Одичалые пожары дважды палили избяную деревню Цершину. Все же першинцы укоренились крепко на избранной земле. К Мальцевым поселялись Казаковы, Помазкины, Ярушниковы, Зыряновы, Пауесовы, пришельцы из-за Урала и сибиряки.
И вот оно, село Першинское — двести семнадцать дворов на опоковом высоком берегу скромной Течи…
За 250 лет сколько тысяч судеб человеческих здесь процветало…
На бугре поставлена бетонная плита с горельефом скорбящей женщины. «Землякам, отдавшим жизнь за счастье народа».
Мальцевых вписано в столбцы больше других. Тринадцать из них сложили головы в боях Великой Отечественной. Все — потомки выходца из-под Вологды, мужика Порфирия Мальцева, искателя лучшей доли.
Род Мальцевых широко разветвился по всему Союзу. Известный ученый Терентий Семенович Мальцев произошел от того же вологодского корня; предок его доводился родным братом Порфирию Мальцеву.
…Михаил Павлович Бирюков снимает с полки увесистые папки.
— Летопись моего села. Пишу сейчас пятый том.
Что изумило больше всего: у короткой стены, куда не достигали полки, прижалась железная кровать, застланная байковым одеялом, как бы перенесенаая из военного времени. Не жилая комната, а заправский архив, оберегаемый день и ночь.
А полюбил он сначала садоводство-огородничество. Мать отдала ему уголок, где старший брат Владимир организовал и хранил библиотеку Першинского сельскохозяйственного общества. Мобилизовали брата на войну в 1914 году, общество распалось. Были в каморке дощатый лежачок и столик. Мальчишка поглощал книгу за книгой, вплоть до лекций профессоров Московского сельскохозяйственного института (теперь — Тимирязевской академии).
И вот уже огород ему доверили на всю большую семью. В селе никто до него не выращивал помидоров, кукурузы, табака… В свои двенадцать-четырнадцать лет он огородничал не как-нибудь, а на научной основе. Свои наблюдения записывал изо дня в день.
Поступил в Красноуфимский сельскохозяйственный техникум. Там повстречал будущую жену свою. А позапрошлым, летом Людмила Матвеевна и Михаил Павлович скромно отметили свою золотую свадьбу.
Ему по плечу было пни выкорчевывать, а он же свою силу обратил в бережную точность пальцев. Его привои приживались до единого. Из семян его яблонь сколько яблонек небывалых отяжелели плодами по Уралу и Зауралью. Отечественная война отозвала далеко.
Возвратившись на Урал, научился обходиться вместо двух костылей одним, да еще и шагал крупнее других по междурядьям сада. За двадцать лет он составил подробную историю садоводства на Урале.
— Наткнулся я на литературу о родных местах. Далматовский монастырь — это же совсем близко от моего Першино, это город Далматово. А двести лет тому назад на тех монастырских землях были заложены ягодные сады. Вот и возникло желание узнать побольше о сйоой малой родине.
Все десять сыновей Павла Бирюкова счетовода Першинской кооперативной организации, вырос ли не ленивыми и каждый чего-то достиг.
О расцвете садоводства в родном Шадринском районе Михаил Павлович узнавал из печатных трудов своего брата Аркадия Павловича.
Василий Павлович стал художником.
Константин Павлович — государственным контролером Министерства финансов.
А Владимир Павлович стал известным уральским писателем-краеведом.
Вскоре после Октябрьской революции старший Бирюков с мандатом окрисполкома спас от сожжения церковные и монастырские архивы. Иеромонах предпочитал спалить документы Далматовского монастыря, чем передать их народу, а там были даже древние пергаменты. Тогда Владимир Павлович подговорил своих учеников. Ночью он и ребята в два рейса унесли на плечах за сорок пять километров тысячи монастырских дел.
Михаил Павлович рад материалам брата:
— Архивы — и церковные и монастырский — помогли мне составить родословную всех до единого жителей Першино, какие были до 1917 года.
И он вручил мне краешек страницы, попросив отступать, и растянулась на две комнаты семиметровой полоской, черной сеткой по белому, родословная крестьянской семьи Мальцевых — каждым узелком этой сетки был человек.
— Так я документально доказал, что в Першинском все однофамильцы, хоть в девяти разных домах жили, одна и та же семья. Мальцевы. Помазкины, Паеусовы… Посмотрите, до чего сложен корень каждого из нас и до чего разветвляется потомство. Вот оно, изначальное единство народа, во всей очевидности.
День за днем убеждался Бирюков: да, его прекрасная деревня всегда жила сочно. И в то же время изумляли открывающиеся сложности ее жизни.
— Когда поднял все эти наслоения,- рассказывал он позже, — до меня дошло, что половина села это была беднота. Половина! Конечно, я знал, что в старые годы Першинское было значительно беднее, что имелся какой-то процент бедняков, но чтобы в такой мере!.. Ведь село и тогда было пшеничное. Накануне Октября оно так и считалось в окрестностях богатым селом. А в богатом селе безлошадных была пятая часть, бескоровных — 15 процентов…
Среди бедноты — ни единой грамотной женщины!
— А откуда взялось название «Першинское»?
— Это я вам сейчас скажу,— и с присущей ему обстоятельностью поведал:
— В 1681 году из-под Вологды к Далматовскому монастырю добрался Мальцев Порфирий Михайлович. Тут большую семью нажил, одних только сыновей шесть человек. Спрашивают люди: «Чьи это ребята?» — «Да Першина». Порфирий по-народному был Перша. Першины — прилипло к ним прозвание.
Четыре брата — Порфирия того сыновья — основали нашу деревню. По основателям и названа. Это документально известно.
— Что же за документы это были?
— А вот, к примеру, сохранилась «Книга денежная и скотская» Далматовского монастыря. Ей триста лет. В нее монахи записывали, кто и что пожертвовал монастырю. Порядок был определенный: ты приехал, первым делом — под благословение к архимандриту и пожертвование деньгами или скотом. Порфирий Мальцев «рубль денег приложил». А уж из других источников я вызнал, что ему тогда шел двадцать второй год, что женился на Маремьяне…
Деревня, село — они в государстве, как живые клетки в теле: любая боль села отдается в государстве, а все, что делается в государстве, отражается на селе…
Да вот вам влияние Петербурга: освободил крестьян от Далматовского монастыря. Раньше они монастырские были. Я читал отчеты казначея экономии, ставленника Екатерины Второй. Прапорщик — его знание военное. Уцелели жалобы на него першинских мужиков. И вот, я знаю, сколько он, паршивец, пудов пшеницы, сколько холста, гусей, уток, денег у них нахапал. Как живого вижу… А хотите знать, по каким разделам собираю материалы? Первый — политические события.
Известно, что в Алапаевске в 1905 году уже возник Совет рабочих депутатов. Алапаёвск — это был самый революционный уголок на Урале. А наши парни из бедняков работали там на заводе и набирались ума-разума. У нас в Першинском есть подлинные сподвижники Якова Михайловича Свердлова.
И Бирюков рассказал о Помазкине Михаиле Павловиче — рабочем спичечной фабрики Логиновых. настоящего гнезда революционеров. Бирюкову, мальчишке, доводилось щук тягать вдвоем с Помазкиным.
— Бородкой обросший, сидит в лодочке. Говорил с мужиками не просто, загадочно, чтобы покумекали шевелили бы умом. Упоминал имя Андрея — так Свердлова называли.
А проникновение газеты «Искра» в Першино? Ее завезли заводские, точнее, Казаков Кузьма Иванович доставил из Алапаевска…
Второй — административная деятельность, войны.
Я все фиксировал: кто когда призван… Вдовушек всех войн… Это наши першинские страдалицы.
В 1758 году вернулся в деревню Першина Мальцев Иван Перфильевич, отслуживший в солдатах полстолетия. При Петре Первом был взят, еще из-под Далматовского монастыря. Тогда забирали крестьян в солдаты до их смертного дня. Сами понимаете, долговечных между ними почти не было. Этого отпустили к своим: не держать же в войске такую древность.
В японскую войну было убито пятеро из нашей деревни… В первую империалистическую 73 человека погибли (все они у меня известны). В Отечественную сто одиннадцать першинцев жизни отдали.
Трое наших односельчан вышли в полковники. Было два кавалера трех орденов Славы… По этой войне данные собраны у меня, но не проанализированы.
Третий раздел — население. Разрослось Першинское до двух тысяч человек. У меня есть книга об этом. Очень тщательно, прилежно я собирал к ней материалы. Раздел четвертый — налоги и сборы, кооперация. За двести пятьдесят лет налоги изменялись разнообразнейше. Каких только не было. При Петре Первом, когда першинские крестьяне подчинялись монастырю, им сверх царских налогов — за дым, за баню и прочих без числа — была еще пятина: мужик отдавал монахам каждый пятый свой сноп.
А перед Октябрем крестьяне першинские платили: мирские деньги — эти законно оставались в руках администрации; уездный земский сбор — в Шадринск; губернский земский сбор — в Пермь, земельный налог и государственную подать.
Дальше идет огромнейший раздел — сельское хозяйство. Затем — торговля. Мое Першинское, казалось бы, глухое село, участвовало в мировой торговле через ярмарки. За границу из него шли яйца, битые гуси, пух, перо, щетина, волос конский, масло конопляное — лучшее сырье для олифы…
Пожарные мероприятия (дважды село выгорало почти дотла). Дороги и связь. Народное образование. Культура. Здравоохранение (эпидемии свирепствовали). Ветеринария. Труд наемный. Тут судьбы батраков и девчонок-нянек такие, что в пору удариться в слезы. Далее. Развитие промышленности и железнодорожного транспорта (село посейчас далеко от железной дороги, но наши мужики издавна работали на заводах и под чугунку). Есть архивы о церковных делах и суевериях…
Сведения обо всем этом даю очень сжатые и довел только до 1917 года, а получился труд в три тысячи с лишком страниц. За свою жизнь сумею составить двадцать тысяч карточек-записей. Материалов у меня — тысяч на шестьдесят, а дело требует примерно двухсот тысяч записей.
Сложно ли это? Историю Сибири, например, писала Академия наук, сотни людей участвовали. Ну так Сибирь легче описать, чем деревню. По Сибири — столько литературы, писать — одна приятность, я считаю. А в деревне?.. Там преобладало изустное. О Франции легче написать, чем о селе Першинском,— и он сам остро, хотя негромко засмеялся, не без горечи и не без торжества. Добавил вразумляюще: — Чем меньше единица, тем труднее писать о ней.
Там, скажете, трудности другого типа — эрудиция требуется. Не имея энциклопедического склада ума и многих знаний, браться за описание деревни бесполезно. Например классовая борьба в деревне… Ленин писал, как там все переплетается, как это все в деревне бывает замаскировано, сложно.
Простой пример. Часто бывало — мужик другого звал: «Давай исполу! Земля моя, а твоя обработка, уберем, вместе». Я раньше полагал, тут передовое что-то, поскольку взаимопомощь. А недавно прочел у Ленина, что это за «исполу». Да, понял я: это остатки крепостного права.
Так вот, видите, надо экономическую политику и произведения Ленина о-очень хорошо знать…
… Человек составляет летопись родного села. И чем больше он делает, тем обширнее открывается несделанное. Он свою жизнь кладет, а не охваченное — историческая действительность его деревни пускает корни все глубже, разветвляется все шире. И понял он — его родное село неисчерпаемо. Как все живое.
