Поселение Тугияны, что по мансийский означает «крепкий танец, омывают воды Большой (или Горной) Оби. Фактически, это остров, одинаково удаленный от Салехарда на севере и Ханты-Мансийска на юге.
Коренные жители поселения Тугиян, что находится на северо-западе Югры, с давних времен занимались рыбной ловлей и выращивали скот. Свою малую родину они называют «землёй, разделенной семью богами, прославленной и на земле, и на воде». К этой земле проявляли интерес известные путешественники и исследователи с мировым именем, начиная с экспедиции под руководством академика Г.Ф.Миллера в 18 веке, заканчивая исследованиями немецкого этнографа В. Штейница и отечественного археолога и угроведа В.Н. Чернецова в 20 веке. Почему продолжают привлекать исследователей эти места? Во многом потому, что здесь сохраняется самобытная традиционная культуры Югры, передаваемая из поколение в поколение ее ревнителями уже не одно столетие.
Хранителями традиций в небольшой деревне Тугиян являются ее долгожители Пелагея Алексеевна и Матвей Романович Гришкины. Они являются наследниками первопоселенцев, пришедших сюда более двух веков назад вместе с родом Собуровых. Считается, что основатели поселения переселились на эти земли с Конды и Северной Сосьвы. На карте Тугияны обозначились самой юго-западной точкой Казымской волости.
Отец Матвея Романовича был настоящим шаманом, он предрек процветание родному поселению и долгую жизнь представителям одного из родов-основателей села. Пелагея Алексеевна Лельхова родилась в этих краях в далеком 1932 году. «У меня семеро детей-то было, но старшую дочь и сына я похоронила, сейчас я одна живу, дочь Валентина у меня работает в поселке медиком, другая дочь – техничкой. Две дочери живут в поселке Соруме, а Лидия – в Белом Яре. В основном зимой я в Соруме у дочери живу, в посёлке-то дров нет, даже полкубометра не купишь. Я, ветеран труда, ветеран войны, четыре медали, три медали материнства. Все мои песни есть у Людмилы Хомляк [этнограф], и моя песня про Тугияны…
Ее песни о том, что река широкая здесь, что за поселком рыбные сора были, чебаков ловили, и там же святое божественное место Лягушечье озеро – Навартнэ тонх аги. Там обитает некий божественный дух, невидимка — найлы. И Божья матерь — Пупи анки или Сорни анки… Она, видимо, и бережет старожилов. Её образ, хранится в «священном ящике» в красном углу. Он бог дома и покровитель головы (это одно и то же) – хот сунтанг. Хотя в «священном сундучке» только материалы, платки, но они как обереги. Они и не знают от кого заветные слова слышат; слова сами приходят. Когда приходят, начинаются необычные чувствования.
Внизу по реке муксунов, нельму ловили, а на той стороне Оби (Горной) пори делали. Каждые семь лет пори делали – это угощение Водному духу. Когда пори делали, шкуру овечью вниз в воду спускали, а мясо съедали сами. Еще бабушка Пелагеи Адексеевны рассказывала легенду, как будто однажды ненцы пришли с севера. Они шли оттуда, где Лягушечье озеро, там, на речке есть святое место. Когда ненцы пришли – как она превратился в «лягушку-невидимку», и начала стрелять из лука в ненцев. Враги её не видят и думают «откуда они стреляют?» – испугались и убежали….
А кто постарше, конечно, сказки рассказывают я, много песен знала, сказки любила слушать и запоминать. Неграмотная была, у кого сказку услышу – дома обязательно перескажу. Жаль, что я не доучилась в школе. Думала осенью пойду в четвёртый класс, но не получилось. В тяжелые военные годы выживали за счет рыбалки, после которой всегда пели. Сколько налимов было! Обратно едем, песни поем, орем.… Старшие говорят нам: «Нельзя песни петь – голос испортится». Нам какое дело?.. Трудно было, но весело. Люди добрые, хорошие были. В игрунки играть – это акани [тряпичные куклы] – не было времени. Только когда мыться ещё не умели [маленькие были], тогда аканями играли. Старшие нас не обижали. Из близких Пелагея Алексеевна потеряла двух старших братьев, потом еще одного старшего брата, затем сестренку. И еще одного брата на рыбалке из ружья застрелили.
Основатели поселения
По рассказам Матвея Романовича В 1916 году вот там – в той стороне поселка, где Пелагея Гришкина живет, – там отдельно мы жили. Где сейчас большая яма, там был лес. А как получилось: огород там наш, земляная грива была, картошку садили. Осиновая грива была, в конце леса три кедра росло. Сейчас только название осталось Стоячих ёлок сор – Холь совты сор. Но уже нет там леса.
Вот там и жили Себуровы, они приехали из Северной Сосьвы, они сосьвинские манси. Может, одна семья была, которая уехала обратно. Один родственник их приезжал – дядя Хозумов. Себур овыл, себур ёх (чебаки), богатство –щепур . « Медвежьи игрища», когда проходили в Тугиянах, он принимал участие, но приезжали гости и артисты, в основном из Казыма. Вот недавно, люди говорили, тот мужчина, который пел песни на празднике, упал в воду….
Раньше парни везде встречали девушек; где встретят, там встреча и была. Мой дедушка в поселение Вежакарах познакомился, когда на йик [пляски] приезжал; там регулярно плясали. Люди, что постарше, старались посватать своих детей с теми, кто побогаче. Дядя мой Семен Егорович познакомился со своей женой тоже в Вежакарах. Видать в то время охотников-то не особо много было: я сразу находил место, где поставить охотничью избушку. Куда идешь, смотришь – наша избушка. Раньше я охотился; здесь, в наших краях, совсем не было соболей, а сейчас появились. Из востока привезли, в Октябрьском развели – и у нас тут появились. И все – соболь пошел.
Про медведя
Дедушку Деомида Егоровича попросил помочь мне поставить петлю на лося. Он в лес сходил со мной, помог. Пришли, а там лось молодой стоит. Я стрелять собрался. Я – туда, и он – туда. Крутится, крутится… Я жду, когда он развернётся ко мне боком, а он не хочет разворачиваться – стоит. А где петля была установлена, чистая такая площадка стала. Лось очистил. Мелкие деревья упали, но выдержали, не одного толстого дерева не было, все потоптал. В чистом месте стоит. Крутились мы, крутились. А напрямую для выстрела не становится. Как подбираться стал – бац! И он упал. Традиция такая у охотников: когда лося добудешь, обязательно нужно сесть на него…
Все распластали. Сколько могли, столько унесли. На ветки остальное мясо положили и шкурой накрыли, а сверху ещё ветки. Лето ведь, птиц много. Чтобы птицы не нашли. Если птицы кричать начнут, медведь сразу туда прибежит. На третий день туда прихожу с собаками (как говорится «охотник без собаки – не охотник»). Пришли – тишина… А мяса нет. «Мишка», утащил мясо и перепрятал. А собаки даже не гавкнут, боятся. Может быть, рядом он, где-то в 20-30 метрах где-нибудь под горой находится. Я что ли туда, под гору пойду? Собаки и те испугались. Всё! Оставил мясо, поделился…. Вечером пришел домой, деду говорю: «Медведь ничего не оставил». Он спрашивает: «Ты, ругался?». «Нет», – отвечаю. Во второй раз спрашивает: «Ругался?» – «Нет!». В третий раз спрашивает: «Ругался?» – «Нет!». «Ну, иди. На будущий год в это время ты его поймаешь». Так и произошло, как дедушка сказал.
Сколько я охотился за этими белочками, план всегда выполнял. Пушнину сдавал в госпромхоз, а себе ничего не оставалось. В марте 1953 года Сталина не стало. В том году мне 18 лет было, и горностаев я хорошо добыл. План выполнил – и должен был ехать в Москву, где награждали лучших охотников. Но эти награды – «Лучший охотник» – отменили. Наградить хотели нас троих из Паштор, Терентия Лельхова и Василия Лукича Непкина из юрт Тегинских. Горностай в то время стоил 15 рублей. Для примера: дорога до Тюмени тоже была 15 рублей. Потом Казахстан: целина и дороги… Брежнев стал, нефть…. У меня партбилет и военный билет на «святой полке» хранятся. В перестройку все люди испугались, выбросили свои партбилеты, а я сохранил».
И они еще успели всю свою мудрость и накопленные знания передать своим детям и внукам. Это значит, что огни в окнах деревни Тугияны ещё светятся, и путники всегда могут рассчитывать на ночлег и дружеский приём в гостеприимном селении на брегу Оби.
