петард. Особенно тэт — праздник Нового года по лунному календарю. Когда оказываешься на улице в ночь под Новый год, то возникает такое впечатление, что попал на передовую линию фронта. А излюбленная Шутка у молодежи — подсунуть кому-нибудь в карман петарду и ждать реакции на взрыв. Ликованию нет предела!
О восточных лекарствах
Мы встретили его на приеме в честь годовщины образования Республики. Жизнерадостный, круглолицый и весьма упитанный мужчина (что нетипично для этой страны) лет пятидесяти. Это был один из заместителей председателя провинциального комитета. Рассказывая различные веселые случаи из своей жизни, он первый начинал заливисто смеяться. Казалось, он так и пышет здоровьем.
— А ведь я долгое время был больным человеком. Весил не более 40 килограммов,— вдруг сказал он.
Почувствовав недоверие, он решил рассказать свою историю более подробно.
— Все дело в лекарствах. Я использовал тигровую смесь. Это совсем не то, что называют «тигровой мазью», которая продается в каждой аптеке в маленьких баночках. Кстати, эта мазь никакого отношения к тигру не имеет.
Но для приготовления тигровой смеси нужен как минимум настоящий тигр. Если учесть, что тигры давно уже редкость да и охота на них запрещена, то легко представить, что это лекарство не из распространенных и не из дешевых.
Рецепт приготовления таков (на тот случай, если кому понадобится). Кости тигра бросают в чистую проточную воду на несколько часов. Затем их кладут в большой котел. Добавляют двадцать процентов костей обезьяны и начинают варить. Варится снадобье ни много ни мало — около трех месяцев. При круглосуточной варке часто выкипает и снова подливается вода. Добавляются целебные травы. В конце концов варево превращается в пасту. Ее разливают по баночкам. Регулярный прием такой пасты приносит удивительные результаты. Больные быстро встают на ноги. В три раза быстрее срастаются переломы костей, излечиваются многие внутренние болезни.
— К сожалению, я смог принимать это лекарство только после сорока лет,— продолжал наш новый знакомый.
— Дело в том, что прием тигровой смеси в более раннем возрасте может принести непоправимый вред. Дети, принимавшие ее (такое случалось по ошибке), обычно погибали, но перед этим гипертрофированно развивались. После сорока и в более позднем возрасте смесь целебна.
— Только тигры сейчас все на учете,— подчеркнул жизнерадостный человек. — А по строгим старинным рецептам целебна лишь та смесь, для приготовления которой использовали кости не менее чем трех тигров…
Вообще большая часть вьетнамских лекарств изготавливается из природного сырья. Многие из них имеют слабое, щадящее действие, как, например, снотворное, приготовленное из корней лотоса. Популярны всевозможные тонизирующие напитки из коры деревьев, листьев, трав. Случай испробовать один из таких напитков представился нам во время одной из поездок. Мы остановились возле придорожной хижины. Обычная бамбуковая хижина, только над входом косо прибита вывеска — «Бат-бао», что переводится как «восемь великолепных трав». Часов десять утра, но посетителей для такого крошечного заведения много. Нас усадили в низкие бамбуковые креслица. За маленьким прилавком пожилая китаянка разливала по стаканчикам из термосов горячую темно-коричневую настойку, похожую на кока-колу. Это, конечно, не кока-кола, но необыкновенно вкусно. Аромат незнакомых трав остается еще долго во рту.
Появляется хозяин — высокий пожилой китаец. Как оказалось, он душа и организатор этого маленького заведения. Человек с институтским образованием, знающий несколько европейских языков, он держится с достоинством, но скромно. Он сам собирает и сушит травы. Рецепт напитка, возможно, существовал и до него. Об этом свидетельствует популярность самодеятельного кафе. Односельчане то и дело заглядывают сюда, чтобы «пропустить» стаканчик. Напиток освежает, утоляет жажду, а восемь трав делают его лечебное значение очень широким.
Особенно, говорят, укрепляет почки. Раз так, трудно удержаться от второго стаканчика великолепного нектара.
Хозяин провожает нас. Не так уж часто заглядывают сюда чужестранцы — так по старинке он называет иностранцев. Как выяснилось, число посетителей намного превышает возможности крошечного предприятия, его «мощности» едва хватает часа на два работы.
Новые места, новые знакомства
На географической карте северной части Вьетнама с трудом находишь знакомое теперь название — Тапна. Еще недавно только тропы связывали эти места с другим миром. И если бы не открытие бокситовых месторождений, район очень долгое время оставался бы в тишине первозданной. А сейчас здесь работает более 600 человек — одна из крупнейших геологических партий, партия №49 Главного геологического управления Вьетнама.
Судьба свела нас, двенадцать советских специалистов, в этом далеком краю. Давно все перезнакомились, почти все между собой на «ты». Но все еще приглядываемся друг к другу, как-никак придется жить бок о бок. Я — свердловчанин, геологи Шевчуки, Лариса и Геннадий, приехали из Североуральска, оттуда же наш главный инженер Коля Рахимов и буровой мастер Женя Малявин. Толя Колтышев, топограф, из Верхней Пышмы. Из Сибири приехали гидрогеолог Боря Львов и буровой мастер Витя Нчелкин, из Осетии — петрограф Лена Ткаченко, из Бурятии — механик и мастер на все руки Вася Жарков, из Воркуты — Юра Фадеев, из Алма-Аты — Мурсалим Ахметов, специалисты по бурению. Почти все первый раз за границей, отчего с таким вниманием и живейшим интересом впитывают впечатления.
В девять утра на большом столе, застланном белыми скатертями, расставлены чайные чашечки, чайники, термосы. Мы уже знаем, что без чая не решается ни один вопрос. Кстати, подумалось, что это совсем не так плохо, ведь температура к девяти утра перевалила за тридцать.
Весьма торжественно входим в зал и располагаемся по одну сторону стола, напротив — вьетнамские специалисты. Церемония началась. Нас представляют не торопясь, давая каждому характеристику его прошлой производственной деятельности. С интересом разглядываем друг друга. Вьетнамцы записывают наши имена, по-моему, некоторым очень хочется переспросить — разве поймешь с первого раза такие длинные имена — отчества — фамилии, которые носят .советские специалисты? Убеждаюсь, что это трудно — схватить на слух непривычные имена, когда начинают представлять вьетнамских руководителей и геологов. Потихоньку переспрашиваю переводчика: начальник партии — Чан Тьат, главный геолог — Ле Конг Шон, начальник геологического отдела — Нонг Тхе Ки…
Тапна — небольшой поселок, мало чем отличающийся от редких здесь деревень. Он расположен в котловине. Несколько больших ручьев, истоки которых надо искать здесь же, у подножия гор, сливаясь, образуют одну речку. Только не успевает она развернуться во всей своей красе: в тени больших деревьев уходит в пещеру, под горы, и неизвестно где появляется вновь. Водится в реке небольшая рыбешка, в прозрачной воде купаются ребятишки. А в самое жаркое время дня в ней млеют буйволы. Центральное место в поселке занимают дома геологоразведочной партии, мастерские, склады. Выше, на склоне, несколько приземистых побеленных домиков под красной черепицей. Здесь мы и живем, называя свой поселок «Малый Ким Лиен».
В Тапне и его окрестностях живут люди многих народностей: красные и белые маны (зау), нунги, таи, мео и многие другие. У них натуральное хозяйство. Дома на одну-две семьи, топятся по-черному. Самобытны костюмы, особенно у красных манов. Во время базаров, то есть через каждые пять дней, маны в праздничной одежде спускаются с гор. «Праздничность» заключается в том, что на костюм, сшитый из черной домотканой материи, надеваются красная расшитая манишка и украшения из серебра. Это у женщин. Мужчины же приходят в своих обычных, также домотканых, костюмах. Украшений они не носят, зато у них дело чести — поставить золотые коронки на зубы. Чем больше коронок, тем выше благосостояние в семье. Но обуви обычно нет ни у женщин, ни у мужчин. Даже дети ходят по горам в любую погоду босиком.
На базарах покупателей меньше, чем продавцов. Но …. это никого не удручает. Базар — это возможность общения, источник информации, наконец, единственная возможность для женщин блеснуть своими украшениями…
В тропиках темнеет рано. В горах, особенно летом, в семь, а зимой в шесть часов вечера уже ночь. Небольшая электростанция, работающая на солярке, питает током весь поселок. Ока дает нам возможность вечером почитать, написать письма, посмотреть фильм. По субботам и воскресеньям растягиваем экран прямо в поселке и сами крутим фильмы для вьетиамцев. Трудно поверить, но многие деревенские жители только с нашим приездом увидели кино впервые в жизни. Не обошлось без курьезов. В одном из киножурналов было снято Черное море, пляж, отдыхающие. Через пару дней заявляется кто-то из местного руководства и просит, чтобы мы таких «аморальных» фильмов больше не показывали. С трудом поняли, в чем же дело. Оказывается, в том киножурнале женщины купались и загорали в пляжных костюмах, привычных для нас. Однако целомудрие местных жителей было ущемлено такими «непристойностями». Позже мы заметили, что девочки лет с десяти купаются в тех же шароварах, в каких ходят и работают.
Иногда по вечерам наши ребята устраивали товарищеские встречи по футболу и волейболу с местными парнями. Легко бегают поджарые вьетнамцы, пытаются не отставать от них и наши, но комплекция дает о себе знать в этом климате…
Я сижу па груде камней в числе двух десятков болельщиков. Футбольное поле среди известняковых глыб выглядит как площадь римского форума среди мраморных развалин. Вокруг теснятся ребятишки. Сначала осторожно стоят поодаль. Наконец тихо рассаживаются вокруг, еще немного — и окружают кольцом. Стараюсь делать вид, что не замечаю, чтобы не спугнуть. Чувствую, как осторожно прикасаются к ремню фотоаппарата, затем щупают рубашку, брюки. Затем кто-то, осмелев, трогает .руку, видимо, чтобы убедиться, что я тоже из породы людей.
А вокруг футбольного поля бродят, стоят, лежат буйволы, не реагируя на пролетающие мячи. Удивительные флегматичные животные, без которых нельзя представить ни пейзаж, ни жизнь Вьетнама…
Заоблачный маршрут
Мотор джипа-вездехода бешено рычит. Выручает передний ведущий мост. Совсем недавно здесь проходили тропы, по которым местные жители спускались с гор. При помощи взрывчатки сейчас сделали подобие дороги. Уклон такой, что удивляешься, как это мы все-таки едем. В случае чего не сумеешь помочь ни шоферу, ни машине. Вокруг — полупрозрачная дымка, очень похожая на туман. Да это же не туман! Просто мы въехали в облако. Кажется, едем бесконечно долго. Вглядываюсь в спидометр — проехали всего два километра. Нам предстоит первый обзорный маршрут в районе бокситового месторождения. Останавливаемся. Перегретый мотор еще долго всхлипывает не в силах затихнуть. Молоток в руки, сумку через плечо. Теперь предстоит спуститься из-за облаков на землю. К счастью, пешком. Оглядываемся по сторонам. Думалось, что заехали на необитаемую высоту. Но в двух шагах от нас на полях работают женщины. Чуть дальше — группа домишек. Обычное поселение зау. Буйный кустарник, через который просто так не пройдешь. Колючки эти аналогичны африканским, остроумно прозванным «постой немного». Дикие сливы, дерево с ярко-желтой древесиной, и снова — поле. Используется каждый свободный клочок земли. Проходим огромные развалы известняков, бокситов. Многометровые глыбы нависают над склонами. Горы в дымке. Далеко внизу просматривается днище долины, на которой виднеются оспины карстовых воронок. Отмечаешь редкую тишину: не слышно птиц, нет никаких посторонних шорохов. Впрочем, шорох появился. Это выползла па дорогу метровая зеленоватая с красной шейкой змея. Не обращая на нас внимания, поползла по своим змеиным делам.
Спускаемся по петляющей дороге. Она отсыпана щебнем известняка. Вдруг нога проваливается в пустоту. В этих местах множество карстовых пещер. Разгребаем камни. Так и есть. Прямо на дороге открывается карстовый провал. Видны известняковые натеки, подобия сталактитов. Бросаем камень. Он летит две, три секунды… Ясно, что это один из ходов в большую пещеру. Здесь ничему не следует удивляться. Но дорога есть дорога, и новый вход приходится заваливать: не ровен час кто-нибудь провалится в нее. Вот хотя бы эти женщины из племени нунгов. Они идут по тропинке и умудряются прясть пряжу, наматывая ее вокруг себя.
По каменистым развалинам дороги спускаемся в долину. Впереди слышны предупреждающие крики, а затем — серия взрывов. Обычная работа дорожников-строителей. Кстати, местные товарищи рассказали любопытную историю. В годы войны не хватало взрывчатых веществ. Использовали с этой целью пещерный помет летучих мышей. Партизаны проводили целые боевые операции с помощью этой более чем оригинальной взрывчатки. Действовала, говорят, безотказно. И сейчас иногда ее используют в мирных целях при строительстве дорог.
Выходим в долину. Слева — деревья, напоминающие своими плодами грушу. Здесь они называются чау. Из
плодов делают тонкие технические масла. А сок плодов в обиходе используют как клей. Мне самому доводилось заклеивать конверты соком чау.
…Сегодня в маршрут мы идем с геологом-переводчиком Хьеном, который получил образование в Советском Союзе и, наверное, поэтому относится к нам с какой-то родственной нежностью. Подбираемся по крутохму склону сквозь чащу кустов к вершине горы. В этих местах будет закладываться штольня. Гребень бокситового пласта — это вершина горы. Поднимаемся гуськом. У меня перед глазами пятки Хьена. Он без особых усилий штурмует крутой подъем. Мне же приходится останавливаться, чтобы отдышаться. Не успеваю догнать своего быстроногого спутника, как чувствую острый удар тока в локоть, лоб, губу. Что-то желто-бурое липнет к лицу, рукам, садится на нос. Елки-палки! Это же рыжие длинноногие осы! Еще по Африке помню «жизнерадостные» встречи с ними. В одно мгновение взлетаю на вершину горы, где постукивает своим молотком мой товарищ. На вершине дует ветерок, отгоняет агрессивных насекомых. Пытаюсь объяснить свое проворство, но размеры верхней губы уже не позволяют сделать это. Получается какое-то нечленораздельное мычание. Спутник, конечно, все понял с первого взгляда, но сделал вид, что очень занят образцами. Прямо-таки поглощен этим!
Через два часа подкатываем к дому. Губа позволяет говорить вразумительно, но на руках и ногах появилась сыпь. Опытный взгляд старожилов устанавливает — это мошка. Коварное существо, которое надо разглядывать в лупу —иначе не увидишь, имеет свойство: пока кусает, ничего не чувствуешь. Вскоре появляется зуд, от которого нет возможности отвлечься. Ну и денек! Самое лучшее это не искушать судьбу до конца. Только под москитной сеткой, в постели, обретаю чувство безопасности…
Но от удара грома, который раздался, кажется, прямо в комнате, привскакиваю на кровати. Тропические ливни и грозы, конечно, не в новинку. Эти же удары, отраженные высокими горами, сотрясают землю до самых глубин. Дождь — или, лучше сказать, ливень — сплошной стеной. «Как из ведра» — это сравнение кажется жалким. Какой уж тут сон! Молнии с небольшими интервалами вспарывают небо. Такое впечатление, что наши хрупкие домишки сейчас сорвутся со склона и поплывут по громадным волнам. Однако надо бы уснуть. Утром рано вставать независимо от метеоусловий. Поплотнее заправляю москитную сетку и кладу подушку на голову. Сквозь закрытые ставни пробирается водяная пыль, косой ливень бьет в стену. Стучит открытое окно. Где бы это?.. Вдруг какая-то сила выталкивает меня из-под сетки. Это же в нашей конторе!! Хватаю фонарик, пулей вылетаю на улицу, по крытой галерее бегу в контору. Так и есть: окно открылось, ливень хлещет на бумаги, книги, письменный стол. С трудом отбиваю у ветра ставни, за это получаю в лицо последнюю пригоршню воды.
Печальное зрелище открывается утром. Поток пробил себе дорогу около самого домика, поломаны заборы, везде валяются валуны, пригнанные с гор. Нет и в помине огорода, который с такой любовью лелеял наш сторож Лиу. Кое-где белеют бобовины выдернутого с корнем арахиса. Дом внизу, где располагались вьетнамские службы, залит водой, в комнатах по полметра песка и глины, стена проломлена. Железные штанги, на которых был натянут киноэкран, согнуты до земли, сам экран лежит в стороне, представляя собой грязную тряпку. Вот, значит, какой он, настоящий тропический ливень!
Небо прояснилось, потоки превратились в ручейки и вскоре исчезли совсем, И только разгром напоминает о ночном ливне.
С мыслями о будущем
На стенах зала приемов Каобангского провинциального комитета партии — геологические карты, схемы, диаграммы. Обсуждается вопрос будущего самой северной провинции страны. Колонизаторы не очень задумывались над проблемами развития этих районов. Развита здесь в основном только кустарная промышленность. Много мелких мастерских, крошечных «фабрик» по переработке местного сырья. Например, в Каобанге есть предприятие по изготовлению вермишели… из муки заказчика. Кстати, в северных районах страны вьетнамцы практически не знают, что такое хлеб, и подобное использование муки оказывается весьма рациональным. Нам на первых порах приходилось без хлеба туговато. Ладно, что степной житель Мурсалим Ахметов научил со временем вьетнамских поваров готовить хлеб в самодельной печке. Сами вьетнамцы про хлеб не раз говорили, что это «что-то кислое и невкусное».
Впрочем, я отвлекся. Итак, промышленности в этих районах почти никакой. Лишь предприятие по добыче касситерита и получению олова в поселке Тинтук, недалеко от Каобанга, производит впечатление размахом работ. А вот минеральные ресурсы района в целом велики. Об этом говорит председатель провинциального комитета, пожилой, много повидавший человек с седой головой. Он обводит указкой обширную территорию вдоль китайской границы, обращает внимание на редкие в этих местах поселки. Люди, конечно, есть, работящие, настоящие труженики. Но ведь это просто рабочие руки, а освоение нового района — дело непростое, здесь нужны знания, умение, квалификация. Главное сырье, скрытое в недрах района,— это бокситы. Собственного алюминия у Вьетнама нет. А вот месторождений бокситов много. И с ними связывают местные власти свои планы на будущее, планы создания горнодобывающей, а затем и перерабатывающей промышленности.
Мне предоставляется слово. Вижу, с каким вниманием вьетнамские товарищи слушают, записывают пояснения по оценке перспектив территории на бокситы. Они не специалисты, они партийные и государственные работники. Но убеждаешься вскоре, что в суть дела они вникают удивительно быстро, делают четкие и правильные выводы.
Но я продолжаю свой рассказ, и бегают по блокнотам карандаши вьетнамских товарищей, выводя тонкую вязь ровных строчек. Примерно 250 миллионов лет назад плескалось в этих краях теплое море и на мелководье вдоль берега сносился с суши материал, содержащий глиноземное вещество. Он накапливался в неровностях известнякового дна, заполнял их, создавая многометровые толщи осадка, который в дальнейшем и стал тем бокситом, что мы сейчас знаем. Его история была длительной и сложной. Накопившийся осадок покрывался глинами, известняками, а потом вся огромная масса пород оказалась смятой в складки. Ну а в недавнее по геологическим понятиям время (20—25 миллионов лет назад) территория подверглась размыву, и некоторые бокситовые пласты оказались обнажены, затем частично разрушены. Обломками боксита были заполнены понижения в рельефе. Накопилось этих обломков много, они легкодоступны, их можно добывать прямо экскаваторами в карьерах. Вот они, эти обломочные бокситы, и являются в настоящее время наиболее важной и нужной стране рудой алюминия, ими и заняты сегодня исследователи-оокситчики. Для этого сюда доставлена наша советская техника. И ради решения такой важной для государства задачи нас, советских специалистов, послала сюда наша страна.
Дождавшись этих слов, мои товарищи вручают руководству Провинциального комитета красивый образец наиболее богатого боксита (выбирали несколько дней и с трудом откололи от огромной глыбы). Пусть он напоминает о тех проблемах, которые стоят сейчас перед геологоразведчиками. Разгорается дискуссия, никто не отвергает главную идею — бокситы нужны! Но как в этих отдаленных, с минимальным числом дорог районах провести гигантские по объему работы? Вьетнамские товарищи с воодушевлением строят планы. Конечно, это будет после того, как геологи закончат свои работы. Например, там, где приютился поселок Тапна и где тишину сейчас нарушает лишь стук движка крохотной электростанции, будут заложены карьеры. Чуть дальше, у подножия гор, поднимется обогатительная фабрика. Через перевалы перекинутся линии электропередачи. Уже сейчас это можно себе представить. И не отдельные огоньки на вышках буровых станков, а вереницы ярких огней будут освещать эту долину. Разговор заходит о людях. Трудно даже представить, что дадут все преобразования людям, населяющим сейчас эти места….
Долгий идет разговор — разговор людей, глубоко заинтересованных будущим, судьбой этого края. И в каждом слове вьетнамских товарищей чувствуешь благодарность нам, советским людям, помогающим строить новую жизнь в одном из отдаленных уголков нового социалистического государства.
Трудные дни Вьетнама
Сейчас с грустью вспоминаю то недавнее глубоко мирное обсуждение перспектив развития севера Вьетнама и планов, которым, видимо, не суждено быть воплощенными в жизнь в ближайшее время. События на вьетнамо-китайской границе, несомненно, еще долгое время будут сказываться на жизни этой части страны. Что поделаешь, ведь здесь все наиболее значительные месторождения бокситов, а кроме того, олова, апатитов и ряда других ископаемых расположены прямо на границе с коварным северным соседом или поблизости от нее. На протяжении многих веков китайские императоры зарились на земли своего южного соседа. Еще империя Цинь— первое централизованное государство в Китае — пыталась завоевать Вьетнам. Кстати, основатель этой империи Цинь Шихуан был излюбленным героем Мао Цзэдуна. Он безмерно восхищался тем, что тому удалось покорить многие соседние земли.
Методы китайской экспансии менялись, но цель оставалась неизменной — подчинить себе Вьетнам и уничтожить независимое государство. Правители «поднебесной империи» постоянно искали предлог для походов в «страну юга». Однако многовековая борьба против таких нашествий с севера не только не сломила вьетнамский народ, но закалила его, воспитала в нем глубокую ненависть к поработителям.
Тревожными были те недавние дни. Было ясно, что целью Китая является захват стратегических пунктов в северной части Вьетнама и развернутое наступление в глубь страны, наступление быстрое, своеобразный блицкриг. Однако в первые же часы своего наступления китайские войска встретили сильный отпор. Первый удар на всех направлениях приняли на себя пограничники и отряды народного ополчения. Что представляли собой эти отряды? В каждом населенном пункте командиром такого отряда назначался демобилизованный солдат, в его распоряжении были несколько местных парней и девушек, знакомых с оружием. Вот эти отряды и смогли сдержать натиск регулярных китайских сил — 600-тысячной военной группировки.
В те тревожные дни нам довелось быть в городе Тхай Нгуен, крупном металлургическом центре севера страны. Менее сотни километров отделяли этот город от линии фронта. Но жил он своей привычной жизнью. Около полудня из школы возвращалась ватага ребятишек, весело пиная какой-то предмет, заменявший футбольный мяч. На базаре старушки торговали зеленью и овощами. И только вырытые возле каждого дома траншеи яснее слов говорили о грозящей опасности.
А опасность была велика. Китайское руководство было уверено в своем преимуществе, в своей силе. Оно даже не считало нужным использовать в военных действиях хорошо подготовленные воинские части. Чаще в бой бросались совершенно необученные малограмотные китайцы, которые слабо представляли себе, куда они идут и за что воюют. Им был дан приказ убивать, убивать всех, кто не китаец, в том числе женщин, детей, стариков. И они убивали, грабили, насиловали, уничтожали все, что не могли увезти или унести с собой.
Но не дрогнул вьетнамский народ. Мы были свидетелями кампании по мобилизации, развернувшейся в эти военные дни. По улицам Ханоя проезжали колонны автомашин, украшенные кумачом. Лозунги призывали дать достойный отпор агрессорам. В голове колонны — машина с ветеранами войны. Под музыку и барабанную дробь над следующей машиной взвивается огромный традиционный дракон — символ силы и мужества. Национальные костюмы на юношах и девушках символизируют единство провинций Вьетнама. Все это красочно, одухотворено верой в победу. На призывных пунктах в те дни было многолюдно. Кроме людей призывного возраста — от 17 до 45 лет — сюда приходили и пожилые, и девушки, все они были готовы взять в руки оружие. Ведь это была народная, освободительная война. Не дрогнули и наши друзья — вьетнамские геологи, которые еще недавно обсуждали вместе с нами перспективы мирного развития страны. Жаль, многих вьетнамских товарищей мы потеряли в огне боев.,.
Нападение китайцев застало восьмерку вьетнамских геофизиков на полевых работах. Шесть парней и две девушки тотчас же вступили в отряд народного ополчения. Они, люди мирной профессии, впервые в жизни взявшие в руки оружие, отбивали атаку за атакой. В траншею залетела вражеская граната. Ни секунды не раздумывая, ее накрыл грудью Нгуен Ба Лай —старший в группе. Он погиб, спасая товарищей. Хороший, улыбчивый был парень. Окончил институт в Советском Союзе, говорил по-русски. Сердце сжимается от боли. Ведь ему было всего 28. Его похоронили на высоком холме, возложили на могилу веточки имбиря и цветы. А несколькими днями позже в Главном геологическом управлении прошел траурный митинг, посвященный светлой памяти героя. Он награжден посмертно высоким орденом Республики.
Вот так простые вьетнамские труженики — крестьяне, рабочие, служащие, студенты, представители интеллигенции — поднялись на борьбу с врагом. Помощь дружественных социалистических стран была неоценимой. Находясь близ центра событий, мы особенно остро оценили их солидарность и поддержку. Мы получали много писем от друзей и знакомых, полных тревоги за многострадальный вьетнамский народ. Не только слова сочувствия, но и дела советских людей свидетельствовали о том, что мы не оставили друзей в беде.
В один из дней нам довелось побывать на выставке в Ханое, посвященной победе вьетнамского народа над китайскими агрессорами. Вьетнамцы очень любят посещать различные выставки, но эта, естественно, вызвала особый интерес. Здесь можно было встретить солдат, детей всех возрастов (еще бы — где увидишь сразу столько техники и различного оружия!), и даже древние старушки с нескрываемым любопытством толпились у стендов.
На стене — огромная карта северной части страны с электрифицированными указателями военных действий. Здесь же метровые фотографии, рассказывающие о ходе тридцатидневных боев: занятые агрессором и превращенные в руины населенные пункты, ополченцы на позициях, пленные китайцы. В центре зала — огороженное веревками пространство, а внутри — куча сваленного трофейного оружия, обмундирования, обуви.
Неважно, наверное, выглядели завоеватели, которые были обуты в эти разбитые зеленые кеды и тапочки, одеты в гимнастерки неопределенного цвета и помятые кепи. Все это грудой хлама возвышалось теперь в центре зала и о многом заставляло задуматься. Об оружии не приходится и говорить — минометы, автоматы, винтовки очень старых образцов. Заплечные термосы для питьевой воды сделаны из стволов бамбука, носилки для раненых — из того же бамбука: несколько палок, переплетенных джутовыми веревками. Словом, все представленные трофеи являли настолько жалкое зрелище, что невольно приходилось задавать себе вопрос: на что же агрессоры рассчитывали?
…Отгремели последние залпы, страна постепенно возвратилась к мирной жизни. Работают заводы, фабрики, рудники. Восстанавливается промышленное производство в освобожденных районах. Нарушения границы, нападения на мирных жителей, обстрелы вьетнамской территории не прекращаются. А ведь Вьетнам дал понять Китаю, что он не хочет воевать. Для вьетнамцев самой важной стала истина, выраженная словами Хо Ши Мина: «Нет ничего дороже свободы и независимости».
* * *
Помнится, первую страницу этого блокнота я заполнил вскоре после взлета «ТУ-154», уносившего нас в далекие и так мало тогда знакомые края. Сейчас осталось всего несколько чистых листков, но, перебирая в памяти события месяцев, проведенных вдали от дома, понимаешь, что ни один блокнот не может вместить все впечатления. Исписанные странички — это только слегка приоткрытая жизнь прекрасной и удивительной страны Вьетнам…
