Вероятно, многим памятна история со львами Берберовых. История нашумевшая, вызвавшая много пересудов, споров.
Напомним, о чем шла речь.
В семье бакинского архитектора Л. Л. Берберова появился львенок Кинг. Он вырос, превратился в могучего царя зверей, привязался к людям, и люди привязались к нему. О Кинге писали в газетах, снимались кинофильмы. «На прицеле» у кинематографистов и репортеров был и второй Кинг.
И вдруг, когда уже свыклись с мыслью, Что лев может жить среди людей, в обыкновенной городской квартире, одна трагическая весть, затем, спустя какое-то время,— вторая, уже совсем страшная.
Небольшое отступление. В последнее время в странах европейского Запада и за океаном повелась привычка заводить диких животных себе на потребу. Тешить душеньку. Канарейка, попугай — это уже мало. А почему бы не взять, скажем… крокодила?! В США это породило уже целую проблему. Спускается рабочий под землю для чистки канализации, а там его встречает… крокодил с разверстой пастью. Откуда взялся? Все очень просто. Берут маленького крокодильчика, пока он мал, держат его в ванной; но вот крокодиленок вырос, превратился в крокодила, в ванной уже не помещается: куда девать? Убить — жалко, и спускают в канализацию. Там тепло и сыро и еды—всяких отбросов — вдосталь…
Среди европейских толстосумов, пишет бельгийский еженедельник «Пуркуа па?», стало модным устраивать
у себя дома частные зверинцы. Эта мода распространилась также на многие рестораны и клубы, которые держат диких животных для привлечения посетителей. В газетах все чаще появляются объявления: «Продается пума», «Купим питона» и т. п.
И вот на потеху богатеям везут через океан на самолетах и кораблях тысячи клеток с четвероногими и пернатыми узниками. Каждую неделю в аэропорт Брюсселя прибывает около 8000 экзотических животных. Но значительная часть «невольников» погибает во время путешествия.
Журнал призывает запретить поставку экзотических животных частным владельцам (в домашние зверинцы, рестораны, гостиницы и т. п.), принять срочные меры для их защиты. Иначе будет поздно. Время не ждет. С каждым годом диких животных становится все меньше и меньше.
Мода эта перебралась и к нам.
«С недавнего времени в Воронеже,— пишет учитель Н. Тимофеев,— в троллейбусе, на улице можно встретить юношу или девушку с лисой на груди. Не буду расписывать ни выражения лица счастливых владельцев экзотики, ни реакцию окружающих. По крайней мере, одно здесь ясно: живой лисенок вокруг шеи оказывается в том же ряду, что и первые туфли на платформе или первое пончо на проспекте провинциального города. То есть животное как бы овеществляется, оказывается с вещами в одном ряду. Опасная тенденция!»
…Живая лиса на шее, собака в кафтане — это, по меньшей мере, неуважение к природе. Для обывателя комнатное животное — это милое рычащее или урчащее приложение к телевизору. Животное здесь выступает как вещь, как предмет потребления, чтобы пресытившийся благами мещанин мог лишний раз подчеркнуть, акцентируя притяжательное местоимение: моя квартира, моя машина, мой лев, мой крокодил…
Любить — это значит не кидать в собаку камня ми, не наступать кошке на хвост, не обидеть олененка,
одиноко стоящего на лесной опушке, в лес идти не с ружьем, а с фотоаппаратом. Надо доказывать, наконец, что животное — не забава и не игрушка. Не вещь, которую можно приобрести «для престижа»…
Может быть, мы перестарались с рекламой львов, но вот и Ира Огородникова из города Горького (она
прислала мне письмо) тоже воспылала желанием? «Кроме пса, я мечтаю с детства держать тигра или льва (лучше тигра). Это после книги Чаплиной: львенок жил у моих знакомых. Но он съел у них мебель и они его отдали в зоопарк. Но это сказывается его воспитание…»
Ира не объясняет, для чего ей потребовался тигр (или лев). Хочу, и все. Прихоть? Желание выделиться? Похоже на то…
…Нет, совсем другие чувства вели Берберовых, когда они брали своего Кинга. Несчастное, маленькое, неспособное к самостоятельной жизни существо, вот кем он был тогда. Он нуждался в опеке и любви. Львенок был лишний и никому не нужный. Родился он в зоопарке, но зоопарк отказался от него, точнее, мать отказалась кормить (в неволе это случается).
Лев Львович Берберов — армянин, Нина Петровна — жена — украинка. «Интернациональная семья»,
говорили они про себя. Своеобразный «интернационализм» проявился и в отношениях с животными. У Берберовых не было пристрастия к какому-то одному виду, животные попадали к ним не потому, что их хотели завести и именно таких, а не каких-нибудь других, а потому, что они нуждались в помощи, их надо было пригреть, спасти. На протяжении 12 лет,
рассказывала Нина Петровна, было около 50 животных. Подбирали выброшенных. Морские свинки, хомячки, четыре вида попугаев, аквариум с рыбками, собаки, кошки, цапли (Армен, кличка одной), черепахи, еж… Нина Петровна по специальности физиолог, стала — зоологом. Шло это прежде всего от главы дома Льва Львовича; он приучил к близости животных и всю семью — жену, дочь Еву и сына Романа.
С Кингом все вышло неожиданно. Никто не собирался заводить льва. Судьба сыграла шутку, если только это шутка…
Вскоре началась шумиха в прессе. Заметки, фотографии. Началась подготовка к съемке кинофильма, главною роль в котором должен играть ручной лев. «О чем он? — размышляет о фильме один из репортеров.— О том, что у каждого человека есть лев. Или, по крайней мере, должен быть свой лев. Конечно, лучше если наяву, а не в мечтах. Но лев — чудо, которое формирует характер, личность, порождает чувство ответственности».
Кинофильм о берберовском Кинге обошел всю страну. Однако к добру это не привело. На съемки льва привезли в столицу — в Москву. У Берберовых к тому времени уже завязалась крепкая дружба с Юрием Яковлевым. Кинг — гость писателя, льва привезли на дачу; возлежа на диване, он присутствует при чтении сценария фильма «У меня есть лев». А вскоре происходит несчастье: на студии «Мосфильм», в разгаре съемок, Кинга на ночь оставляют одного в незнакомом месте, ему удается выбраться из помещения, дальше — непредусмотренная встреча с чужим человеком; Кинг не собирается причинять ему вреда, он просто ищет своих, но тот падает в страхе, появляется милиционер и стреляет в Кинга.
Там, в Москве, на даче у Юрия Яковлева его и похоронили.
Лично я склонен винить в случившемся хозяев Кинга: плохо закрыли льва. И вообще можно ли было оставлять его одного, ночью, в чужом месте? Вероятно, так уверовали в благопристойное поведение льва, не допускали мысли, что может выйти что-то худое; ну, а люди-то, посторонние, они же могут и не знать, какой лев, и принять его за кровожадного хищника из африканских джунглей. Но, как бы там ни было, в семье Берберовых тяжело переживали эту утрату.
И понятно. Достаточно вспомнить, как они вместе, все Берберовы и лев, ездили купаться на Каспийское море. Лев, фыркая и сопя, шлепал по воде лапами, а Рома или Ева плыли, держась за его хвост. И вообще, кажется, не было в Баку человека, который бы не гордился, что у них в городе живет такой знаменитый лев. Приезжала масса людей — поглядеть на это чудо, проездом, ночью, в 12 часов, иногда заявлялись: «Мы из — Минска», «Мы из Новосибирска», «Мы из Хабаровска, разрешите посмотреть».
А больше всех, пожалуй, переживал хозяин — Лев Львович. Все так любили шутить, что у них в семье два льва.
Кинг-второй был взят четырех месяцев из Казанского зоопарка. Был он красивее первого Кинга, но характером хуже, вел себя агрессивно. Первому доставалось, а второго баловали больше.
Кинг-первый часто болел, любил своих хозяев. Уйдут они — он ляжет на диван, бабушка ляжет (бабушка часто бывала здесь, чтобы лев реже оставался один), он ее лапой обнимет и лежит, притихнет. А если один останется, мечется, стулья в щепки, «гукает» (ревет). Болел — позволял делать с собой все, включая уколы. Полное доверие.
Воспитывал Кинга-первого Чап, скай-терьер, четыре килограмма весом, шоколадной масти, кроха рядом с Кингом.
— Чап, иди позови Кинга!— И тот лаем приглашал льва. Кинг относился к нему с уважением. Чап пил молоко первым, только потом — Кинг.
Кинг-первый пристрастился к рыбьему жиру. С соской, из бутылки сосет,— бутылку зараз. Первый любил всех людей подряд; второй — по выбору. Не понравится человек, и все.
Да, Кинг-второй характером был посложнее. Его пришлось приручать.
С первым Кингом спали втроем; со вторым — в комнате был только хозяин. С ним не поиграть, не покувыркаться. Его янтарные огромные глаза смотрели всегда изучающе. Хочу — приду, не хочу — не приду.
Неприкосновенен хозяин, Лев Львович, других — можно… Как-то ударил лапой гостью дома, в другой раз помял Виктора Ивановича, мужа Елены Сергеевны. Валерку, добродушного парня-армянина, невзлюбил — лучше не попадайся. Почему — непонятно. Обидчив, отвернется, голову в сторону, взгляд в сторону. Ну, тут лучше его не трогать, оставить в покое.
Лев Львович умер от обширного инфаркта. Соседи считают, что тут не обошлось без Кинга: раз так стиснул Льва Львовича, что у того была травма — сломаны ребра. Это, в конечном счете, говорят, и привело к инфаркту миокарда со смертельным исходом.
С сердцем у Льва Львовича уже давно было неблагополучно. Он много курил, отнимались ноги, наблюдалась закупорка вен. Так что взваливать все на льва, наверное, не надо. А если Кинг в чем-то и виноват, то невольно. Несомненно, любовь у них была взаимная. А свидетельством чрезвычайной привязанности Кинга к старшему Берберову может служить тот факт, что в день похорон хозяина льва разбил паралич. Три месяца лежал, массировали, потом еще долго ощущались последствия.
После смерти Льва Львовича остались «звери, дети и я», говорила Нина Петровна. Одно утешение, не одна…
Недоброжелатели вопрошали: для чего, когда умер первый Кинг, завели второго? Славы захотелось? Заело тщеславие, популярность, ну и опять же заработок, всякие там киносъемки, гонорары… Известность, конечно, была. Нина Петровна переписывалась с Гржимеком. Вообще корреспонденции было много, приходила и из-за рубежа.
Но что касается доходов… Двенадцать лет кормили льва за свой счет. Только последние три года помогало государство: Академия наук взяла Кинга на свое содержание.
Кинга-второго взяли потому, что уже создалась привычка держать льва, без него чего-то не хватало…
Когда погиб Кинг-первый, все знакомые как сговорились, твердили: нужно немедленно брать второго. И сами Берберовы после смерти льва ощущали какую-то пустоту. Особенно скучали по погибшему мужчины, старший и младший Берберовы.
За эти годы появилось много именитых друзей (Кинг свел с ними), таких, как С. В. Образцов, писательница Мариэтта Шагинян, кинорежиссер Роман Кармен и другие. Они звонили, говорили, что нужно взять второго львенка, эксперимент должен продолжаться. Нашли в Казанском зоопарке; там оказался целый выводок четырехмесячных львят. Образцов, Яковлев, Шагинян, Михалков, Людмила Зыкина (познакомились, когда она приезжала на гастроли в Баку, так же, как с Образцовым), Роман Кармен, Юрий Нагибин, всего около двадцати человек, собрали деньги на покупку Кинга-второго. «Кинга-второго действительно купили в складчину и подарили Берберовым мы. Все верно,— писал мне Юрий Яковлев.— Берберовы были убиты горем, и, чтобы облегчить их боль, мы сделали им этот подарок…» Сумма требовалась приличная: 300 рублей львенок, плюс клетка, вакцина, транспортировка. Берберовы даже не знали про эти сборы, узнали позднее. Ездили за львенком старший Берберов и Саша Далин, ассистент дрессировщика при съемке кинофильма.
Именно трудное материальное положение (Лев Львович часто недомогал, Нина Петровна не работала— все время уходило на животных и детей) заставило однажды подумать: не вернуть ли Кинга в зоопарк. Нине было трудно: «Лева, ты болеешь,— говорила мужу,— а ведь дети требуют неусыпного внимания, три школы…» (ребята учились в общеобразовательной, музыкальной, конно-спортивной). Никогда не ездили отдыхать, зверей никуда не денешь. Лев Львович плакал (с нервами у него становилось хуже и хуже ), но согласился: «Ты, наверное, права. Давай оставим Ляльку…»
Тогда у них было 26 видов животных, в том числе орел и белая цапля, ласка Рики, цветная цапля. Специально для Кинга была заведена Симба, львица, младше Кинга. Она учила Кинга охотиться. Пришлось Симбу отдать. После нее появилась пума Лялька. Купили в зоопарке, в Баку.
Животных все прибывало. Приносили люди (да еще букетик цветов, как знак уважения и симпатии, это уже непременно). Лисенок Патрик был привязан к скамейке в саду, жалко, погибал. Куда его девать? — дети привезли к Берберовым.
«Идешь по квартире,— говорила Нина Петровна,— смотришь, чтобы так на кого не наступить, там хвост лисий торчит, там птица…» Ребятишки приходили: «Тетя Нина, когда у вас хомячки родятся?» Раздавали волнистых попугайчиков, хомячков.
Была мысль: организовать филиал уголка Дурова, передать туда и безвозмездно обслуживать. Находилось много добровольцев-энтузиастов, желающих помогать доброму делу. Это было бы воспитание детей в духе гуманизма и доброго служения природе. Дети же и «подкинули» эту мысль. «Сколько ребят нашли бы себя на таком деле»,— говорила Нина Петровна. Даже составили смету, присмотрели место — легкий павильончик неподалеку от кафе «Наркиз», Лев Львович тщательно все высчитал, измерил, наметил проект. Увы, ничего не получилось. Не поддержали…
Но как быть с Кингом? Из Рижского зоопарка ответили: что вы, он же вырос в доме, шесть лет жил среди людей, он же погибнет, мы не хотим, чтобы про нас говорили, что мы его заморили. Хотел помочь Образцов, но не вышло. Происходило это за год до смерти Льва Львовича.
В общем, получилось так же, как с домашними животными — собаками, кошками; давно идут разговоры о том, что нужны приюты для бездомных, а дело ни с места, жалостливые люди подбирают на свой страх и риск, а потом вынуждены терпеть бесчисленные неприятности, с той разницей, что здесь все вылилось в страшную человеческую трагедию, непоправимую беду…
Умер Лев Львович. Стало еще труднее. Текущие заботы отвлекали от грустных мыслей, помогали пережить горе, но легче от этого не становилось, легче в смысле практических вопросов. Немало хлопот доставляла Лялька. Лялька не терпела закрытых дверей, лапой по ручке, распахнет и горделиво-довольно смотрит. Любила забраться куда-нибудь повыше, на шкаф, под самый потолок, а потом оттуда, когда не ждешь, рухнет. На тебя. Мучение для всех. Но была миролюбива, никого ни разу не тронула. После биологи, ветеринары будут говорить, что самец-лев в определенные периоды бывает возбудим и что присутствие пумы-самки имело самое прямое отношение к событиям. Но едва ли это соответствует действительности.
Говорили также, что надо было им жить в особняке, отдельно. А где взять особняк? Сам собой он не появится. Но, к сожалению, об этом не позаботились городские власти.
Между тем с Кингом что-то происходило, он стал «трудным» (так же говорят про детей). Он тяжело перенес смерть старшего хозяина. Нина Петровна уже подумывала тайком: не усыпить ли его? Но что скажут дети? Знакомые Берберовых говорили, что она била Кинга палкой, чтобы принудить подчиняться; весьма вероятно, это были досужие разговоры, хотя, в конце концов, и дрессировщик-укротитель на арене цирка вынужден порой прибегать к помощи хлыста, как это ни печально.
Приезжавшая в Советский Союз известная натуралистка и писательница Джой Адамсон (конечно, все знают ее книгу «Рожденная свободной» о львице Эльсе; и книга и созданный по ней кинофильм получили заслуженное признание у советских любителей природы), встретившись с Ниной Петровной Берберовой, была поражена, что у той и дети и животные (Адамсон детей не имела). «Я правильно поняла,— переспрашивала она переводчицу.— И дети тоже. Это ваши дети? Действительно ваши?» — не веря, обуреваемая сомнениями, спросила Нину Петровну. «А чьи же еще? Мои, конечно»,— отвечала та, не совсем понимая, чему так удивляется заморская гостья. Ведь они же союзницы и, не сговариваясь, делают одно общее дело…
И вправду. «В настоящее время одним из основных методов спасения редких и исчезающих животных является создание генетических банков,— писал в послесловии к книге Джой Адамсон «Моя беспокойная жизнь» советский ученый профессор В. Е. Флинт,— то есть разведение их в неволе для последующего возвращения в природу. «Так возник «фонд Эльсы», движение за спасение хищных животных в мире… (Вспомним «фонд Пальмы», который предлагался многими «болельщиками» бездомной собаки Пальмы!). Случайно начатое дело (а началось действительно случайно, так же, как у Берберовых) получило широкое признание, дав импульс для многих доброхотов-последователей. Упомянем, кстати, что незадолго до своего приезда в СССР Джой Адамсон передала гонорар за русское издание книги «Рожденная свободной» Всероссийскому обществу охраны природы, которое перечислило эти деньги Центральной станции юных натуралистов, опытников сельского хозяйства с целевым назначением на развитие «живого уголка».
И вот они встретились, англичанка Джой Адамсон и «русская» Нина Берберова (для иностранцев все советские русские).
Чем же была поражена Джой? После Нина Петровна много раз будет задавать себе этот вопрос. Наверное, в том была особая уникальность их опыта — дети и хищные звери рядом, в городской квартире.
Нине Петровне запомнилось, как, окончательно убедившись, что ее не водят за нос, все так и есть, как говорят, Джой, раскрасневшись, вдруг бросила на стол книжку, которую держала в руках: нет, она все равно отказывается поверить в это.
Как известно, спустя какое-то время по возвращении в Кению Джой Адамсон погибла… Характерно, сперва распространилась версия — она погибла, растерзанная зверями (видимо, труп был в таком состоянии, что это давало основание утверждать: повинны звери); в конце концов, однако, правда восторжествовала. Выяснилось, убил Адамсон один из ее бывших работников. Трагическое происшествие, большая потеря.
А что вышло в доме Берберовых?
И здесь поначалу выглядело — виноват зверь. Только он.
В начале декабря 1980 года я как раз находился в Москве (приехал на съезд писателей России), когда разнеслась весть о бакинских событиях. Звоню Юрию Яковлеву. Тот вечер мы провели в разговоре о Берберовых.
— Как бы нам выяснить, что в действительности произошло? Там дело нечисто,— убежденно говорил Юрий Яковлев.
Действительно, многое выглядело загадочно и странно. Почему лев бросился на свою хозяйку и ее сынишку? Уже было известно, что Рома убит, Нина Петровна в больнице, в тяжелом состоянии. Если верить газетной информации, Кинг убил Рому (мальчику было 13 лет) ударом лапы по голове, другим ударом, тоже лапой с выпущенными когтями, была травмирована Нина Петровна. Повторяю, если верить первым газетным откликам.
Джой Адамсон уверяла (а уж ей ли не знать, прожившей столько в непосредственном контакте с обитателями африканского буша!), что человек, любящий, а главное — понимающий диких животных, может завоевать, даже обязательно завоюет их доверие, привязанность и прочную любовь; что лев не агрессивен, пока его не спровоцировали, наоборот — общителен, открыто выражает свою любовь и очень постоянен в своих привычках… Тогда — что же все-таки случилось с Кингом-вторым? Да, что произошло в тот трагический день?
— Есть предположение, что туда что-то бросили,— продолжал Юрий Яковлев, размахивая руками и вопросительно глядя на собеседников.— Вы представляете, как они жили, расположение квартиры…— И стал показывать: постройки в Баку тесные, окна всегда открыты — жарко, в окно при желании всегда можно бросить какую-нибудь гадость…
— Есть подозрение, что туда что-то бросили?
— Да, есть версия… Говорили, будто бы, когда Нина Петровна стала приходить в себя в больнице, первые ее слова были» еще в полубреду: «Запах, запах! Удушливый запах…»
…И вот я сижу в квартире Берберовых. Прошло ровно полтора года с того страшного дня. Нина Петровна вышла из больницы, но все еще продолжает болеть. Скоро ей предстоит еще одна операция. У нее строгое, измученное лицо. Понимаю, что сейчас лучше не касаться некоторых вещей (все еще так живо в памяти, стоит перед главами); расспрашивать было бы просто жестоко; но, с другой стороны, как добраться до истины, только Нине Петровне известно все. Она — единственный свидетель. А выяснить надо, чтобы восторжествовала правда. Я — так же, как Яковлев и некоторые другие,— был почти уверен, что лев не виноват. Из животных в квартире оставались только маленькая собачка и кошка; куда подевались остальные, я не спрашивал, чтоб не бередить раны. Но постепенно Нина Петровна разговорилась сама: ведь нужно же вылить душу, чтобы снять тяжесть, иногда перед посторонними сделать это даже легче…
Дом на улице Мясникова, 14, в одном из центральных районов Баку, характерной старинной постройки: толстые каменные стены, маленькие тесные комнаты, минимум окошек, пять метров потолки. Как говорится, не разбежишься. Удивительно, как тут могло быть столько обитателей… Лев Львович смастерил антресоли в большой комнате, полуэтаж; там и жил первый Кинг, потом второй. Окно под потолком, на уровне крыши пристроя, по которой, случалось, ходили соседи. Окно прикрыто изнутри решеткой. Накануне того рокового дня Нина Петровна обнаружила, что стекла сломаны, а решетка немного помята, но это не вызывало у нее подозрений. Хулиганит кто-нибудь. Не придала значения. Как она после будет корить себя! Не случайно были побиты стекла; решетка не могла служить помехой тому, кто задумал свести счеты.
Конечно, можно строить разные предположения. Многие, бывавшие у Берберовых, отмечали, что последнее время Кинг выглядел очень похудевшим. Е. Б. Гельфанд, бывшая председательница секции охраны животных в Баку, в связи с этим высказывает и такую мысль: «Может быть, он похудел оттого, что был больной. Животные, когда больны, плохо или совсем не едят. Эта история, возможно, произошла от того, что его там с крыши дразнили, и он был раздраженный и больной…» Допустим и такой вариант. Однако послушаем Нину Петровну.
Как развивались события в тот страшный, разом изменивший все день, 24 ноября 1980 года? Утром она, прихватив с собой Рому, направилась в издательство: там как раз шел разговор об издании книги, написанной совместно с покойным мужем. Вся история двух Кингов. Вернулись домой, еще издали услышали громовое рычание Кинга, лев был чем-то раздражен. Открыла дверь — и в нос сразу ударил противный запах. Как будто что-то горело. («Знаете, как горит резина или расческа, гребень?») В первый момент решила, где-то произошло замыкание, горит электропроводка; щелкнула выключателем — нет, все в порядке, работает, свет включается и выключается. Комнаты плавали в синем дыму, все было как в тумане. Нина Петровна прошла во вторую комнату. Кинг метался на своих антресолях. Завидев хозяйку, он повис на барьере, стал тянуться к ней и вдруг потерял равновесие и всей своей могучей тяжестью рухнул вниз, на нее. «Вы представляете, если бы на вас свалилось двести килограммов. У меня сразу оказалась сломана и вывернута рука, поврежден череп. Я упала и потеряла сознание…»
Что и как происходило дальше, она не может толком рассказать — не помнит. Сознание то возвращалось, то оставляло ее. Пыталась подняться, но лев лежал на ней, дрожал и не пускал. Помнит, что стала звать на помощь, соседи слышали. Помнит крик Ромы: «Оставь маму! Оставь маму!» Прибежав на грохот и шум, он пытался защитить мать, но лев не отпускал ее. Так, по ее подсчетам, продолжалось два часа. Пришла в себя в ванной. Как оказалась там — плохо помнит. Заслышав, что в квартире творится что-то неладное, соседи вызвали милицию. Сотрудники через окно проникли в квартиру и убили льва. А вот тщательного обследования места трагического происшествия почему-то сделано не было…
После, уже в больнице, первый вопрос ее был: «Как Кинг?» О том, что погиб Рома, сын, ей сказали значительно позднее. На похоронах была масса народа. Пришло много телеграмм. Полное сердечного участия, поддерживающее послание прислала из Москвы Мариэтта Сергеевна Шагинян.
Нина Петровна говорит медленно, ровным голосом, подняв голову и глядя куда-то мимо меня, с сухими, будто застывшими глазами. Слезы давно высохли, их нет. Есть — горе, неизбывное, непоправимое, которое никогда не забыть.
Встала, принесла снимки, много фотографий. Альбомы, пачки конвертов. Трогательные сценки. Кинг-первый и Лев Львович; здоровенный гривастый и такой добродушный, милый зверюга ласкается к пожилому мужчине, прижался и замер, лапищи — вот а он будто малый котенчишко. Кинг и дети, в каскаде брызг, купаются, точнее, балуются, шалят в ласковом теплом море, облитые жарким южным солнцем. Кинг и Ева с Ромой на центральном проспекте Баку…
(О том же вспоминал Сергей Образцов: «Недавно я купался в Каспийском море вместе со львом. Настоящим, двухгодовалым львом. Не один купался, а с друзьями этого льва. Двумя ребятами — шестилетним мальчиком и четырехлетней девочкой. Они держались за львиный хвост. Шлепали ногами по воде и радовались. Родители ребят плыли рядом и тоже радовались. Вечером в Бакинской филармонии у меня был сольный концерт, и львиные хозяева — архитектор Берберов и его жена — сидели в третьем ряду партера. В антракте я их спросил, на кого же они оставили ребят. Они ответили: «На льва и бабушку. Все четверо давно спят». Где спят? «Ребята в кроватях, бабушка на диване, а лев на полу». Не опасно? «Что вы!..» И ничего не может случиться? «Конечно, не может. Льва мы взяли львенком в зоопарке. Маленьким, хилым, больным. Выходили, назвали Кингом. Он нас считает членами своей стаи. Не только нас, но и собачонку Чапу. По правде сказать, он ее боится куда больше, чем она его. Да это и естественно: она же «старый член стаи». А знакомые ваши в гости ходят? «Конечно, ходят. И очень любят Кинга». И никого он не укусил? «Не укусил и не укусит». Почему вы так в этом уверены? «К нам приходил как-то дрессировщик из цирка посмотреть на Кинга. Мы его спросили, а не случится ли так, что лев кого-нибудь из нас возьмет, да и съест? Он сказал: «Никогда он вас не съест. Он же не укрощенный, а воспитанный!..» (См. «Мальчик на дельфине», «ЛГ», 9.VIII.72).
Воспитанный! — вот в чем суть.
Нет, никто не собирается разводить львов в городах. Мы уже говорили: дикому зверю место в лесу, на приволье, домашнему— дома, рядом с человеком. Но в данном случае это был эксперимент, удачный, неоспоримо подтверждающий, что зверь и человек могут быть настоящими друзьями. Подобные эксперименты были и будут. Не зря Кинг-второй был на балансе Института экспериментальной биологии.
Да, это — урок, но только, пожалуй, совсем иного толка, не такой, каким подавали его некоторые газеты. Все сделали люди, они в ответе, зверь не виноват, его спровоцировали.
Известно, что после смерти хозяина Кинга разбил паралич, у льва испортился характер, появились повышенная возбудимость и агрессивность,— и все же причина несчастья была не в том. Во всяком случае не это было главное.
Вот и Джой Адамсон (сошлемся на нее еще раз) говорит: «Обычно дикие звери не опасны. Можно даже, встретясь в буше со львом, пожать ему лапу. Он не тронет человека, если увидит, что человек неагрессивен и дружелюбен…»
Все наделал этот запах. Обоняние зверя в тысячу раз острее, чем у нас. Если у Нины Петровны синий дым вызвал головокружение, то что же сказать о Кинге. Понятно, что ядовитый смрад, внезапно заполнивший квартиру, привел льва в исступление; лев хотел. вырваться, вырваться, чтоб не задохнуться, и здесь были бессильны всякие попытки образумить его.
Кто подбросил горящую гадость? А потом» пользуясь обстановкой, тем, что хозяев увезли в больницу и некоторое время квартира оставалась без присмотра, тотчас вымыл, выскреб, уничтожил все следы преступления, как будто и не было ничего? Не секрет, что жители близлежащих домов были недовольны таким соседством, Их раздражал и запах, порой доносившийся из открытых окон берберовской квартиры, и громоподобный рык зверя. Конечно, и запах, и рычание не радость, особенно ночью; надо признать, неудобство было. Но сделал ли это кто-либо из соседей или кто другой, теперь можно только гадать.
Трагедия Берберовых широко обсуждалась на страницах периодической печати; кажется, не было газеты, которая не посвятила этому событию хотя бы несколько строк. Умный отклик, с подробным анализом случившегося, дала газета «Советская культура», поместившая обстоятельную статью С. Образцова. Общий тон был сочувственный. «Трагедии могло не быть»,— писала бакинский корреспондент «Труда» Т. Касумова. Высказывая глубокое соболезнование семье пострадавших, Касумова сожалела и о гибели редких животных. (Кстати, она же отмечала, что необходимо дальнейшее расследование, дабы внести полную ясность.)
Подвел черту директор Института цитологии и генетики Сибирского отделения Академии наук СССР академик Д. К. Беляев. В беседе с корреспондентом «Литературной газеты» он сказал:
«Обвинять Берберовых в жажде рекламы, популярности, славы — значит, совершенно неверно характеризовать людей, которых повергла на трудную жизнь любовь к животным.
…Разумеется, если бы кто-то, задумавший взять льва домой, где есть дети, где рядом соседи, спросил меня, как я отношусь к подобной затее, я бы, несомненно, попытался отговорить человека от этого, безусловно, небезопасного опыта. Но уж коли волею обстоятельств такая ситуация сложилась, то только совсем уж нелюбознательный ум упустил бы возможность наблюдения за львом — замечательным животным, принадлежащим к числу исчезающих видов. Берберовы оказались людьми наблюдательными, пытливыми и оставили нам описание редчайшего опыта в своей книге, фрагменты из которой по инициативе известного зоолога, путешественника, борца за сохранение природы Бернгарда Гржимека стали известны не только советскому, но и зарубежному читателю.
Говоря это, я слышу голоса моих знакомых оппонентов: «Ну зачем? Зачем держать льва в городской квартире, подвергая риску не только себя, но и окружающих?» На вопрос «зачем?» я уже пытался ответить. Могу добавить, что люди всегда — и в наше время тоже делали и делают немало такого, что не поддается никаким объяснениям с позиции здравого смысла, например, идут на лыжах к Северному полюсу, в то время как современный атомный ледокол достигает желанного пункта за несколько дней; летят на воздушном шаре, тогда как могли бы прекрасно воспользоваться самолетом; пересекают на плоту или на лодке океан, когда есть могучие комфортабельные суда и т. д. Книгу Берберовых я читал в рукописи, написал предисловие к опубликованным из нее главам и готов, отвечая на вышеперечисленные вопросы, повторить написанные тогда строки, в частности такие: «Наблюдения над жизнью льва, выросшего в человеческой семье в центре большого города, дают науке факты, которые не могли бы быть получены без многолетнего эксперимента, который добровольно осуществили Берберовы».
Так сказал крупный специалист по поведению животных. Надо ли к этому что-то добавлять?!
