Сколько раз умирала попадья от страха и сколько раз воскресала, сказать трудно. Мысль о мине, лежащей на спине, приводила ее в ужас.
«За грехи мои тяжкие»,— думает обреченно попадья. И неожиданно дергается. В толстую шею жадным хоботком впилась злая осенняя муха.
«Брошусь в погреб,— в отчаянии решает попадья.— Мину сброшу и… сигану. Авось, не до смерти убьет… Потом вылезу».
Осторожно, стараясь не делать резких движений, матушка поползла, как завзятый пластун. Довольно долго двигалась она, пока преодолела несколько метров, отделявших ее от погреба; раскрыв рот и дыша, как загнанная лошадь, попадья свесила голосу в яму, на глазок определяя глубину. Закрыла глаза и бросилась на бочонок с соленьями. Вдогонку ей покатился сухой кирпич кизяка, положенный Соколом вместо обещанной мины.
