В кубрике стоял густой чад от солярки, которой двое пожилых крепышей кормили чугунную тумбообразную печку. На столе ползали по черному селедочному хребту тараканы.
Трудна и неприятна работа на судне, стоящем в капитальном ремонте. А если на этом судне все словно пропитано запахом чуждым, запахом смерти, то жить и работать на нем — тоскливое отбывание повинности. Ведь мечталось о далеких рейсах, пусть не заграничных, но хоть вдоль Крыма, что ли… Мечталось о серых стремительных силуэтах, о белой пене из-под форштевня, о кубрике, где мягко вибрирующие переборки дышат уютным теплом.
Здесь, на барже, мы работали с рассвета до темноты, в липкой, насыщенной отработанным маслом и ржавчиной грязи, жили в холодном, с наледью на переборках, кубрике. Вечером, при свете тусклой, от аккумулятора, лампочки скудно ужинали, писали письма, иногда играли в «козла». А затем заваливались спать, набросав поверх одеяла все, что могло согреть.
