Известный писатель Борис Телков в своих исторических повестях «маскирует» родной Нижний Тагил под Темноводск, но приметы «второго по величине города Свердловской области» видны как на ладони. Не помогают литературные маски и персонажам – за ними легко читаются реальные исторические персонажи уральской провинции.
Главным героем полюбившегося читателям романа «Человек-фокус» стал господин Абрикосов, слегка инфантильный мужчина средних лет, постоянно витающий в облаках и выбравший себе не менее возвышенную профессию: он – фотограф, «останавливатель» прекрасных мгновений. Уже одно это делает его примечательной фигурой в мире Темноводска. Но у героя, кроме этого, есть еще и удивительный дар – он постоянно и самым нелепым образом попадает в опасные ситуации, причем выходит из них без единой царапины. К примеру, однажды…
Впрочем, о приключениях Абрикосова можно прочитать, найдя роман в интернете или книжном магазине, нас же интересует как раз профессия, выбранная неугомонным молодым человеком. И поскольку сквозь книжный Темноводск, как сквозь марлю, повсеместно проступают контуры Нижнего Тагила, то и сквозь образ Абрикосова должен бы проявляться облик… Кого?
«Мой Абрикосов – образ собирательный, как и многие другие, – говорил автор. – Но больше всего я, пожалуй, взял от Василия Вишнякова, одного из первых фотографов Тагила». На роль неугомонного Абрикосова Вишняков подходил и внешне: на фотографии, сделанной, предположительно, в 1910 году, мы видим молодого усача с пышной романтично-кудрявой шевелюрой и вполне заметной искоркой в глазах. Эта живинка была не раз отмечена в романе, имела она место и в реальности – только человек с живым характером мог заняться делом, которое сулило и успех, и разорение одновременно.
Родился Василий Александрович Вишняков в 1875 году на Украине, в городе Екатеринославе (ныне Днепропетровске). Фотография в ту пору активно входила в жизнь, и, как изображение постепенно возникает на листе, так и у юноши все сильнее проявлялось с годами желание овладеть новым видом искусства.
Окончив реальное училище, он едет в Москву, чтобы обучиться там профессии мастера портретных работ. Обретя некоторый профессиональный и жизненный опыт (в 1900 году Василий женится на небедной и симпатичной мещанке Надежде Пономаревой), в 1909 году он вдруг покидает Москву и устремляется с семьей на восток, в Тобольск. Что заставило его променять большой город на глухую провинцию – неизвестно. Жажда нового, которую так ярко изобразил в обрезе Абрикосова тагильский писатель, или возросшая конкуренция?
Но Тобольск оказался не слишком гостеприимным для приезжего фотографа – и он продолжил поиски «персонального рая», которым, на удивление, оказался Нижнетагильский завод, еще не получивший статус города, но наделенный всеми его атрибутами, включая новомодный синематограф. Поняв, что спрос на фотографию тут немалый, а конкуренции почти нет, Вишняков решил бросить якорь семейного корабля на улице Арзамасской (ныне Красноармейская), в двух шагах от главной артерии Тагила – Александровской (сейчас проспект Ленина).
Романный Абрикосов был не очень стеснен в деньгах – имелись они и у прототипа: он сразу снял шесть комнат на втором этаже особняка, принадлежащего купцу Уткину.
Впрочем, такого размаха требовал не только престиж, но и обстоятельства: в семье Вишняковых подрастали четверо детей – Нина, Катя, Зина и Шурик. Какое-то время заботу о них оказывала няня, имелась и домработница.
Газеты в Тагиле еще не было, да она в ту пору и не требовалась: «сарафанное радио» вмиг разнесло весть о новом заведении по всему поселку. К концу XIX века, когда и разворачивается сюжет романа «Человек-фокус», фотография уже изрядно пошатнула элитарность портрета. Вроде бы совсем недавно заказать свое живописное изображение могли лишь дворяне и люди с хороших достатком, и вот: благодаря «светописи» любой крестьянин уже мог заполучить портрет «себя любимого» или же членов своей семьи – чем охотно и пользовались: работы Вишнякова сейчас можно отыскать во многих селах и поселках, окружающих Тагил. В мастерскую, которую оборудовали в арендованном рядом с домом складе, потянулись тагильчане.
Вишняков споро обставил студию необходимыми атрибутами (столики, тумбочки, кресла), причем некоторые изготовил сам. Сам же рисовал и задники для фотографий – различные декорации и пейзажи. В работе ему помогали два ретушера, доводившие фотографии до нужного качества. Нужно сказать, что фотография начала ХХ века, обретя демократичность, не свойственную живописи, еще сохраняла прочную связь с ней: кисточки ретушеров подчищали огрехи, а фотографы рассаживали и расставляли своих клиентов так, как это сделали бы художники, рисующие парадные портреты. И сами тагильчане, приравнивая себя к портретируемым, застывали перед камерой, полные достоинства и степенности. Они серьезны и не улыбчивы – улыбка войдет в фотографию позднее…
Место автографа на многочисленных работах, хранящихся ныне и в музеях, и в семьях тагильчан, занимала тисненая фирменная надпись, позолота которой говорила о престижности исполнителя. Известный российский фотограф Николай Свищов (кстати, родившийся на год раньше нашего героя и, в отличие от него, доживший до 90 лет), так описывал процедуру, предшествующую съемке, – и это было не банальное «Не моргайте, снимаю!»: «Перед съемкой надлежало узнать, как хочет сфотографироваться заказчик: обговорить с ним костюм, позу, поворот головы, выбрать соответствующую декорацию и аксессуары. Затем следовало внимательно изучить лицо и фигуру модели и приступить к режиссированию композиции на съемочной площадке. Учитывались любые детали – вплоть до расположения складок на одежде».
Вишняков тоже по 30-40 минут рассаживал клиентов, добиваясь нужных поз и выразительного освещения. Обговаривалось, какой снимок желает получить человек: миньон, будуарный, американский, для открытого письма или иной. Клиентов у Вишнякова всегда хватало, работал он много и охотно, находя время и на то, чтобы «помучить» перед фотоаппаратом и членов своей семьи. Особенно много пошло молодежи с началом Первой мировой войны: перед отправкой на службу в армию родные хотели запечатлеть сыновей, а возлюбленные – суженых. Часто делались и семейные портреты, групповые фото.
В романе роль рассудительного «альтер-эго» Абрикосова, наставляющего романтика на путь истинный, исполняла его сестра. В реальности Вишняков вполне самостоятельно шагал по этому пути, демонстрируя предпринимательскую хватку. Так что бедным художником он не был точно. Дочь фотографа, Зинаида, вспоминала игру на купленном детям пианино «Беккер», хрусталь, дорогой фарфор и столовое серебро, отличную домашнюю библиотеку…
При этом и сам Вишняков, и его супруга одевались скромно и заслуженным достатком не кичились. Папа носил черный костюм, белую рубашку и «галстух». К парадному костюму папа надевал черные или белые бантики. Они находились в коробочке, подкрахмаленные, как восковые. В коробках у него стояли и всегда начищенные воском штиблеты. Любил носить фетровую шляпу и трость с серебряным набалдашником.
Фетровую шляпу Вишнякова можно было нередко увидеть и на тагильском пруду, и в селе Горбуново, куда выезжали отдыхать они всей семьей. Возможно, «забредала» она и под сень лесов, плотно обступивших поселок, где любили гулять тагильчане. Вишняков был страстным охотником и нередко, сменив фотокамеру на ружье, исчезал в чаще, возвращаясь вечером с подстреленными утками или зайцами.
Все поменялось с приходом «революционного лихолетья». Привычный уклад дал крен, как торпедированный корабль. Обстановка стала непонятной, с заказами начались проблемы – людей больше интересовал хлеб, чем светопись… В 1919 году, поддавшись на уговоры и советы знакомых, Вишняковы снялись с места, решив уехать в Харбин, куда уже понемногу стекались те, кто не принял советскую власть, подальше от голода и разрухи. Но кроме голода в стране свирепствовали и болезни – в дороге заболели Надежда Петровна и старшая дочь Нина. Было решено вернуться в Тагил – все же там оставались родные стены, друзья… Но, увы, возвращение закончилось трагически. Купеческий дом был уже реквизирован новой властью и семье пришлось довольствоваться помещением бывшей фотомастерской. А в городе в 1920 году началась эпидемия тифа… Василий Александрович, Надежда Петровна и Нина заразились… Если книжный Абрикосов легко выходил из всяких передряг, то Вишнякову это не удалось… Впрочем, кто знает, как бы повернул писатель судьбу и Абрикосова, доведи он повествование до революционных дней? Может, и ему изменила бы капризная Фортуна?
На счастье, кто-то сообщил в милицию об оставшихся без родителей детях и Катю с Сашей забрали в детский дом (Зине в то время было уже 14, она могла работать). После выпуска из детского дома судьбы младших Вишняковых сложились по-разному. Катя в конце 30-х годов уехала в Пермь и прожила долгую жизнь, скончавшись в 1997 году. Александру судьба отмерила намного меньше. С началом войны он ушел на фронт и погиб. Когда и как – точно неизвестно. В наградных документах 1941 года на медаль «За отвагу» отыскался полный тёзка тагильчанина, также родившийся в 1910 году, но «наш» ли это Вишняков – непонятно…
Зина и Катя считали друг друга пропавшими без вести и после войны не делали попыток отыскать друг друга… Зинаида на всю жизнь связала свою судьбу с Нижним Тагилом. Работала учительницей русского языка и литературы в одной из городских средних школ, в библиотеке Уралвагонзавода, и умерла так же, как и ее сестра, в конце 90-х годов. К этому времени имя Вишнякова осталось знакомым лишь историкам, краеведам да владельцам старинных фото с золотым теснением по краю… Остальных же вновь занимали поиски хлеба насущного – на предприятиях по многу месяцев задерживали зарплаты, процветал бартер, по улицам Тагила бродили стайки бомжей…
Вишняков не оставил после себя работ выдающихся, как хрестоматийные «Мальчик с циркулем» Андрея Карелина или «Странник» Максима Дмитриева. Но многочисленные фотоработы тагильчанина создали целый культурный слой, рассказывающий о жизни предреволюционной провинции. Да и для «одной отдельно взятой» семьи фотография из личного архива всегда ценней раритетных работ, хранящихся где-то в столичных музеях. Ведь они – как оконце в прошлое, которое когда-то любезно приоткрыл один из первых фотографов в Тагиле господин Абрикосов… Извиняемся, Вишняков…
