Бывают в жизни такие моменты, что навсегда вписываются в память сердца красотой чувств, особой теплотой и душевной радостью. Эта история о дружбе с лесным жителем является одним из самых ярких и запечатлённых в душе эпизодов моей жизни.
Выбор пути
У всех лесных зверюшек малыши такие же непослушные и шаловливые, как и маленькие дети у людей. Мамы и тех и других вынуждены всегда держать ухо востро и следить, чтобы их любимцы не натворили ничего такого, что могло бы угрожать хорошему настроению, самочувствию, а то жизни. Последнее в особенности относится к деткам лесным, так как опасности их подстерегают на каждом шагу.
Тем не менее, любопытство и интерес к познанию мира побеждают всегда, и никто из малышей не собирается отсиживаться в норке, а старается вначале с родителями, а потом и самостоятельно познакомиться с окружающим миром. Ведь мир вокруг — это и есть жизнь! От глубины и широты познания его зависит и полноценность твоего бытия. А прожить можно по-разному!
Например, как сверчок за печкой. То есть радоваться своему благополучию и вечному покою, быть счастливым от тепла, сытости и обилия вкусных запахов. А можно, как стриж, который одинаково весело относится и к грозе, и буре, и беснующемуся океану, и многодневным рискованным поднебесным путешествиям. Он не унывает ни от лишений, ни от нелёгких дорог и всегда в восторге от бескрайних просторов пути своего и от нового ежеминутного познания всего великолепия жизни на нашей планете. Какой путь выберет в своей жизни животное, — решает его природный статус, а вот человек выбирает свой путь сам.
Среди буйных трав
Вот и деткам бурундуков всё вокруг очень занимательно и безумно привлекательно.
— А опасность?
— Да о чём разговор, мама!
Вовсе не беда, что по неопытности можно попасть в какую-нибудь неприятную историю. Например, забрести в муравейник, весело помчаться за проползающей мимо гадюкой или свалиться в яму, которых в любом лесу немало.
— Мир надо познать, мама! Ведь он стоит того!
В одно прекрасное время поселилась рядом с моим лесным лагерем пара бурундуков, и вскоре стал я их встречать уже с выводком, то есть со своими детками. Всегда забавно было наблюдать за их прогулками.
Вот бредёт шаловливая братва, лазит где попало, повсюду суёт свой нос, не останется без их внимания ни травинка, ни веточка, ни муравей-трудяга.
Всё интересно бурундучкам: и бабочки с цветочками, и мухи с комариками, и даже белые облака-кораблики, плывущие высоко в небе. Всё, что только можно, они осторожно обнюхают, а потом ещё и лапкой проверят. А то устроят весёлую, озорную борьбу-свалку между собой, будто маленькие медвежата. При случайной встрече и не поймёшь сразу, что же это за куча-мала такая среди буйных трав и цветов лесных шевелится.
Вскоре, повзрослев, стали молодые бурундучки самостоятельно путешествовать. Поначалу неподалёку от норки, а затем всё шире и дальше по окрестным лесам. Вот тогда-то мне и приходилось встречаться с ними особенно часто. В один день некоторые из них шли гулять на север от норки, другие — на юг, а остальная «братва» — на запад, а на другой день — всё наоборот. Часто ходили они и поодиночке.
Детство бурундучка
Однажды, заметив прогуливающегося бурундучка, решил я оставить свою работу и понаблюдать за этим проказником. То, что он таковым является, у меня не было никаких сомнений, ведь наверняка мать не разрешала ему так далеко уходить от норки. Уж очень мне было интересно узнать, куда и зачем этот маленький лесной гражданин направился.
И вот, шагаю я тихонько, скрываясь за деревьями, следом за ним. А он идёт весёлый такой, игривый, и весь окружающий мир ему в радость. Вот помчался он за стрекозой, сделал два прыжка, а третий не получился. Мал ещё карапуз, запутался весь в густой траве. С трудом выбрался он из зарослей, причесал лапками взъерошенную шёрстку, почесал животик, почесал за ушком и направился дальше.
Вот и ручеёк! Стал он переходить его по черёмуховому прутику, а на середине остановился и уставился вниз, в воду. Увидел там бурундучка, поднял хвостик торчком вверх и прыгнул вниз, видимо решил с «братцем» побороться, как обычно. Плюхнулся в водную гладь, все паучки-лодочники по сторонам разбежались, а сам он под водою скрылся, и нет его.
Вижу, вынырнул и плывёт к берегу. Вылез на бережок, помылся, отдохнул у самой воды и, видимо, так и не поняв, куда же исчез его «братик», побежал дальше.
А дальше — густые заросли липняка, и мне стало трудно наблюдать за ним. Однако вскоре вышел он на горку, и здесь я мог видеть его постоянно. Вот привязался к нему овод, всё норовил усесться на его мордочку. Бурундучок спрятал её под листик липы, только хвостик торчит, да чуть попочка. Покружил овод вокруг неё, не понравилось ему, обиделся, рассердился крепко и от злости на меня набросился. Зацепил я его как следует, он и убрался восвояси.
У невысокой сосёнки, с метр высотой, юный путешественник вдруг остановился, уставился на неё, а затем по лежащему брёвнышку быстро и весело перебежал на её нижнюю веточку. И вот чему я сильно удивился, — стал раскачиваться на ней!
Ну совсем так, как каждый из нас с вами делал это в детстве, получая явное удовольствие от такого развлечения. А веточка-то эта была коварной по причине её излишней тонкости, так и норовила бурундучка сбросить с себя. Стоило ему только посильнее раскачаться, как не удержавшись, валился он вниз, на мягкую травку. Видимо, нравилось ему не только качаться, но и падать. Упав, он с удовольствием валялся на спинке, точно лошадка в поле, чесал себе животик, жмурился от удовольствия и от ласкового солнышка, а затем снова седлал своенравную игрушку. Качался он так, валялся он так, и тут слышу я едва-едва различимый призывный голос его мамочки откуда-то из-за ручья.
Соскочил бурундучок, уставился в ту сторону, откуда доносился родной звук и заспешил. Прошёл он между моими кроссовками и даже не обратил на них никакого внимания, а ведь было на что посмотреть! Кроссовки-то были заморские! Конечно, откуда ему, — этому молодому жителю лесов, знать, что эти самые кроссовки не являются лесными обитателями, — и не растут, и не живут здесь.
Потом я ещё несколько раз видел, как этот мой знакомец ходил за ручей. А однажды даже вдвоём с братцем направились они туда. Однако, их беззаботное детство продолжалось недолго. Заканчивался июль и вскоре им было уже не до развлечений. Надо было определяться с территорией и начинать подготовку к зиме, а это уже совсем другая, далеко не детская, а взрослая жизнь и совсем-совсем другая история.
Победитель схватки
Приучить к себе лесное животное в неволе дело нехитрое. Согласитесь, что есть в подобной ситуации какой-то элемент нечестности и несправедливости с нашей человеческой стороны по отношению к животному. Действительно, свободы выбора у него нет. Хочешь не хочешь, а принимай условия, протягивающего тебе руку. Совсем другое дело приручить животных, свободно и независимо живущих в своём лесном доме. Ведь здесь они сами решают, с кем им дружить, к кому идти, а с кем не стоит и простого знакомства водить.
Если живёшь в лесу с соблюдением местных лесных законов, и стало быть, никому не навязываешься, никого и ничего особо не трогаешь. И ни от кого ничего не просишь, — то со временем многие лесные животные сами подтянутся к тебе для знакомства. Нередко причиной этому является их желание полакомиться чем-нибудь вкусненьким, а то и простое любопытство.
Однажды поселилась недалеко от меня, в зарослях соснячка, семейка бурундуков. К августу выросли их детки и стали самостоятельно осваивать территорию. Как-то утром пришёл ко мне в лагерь один из них и сел поодаль. Сидит, смотрит, а на мордочке написано: «Здравствуй, добрый человек, а кто ты такой есть? Чем ты дышишь, и какая мне от тебя польза будет?»
И как такого хорошего, славного, приветливого бурундучка не угостить хлебушком с маслом? Я и дал ему — положил кусочек на пенёчек. Он, чувствуя вкусный запах, осторожно подкрался, то и дело замирая от страха, но всё же съел всё. И с тех пор стал захаживать ко мне почаще, поэтому расход хлеба увеличился.
В семье он был не один, вскоре все его братья и сёстры тоже пошли ко мне. Предложил я хлебушка и им, но не тут-то было! Первооткрыватель кормного места, а я его прозвал Гришей, ревновал, крепко обижался и всем своим поведением выражал недовольство. А если родственничек не понимал намёка, то отчаянно кидался в драку. О! Это были настоящие, отчаянно безумные потасовки!
В пылу боя бурундуки, сцепившись в единый клубок, катались у меня под ногами, иногда даже в остывающую золу костра, и только белесая пыль висела над местом боя. Итог был всегда один — победителем схватки оставался Гриша, а побеждённый, обидно крича, уходил… И не просто так, а навсегда. Отбил Гриша всех своих соперников, мне даже жалко их было.
И вскоре остались мы с ним вдвоём на этой территории. Нашёл бы я питание и для всех его родственников, но в законах внутривидовой конкуренции компромиссов не бывает.
Сойка и Гриша
Дружба наша крепла с каждым днём и часом. Вскоре Гриша уже постоянно держался возле лагеря, и мне иногда даже чудилось, что он весело подмигивает мне издалека. К обеду он всегда объявлялся у меня. Поначалу я ему клал пищу чуть поодаль, на пенёчек. Потом он стал брать её из рук, а через неделю-другую запросто присаживался со мною обедать прямо на моих коленях или располагался на столе, поближе к дымному котелку, а иной раз залезал даже в тарелку.
Пищу просил он настойчиво, и если ему она не нравилась, то он, не вытирая своих лапок, забирался по моим кедам, брюкам, «энцефалитке» ко мне на грудь, на плечи, даже на голову и ходил по ним туда-сюда, пока мне не надоест. Тут уж естественно — все дела бросишь, а последний лакомый кусочек ему отдашь.
Со временем доверие ко мне с его стороны стало абсолютным. Находясь у меня в гостях, он уже никогда не осторожничал и с любопытством ходил и по столу, и по моей постели, и по всем моим кладовым так же свободно, как по своему лесу.
В это же время жила возле меня ещё и сойка. Оба они ладили между собой без проблем. Если уж быть совсем точным, то попросту не обращали друг на друга никакого внимания. Просил поесть один, просил другой, а получив угощение, каждый кушал его в разных местах. Бурундук рядом со мной, а сойка на пенёчке или на ближайшем дереве.
Иногда бывало так: сойка усаживалась над Гришей на ветку невысокого деревца и, медленно поворачивая голову с одного бока на другой, как бы старалась разглядеть моего друга получше. Скорее всего, этим своим поведением она хотела дать ему понять: «Ну и кто ты такой в сравнении со мной? Маленький, неказистый, да ершистый. И вообще, было бы лучше, если бы ты ковылял отсюда побыстрее и, как говорится, подобру-поздорову». Зная коварный характер этой моей подружки, я был начеку. Однако, дальше подобных сцен дело не шло, и вскоре на её выходки ни я, ни он не обращали никакого внимания.
Взаимный интерес
Иногда поведение Гриши было трудно понять и объяснить. Этот любопытный для меня поступок совершался им чаще всего во второй половине дня. Так, приходя ко мне в гости, он садился на пенёк в метрах трёх от меня и, сидя неподвижно, наблюдал за мной целыми часами. Я вёл записи, готовил инструмент к работе, настраивал приборы, фотографировал или готовил себе пищу, а он, совершенно замерев на пенёчке, всё время наблюдал за мной.
Нет-нет, он не дремал, а именно наблюдал с любопытством. Видимо, был я ему интересен и, очень похоже, что он изучал своего друга и хотел познать, кто же всё-таки я есть такой, и чем вообще занимаюсь здесь, на его честно завоёванном участке лесной благодати.
И мне он был тоже очень интересен. В особенности занятно было знать о делах его. А так как он меня не сторонился и совсем не боялся, я часто сопровождал его в путешествиях. Ходил за ним следом, буквально в нескольких шагах, наблюдая за его поведением. Однако, работы на полевых исследованиях было всегда невпроворот и поэтому, к большому моему сожалению, наши совместные путешествия удавались очень редко.
Между тем стремительно пролетали августовские денёчки. Вдвоём с бурундучком, ставшим мне добрым и милым другом, провожали мы вечернее солнышко, слушали птиц, грелись на солнышке, гуляли и, конечно, совместно трапезничали среди векового соснового бора — величественного природного храма.
Лето заканчивалось… Уже берёзы стали вплетать в свои кроны жёлтые косицы, папоротник светлел и рыжел всё больше и больше… Тихо и незаметно подходило время нашего расставания. С выпадением снега заканчивались мои полевые исследования, а моему другу предстояло серьёзно готовиться к длительной зимовке.
Горячая пора
Приближалась осень… Уже крепкие заморозки украшали сверкающим инеем первые опавшие жёлтые листочки. Такие чудные среди изумрудной зелени тропинок! Ночи становились непроглядными, а хрустальные дни конца августа очаровывали своим покоем, тишиной и мягким, всепроникающим солнечным светом.
Вот в один из таких дней мой друг-бурундук Гриша вдруг резко изменил своё поведение. Из спокойного, праздно шатающегося зверька он превратился в безумно делового трудягу-заготовителя. Теперь уже ни одной минуты зверёк не сидел на пенёчке, сложа лапки, как часто бывало прежде, а постоянно искал себе какую-нибудь провизию. Искал он её азартно, лихорадочно, и при этом совал свой нос повсюду, где только можно было найти хоть что-нибудь вкусненького.
Я специально стал оставлять ему хлеб в котелке, и он целыми днями перетаскивал его к себе в норку без всяких перерывов на отдых. Делал это он очень забавно: залезал внутрь, набивал до отказа рот хлебом и, с раздутыми щеками, бегом мчался в свой домик. На меня он уже практически не обращал никакого внимания, ему просто было не до общения в эту жаркую для него пору. А я всё это понимал и совсем не обижался. Зима на носу — успевай только запасать пищу. Друзья всегда поймут, ведь дело-то житейское.
Бывало, подойдёшь к лагерю, а он высунется из котелка, как из окопа, глянет кто тут его беспокоит. «Ага, — свои!», — и снова в котелок занырнет, и на тебя ноль внимания.
Его интересовало буквально всё, что годилось в пищу. Даже нечаянно выплеснутые мною на траву остатки супа он тщательно собрал и унёс к себе в норку. Все свои заготовки он делал бегом, бегом, и только бегом. В общем, точно «Фигаро здесь, Фигаро там». Весь день только и видно было мелькание его хвостика и полосатой спинки среди лесной подстилки. Причём на продукты, годные для питания зимой, он набрасывался стремительно, взахлёб запихивал их себе за щёки и тотчас же мчался в свой домик.
С раннего утра до вечерних сумерек трудился Гриша на заготовке продуктов. Бывало, сквозь предутренний сон услышу, как кто-то орудует в моей кухонной посуде, приоткрою глаза — Гриша там. Прихожу обедать, а он выглядывает из моего котелка и будто спрашивает: «Ну? Принёс хоть чего-нибудь поесть-то?». Не дождавшись ответа, пыхтя вылазит с надутыми щеками и бежит к своей норке, только хвостик весело мелькает среди грустных стебельков пожелтевшей травки. И так до окончания светового дня. Одно слово — работяга, каких ещё поискать в лесу среди лесных обитателей!
Я несколько раз ходил к его домику, ведь построил он его совсем недалеко от моего лагеря. Выкопал в почве норку на несколько комнат. Вот и всё, — готов домик. Зверёк этот очень аккуратный и домовитый. Весь октябрь он провёл в великих хлопотах, связанных с заготовками на зиму, и забавно было наблюдать за ним в этот период.
Как-то раз, незаметно для него, шёл я следом. Вот остановился он, поднялся на задние лапки, а передними лапками стал собирать листики и запихивать их себе в ротик. Забавно так у него это получалось. Ясное дело, — постельку себе тёплую из них будет делать. Однако оказалось, что не только постельку, но и коврики тоже. Убедился я в этом, когда заглянул в его норку. Вход в неё в начале опускался вертикально, а потом под наклоном уходил вглубь почвы. Так вот, наклонный переход у него был весь аккуратно выложен листиками берёзы. Присмотрелся я, — целый коврик ярко-жёлтого цвета у него на входе лежит. Опускается он в норку и сразу же по этой мягкой золотистой дорожке идёт в свои уютные комнатки.
Перед уходом
Зима наступила рано. Ближе к ноябрю мой друг стал всё больше пропадать и иногда не показывался у меня целыми днями. Видимо, сделав основные заготовки, он приводил в порядок своё жилище. Соскучившись по милому сердцу соседу, я иногда подходил к его норке. Подожду, подожду… А ему всё недосуг высунуться хотя бы и ненадолго, да побыть со мной. Постою, загляну в норку, да так и уйду ни с чем.
В том году мои полевые работы затянулись до ноября. Уже и светало поздно, и смеркалось рано, а дел всё ещё оставалось невпроворот. Всё бы ладно, да мешал мороз. Точные приборы выходили из строя — замерзали, а писать приходилось только карандашом, — ручки не писали при низкой температуре.
В общем-то, это уже была не работа, а мучение одно, но без этих данных не было возможности оценить результаты всего полевого сезона. Поэтому я решил, несмотря на тяжёлые условия, добить всё разом.
Особенно сильно выматывали ночёвки. Мало того, что нужно было готовить много дров, ночи-то уже были слишком длинными и холодными, так ещё и на ночлег приходилось устраиваться рано, до темноты и потом целых четырнадцать часов находиться у костра, прежде чем с рассветом продолжать работу.
В один из первых дней ноября, когда уже снег лежал повсюду и мороз пробирался под одежду беспощадно, я готовил себе обед и тут услышал знакомое шуршание коры на стволе сосны. Поднял голову и увидел своего друга. Он как-то неуверенно переступал лапками по напорошенному снегу и тихо, осторожно приближался ко мне.
Ох, как обрадовался я ему! Понятное дело! Не мог он не навестить меня и не попрощаться перед уходом на спячку. Ведь всё лето прожили мы вместе. Я тотчас достал сливочное масло, которое он всегда любил безумно и тихо положил перед ним… Но он совершенно игнорировал угощение, а только смотрел и смотрел на меня… Эта последняя наша встреча продолжалось всего минут пять. Мы так молча и просмотрели всё это время друг на друга.
Я не решался подойти ближе, чтобы не напугать его напоследок. Всё-таки не виделись мы уже больше недели, да к тому же несло от меня дымом не хуже, чем от самого костра. К тому же, в наших отношениях я всегда предоставлял инициативу ему, а сам никогда не навязывался. А зачем? Пусть он сам и решает, как вести себя.
Он же, постояв, робко повернулся и пошёл. В начале медленно, а потом всё быстрей к своей норке. Уже спускаясь с дерева, он оглянулся. Я помахал ему рукой. И мой друг, ступая аккуратно лапками в снег, будто цапля, вскоре скрылся за стволами деревьев, и, как оказалось, — навсегда…
Через неделю, покидая лагерь, оставил я ему в котелке на весну и на случайную осеннюю оттепель кедровые орешки. Всю зиму с нетерпением ждал прихода весны и мечтал, что на будущий год мы снова будем вместе.
И вот, прибыв в апреле в свой лагерь, я обнаружил свежую поедь кедровых орешков. Ура! Значит, был он совсем недавно. С радостью стал я ждать его в гости, наготовив ему всего вкусненького. И ждал его всю весну и всё лето напрасно. Понял я, что моему другу надо было обзаводиться семьёй, и, видимо, ушёл он искать свою любовь на новые земли, так и не дождавшись моего возвращения в лес.
С тех пор прошло уже много лет. Я глубже понимаю теперь, какое это счастье, какое бесценное богатство — радость общения на равных и душевная близость со всеми живыми существами в природе! Часто вспоминаю наши встречи с озорным лесным зверьком, ставшим мне настоящим другом…
Светлые чувства о нашей дружбе отпечатались в моей памяти навсегда. И как хорошо, что сохранились у меня несколько его фотографий, сделанных в период нашего общения. Доброго тебе пути, дорогой мой Гриша! Счастливой и яркой тебе новой жизни, полной радостных забот.
