Хроники Екатеринбургского централа 1920-х годов.
После вступления в Екатеринбург передовых частей Красной Армии в июле 1919 года из Екатеринбургской тюрьмы № 1 были освобождены последние 188 заключённых. Но очень скоро была заполнена новыми арестантами. Изменилось и её название.
Слово тюрьма, являющееся одним из символов царского режима, официально перестало употребляться. В 1919 году она получила название Екатеринбургский исправительный трудовой дом № 1. С 1924 года исправдом был вновь переименован в изолятор специального назначения. Первым заведующим был назначен бывший младший унтер-офицер царской армии Ураков Пётр Никифорович, который в 1918 году сам провёл полгода в колчаковских застенках в Омской тюрьме, откуда в начале 1919 года совершил побег.
Хотя до назначения на свои посты новые начальники знали о тюрьмах не понаслышке, опыта управления пенитенциарными учреждениями они не имели. Никаких приказов и инструкций на этот счёт вышестоящее руководство выпустить ещё не успело. Не успев издать новых инструкций, Карательный отдел (нынешний УИН) направил в августе 1919 года руководству исправдома «Сборник тюремных циркуляров за 1859–79 г. г.» и несколько журналов «Тюремный вестник» за 1899, 1903, 1905 годы, «Вестник пенитенциарных знаний» за 1917 год. Тем самым руководству предлагалось изучать опыт старой системы и использовать то, что сочтут нужным в современных условиях.
Внутреннее устройство
В то время тюрьма представляла собой два каменных корпуса. В главном корпусе (нынешний 1-й) разместили больницу и контору исправдома.
Позднее контора была переведена в выстроенный для этого деревянный барак. Корпус для заключённых (нынешний 2-й корпус) содержал 89 камер, 7 карцеров и несколько деревянных строений, ныне не сохранившихся. Отдельно находился деревянный корпус для женщин на 5 камер и 1 карцер, баня, деревянная конюшня, флигель, в котором разместили квартиры для руководства.
Излишне говорить, что исправдом был с первых же дней переполнен заключёнными, число которых неуклонно росло. Рассчитанный на 550 человек, он к концу сентября 1919 года вмещал в себя 1228 человек. По сравнению с сегодняшним положением переполнение было небольшим, всего в 2 раза. В камерах, рассчитанных на содержание от 14–29 человек, находилось от 18 до 56 человек. В женских камерах переполнения вообще не было. Тем не менее администрация и карательный отдел были обеспокоены участившимися случаями заболевания сыпным тифом, грозившими осенью 1919 года перейти в эпидемию. И, с подачи медперсонала, видели причину распространения болезни именно в перенаселённости учреждения. Карательный отдел принял энергичные меры к разгрузке исправдома.
Состав заключённых
Основную массу заключённых (примерно 70%) составляли дезертиры из Красной Армии, а также содержались лица, обвиняемые в притеснении семей красноармейцев, коммунистов и совработников, сотрудничество с белыми, и даже за сокрытие своих званий. Сведений о наличии уголовных преступников в этот период не сохранилось. Из 1078 заключённых исправдома только два человека числились за милицией. Остальные числились либо за ВЧК, либо за особым отделом при 3-й армии и ревтрибуналом. Военнопленных в исправдоме не держали. Для них, по решению президиума Губчека, в городе был организован концентрационный лагерь, где первыми заключёнными были белые офицеры. С 1920 года там содержали военнопленных поляков, а в 1921 году он пополнился участниками Тамбовского восстания.
В соответствии с амнистией 5 ноября 1919 года по случаю двухлетней годовщины Октября из исправдома были освобождены 98 заключённых. «Освобождённые» сначала поступили в распоряжение коменданта города, а затем зачислены в воинские части и отправлены на Восточный фронт. От чего бежали, к тому же и пришли, как говорится. Другим 145 осуждённым повезло больше – им просто сократили сроки заключения. Бывали случаи, когда заключённые исправдома сами просились на фронт.
Для водворения подозреваемого в исправдом в первые месяцы советской власти не требовалось мотивированного постановления о его задержании. Имелась лишь, как правило, сопроводительная записка следующего содержания: «При сем препровождается арестованный ф, и. о. для заключения и содержания в исправдоме». Даже не указано, за что арестован. Сами заключённые не всегда могли ответить, за кем числятся, так как ещё не привыкли к новым названиям учреждений (Губчека, Губревтрибунал, Особый отдел, следственная комиссия и т. д.), и из-за неграмотности путали одно с другим.
Новому руководству заново пришлось создавать штат сотрудников. Уже к сентябрю 1919 года число сотрудников достигло 71 человек. До революции, в апреле 1917 года, в тюрьме числилось 62 сотрудника, включая священника. В августе 1919 года священник Андриан Глубоковский также ещё входил в штат исправдома, затем стал внештатным сотрудником, свободно посещающим заключённых в любое время. В декабре 1919 года ему было запрещено посещать свою паству без разрешения Карательного отдела.
Персонал исправдома
С самого начала работы тюрьмы в советский период наметилась тенденция к увеличению числа канцелярских сотрудников (бухгалтеров, секретаря, машинисток и других лиц, не связанных непосредственно с охраной, но зарплата которых была гораздо выше, чем у несших службу надзирателей. До революции таких должностей не было, все сотрудники, кроме священника и двух фельдшеров, были заняты только охраной. Помимо основного штата надзирателей в октябре 1919 года к исправдому была прикомандирована конвойная команда из Царицына, которая осуществляла сопровождение заключённых по направлению Тюмень – Челябинск.
При поступлении на службу в исправдом кандидат заполнял анкету, в которой, кроме обычных вопросов, следовало ответить на следующие: «Служил ли в Красной Армии и какую занимал должность?» «Где находился во время занятия Урала белыми?» «Ваш взгляд на революцию». Впрочем, даже если кандидат и находился в стане белых и не ушёл с Красной Армией в 1918 году, и если на вопрос анкеты: «Почему идёте в данное учреждение?» честно отвечал: «Так как в других нет свободных мест», его всё равно принимали на службу, так как кадровый вопрос в первой половине 20-х годов встал очень остро. Поначалу в изолятор не зачисляли кого попало. Почти все сотрудники направлялись туда на работу по рекомендациям штабов ЧО и военкоматов штабов армий, считанные единицы, как правило женщины, направлялись с биржи труда, но с начала 20-х годов ситуация изменилась.
Материальное положение надзирателей, в отличие от надзирателей царских тюрем, было крайне тяжёлым. У надзирательского состава, на котором держалась охрана исправдома, зарплата была самая низкая. Понятно, что в период 1922–1924 годов кадровый вопрос стоял остро. Надзиратели из-за тяжёлого материального положения увольнялись почти ежедневно, а кроме того, служба в исправительном учреждении не освобождала от воинской обязанности. И кого-то периодически призывали в Красную Армию. Увеличение зарплаты от руководства исправдома не зависело. Чтобы не остаться без охраны, создали конвойную команду из самих же заключённых, которые исполняли обязанности мл. надзирателей, и выполняли 63% работы по охране исправдома. За неимением пополнения кадрами иных освобождающихся заключённых автоматически зачисляли в штат сотрудников исправдома. Но это проблемы не решало. Сотрудники всё настойчивее требовали от руководства исправдома возбудить ходатайство перед Губернским управлением местами заключения об увеличении окладов, выдачу дров, формы, предоставлении квартир.
С 1924 года подобных жалоб на нехватку кадров уже не наблюдается. Видимо, отток кадров уменьшился, известно, что оклады увеличены не были. Но, видимо, сыграло роль предоставление служебного жилья. К 1926 году казёнными квартирами при изоляторе пользовались сотрудники администрации – 5 человек, надзора – 23 человека, служащие – 8 человек. В ноябре 1926 года в учреждении работало уже 69 младших надзирателей. С приходом в 1925 году к руководству нового начальника Мацейко, (оторый начал жёсткими методами устанавливать дисциплину среди личного состава, нерадивых сотрудников начали увольнять ежедневно. Видимо, приток новых сил уже был.
В 1922 году для персонала мест заключения была введена единообразная форма – тёмно-зелёная гимнастёрка со стоячим воротничком с синими петлицами и галифе. У нач. состава на рукавах и воротничке был синий кант, на галифе – синие лампасы. До 1922 года формы не было, сотрудники носили на рукавах соответствующие нарукавные повязки. Тогда же в 1922 году были введены удостоверения для работников пенитенциарной системы, в соответствии с которыми разрешалось ношение и хранение огнестрельного оружия. Остро стояла проблема с вооружением для надзирателей. После гражданской войны, когда освободилась масса оружия, и только ленивый не прятал обрез или наган, для исправдома оружия не нашлось. Впрочем, все надзиратели были вооружены револьверами системы «Наган». А огнестрельное оружие в те времена было далеко не лишним.
Плохое вооружение, недостаток надзирательского состава, также недисциплинированность и халатность надзирателей давали благоприятную почву для побегов как с территории исправдома, так и с внешних работ. В подавляющем большинстве случаев побеги были именно с внешних работ из-за халатности конвоя. С внешних работ заключённые бежали десятками. Главным образом, бежали с Верх-Исетского завода, где постоянно находились около 500 заключённных Екатеринбургского исправдома. По сообщению начальника изолятора (с 1924 исправдом был переименован в «изолятор специального назначения»): «Побеги происходят преимущественно с внешних работ, где укараулить заключённых, даже при достаточном количестве надзора, не представляется возможным».
В 1920-е годы изолятор вновь был переполнен в три раза. Рассчитанный на 550 человек, он фактически вмещал в себя от 1448 до 2214 человек на ноябрь 1926 года. Одеты заключённые, в большинстве случаев, в собственную одежду, но для нуждающихся выдавали казённые холщовые рубахи и шаровары. Помывка арестантов в бане проводилась 2 раза в месяц. Мыла на одну помывку выдавалось 25 грамм на человека. В июле 1919 года на выгоне близ изолятора был разбит огород и засеян картофелем, причём в качестве удобрений использовали мусор из помойных и выгребных ям. В отличие от колчаковских времён заключённые в советский период даже в голодное время не голодали. Кормили их в то время 2 раза в сутки. Обед мог состоять из щей с мясом (с 1920 года за неимением мяса использовали головы и осердия), каши с салом, картофеля и ржаного хлеба. На ужин выдавали кашу с салом и ржаной хлеб. В постные дни вместо мяса выдавали сухую рыбу.
Заключённые в то время делились на 4 разряда: штрафные, испытуемые, исправляющиеся, образцовые. На условно досрочное освобождение могли рассчитывать те, кто достиг категории образцовых, благодаря примерному поведению и добросовестному отношению к труду. Отличившиеся переводились в более высший разряд. Провинившиеся попадали в разряд испытуемых или штрафных. Штрафные содержались в отдельных камерах на пониженной норме питания.
В начале 20-х годов для занятия досуга арестантов в клубе при исправдоме устраивались спектакли и концерты, для чего приглашались «вольные» профессиональные артисты. К концу 1922 года в исправдоме был создан свой драмкружок. За 1-й квартал 1923 года на сцене клуба силами заключённых было поставлено 4 спектакля и 2 концерта. Кроме спектаклей и концертов, в клубе периодически проходили лекции на всевозможные темы.
В исправдоме была организована и школа для ликвидации безграмотности среди персонала и заключённых. Посещение занятий заключёнными проводилось строго на добровольной основе. Школу сумели открыть и наладить её нормальную работу только с 1 Мая 1923 года. Трудно сказать, относились ли заключённые добросовестно к занятиям. Зато известно, если сотрудники относились к учёбе равнодушно и уклонялись от занятий, то получали предупреждения и взыскания. 29 октября 1926 года приказом зав. изолятором Мацейко сразу 25 сотрудников получили строгий выговор с предупреждением за неявку без уважительных причин на занятия по ликвидации неграмотности.
Изолятор в 20-е годы состоял из трёх корпусов, в которых в 1923–25 годах было проведено электрическое освещение. Водоснабжение для приготовления пищи и кипятка производилось (начиная с 1839 года) на лошади бочками с Верх-Исетского пруда. Для остальных нужд – из своего колодца. Очистка нечистот производилась силами заключённых. Отопление было печное, на 50% нуждалось в ремонте. Исправлять печи, несмотря на частые ремонты, не успевали, что и привело к плачевным последствиям (пожарам). Как уже указывалось, на пропитание заключённого в месяц выделялось 1 руб. 62 коп. Трудно сказать, достаточная ли это была по тем временам сумма, но известно, что заключённые в продовольствии не нуждались. Исправдом – изолятор – в те времена сам себя обеспечивал продуктами питания, имея 13,8 десятины земли под огороды. И в конце 20-х годов это стало очень актуальным. К 1926 году изолятор приобрёл 3 коровы и 8 коз, и обеспечивал молоком в тюрьме малолеток и беременных женщин.
Если заключённого не устраивала тюремная пища, он мог разнообразить её имеющимися в ассортименте в лавке при изоляторе сёмгой, сыром голландским, кетой, колбасой, селёдкой, белым хлебом. В лавке также имелись папиросы, махорка, конверты. Средства для приобретения товаров у заключённых были, так как они имели возможность их заработать. На территории изолятора находились мастерские: кузнечная и бочарная, где работало 14 человек, слесарная – 6 человек, сапожная – 15 человек, типография – 170 человек при 2-х сменах.
На внешних работах на Верх-Исетском заводе, в 3-х верстах от изолятора, постоянно находилось в листопрокатном цехе и погрузочно-разгрузочных работах от 300 до 500 человек, где заключённые жили в отдельных помещениях. Кроме этого, несколько десятков заключённых постоянно работало на заготовке дров и обслуживало ассенизационный обоз. Заключённые получали от заработка 45–50%, что составляло 39 руб. 80 коп. для высокооплачиваемых, 13 руб. 60 коп. – среднеоплачиваемых, и 3 руб. 25 коп. – для низкооплачиваемых работников. Таким образом, заключённые имели возможность зарабатывать деньги и получать полезную специальность, что способствовало их частичной социальной реабилитации. После освобождения при существующей в стране безработице у них было больше шансов трудоустроиться.
Таким образом, к концу 20-х годов, несмотря на имеющиеся трудности, в изоляторе наблюдается благополучная картина. Изолятор был в состоянии обеспечить себя всем необходимым, кроме того получать доходы от подсобного хозяйства и работы своих мастерских. Заключённые, как следственные, так и осуждённые, занятые оплаченным трудом, не имели времени для противоправных деяний, и знали, что, в случае подобных действий к ним будет применено огнестрельное оружие со стороны надзора. Этими мерами обеспечивалась жёсткая дисциплина среди заключённых. Поддерживалась она на должном уровне и со стороны надзора, так как от нерадивых сотрудников с конца 20-х годов стали безжалостно избавляться. Думается, очень полезно было бы использовать и ныне подобный положительный опыт старой пенитенциарной системы.
Вернуться в Содержание журнала
