По Таймыру и льдам океана

Обыкновенные приключения необыкновенных людей

Был у меня в жизни эпизод, который и приключением-то не назовёшь. Просто нерядовой, где-то даже потешный и скандальный случай. Могу назвать точную дату, и тому две причины. Во-первых, я всегда помнил про день рождения собственного отца – 23 апреля. А, во-вторых, началась эта история 22 апреля 1985-го, в день рождения покойного революционного вождя Ульянова – Ленина. При СССР про его «хэппи бёздэй» помнили все и я тоже.

 

Команда снегоходчиков

Так вот 22 апреля, когда на Крайнем Севере ещё настоящая зима, и все посёлки, включая наш, завалены снегом по максимуму, дежурил я, воспитатель и учитель Кутопьюганской школы-интерната, в этом самом интернате.  Дело было к вечеру. По коридору бегали дети, для которых всегда трудно установить режим тишины и порядка. И, под детский гвалт, появляются два мужика, напоминающие космонавтов в скафандрах, здоровенные и облепленные пургой. Про скафандры я говорю, потому что мужики эти одеты были явно во много слоёв тёплой одежды так, что руки их слегка распирало в стороны, как крылья у пингвинов. На ушанках, завязанных под подбородками, начинал таять в интернатском тепле снег. «Нам директор школы разрешила переночевать в интернате. Где тут у вас изолятор?» – «А вы кто?» – «У нас пробег на самодельных колёсных снегоходах до Таймыра». – Откуда вы?» – «Из Тулы». – «Ого! А сколько вас?»

Забыл, что они мне ответили, и не помню, сколько их в итоге оказалось. Человек, наверное, восемь. А может, двенадцать. Возглавлял их московский инженер Вадим Яковлевич Шапиро. Последнее я зафиксировал твёрдо. Моя жена с сыном и новорождённой дочерью незадолго до того временно эвакуировались на юг, и семейная хата стояла свободной. «В изоляторе тесно и холодно. Пойдёмте лучше ко мне!» – предложил я. Путешественники согласились.

У гостей оказалось большое количество спирта. У меня – большое количество мороженой нельмы. … Утро. Кто-то тормошит моё тело со словами: «Вадим Николаевич! Просыпайтесь! У вас урок. Мы ждём вас в классе». Открываю глаза. Надо мной ученик Альберт Неркагы. Рядом ещё кто-то. Я лежу в детской кроватке, свернувшись калачиком. Весь пол в квартире накрыт телами мужественных снегоходчиков. На столе – огрызки, окурки, пустые бутылки, в целом, композиция на тему «Утро после битвы». Нелепость и комичность положения пытаюсь перебить строгостью интонации: «Сейчас приду!  Идите!!!»

 

Минут через двадцать появляюсь в классе. Класс хихикает, пригибая головы и не смея глянуть на меня. Для установления рабочей обстановки заполняю углы наиболее хихикающими. Провожу урок. На перемене вхожу в учительскую. Коллеги милостиво предлагают взять всю учебную нагрузку на себя: «Иди, Вадим, домой! Что ж ты мужиков бросил?» Возвращаюсь в квартиру, что в полусотне метров от школы. Принятые мною путешественники подымаются, покряхтывают и пытаются завтракать. Все какие-то сдержанные. От вчерашнего дружного гвалта не осталось и следа. Через пару часов землепроходцы исчезают в северо-восточном направлении. Тогда я не мог подумать, что состоялось предисловие к очень интересной теме. Спустя несколько лет я увидел заметку в газете:

«Норд-Вестник» (1992 г.): «ВНИМАНИЕ! Надымский конкурс Человек года открывается! Представляем первого кандидата на звание Лауреата нашего конкурса «Норд-Личность-92». Этот претендент хорошо известен надымчанам: новатор-самодельщик, создатель серии машин на пневмоходу «Мираж» и «Ямал» (грузовая, походная и спортивная модели), победитель всех Всесоюзных смотров-конкурсов снегоходной техники.   …Отважный участник и один из двух победителей небывалого арктического похода в 1989 г. на собственной машине по маршруту «Дудинка – Норильск – Волочанка – Хатанга – Мыс Челюскина – остров Большевик – пролив Шокальского – остров Октябрьской революции – пролив Эвенкийский – Архипелаг Седова – остров Северная Земля – остров Средний» протяжённостью 4 500 км по маршруту Семёна Челюскина и братьев Лаптевых».

 

Ясно, что здесь речь идёт о человеке, мягко говоря, не рядовом. Очень захотелось пообщаться с ним. После знакомства понимание его уникальности стало абсолютным… Такие люди встречаются крайне редко. Мы говорили с ним на разные темы и в разных местах: у меня дома, в гараже надымского байкерского клуба, в автомобиле на дорогах российского Северо-Запада, на улицах Петрозаводска, в его небольшой карельской усадьбе, где он поселился после Надыма. Захотелось написать о нём. Рассказ о Владимире Васюхине, разных этапах его биографии можно было бы назвать «Жизнь и необыкновенные приключения…», потому что приключений более чем хватало с самого детства.

 

Надымская эпопея

 В детстве мы все тянулись к технике. Такая тяга сформировалась. И когда я работал уже преподавателем в Борисове (Белоруссия) и сын Вадик был маленьким, я сделал ему вездеходик, а потом посадил на мотоцикл «Ява». …Направляясь в 1979 году из Белоруссии на Север, я проехал всю Россию. Заезжал в разные города, и в пути мне посоветовали ехать в Нефтеюганск. Там, мол, нефть и, значит, там же деньги. Страна бурно осваивала западно-сибирский север.

Прилетели в Надым… Вопрос с работой решился уже в Кедровом на вертолётной площадке: «В изолировщики пойдёшь?» А выбора у меня тогда уже не было, как и денег. Изолировщики в ту пору готовили технику к зимнему сезону, и времени свободного было много. Познакомился с прибывшей из управления художницей, оформлявшей трассовые бригады плакатами. В Надыме я отработал художником-оформителем десять лет: с 1979-го по 1989-й год. Потом управление ликвидировали, и я достал из кармана свой диплом. Раньше прятал его, потому что до Севера работал мастером и получал как человек с образованием в три раза меньше, чем мои рабочие.  Я стал работать в НИИ руководителем проектно-конструкторской лаборатории. Направление взял «Экологически чистый транспорт», подростково-молодёжный, чтоб было менее материалоёмко. Тем не менее, машина получилась удачная, скоростная, проходимая. Сделали мы их штук, наверное, пятьдесят.

 

Имея тягу к конструированию, в свободное время мастерил. В том числе аэроглиссер, аэросани. А увидев однажды в журнале снегоход тульского механика В.Лаухина, загорелся сделать подобное. С этой машины началась надымская эпопея снегоходной техники на пневматиках. Создали клуб «Вездеход», который объединил многих энтузиастов. Наши машины по своей простоте и надёжности как никакой другой транспорт подходили к северным условиям. Это направление в короткое время захлестнуло всю Россию. Москвич, мастер спорта по туризму, опытный путешественник Вадим Яковлевич Шапиро организовал пять всесоюзных смотров-конкурсов в Надыме, Тюмени, Ярославле, Архангельске, Москве (в Крылатском). Везде наши вездеходы задавали тон и направления конструирования подобной техники.

 

Я сделал уклон на спортивное направление: два колеса плюс лыжа. Назвал «Вираж». Испытания состоялись на всесоюзных соревнованиях в Ярославле, где «Вираж» оказался недосягаем. Интерес к нему был неподдельный. Но поскольку кругом были конкуренты, приходилось любопытных к машине до соревнований не допускать. А уж после гонок хоть на сувениры разбирайте! Потом я сделал серию всесезонных вездеходов. На них наши девятиклассники под Москвой занимали все первые места на всесоюзных соревнованиях в классе самодельных вездеходов. Я на своем аппарате выступал, тоже занял первое место. Двигатели мне делали в Ирбите. В общем, на всех соревнованиях я занимал достойные места: и на кроссах, и на гонках. Другим конструкторам было очень интересно, почему на трассе я их, как стоячих, «делаю». У них были двигатели «Днепр», а у меня – «Урал». Они по мощности одинаковые, но для меня двигатель делали комсомольцы в Ирбите. 

 

Знакомство с Шапиро

В Ярославле после соревнований ко мне подошёл Вадим Яковлевич Шапиро и предложил пойти с ним в экспедицию по Таймыру и архипелагу Северная Земля. Сидели за столом. Я был прекрасно осведомлён о его похождениях и задал вопрос: «Почему из предыдущих трёх экспедиций он не берёт, казалось бы, проверенных и опытных путешественников?» С его слов оказалось, что все они сволочи, а он один хороший. 

 

Но мне они были известны, это парни талантливые. Здесь, в Арктике случайных людей не бывает. И говорю ему: «Как это получается, что с тобой ходило уже три смены, и ты всех ругаешь? А ведь эти парни не простые, я их всех знаю. Это мужики, люди от Бога и учёные люди, не могут они быть плохими. Это что же получается, я пойду с тобой и тоже буду плохим? А я цену себе знаю. И потом, если с тобой пойду, то только вместе с Радкевичем Виктором Викторовичем, минчанином. С моим другом. А без него – никуда». «Кто это такой?» – спрашивает Шапиро. Отвечаю: «Тот человек, без которого я не двинусь никуда. Это – механик от Бога. Ладно, – говорю. – Я согласен пойти к Полюсу».

 

Экипажи в пути

Первоначальная команда формировалась из четырёх машин. Но до мыса Челюскина дошли три: Васюхина,  Разулевича и Радкевича. Маршрут планировался такой: Дудинка – Хатанга – Мыс Челюскин – острова Северной Земли. И там до Полюса остается вроде бы не так уж и много. Это уже восемьдесят девятая параллель, остаётся тысяча  километров. Но, лётчики объяснили, нельзя идти дальше в сторону Полюса: нет надежной радионавигационной аппаратуры. Ледокол приходил, установили связь, но пока говорили – его уже снесло, и связи опять нет. Когда увидели торосы в проливе Вилькицкого, то Радкевич понял, что его машина их не пройдёт.  Машина Анатолия Разулевича была более лёгкая – кабина сделана из авиационного бака, имела шесть колёс и полный привод, с двигателем от мотоцикла «ИЖ-350». На борт брала до двухсот килограммов.  В Дудинке Разулевич показала свою прыть. По Енисею прошёл ледокол, и после него плыла шуга. Анатолий съездил туда и обратно через реку. Интересная машина. Стартовали от Дудинки, нужно доехать до Мыса Челюскин. По пути – Волочанка и Хатанга.

 

Река Хатанга – в этом месте шириной более пяти километров. Видимость в пургу – до трёх метров. Машины идут друг за другом, по левому берегу или по правому – не понятно. Встречаются два вагончика и между ними – трактор тарахтит. Оказалось, что это те, кто ремонтировал машину Васюхина. Зимой на реке навигационную обстановку никто не знал, они только сутки назад сюда прибыли. Найти их в пути была такая же вероятность, как найти иголку в стогу сена. Переждали пургу трое суток и двинулись дальше.

 

 

 

Встречи на маршруте

В посёлке Хета (не доезжая Хатанги, южнее её) во время встречи с жителями прошло довольно интересное мероприятие. Решили проверить, чья техника сильнее: машина Разулевича или местный снегоход «Буран». У «Бурана» двигатель мощнее и нет необходимости переключать передачи, поскольку стоит вариатор. Но Разулевич на свой аппарат надеялся. Собрались болельщики: местная публика зрелищами не избалованная, ведь почти круглый год одна лишь зима  и снега кругом. Да и людей в посёлке не много. По местным меркам предстояло событие. Завели машины. Треск, дым из выхлопных труб. Фал капроновый натянулся. Публика начала покрикивать, руками махать. У взрослых и детей глаза горят. Понятное дело – они за своего болеют. Сначала, вроде бы, «Буран» потянул. Но только сначала. Разулевич, всё же, оказался тяговитее. Мы были довольны. 

 

 

 По пути был ещё резервный для Хатанги небольшой аэродром на мысе Косистом и посёлок при нём. Местные жители пригласили команду пообщаться. На встречу отправились Разулевич и радист Андрей Земский. Утром один вернулся, а второй нет. Радист пропал. Все пошли завтракать, вернулись. Оказывается, он ночью заблудился и не мог найти свой балок.

 

Километров четыреста не доезжая до Мыса Челюскина, встретили на пути  ещё интересный охотничий домик, рубероидом обтянутый, реечками оббитый. Два на три метра. Это был домик Папанина.

 

Окончание пробега                                

Через четыреста километров мы попадаем на мыс Челюскина. Это мыс имени штурмана флота российского Семёна Челюскина. До Челюскина нас там было четыре машины, а потом две осталось. Почему?   Дело в том, что на Челюскине появилась оказия слетать через пролив Вилькицкого. Махнули вертолётом на полярную станцию «Солнечная». И назад. Что же увидели? С высоты торосы пролива, вроде бы, незначительные, а по факту – непроходимые.

В общем, когда мы слетали туда-обратно, Радкевич понял, что он оставит машину в торосах. Шестьдесят четыре километра торосов. Это как в деревне по крышам лазить – ситуация такая. Я в унтах прошёл метров пять в пролив и назад еле вернулся. Думал: или ноги переломаю, или унты там оставлю. Там Карское море и море Лаптевых сходятся, льды ломаются, подымаются и замерзают. Ни одного проходного поля! Иди, как хочешь! Одному ехать нельзя. А Разулевич – архангелогородец  заявляет: «Володя! Я с тобой, куда хочешь, пойду!». Ну, вдвоём – уже куда ни шло. Я говорю: «И радиста берём». А Шапиро у меня сзади сидит. Разулевич и радист – в другой машине.

 

Прощаясь с мысом Челюскина, команда побеседовала с пограничниками, много узнали от них интересного. На следующий день вновь пробивались через пролив Вилькицкого. Преодолевали вздыбившиеся торосы, ощущая их крутизну только по угасающему от нагрузки мотору. Наконец, перебрались через торосы на ту сторону пролива Вилькицкого от мыса Челюскина. С трудом, но доехали до острова Октябрьской революции – первого из островов Северной Земли (на полярную станцию «Солнечная»).

Из «Отчёта об испытательном пробеге вездеходов Дудинка – Хатанга – м.Челюскин-Северная Земля» (1990 г.). Руководитель пробега В.Я.Шапиро: «Достойные люди, честно несли свой крест, сделали всё, чтобы пробег состоялся. В них я находил поддержку, понимание, желание делать общее дело. Им было бесконечно тяжело, ибо для В.Радкевича, В.Васюхина, А.Земского это был первый пробег в Арктике, первые ночёвки на голом океанском льду в однослойной капроновой палатке, носящей гордое название «Зима». Внове для них были торосы, огромные трещины в Хатангском заливе, следы белых медведей, парящие сизым дымом до неба разводья перед мысом Челюскин, глыбы льда в проливе Вилькицкого, бесконечные починки на морозе. Они старались не показывать вида и, всё-таки, в их глазах я ловил отчаянье, которое они прятали в себе и сумели переболеть. Большое им спасибо за веру в успех нашего полностью безнадежного дела, говоря словами традиционного тоста во время нечастых застолий».

 

Вернуться в Содержание журнала 

---

---