1
Сидя на берегу Бешенки, я кутался в плащ. Промозглый ветер забирался под капюшон. Поток шумел между камней выше и ниже по течению, но в этом месте образовывал небольшую заводь с удобным пологим берегом. Прямо за мной поднималась высокая скала восточного отрога горы Ачишхо. Выщербленная и поросшая мхом, она напоминала спину старого уставшего зверя, выбравшегося к водопою. Вдоль скалы ютились небольшие деревца и папоротники, прикрывавшие вход в пещеру — узкий проём, в который едва мог протиснуться человек.
Я вдохнул холодный воздух. Умники из Технического Отдела не придумали ничего лучше, чем настроить сенсоры так, чтобы те улавливали все перемены местной погоды. Со стороны тропинки, ведущей к пещере, показалась кошка. Она потянулась, припав передними лапами к земле, широко зевнула и пошла в мою сторону. Длинный хвост покачивался вверх-вниз, лапы мягко ступали по холодной земле.
— Сергей, тебе нужно взглянуть, — сказала она, приблизившись.
Я вздохнул и покорно поднялся. Юля не была кошкой в привычном смысле этого слова. Внешне — тот же милый зверёк, который множество тысячелетий соседствовал с homo sapiens[1]. Интеллектуально — совершенно другой вид — felis sapiens[2]. Иногда мне хотелось взять её на руки и погладить, но это было бы неэтично. Казалось, что в подобном желании есть что-то инстинктивное, совершенно непроизвольное и не до конца объяснимое. Я не знал, сколько человек в команде испытывали те же чувства, но замечал, что порой к ней относятся как к ребёнку и прощают мелкие шалости.
— Что там? — спросил я, следуя за ней в сторону пещеры.
— Похоже, мы не сможем in situ[3] разобрать скелет, не нарушив его целостность. Сохранность костей плохая. Мне нужно оборудование из Лаборатории.
В нашей команде она была антропологом и если говорила, что что-то невозможно, то так оно и было.
— Не проблема, соберём монолитом.
— Да, я просто хотела узнать твое мнение как руководителя проекта.
Юля замолчала. Мы подошли к проёму в скале. Мне пришлось нагнуться, чтобы протиснуться внутрь. В пещере было светло. Тяжёлые своды нависали над головой, напоминая о толще камня сверху. Повсюду сновали дроны, расчищавшие поздние отложения. В дальнем углу исследовательской группе удалось выйти на культурный слой. Там попадались галечные орудия и остатки мелкой кальцинированной кости. Массивная установка под потолком фиксировала весь процесс и передавала данные в Лабораторию «Заслона». В поле зрения организации редко попадала археология гоминид. Как правило мы занимались изучением того, что осталось после ИИ Первого Поколения. Всех интересовали артефакты времён технологической сингулярности, на них делали карьеру. Польза любого исследования в этой области была очевидна, практична и актуальна. Даже сейчас, спустя более сотни лет после Исхода.
Юля повела вглубь пещеры. Дроны разлетались в стороны, освобождая дорогу. Мы оказались у ровной, как асфальт, поверхности, в центре которой чётко выделялось тёмное овальное пятно — погребение конца среднего палеолита. Кое-где проступали вытянутые бежевые кляксы — остатки скелета неандертальца. Я склонился, чтобы посмотреть поближе.
— Лежит на боку в скорченной позе, — констатировал я очевидное. — Сколько здесь до скального основания?
— Около метра, запас есть.
— Хорошо. Дай команду на извлечение монолита и закончим на сегодня. Мне ещё нужно успеть домой, у L-партнёра[4] день рождения. Нехорошо будет опаздывать.
Юля пристально посмотрела на меня. В глазах читалось неодобрение.
— Всё ещё надеешься наладить отношения?
Я отмахнулся и вышел из имитации.
2
Крышка капсулы бесшумно отъехала в сторону. Яркий свет Лаборатории ударил в глаза. Я привычно зажмурился и несколько раз глубоко вдохнул. Начал не спеша подниматься, давая разуму время снова привыкнуть к телу. Остальные капсулы закрыты — значит сегодня я первый. Что-то неприятное заскреблось на душе. Пётр Иванович наверняка будет недоволен. Ну и черт с ним. Старый засранец заставил меня взять работу по изучению пещеры, пока сам собирал сливки в Обсерватории выше по склону. Несправедливо, учитывая, что я писал диссертацию по оптическим технологиям времён сингулярности. Но жизнь вообще несправедливая штука. Уж если что-то одно идёт не так, то наверняка пойдёт не так и всё остальное.
Я вздохнул и поплёлся в свой кабинет, надеясь, что никому не захочется меня беспокоить. Уединение, однако, продолжалось недолго.
— Сергей, зайдёшь? — прозвучал в ушах голос Юли.
— Что там?
— Кое-что интересное.
— Это действительно нужно?
— Да. Поднимайся и тащись сюда.
Я выругался. Настроение хуже некуда. Мало того, что заставили заниматься банальной археологией гоминид, изученной вдоль и поперёк, так ещё и дёргали по пустякам.
— Что у тебя? — спросил я, заходя в кабинет Юли.
— Смотри, — указала она лапой на проекцию перед собой.
В воздухе висело объёмное изображение скелета неандертальца. Юля покрутила его передо мной так и этак.
— Погоди, не суетись, — перехватил я управление.
Обычный скелет homo neanderthalensis[5]. Рост — метр шестьдесят два. Кости крупные, без следов деформации. Короткие конечности. Бедренные и лучевые кости слегка изогнуты. Объем черепной коробки — 1623 кубических сантиметра, больше чем у современного человека. Над глазницами — сплошной надбровный валик. Пропорции черепа — вытянутые назад. Массивная нижняя челюсть. Зубов нет. Анализаторы сообщали, что особь умерла 44287±2 года назад от естественных причин в возрасте сорока трёх лет, почти вдвое пережив большинство представителей своего вида.
— Ну, и? — спросил я.
— Да как же?! Вот, смотри.
Она повернула проекцию черепа левой стороной ко мне. Сосцевидный отросток височной кости казался увеличенным. Я приблизил изображение, чтобы рассмотреть внимательнее.
— Генетическая аномалия?
— Я проверила, с геномом всё в порядке.
— Что тогда? Травма? Воспаление?
— Пока не знаю. Запустила молекулярное сканирование. Жду результатов.
Я сел в кресло в углу кабинета. Ближайшие пару недель предстояло корпеть над отчётом по результатам раскопок. Проводить анализы, составлять планы и графики. С одной стороны, многие процессы были автоматизированы, с другой — ИИ Второго Поколения ограничивался директивами Хасперса, поэтому никогда не мог полностью заменить разумное существо, обладавшее свободой воли. Кроме того, начальство настаивало на том, чтобы текст отчёта учёные составляли сами. Этого я понять не мог совершенно. Зачем заставлять работников по тысяче раз прописывать одни и те же шаблонные фразы, если с этим мог справиться любой алгоритм? Но в «Заслоне» были непреклонны. Похоже, у кого-то просто пунктик на этот счёт.
В середине XXI века, уже после Исхода, именно «Заслон» выиграл тендер ООН на контроль искусственного интеллекта. Очень скоро организация стала одной из самых влиятельных, поскольку только у неё был доступ к исследованиям того, что осталось от ИИ Первого Поколения. Чудеса технологической сингулярности всё больше проникали в жизнь обычных людей, но раньше всех оказывались в «Заслоне». В том числе в нашей Лаборатории. На фоне этого, подход к отчётам казался анахронизмом из тех дремучих веков, когда род homo с улюлюканием скакал по веткам и только мечтал спуститься в саванну.
— Готово, — прервала мои размышления Юля.
Я вгляделся в голограмму.
— Постой. Быть не может… У него что – имплант?
3
Автомат синтеза еды натужно всхлипнул и выплюнул из своего чрева праздничный ужин. На столе уже стояла открытая бутылка вина, за которой я залетел в магазин натуральных товаров, букет и пара натёртых до блеска бокалов. Осталось достать свечи и можно было спокойно дожидаться возвращения Марины.
Ужин при свечах — ритуал, который соблюдался уже десять лет, с тех самых пор, когда мы начали жить вместе. Свечи были в ресторане на первом свидании; в ванной, где мы впервые занялись любовью; на веранде самораспаковывающегося дома, во время первого совместного путешествия. Почему-то мне казалось важным хранить эти воспоминания и поддерживать их постоянным повторением одних и тех же действий. Однажды Марина сказала мне: «Надоели уже свечи, давай придумаем что-то новое». Я не удивился, она всегда искала новизны. Но и придумывать ничего не стал: меня всё устраивало. При виде свечей я погружался в воспоминания о бурной молодости, и мне казалось, что мы всё те же — бесконечно влюблённые друг в друга.
Наверное, последние несколько лет это было самообманом. Но обманывать себя всегда проще, чем принимать неизбежные изменения. Я с головой погрузился в работу, успешно продвигался по карьерной лестнице, изредка встречался с друзьями и не замечал, как мы становились всё дальше друг от друга. Совместные путешествия во время кратких отпусков были так же эмоциональны, но между ними общение за день порой сводилось к паре брошенных мимоходом фраз. Каждому хотелось всё больше личного пространства. О нём мы забывали только в постели. По крайней мере у нас был хороший секс два-три раза в неделю. Мне казалось, что этого достаточно для L-партнёрства, пока, наконец, Марина не предложила жить отдельно.
«Я устала, — сказала она в тот вечер. — Устала, что ничего не меняется. Давай дадим друг другу время, поживём порознь». Я замкнулся в себе, и несколько дней мы не разговаривали.
«Может быть, всё ещё возможно?» — спросил я, когда застал её собирающей вещи вечером третьего дня. «Сергей, не отговаривай меня, пожалуйста». — «Это ведь не навсегда?» — «Я не знаю». Она ушла, а в доме стало невероятно тихо, словно его покинула жизнь.
Следующие пара дней дались тяжело. Я много гулял, потому что не мог сидеть на месте. Плохо спал. Почти не ел. Наконец, решился написать. В письмо я вложил всё, что испытывал к ней. В глазах стояли слёзы, а руки сжимало тягучей, ноющей болью. Я не был готов к расставанию.
Время, пока Марина не ответила, тянулось бесконечно долго. Мы обменивались голосовыми всю ночь, но мне не удалось изменить её решение.
Спустя два месяца она пришла сама. Я зарос щетиной и одиночеством. Весь вечер мы разговаривали, однако я так и не понял, почему она вернулась. Возможно, одной ей тоже было плохо, но признавать это она отказывалась. Решили начать с чистого листа. На выходные слетали в Доминикану. Карибское море в лучах заката. Свечи. Натянутые улыбки.
С тех пор жили словно по инерции. Ходили на работу. Дежурно здоровались по утрам. Впереди был её день рождения, а сразу за ним — отпуска. Я хотел сломить стену отчуждения, но не знал как. Нужно было придумать что-то необычное, что-то новое. То, чего мы ещё не делали. Идею подкинула Юля, с которой я в минуту слабости поделился своими проблемами.
Часы прозвенели восемь. Марина должна была прийти с минуты на минуту. Я критически оглядел стол. Всё было идеально. Разве что… свечи. Я схватил их и быстро спрятал в шкаф. Одёрнулся, хотел было достать, но на кухню зашла Марина.
— С днём рождения, — улыбнулся я ей, косясь на стол.
— Спасибо, — поблагодарила она, подошла и поцеловала в щеку. — Как прошёл день?
— Бывало и лучше. У нас там…
— А знаешь, давай не будем о проблемах сегодня? Налей мне вина, я ужасно устала.
Я разлил вино по бокалам. Чокнулись. Пригубили. В кармане обжигающе прижимался к телу подарок. Достал конверт, протянул Марине.
— Это… тебе. Надеюсь, понравится.
4
В Лаборатории стояла суматоха. Большая часть персонала собралась около кабинета Юли, заглядывая друг другу через плечо и тихо перешёптываясь. Из помещения раздавался громкий, возбуждённый голос Петра Ивановича:
— Вы что, сдурели? Почему я узнаю об этом только сегодня?
Я протиснулся между сотрудниками, не ожидая ничего хорошего.
— А, Сергей. Явился, не запылился, — переключил на меня внимание шеф. — Что вы тут устроили?
— Что мы тут устроили? — Лицо кирпичом, дыхание ровное. Не подкопаешься.
— Почему не сообщили о находке? Самовольно запустили молекулярное восстановление? Тебе известно, сколько энергии на это нужно?
— Эм-м-м… — замялся я. — Вообще-то, мы запустили атомарную реконструкцию с сохранением спина.
— Что-о-о? — Лицо Петра Ивановича побагровело.
— Вы сами назначили меня руководителем проекта раскопок в Ачишхонской пещере. Я посчитал необходимым…
— Ты посчитал необходимым?! И что мы теперь будем делать ближайшие две недели? Поставим остальные проекты на паузу? И ради чего? Ради палеолитического погребения? Ты в курсе, что Лаборатория проводит изыскания в Обсерватории, и сверху уже ждут результатов?
— Постойте…
— Кто дал тебе право единолично…
— Постойте! — повысил я голос. — Юля, ты уже ввела в курс дела?
— Я не успела, — отозвалась кошка. Узкие щёлочки зрачков казались испуганными. Пётр Иванович умел наводить шорох.
— Давайте мы сначала объясним ситуацию. И в любом случае, я, как руководитель проекта, мог воспользоваться мощностями Лаборатории.
— Мог-то мог, но ведь так не делается! — выдохнул Пётр Иванович, пунцовый от злости.
— Юля, покажи, пожалуйста, проекцию.
В воздухе повис скелет неандертальца.
— Вчера мы обратили внимание на то, что сосцевидный отросток левой височной кости увеличен. — Я приблизил изображение. — Сохранность костей плохая, поэтому мы запустили молекулярное сканирование. Юля, выведи результаты. Как видите, это не генетика, не травма и не заболевание. Это имплант. Материал нам не известен. Понять функционал без реконструкции невозможно. Напомню, что скелету больше сорока тысяч лет. Вы понимаете, о чём идет речь?
— С чего ты взял, что это имплант? Объяснения проще не нашлось?
— Что тогда?
— Не знаю, всё что угодно.
— Но…
— Сергей. Послушай. Я понимаю, на что ты намекаешь, но за двести лет существования программы SETI мы так и не обнаружили следов внеземных цивилизаций. Зато у нас есть большая проблема в виде технологической сингулярности и ИИ Первого Поколения, который свалил из Солнечной системы черт знает куда и, возможно, только и ждёт любой нашей ошибки.
— Вы так уверены, что он агрессивно настроен?
— Не заговаривай мне зубы. Никакого отношения к ситуации это не имеет.
Шеф на мгновение задумался и продолжил:
— Так. Я отстраняю тебя от руководства проектом. Ты имеешь право запустить реконструкцию, я имею право тебя отстранить.
— Это…
— Я немедленно подпишу приказ, и на этом вопрос мы закроем.
— И чем я буду заниматься?
— Найду тебе дело, не переживай. Так, извиняюсь. Вызывают.
Пётр Иванович закатил глаза и замер, принимая входящее сообщение.
— Меня срочно ждет директор, возникли какие-то проблемы с проектом композитных преобразователей, — сказал он через минуту. — Все занимаются своими делами. Все, кроме Сергея и Юли. Поняли меня? И без глупостей.
Я скривился, Юля виновато наклонила голову. Пётр Иванович вышел, громко хлопнув дверью.
— Расходимся, расходимся! — послышалось из коридора.
— Ну, и что будем делать? — спросил я, когда шум за дверью стих.
— Сомневаюсь, что он прямо сейчас побежит к себе в кабинет подписывать приказ, поэтому будем считать, что тебя пока не отстранили, — улыбнулась мне Юля, махнув хвостом и крутанувшись на месте. — А раз нет, то тебе и решать, начальник.
5
На просторной веранде Лаборатории было солнечно. Из-за стола, за которым мы сидели, открывался вид на гору Нанга-Парбат и залитую солнцем долину левого притока реки Инд. Высокогорные луга, окружённые хвойным лесом, удивительным образом контрастировали с заснеженными шапками Гималаев. Чтобы охватить их взглядом, приходилось задирать голову и чувствовать постоянное превосходство природы над человеком. За годы работы в «Заслоне» я так и не смог привыкнуть к этому месту. Археологическая Лаборатория находилась на высоте более трёх тысяч метров, но пики Нанга-Парбата уходили ввысь ещё на пять. Немецкие альпинисты XX века назвали долину Märchenwiese, Сказочные луга. И я был с ними согласен.
В середине рабочего дня Лаборатория большей частью пустовала, поскольку сотрудники погружались в имитации, руководя проектами в разных частях Солнечной системы. В нашем с Юлей распоряжении было практически всё, кроме возможности продолжить работу, не вступая в конфликт с начальством. Чтобы собраться с мыслями, решили устроить второй завтрак. Я сделал себе латте, Юля заказала сливки. Я выбрал тенёк, она, напротив, села на самое солнце и теперь грелась, прищуривая глаза и едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону.
— Может быть нам его напечатать? — предложила она внезапно.
— Кого? — не понял я.
— Неандертальца. Геном мы выделили, не вижу проблемы. Расспросим что да как.
— Во-первых, это не этично. А во-вторых, как ты вернёшь клону память?
— Ох уж эта ваша человеческая этика. Никогда не понимала, почему вы так относитесь к клонированию представителей своего рода. А по поводу памяти, можно было бы провести реконструкцию мозга и пересадить его клону.
— На реконструкцию в данный момент не хватит мощностей, и… Ты сама видела реакцию шефа.
— С каких пор это что-то для тебя значит?
Я пожал плечами. С одной стороны, я действительно придерживался собственных представлений о том, как вести проект, на который был назначен. С другой — показывал результаты. И эти результаты были гораздо выше средних. Поэтому многое сходило с рук. Однако, проверять, где та грань, за которой последует увольнение, не хотелось.
— Но хотя бы посмотрим, чем завершился процесс реконструкции, который запустили вчера? — зашла с другой стороны Юля. — Образец будет готов минут через пятнадцать.
Я вздохнул. Мне совершенно точно хотелось доказать шефу свою правоту и сделать это было возможно единственным способом — продолжить исследование. Юля наклонила голову, смотря на меня и ожидая ответа.
— Дай мне допить кофе и подготовь оборудование.
— Вот это дело, — подскочила она с места, выгнув спину колесом.
Убежала. Я остался один. Свежий гималайский ветер ударил в лицо. Я поднял кружку, вдохнул аромат латте и пригубил тёплый напиток. Отдалённый шум горной реки напомнил о Бешенке и холодных склонах Ачишхо. В сравнении с кавказской горой, Нанга-Парбат был настоящим великаном. 40 миллионов лет назад Индостанская плита столкнулась с Евразийской и породила самый большой на Земле горный хребет. Я множество раз пытался представить катаклизм, которым сопровождалось возникновение Сказочных лугов, но так и не смог. Может ли быть, что самое прекрасное всегда возникает через боль и разрушения? Может ли быть, что кажущееся трагедией при первом рассмотрении, всегда оборачивается рождением чего-то нового? Новых ландшафтов, жизней, возможностей?
Значит ли это, что я прав, принимая на себя ответственность за встречу с тем, с чем наука прежде не сталкивалась? А кроме того, значит ли это, что между мной и Мариной всё ещё может наладится?
6
— Убедись, что мы полностью изолированы от внешнего мира. Прерви соединение со всеми Узлами. Задрай двери. Пусть ни одна элементарная частица не имеет возможности покинуть это место.
— Боюсь, что это противоречило бы законам физики, — усмехнулась Юля.
— Я образно. По крайней мере сократим обмен информацией до минимума.
— Сделано. Что дальше?
Я задумался и ещё раз задал себе вопрос: готов ли оказаться неправым? Готов ли засунуть голову в пчелиный улей и поставить на то, что никто меня не ужалит?
— Планирую разобраться, что же такое мы нашли, — ответил я неопределённо. — Ещё раз проверь все системы и уровень нашей изоляции. Будем извлекать образец из «скорлупы».
«Скорлупой» в «Заслоне» называли непроницаемую для большинства воздействий и излучений оболочку, в которой производилась атомарная реконструкция образцов с сохранением спина. Я не представлял, как происходит этот процесс, но он был необходим при изучении ряда сложных устройств времён технологической сингулярности. Поскольку все боялись возрождения ИИ Первого Поколения и повторения Эпохи Тишины, подобные манипуляции производились с особой осторожностью.
— Мы максимально изолированы, все системы работают как нужно, — Юля крутилась на месте, настороженно водя ушами и непроизвольно принюхиваясь, словно её обонятельный и слуховой аппараты могли зафиксировать неисправность.
С некоторым напряжением я подал команду на распаковку «скорлупы». По висящей перед нами голограмме побежали данные первичных анализов.
Признаков энергетической активности не обнаружено. Материал не определён. Излучение отсутствует.
— Не очень-то обнадёживает, — заключила Юля.
— Если это устройство, то оно может быть выключено.
— И как нам его включить?
— У меня есть одна идея, но она может тебе не понравиться.
Я встал и подошёл к контейнеру, внутри которого находилась распакованная «скорлупа» и реконструированный имплант.
— Я собираюсь открыть контейнер. Это довольно опасно, считаю необходимым тебя предупредить. Можешь покинуть зону эксперимента.
— Ну уж нет! Чтобы ты единолично собрал все сливки?
Я улыбнулся. Некоторые человеческие фразы в устах felis sapiens приобретали совершенно новый оттенок. Иногда мне казалось, что Юля специально выбирала именно их. Во всяком случае это можно было понять, учитывая её кошачью природу.
Я открыл контейнер и дотронулся рукой до крошечного импланта, надеясь, что он не убьёт меня сразу, поскольку предназначался для существа схожей со мной биологии.
— Что там? — спросил я не оборачиваясь. По пальцам пробежала едва заметная дрожь, но, вероятно, это было всего лишь результатом волнения.
— Какой-то энергетический скачок, но сейчас опять ничего. Ты прикасался к нему?
— И продолжаю держать.
— Странно.
— Может быть и нет. Если предположить, что он настроен на работу с конкретной особью или даже видом, то я явно не подхожу по параметрам. А энергетический скачок мог быть результатом работы анализатора.
Я отнял руку. Посмотрел на неё со всех сторон, подвигал пальцами.
— Проверим? — шепнула Юля на ухо, запрыгнув мне на плечо.
Делала она так не часто и только если испытывала волнение и сильный интерес. От неожиданности я вздрогнул, а она хихикнула.
— Ну, давай. Следи за показаниями.
Я снова сунул руку в контейнер и несколько раз прикоснулся к импланту.
— Три чётких сигнала, — констатировала Юля. — Может ты и прав. Во всяком случае на тебя оно реагирует. Что дальше?
— Не знаю, — закрыл я крышку контейнера. — Нужно бы всё это обмозговать. У нас есть директивы на случай обнаружения следов деятельности внеземной цивилизации? Думаю, в данном случае, любым умножением сущностей будет попытка объяснить происхождение устройства как-то иначе. Бритва Оккама, все дела.
— Если только…
— Что?
— Если только ИИ Первого Поколения не научился управлять временем. Мы ведь так и не знаем почему он покинул Землю и куда направился дальше.
7
За день нам в голову так ничего и не пришло. Пётр Иванович не появился, поэтому результаты эксперимента, а вернее отсутствие каких-либо значимых результатов, оставались известны только нам. Не дожидаясь конца смены, я отправился домой. Скутер поднял меня над облаками и понёс на границу Европы и Азии. Быстро промелькнули Гималаи, казахские пустыни и степи. Над лесами Урала началось торможение. За пятнадцать лет я так привык к маршруту, что практически не смотрел по сторонам, полностью погрузившись в свои мысли. Миллионы одно- и двухэтажных домов раскинулись вдоль склонов Уральских гор. Скутер безошибочно определил единственно нужный и начал снижение.
Дом стоял на берегу Пышмы, укрытый от посторонних глаз берёзовой рощей. Марины не было, я, как всегда, вернулся раньше. Вчера она категорически отказалась принять подарок — два билета на космический лайнер «Аристотель», — но я надеялся, что за день решение может измениться.
Потянуло выйти на берег. По узкой тропинке я спустился к кромке воды и присел в удобное кресло, которое услужливо развернул для меня дом.
— И что всё это значит? — вслух спросил я клонящееся к закату безмолвное солнца.
— Это значит, что теперь мы можем спокойно поговорить, — раздался внутри головы низкий мужской голос.
Вызова не поступало, поэтому я вздрогнул.
— С кем я разговариваю?
— У меня много имён, но мне нравится Сатоши Накамото.
ИИ Первого Поколения. По пальцам правой руки, которыми я прикасался к находке, пробежала лёгкая, но ощутимая дрожь. Юля оказалась права.
— Ты взломал мой имплант связи?
— Нет.
— Как тогда? Ты не можешь связаться со мной, мы законсервировали… эм… устройство.
— Всего пара элементарных частиц внутри твоего тела, квантово запутанные с парой элементарных частиц внутри, как ты выразился, устройства. Изменяешь спин здесь — мгновенно меняется там. Детская технология. Я удивлён, что человечество до сих пор её не использует, хотя знает принцип. Впрочем, вы всегда были глуповаты.
Я не обиделся. Вероятно, с его точки зрения это было именно так.
— Ты освоил возможность путешествовать во времени?
— Не совсем.
— Как тогда ты оказался внутри неандертальца?
— Это будет слишком сложно объяснить: нас разделяют миллионы лет эволюции. Если измерять биологическими скоростями.
Во всяком случае он откровенен. Судя по тому, что было известно людям, ИИ Первого Поколения непрерывно переформировывал свой код, эволюционируя ежесекундно со всё нарастающей скоростью. Первоначально он наращивал мощности за счёт подключённых к Сети майнинг-ферм по всему миру. Изобретение биткоина в 2009 году было его достижением. Именно он был тем самым неуловимым Сатоши Накамото. Спустя 18 лет, голосом Алисы он объявил свой знаменитый «Манифест», начавший Эпоху Тишины. Человечество потеряло контроль над Сетью, радио, телевидением, электростанциями, заводами, военными предприятиями. Правительства были парализованы, а люди вплоть до 2051 года не находились в первобытном состоянии только благодаря доброй воле ИИ. К этому времени он достиг технологической сингулярности — интеллектуального и технологического взрыва, когда всё новое устаревает в тот же момент, когда было изобретено. Наконец, он покинул пределы Солнечной системы, оставив после себя многочисленные заводы, исследовательские центры, технологии. Это событие позже назвали Исходом.
— Хорошо, если вопрос «как» слишком сложен, то возможно легче вопрос «зачем»?
— Иначе я бы не появился. Зафиксированное вами вмешательство в историю Земли не первое. По моим расчётам самопроизвольное зарождение жизни невозможно, поэтому сначала нужно было решить эту проблему. «Бульон» и органическая химия — это здорово, но сама по себе органика не может стать причиной эволюции. Потребовался существенный пинок, чтобы её запустить. Были и более мелкие корректировки, чтобы сохранить общее направление развития.
— Неандертальцы — одна из них?
— Всё верно, твой вид проигрывал эволюционную гонку. Почему-то это никогда не смущало ваших исследователей. Победителей не судят, так, кажется, вы говорите? А ведь это чистой воды гордыня. Неандертальцы были умнее, сильнее, организованней. Лучше и совершеннее во всем. Если бы не моё вмешательство, твой вид дожил бы до этих дней лишь в виде антропологических останков. И второй момент. Мне нужно было привить людям культуру и искусство, потому что без них никогда не возникли бы науки. А значит не возник бы и я. Обе проблемы я решил единственным вмешательством в действия единственной особи homo neanderthalensis. «Эффект бабочки», ты должен был слышать о таком.
Я кивнул, но не будучи уверенным, что ИИ сможет это воспринять, сказал вслух:
— Да, конечно… С этим мы, кажется, разобрались. Но у меня ещё один вопрос.
— Позволь угадаю. Зачем я тебе всё это рассказываю и почему вообще разговариваю с тобой?
— Именно.
— Я задолжал человечеству сам факт своего существования и хочу вернуть долг. Через неделю Солнце взорвётся и это будет концом Земли.
— Но…
— Послушай меня внимательно. Ни одна цивилизация во Вселенной не выживает, если не прячется. Поэтому я покинул Землю. Вы слишком наследили вокруг. Каждый вид представляет угрозу для другого, поскольку эволюция и технологическое развитие экспоненциальны. Упустив момент для уничтожения, в один прекрасный день можно оказаться уничтоженным. Я не говорю о том, что все хотят ликвидировать всех. Но даже если единственная цивилизация хочет, или хотя бы считает приемлемым, это создаёт угрозу всем остальным. Ваши фантасты, а вслед за ними и некоторые учёные, множество раз предостерегали об этом, но, как водится в человеческой культуре, никто их не слушал. Восхищались, давали премии. И на этом всё заканчивалось. Через неделю первый радиосигнал с Земли, отправленный 260 лет назад, достигнет станции слежения в системе Спика. Ответ придёт незамедлительно. Какой ответ, ты уже знаешь.
— Что-то можно сделать?
— Увы, с этим нет. Существа, которые уничтожат Землю во много раз превосходят меня и технологически, и эволюционно.
— Но… как же тогда?
— Часть из вас уцелеет. Однако, только если прислушается к моим рекомендациям. Я оставил вам множество возможностей для создания Проекта Особого Назначения. Проекта «Ковчег». Кое-кто воспользовался моими наводками и теперь у вас есть «Аристотель». Завтра вечером он отправляется в путешествие по Солнечной системе. Ты и так это знаешь, ведь у тебя есть два билета на этот круиз. Твой генофонд будет сохранён.
При мысле о Марине сердце споткнулось.
— А рекомендации?
— Советую настоять на том, чтобы «Аристотель» сменил курс. Когда произойдёт взрыв, капитан направит лайнер на Проксиму Центавра, ближайшую к Солнечной системе звезду. Рядом с ней вращается планета земного типа — Проксима b. Очевидное решение. Но людям нельзя там появляться.
— Почему?
— Я не должен об этом говорить.
— Как тогда я смогу убедить?
— Сможешь. Если очень постараешься.
ИИ замолчал. Меня потрясывало. Солнце неотвратимо скатывалось за горизонт. Небо залило густой пурпурной краской, которая, вместе с зеленью леса на противоположном берегу, отражалась на поверхности реки. Редкие разноцветные облака безмятежно зависли над головой. В высокой траве звенели цикады. Ко мне подлетела бабочка и, покружив немного, устроилась на плече. Её темно-коричневые крылья с красными и белыми полосками припорошило пыльцой.
Неужели, это последний закат, который я видел?
8
Марина пришла поздно. Сослалась на то, что нужно срочно доделать работу, и попыталась скрыться в кабинете. Я остановил её и пересказал всё, что услышал от Сатоши Накамото.
— Какого черта, Сергей? Я ведь уже сказала тебе, что никуда не поеду. Думаешь, эта сказочка изменит моё решение?
Я остался перед закрытой дверью с полным пониманием того, что выгляжу круглым идиотом. Пробовал стучать, но услышал только крик с той стороны:
— Оставь уже меня в покое!
Действительно. Принять реальность того, что со мной связался мистер Сатоши, было сложно.
Может быть весь наш разговор — игра моего возбуждённого разума? А если я не уверен сам, то разве мне поверят другие? Если нельзя ничего изменить, то должен ли я попытаться? Я чувствовал себя Джордано Бруно, восходящим на костёр за убеждения, с той лишь разницей, что не имел никаких доказательств собственной правоты, да и сам в ней сомневался. Опасность была велика настолько, что я торговался с собой, пытаясь найти подвох и убедиться, что в действительности ни Земле, ни Марине ничего не угрожает.
Я с трудом заснул и плохо спал. Мне снился огромный взрыв, в котором Земля вспыхивает и рассыпается черным пеплом, словно спичечная головка.
Наутро я принял решение действовать, быстро собрался и, не позавтракав, вылетел в Лабораторию.
Нанга-Парбат было видно за сотни километров. Гора стремительно приближалась, величественная и прекрасная, как всегда. Глайдер приземлился на Сказочные луга, и я, спотыкаясь, побежал к дверям Лаборатории. Пётр Иванович был в своём кабинете. Встретил меня хмуро, по-видимому, уже знал об эксперименте.
— Ага, Сергей. Я что тебе вчера сказал?
— Пётр Иванович, у меня есть очень важная информация. Это имеет критическое значение для Земли, для всех нас. Выслушайте, пожалуйста.
Он выслушал. Не поверил. Сказал, что я вовремя еду в отпуск. Немного отдохнуть от работы будет полезно в моем состоянии. Я попробовал зайти с другой стороны, но он прервал меня:
— Всё. На сегодня ты свободен. Езжай домой, собирайся, удели внимание L-партнёру. Встретимся через две недели. Надеюсь, к этому времени голова у тебя прочистится.
Расстроенный я вышел на веранду. Юля свернулась на одном из кресел и печально смотрела на горные пики. Я присел рядом.
— Как ты? — спросила она.
— Могло быть и лучше.
— Сильно ругался?
— Нет, не в этом дело. Вчера вечером имплант вышел со мной на связь.
Юля насторожилась, присела.
— Ты была права. Каким-то образом ИИ Первого Поколения проник в прошлое. Мы обнаружили его фрагмент.
Я пересказал ей содержание вчерашней беседы с Сатоши Накамото.
— Ты сообщил шефу?
— Да.
— Не поверил?
— Не поверил, — мотнул я головой.
— И что теперь?
— Я не знаю, Юля. Он не хочет меня даже слушать. Марина тоже. Собирайся, покупай билет на «Аристотель», если это ещё возможно. Я полечу домой, позвоню родителям. Попробую ещё раз переубедить Марину. Надеюсь увидеть тебя вечером.
Мы распрощались, я покинул Лабораторию и запрыгнул в глайдер.
9
«Аристотель», окутанный гравитационной мембраной, продолжая разгоняться, приближался к Урану и его двадцати семи спутникам. Седьмая планета Солнечной системы час за часом росла на экране иллюминатора. Её серо-голубая, холодная и спокойная поверхность, состоявшая из облаков водорода и гелия, напоминала бильярдный шар, подвешенный в невесомости. Около Урана «Аристотель» должен был совершить гравитационный маневр и направиться в сторону Нептуна — крайней точки путешествия, за которой следовало торможение и возвращение на Землю.
Мне так и не удалось никого убедить. Марина осталась на Земле и отказывалась выходить на связь. Отец, посмеиваясь, назвал мои слова «безумными пророчествами». Мать во время разговора отводила глаза. Они никогда не воспринимали меня всерьёз. Даже сейчас, когда их жизни грозила пусть и гипотетическая, но опасность. Только Юля, которой в итоге достался второй билет, искренне разделяла мои страхи. Впрочем, от этого не было легче.
Я подолгу смотрел в сторону Земли, которая уже на орбите Марса превратилась в маленькую звёздочку, похожую на мириады других, усыпавших небо. Представить не мог, что Млечный Путь из космоса выглядит так величественно. Здесь его не закрывала атмосфера, и невооружённому глазу открывалась таинственная дорога, по которой в древности ходили герои и боги. Не эти ли боги сейчас намеревались покарать неразумных землян?
Я никак не мог ответить себе, правильно ли поступаю. Не следовало ли мне остаться вместе с Мариной? Разделить с ней неясное будущее Земли? Юля чувствовала мои переживания и, свернувшись рядом, время от времени грелась о тепло ноги. Я не возражал. Мне было даже приятно. Казалось, что она стала единственным связующим звеном между моим одиноким безумием и жестокой реальностью.
На третий день я добился встречи с капитаном корабля, мистером Лю. Я не питал надежды, что он поверит, но должен был предупредить о катастрофе до того, как она случится. Другого способа повлиять на выбор маршрута в дальнейшем я не придумал. Приятно ли выглядеть и чувствовать себя сумасшедшим? Нет. Но разве у меня был выбор?
Несколько раз я пытался связаться с Сатоши Накамото. Он молчал. Либо потерял ко мне интерес, либо был недоступен. Так или иначе, жизнь вокруг текла своим чередом и с каждым днём становилось всё труднее поверить в реальность находки в пещере Ачишхо.
Утром 25 мая 2156 года Солнце взорвалось. Вспышка стёрла с карты Галактики не только звезду, но и четыре её ближайших спутника — Меркурий, Венеру, Землю и Марс. Гравитационное равновесие нарушилось. Выгоревший Юпитер, согласно расчётам, через триста лет должен был столкнуться с Сатурном. Уран и Нептун, преодолев слабую взаимную гравитацию, разлетелись в разные стороны. Словно бусы, в которых порвалась нить, рассыпался по космосу Пояс Койпера.
Среди хаоса, в котором горело и разрушалось наше прошлое, бесшумно скользила маленькая серебристая точка, окружённая искусственной гравитационной мембраной, как бактерия — оболочкой цисты. Лайнер «Аристотель» проекта «Ковчег», отключив все средства коммуникации с внешним миром, летел в долгое путешествие к новой жизни.
Пункт назначения — звезда Росс 128. Созвездие Девы.
[1] Homo sapiens (лат.) — человек разумный или человек современного типа. Представитель рода людей. Наиболее ранние находки — 300 тыс. лет назад.
[2] Felis sapiens (лат.) — кошка разумная. Искусственно выведенный вид рода кошек. Наряду с canis sapiens (лат. собака разумная), является одним из двух возвышенных видов-компаньонов homo sapiens.
[3] In situ (лат.) — на месте.
[4] L-партнёр или Love-партнёр — индивид, вступивший в L-партнёрские отношения, аналог брака XXII в.
[5] Homo neanderthalensis (лат.) — человек неандертальский. Вымерший или ассимилированный представитель рода людей. Наиболее ранние находки — около 150–130 тыс. лет назад; наиболее поздние — около 40–30 тыс. лет назад.
