Пропали сапоги. Хромовые, новые, три раза надеванные. Все началось так. Санька после смены как всегда не пошел сразу в душевую, а задержался у стола минуту-другую побалагурить с девчатами.
Мы, конечно, ждать его не стали, и поэтому, когда Санька заявился в раздевалку, в ней было пусто: мы уже мылись.
Санька быстро разделся, стал укладывать спецовку в свой шкафчик и обнаружил пропажу: из шкафчика исчезли сапоги.
— Ага… — понимающе прошептал он.— Заговор? Против меня?.. Ну, подожди, Никола! Я тебе… — и погрозил пальцем соседнему шкафу.
В прошлую субботу Санька подшутил над своим лучшим другом Николаем Сажиным — похитил у него из шкафа пиджак и спрятал. Цель этого поступка была самая что ни на есть благородная: немножко расшевелить всегда спокойного и незлобивого Кольку, за гигантский рост и могучее телосложение любовно прозванного в бригаде ≪товарищем Мамонтом≫.
И вот сегодня Николай ≪мстил≫.
Санька влетел в душ и, сделав крутой разворот, хотел было прыгнуть на спину Николая, но поскользнулся на мокром цементном полу и стукнулся затылком о стену.
—Хо! — выкрикнул он. — Прилунение космоплана можно считать неудачным.
Смеха, обычно сопровождавшего Санькино появление, не последовало.
Тогда он хлопнул Николая по спине:
— Ну, ты, товарищ ископаемый! ― Тут Санька лукаво подмигнул Степе Бабушкину, остервенело натиравшему шею мочалкой. — Убери свои бивни, дай и мне место под душем…
— Застрекотало. — недовольно проговорил Николай, поднимая на Саньку большущие синие гласа.— Не до тебя.
— А что?..
— Да вон с этим, — зло кивнул Николай в сторону мывшегося напротив Александра Букина, — вон с этим мир не берет.
— О рублишках опять разговор? — Санька встал под душ и блаженно крякнул.
— О замках. Есть, говорят, такая болезнь— клептомания, а попросту — то же самое воровство; а у этого, наоборот, — замкомания какая-то. Замки вообще ликвидировать надо. А он! Как месяц, так новый замок к шкафу. Все хочет самый секретный найти. Дрожит за свои тряпки.
— Что это ты, Николой Николаевич, разговорился сегодня? — удивился Санька, намыливая голову. — Не похоже на тебя. Учти; на Букина слова не действуют. Его перевоспитывать на примере надо. Понял? Вот так, — глубокомысленно заключил он, принимаясь за подставленную Николаем спину. — А что касается воров, — продолжал наставительным тоном в затылок товарища, — так воры у нас есть, друже. Вот сегодня, например, у маня были похищены сапоги. А?
— Лопатку правую три, чего ты по хребту съездишь! — пробасил Николай.
— Хребет — хребтом, а скажи-ка мне, почему ты не реагируешь на мою информацию?
— Давай, давай! — басил Николай.
— Боишься себя выдать? Сказывай, куда сапоги дел??— вдруг завопил Санька, хлестнув Николая мочалкой.
— Ну, если ты на меня думаешь, тая я твоих сапог не брал.
— Ты же на оперативку чуть не опоздал,— заметил из-за перегородки Санькин подручный Илька. — Переоделся и забыл, наверное, сапоги положить. Кто-нибудь подшутил. Выйдем из душа — отдадут,— уверенно добавил он.
— Может быть, по дороге на завод их скинул? — засмеялся комсорг смены Степа Бабушкин.— А что особенного? Спешил человек и для легкости сапоги того… в каназку на время…
— Может, украли, — проворчал Букин.— Тоже ничего особенного.
— Ты, Букин, ахинею несешь, — недовольно поморщился Санька. — Ишь, украли! У тебя все не как у людей. Сбросить-то я их, конечно, не сбросил, — миролюбиво продолжал он, — но версию такую допустить можно. Помню, в армии у нас случай был. После тридцатикилометрового марш-броска прибыли мы в казармы. Чистим оружие. А младший сержант Сидоркин открывает противогазную сумку, чтоб маску протереть, и находит в ней портянки. Мы его, конечно, на смех. А он оправдывается: ≪Все, говорит, хорошо помню, а как портянки в противогаз попали — убей, не помню≫. Бежали мы резво, переобулся где-то на ходу младший сержант, да и запамятовал. Ничего удивительного нет. Так, значит, не брал? —обратился Санька к Николаю.
Сажин отрицательно покачал головой.
—Тогда кто-то из ребят…
Но и после душа сапоги не возвращались к хозяину. Почти все уже оделись, а босой Санька сидел на скамье.
—Парни, парни, что это такое…— болтая ногами, громко затянул он. —Верните сапоги!
—Ну, кто взял? Отдайте! Человеку одеваться надо, —басил Николай.—Пошутили, хватит.
Ребята ухмылялись под кос, ожидая развязки этого интересного розыгрыша.
—Ждать да догонять, говорят, хуже всего, — вскочил Санька со скамьи.— Кто-то упорно хочет, чтобы я их лично нашел. Что ж, пошарим.
Он осмотрел все углы — сапог не было. Тогда Санька вместе с Илькой направился в соседний отсек, но и там сапог не оказалось.
Ребята ждали. Кто-то рисковал всерьез схватиться с Санькой, а он остановился у крайнего шкафа и мрачно уставился в пол.
— Ну, что? — поднялся Николай.
— Как видишь.
— Так!..— зловеще протянул Николай.
Парни отводили взгляды от Саньки, опускали глаза. Наступила гнетущая тишина. Даже Букин, возившийся у своего шкафа, затих.
— Да, — наконец подытожил Степа Бабушкин.-— Как ни печально, а приходится констатировать, что совершена кража. Но кто, кто? — вот в чем вопрос! Позорище! Из нашей смены…
Настроение у всех было испорчено. Действительно, как так получилось, что друг в крепкой бригаде завелся вор?! Значит, кому-то из товарищей по работе — да какой он сейчас товарищ! — не все ли равно, из их смены или из другой, значит, кому-то из тех замечательных парней, с которыми живешь бок о бок в общежитии, ходишь на стадион, в школу, клуб… Кому-то из них нельзя доверять?!
Санька, сощурив глаза, сел на скамью. Губы его были плотно сжаты.
— А замок-то у тебя хорошо закрывался?— спросил почему-то Илька.
— Что замок! — боднул головой Степа Бабушкин. — Замок — это пережиток. Он появился одновременно с частной собственностью. Сказалась кулацкая натура частника. И не от воров он закрывал свое добро. Их, воров, тоже вначале не было. А куркули закрывали добро от своих близких, от своих, если хотите, родственников, чтобы те его вещами не пользовались. А воры появились позднее.
— Появляясь и не исчезают, — пробубнил возившийся у своего шкафа Букин.
— Вот вам и пример. А то: да что! Да у нас не может быть! Да мы уже не те! Вот вам — не те.
— Слушай, Букин, заткнись!— Санька вскочил. — Тебе не в молодежном цехе работать, а на базаре вениками торговать. Там ты был бы в своей стихии, там копейка — все.
— А что, для меня этим ≪всем-то≫ ты должен быть, что ли? — криво усмехнулся Букин.
— Мы, если хочешь! Я, он, он, он,— Санька поочередно указывал пальцем на хмурых друзей-вальцовщиков.— Главное для человека — его товарищи, и только потом уже он сам… Так, значит, веровать? — с расстановкой заговорил он, дергая для чего-то запертую дверцу своего шкафа.— У товарищей?!
Открыв замок, Санька начал торопливо вытаскивать его из проема. Замок, как на зло, не хотел покидать гнезда. Наконец, Саньке удалось вырвать его вместе с шурупами.— Ну, что ж! Посмотрим, как эта падаль в открытый шкаф полезет! Нарочно лучший костюм завтра одену. Нищим меня не оставит! А накрою — без суда разделаюсь! — И стал с лихорадочной поспешностью натягивать рабочие сапоги.
…На смену Санька и Николай заявились в новых костюмах. Николай, ни слова не говоря, отвернул свой замок и отнес его в урну. Илька, уже было направившийся в цех, заметив это, вернулся, тоже снял замок со шкафа.
Вальцовщики собрались на оперативку за двадцать минут до начала работы: обсудили результаты прошлой смены, получили задания на очередную.
Закрывая оперативку, мастер Борис Петрович Ивлев, или попросту Боря, сказал:
— Бабушкин будет говорить.
Комсорг вышел к столу.
— Все вы, ребята, знаете, что вчера произошло у нас. Я много думал, как случилось, что в нашу среду затесался вор? Думал, что предпринять, чтоб найти его, что сделать, чтобы такого не повторилось? Но дельного ничего не придумал. Давайте потолкуем и решим, как быть. Кто берет слово?
— Дайте мне! — поднялся Санька. — Ты спрашиваешь, как быть? Не выставлять же в раздевалке постового! Может, за товарищами подсматривать, слежку, может, за ними установить? Я предлагаю снять замки со шкафов. Пусть этот пережиток знает, что мы над тряпками не трясемся. Не они нас, мы их зарабатываем. Жаль, конечно, когда пропадает хорошая вещь.
— Ничего не выйдет!— с места выкрикнул Букин, не дав Саньке даже закончить.— У тебя украли, хочешь, чтобы и у других тоже?!
— Цыц ты, девятнадцатый век! — повернулся к нему Санька. — Где ты, Букин, родился? где рос? Ты вот заметил, наверное, что тебя никогда не называют по имени — Сашкой? Букиным зовут все. А почему? Не задумывался? Рубль у тебя — гвоздь программы.
— Будет на моем шкафу замок или не будет — мое личное дело. И решать вы не имеете права.
— Ты что, за свое новое пальто беспокоишься?! — загремел Николай. — Смотри, Букин, в случае чего я тебя вместе со шкафом и секретным замком в мусорную яму отнесу.
— Лучше, Коля, унеси его в музей древностей, — вставил Санька.
— Кто еще? — спросил Степа.
Ребята зашевелились.
— Прав, пожалуй, Санька…
— Черт его знает, как оно получится…
— Чего думать!? — выдохнул Илька.— Трамваи без кондукторов есть? Магазины без продавцов есть? А замки так и так скоро повсюду снимать будут. Конечно, не сразу. Где можно — сейчас надо снимать. Долой замки!
— Я поддерживаю предложение Саньки, — сказал Степа Бабушкин.— Замок в наших условиях не только металлическая вещь с отверстием для ключа, это прежде всего символ недоверия товарищам. Долой недоверие, долой замки!
— И я согласен с Санькой, — встал мастер Борис Петрович Ивлев, или попросту Борис.— Самый секретный замок — наша совесть. Только принудительно снимать замки со всех шкафов нам никто не дал права. Я думаю так: для тех, кто еще побаивается это сделать, отвести отдельный угол, и пусть они там закрываются. Так и сделали. Другие смены тоже подхватили начинание. Несогласных и сомневающихся набралось с десяток. Шкафы их были поставлены в отдельный отсек, именуемый теперь ≪музеем≫. Но ≪экспонатов≫ в нем с каждым днем становилось все меньше. Наконец, остался один шкаф Букина.
Прошло около месяца.
Кончилась дневная смена. Санька поднимался по лестнице в раздевалку.
—Санька!—окликнул его снизу Илька.—Тебя тетя Маша ищет.
Снизу спешила тетя Маша, уборщица.
—Здравствуй, тетя Маша, —улыбнулся ей Санька.—Выглядишь теперь хорошо. Выздоровела, значит? На курорт съездишь —богатырем, как наш Никола, станешь.
—Здравствуй, Саня, здравствуй! Прости ты меня, дуру старую, —вдруг запричитала тетя Маша.
—За что прощать-то? —изумился Санька.
—Да ведь сапоги твои я подобрала, забыл ты их тогда в шкаф положить.
—Да ну? Вот здорово!..
—У вас, говорят, сколько неприятностей из-за этих сапог. А меня, знаешь ведь, в ту ночь прямо с завода в больницу отвезли: печень схватило. И совсем я про сапоги-то твои забыла.
—Ничего, тетя Маша, не волнуйся. За сапоги тебе спасибо большое. Обрадовала меня. И могу еще сообщить тебе, тетя Маша, что ты вошла в историю.
—Это в какую историю?
—В мировую! —крикнул Санька, прыгая сразу через четыре ступеньки.
…Прошла еще неделя, и ≪музей≫ опустел. Шкаф Александра Букина занял свое прежнее место, только уже без замка. Видать, что-то изменилось в характере его владельца, что-то появилось в нем новое.
