Десять дней поиска на берегу арктического залива
В 1995 году отмечалось 400-летие со времени открытия В. Баренцем архипелага Новая Земля. В связи с этим была организована российско-голландская экспедиция с целью обнаружения места захоронения отважного капитана и посещения места зимовки в Доме спасения его команды на северо-востоке архипелага.
Экспедиция была разделена на два отряда, в первом из них принимал участие ваш покорный слуга. На меня была возложена ответственная задача – руководить поиском возможного места захоронения великого мореплавателя, открывшего миру Новую Землю.
К Новой Земле!
Экспедиция на борту гидрографического судна «Иван Киреев» Архангельской гидробазы вышла из столицы Русского Севера 18 августа в 2315. Погода стояла отличная – безоблачное небо, ещё светлый горизонт (полярный день только-только заканчивался, и редкие вечерние облака чуть-чуть потемнели). Все высыпали на палубу и наслаждались «лепотой»: наконец-то все хлопоты в Архангельске по поиску необходимых стройматериалов, вёдер, полиэтиленовой плёнки, закупке продуктов и т.д. остались на берегу.
Под утро следующего дня мы прошли пролив Горло Белого моря и стали огибать полуостров Канин. Это уже не спокойное, почти домашнее, Белое море, а открытое Баренцево – суровый Северный Ледовитый океан. Почти сразу же началась изматывающая продольно-килевая качка. С северо-востока, от Новой Земли, навстречу судну катились свинцово-серого цвета пологие волны, плавно раскачивающие «Ивана Киреева». С северо-запада подул сильный ветер, отчего и в борт стала поддавать боковая волна. Температура понизилась до 7-8º. Такая обстановка продолжалась следующие два дня. К полудню 21 августа волны уже достигли 4-ой палубы. К вечеру мы вошли в пролив Карские Ворота, отделяющий остров Вайгач от южной оконечности Новой Земли. Это – преддверие Карского моря, и здесь болтанка продолжалась. Капитан принял решение – найти затишное место, куда-то «спрятаться», чтобы переждать непогоду. Такое убежище нашли в заливе Крапивина – небольшая акватория в губе Саханихе. Тут тоже ощущалось сильное волнение, но под защитой береговых террас было как-то поспокойнее. Вечером 22 августа мы снялись с якоря, но прошло всего-то шесть часов плавания галсами в поисках спокойной воды, и в 200 снова началась сильная качка.
«Иван Киреев» лёг в дрейф к проливу Югорский Шар. На следующий день после обеда пошли вдоль Южного острова по Карскому морю на север. С ночи стояла хорошая погода, обычная пологая зыбь, но ярко светило солнце. Погода резко изменилась, когда судно примерно в 2240 дошло до широты Ледяной Гавани. Сильный северо-восточный ветер разгонял высокие волны с просторов Карского моря. Они накатом обрушивались на береговые камни и гальку. Вдобавок ко всему опустился густой туман. О высадке первого отряда, который должен был обследовать место зимовки В. Баренца и его спутников, не могло быть и речи. Мы двинулись на север, к мысу Желания. Ночью качка была такая, что из письменных столов вылетали ящики, по каютам из угла в угол носились вещи, шкафы для одежды то и дело хлопали дверьми. В такой обстановке мы обогнули мыс Желания и до 700 дрейфовали уже вдоль баренцевоморского берега. Наконец, мы встали на якорь в заливе Иванова.
На широте 76º60′
Началась суматоха с загрузкой баржи-плашкоута, которая должна была перевезти на берег мою партию из шести человек. С собой нам надо было загрузить: большую вязанку досок—«десяток» (толщиной 10 см) для строительства дома на берегу, тюк брезента, канистры с водой (40-литровые молочные фляги), вьючные ящики с продовольствием и ещё много всяких нужных «мелочей». В 925 загруженный плашкоут отвалил от «Ивана Киреева» и взял курс на берег.
Через 10 минут гружёная баржа ткнулась в береговую гальку. В корму поддавала приличная волна, поэтому моторист не опускал аппарель, чтобы в любой момент можно было дать задний ход. Мы быстро разгрузили баржу, покидав всё на гальку, и, заведя мотор, моторист направил плашкоут на судно. Буквально через секунды звук стучащего мотора словно растворился в пустоте, разом исчезли и все другие звуки, даже голосов людей и шума волны не было слышно.
Это стало моим первым открытием: мы очутились в форменном зазеркалье, в настоящем мире безмолвия. Уже обжив нашу стоянку, я продолжал удивляться, что даже обычных криков в нескольких метрах не было слышно. Всё поглощали ветер и пустота.
На пустынном берегу, на широте 76º60′ остались шесть человек – четыре русских исследователя и два голландца. Кругом галька, валуны, песок, чуть поодаль – снег и лёд.
Постройка дома
Прохлаждаться было некогда, надо приниматься за постройку дома. Прямо как у В. Баренца и его спутников, мы оказались на безлюдном берегу арктического острова, но у нас был готовый материал для постройки убежища. Мы выбрали более или менее ровную песчаную с мелкой галькой площадку. Среди нас оказался опытный строитель-реставратор, он-то и стал главным строителем и архитектором, а мы все были на «подхвате». Из досок соорудили раму, на которую начали крепить стены. На постройку дома ушло почти 12 часов, начали строить в 1420 25 августа, а закончили в 130 ночи. Дом был ориентирован параллельно берегу, рядом с ним в десяти с лишним метрах к западу стоял триангуляционный знак «Зыбь», отмеченный на всех морских картах. Прекрасный ориентир, на всякий случай.
Получился хороший приют, размером 4,7 на 4 м. Обращённую к заливу стену сделали высотой 2,5 м, а противоположная, ориентированная в сторону ледника на юге, лежащего на горах Ломоносов, была ниже, 2,0 м. В «низкой» стене на всю её длину «вырезали» узкое окно и затянули его полиэтиленовой плёнкой. Хоть какой, но всё же свет освещал внутренность приюта. Вдоль высокой стены на всю её длину сколотили нары. На торце дома, обращённом на запад, расположили дверной проём и повесили дверь. Напротив двери в глубине дома выгородили место, где соорудили стол, завесив всю эту «выгородку» полиэтиленовой занавеской. Это был камбуз – кухня. Тут поставили плитку и подвели к ней шланг от баллона с газом. Красота, живи и радуйся!
В первую же ночь заметили, что дом продувается насквозь через щели между досками. Тогда покрыли его брезентом. Поставили мачту для радиопередатчика. Со временем стали украшать наше жилище, развешивая снаружи по стенам остатки выброшенных сетей, кухтыли (стеклянные шары в веревочной оплетке, которыми подвязывались в качестве поплавков ставные рыболовные сети) и другие «находки», подобранные в зоне выбросов. В память о зимовочном доме экспедиции В. Баренца и его спутников в Ледяной Гавани наши голландские коллеги назвали его «Behouden Huys» (Дом спасения).
Дом спасения в полярной пустыне
Меня, как начальника пусть и маленького, но экспедиционного отряда, постоянно беспокоили две проблемы. Первая, самая главная. Мы находились во владениях белых медведей. Это – беспощадный и непредсказуемый хищник. Я проработал более 20 лет с зоологами, которые занимались этим зверем, и многое знал об арктическом хищнике. Раньше, лет 50 назад, все, кто работал в Арктике, были вооружены винтовками на случай встречи с этим «хозяином» вечных льдов. И зверь знал своё место.
Но на исходе XX столетия в мире вдруг поднялось движение в защиту этого «Умки», благо появились даже мультфильмы, где «лапочка»-мишка прямо уси-пуси – совсем безобидный. Общественность стала сходить с ума, с яростью защищая белых медведей, пренебрегая опасностью. Все приарктические страны и МСОП (Международный союз охраны природы) внесли этого зверя в национальные и всемирную Красные книги. Его нельзя трогать пальцем. А это не «комар» какой-то, а лютый хищник, который одним ударом своей лапы может прибить любого зверя. Но люди, которые живут в Арктике – постоянно подвержены опасности встретиться с этим хищником. Согласно положению об охране этого краснокнижного вида, для защиты человека от нападений зверя нужно было пугать голосом, стучать в пустое ведро и т.п. В крайнем случае, выстрелить из ракетницы в сторону зверя. Мы же были вооружены двумя охотничьими ружьями 12 или 16 калибра и парой ракетниц. Поэтому я принял решение: установить постоянное дежурство в течение всей ночи. «Караульный наряд», или как звали его голландцы – «вахт», видимо, от слова вахта, по два человека с ружьями-ракетницами находились у дома, и в случае появления зверя давали знать спящим. Каждая пара караульщиков дежурила по два-три часа. Один раз «караульщики» прозевали, и медведь подошёл к триангуляционному знаку, благо зверь оказался трусливым и быстро скрылся от поднятого шума.
Второй актуальной проблемой было поддержание костра. При отсутствии печи, не имея возможности согреться внутри дома, мы могли просушить промокшую одежду и погреть «руки» только у костра. Но из-за постоянных ветров розжиг костра мог превратиться в многочасовое и бессмысленное занятие. Поэтому мы поддерживали наш очаг все десять дней пребывания на берегу залива Иванова, постоянно подтаскивали валявшиеся выброшенные брёвна плавника. А чтобы защитить наш очаг от постоянно дующего ветра, соорудили вокруг него защитные стены из досок высотой более 1 м.
Пригодной для питья пресной воды в радиусе 1-1,5 км вокруг лагеря не было, ни одной даже мало-мальской лужи. Когда наши канистры опустели, пришлось брать ведра, и обязательно вдвоём (один с ружьём на случай появления белого медведя), идти за водой в сторону края ледника, где была небольшая лагуна, или на реку Снежную к востоку от стоянки. Но река Снежная – это поток грязной воды, постольку она питалась от ледника. От попытки отстоять воду из реки, подождав пока взвесь осядет, тоже пришлось отказаться, оседала не вся муть, и вода всё равно оставалась мало прозрачной. Так что дефицит воды существенно отравлял нам жизнь – приходилось «мыть» посуду, протирая её смоченными чаем салфетками. Про умывание на десять дней пришлось забыть.
Особенности погоды
На стене дома у нас висел термометр, и мы в любой момент могли узнать состояние погоды. Глянули на термометр, посмотрели на небо и на море, и знали, что нас сегодня ждёт. Температура первые пять дней колебалась от 4,4 до 8ºС.
Но 30 августа с 455 до 800 температура неожиданно поднялась с 6,8 до 10,5ºС, а к 905 возросла аж до 11,6º. И это в полярной пустыне. Разгадка последовала буквально через несколько минут: поднялся сильнейший ветер, небо заволокло тёмными тучами, раздались разряды грома с молнией, после чего началась знаменитая новоземельская бора. Вот и мы испытали то, о чём не раз читали в записках путешественников на Новую Землю.
Причина этого природного явления состояла в том, что суша быстро «разогревалась» и с холодного ледника при образовавшейся разнице температуры и давления на неё с бешеной скоростью обрушились порывы ветра. В нашем случае, бора неслась с лежащего южнее нашего лагеря ледника Ломоносова. Нас обдавало градом из мелкой гальки и песка. Это был знак, что погода меняется. И, действительно, когда бора утихла, в 2100 мы заметили, как с северо-запада в залив, словно белые лебеди, начали вплывать айсберги. Из серо-свинцовых облаков, нависших над такой же водой, посыпал мелкий, моросящий дождь. Пять дней наслаждения погодой без дождя закончились.
С этого дня с северо-запада ветром в залив уже постоянно загоняло массу льдин, они садились на мель у берегов, превращаясь в стамухи. 2 сентября начал постоянно сыпать мелких снег, нередко с дождём. Выпавший снег покрыл сначала дальние террасы, а потом уже и приморскую, и уже не таял, несмотря на моросящий дождь. Удивительно, что, несмотря на падавший снег, сильный ветер и морось, температура продолжала оставаться довольно высокой — от 7 до 8ºС все сутки.
Находки на суше залива
Окрестности залива изобиловали интересными природными объектами. Залив представлял из себя акваторию с широким (до 4 км) устьем, обращённым в сторону моря. Особо интересной оказалась его береговая зона. Море спокойным не было ни секунды, в берег из гальки и песка постоянно бились волны. Волновой накат в результате своей тысячелетней деятельности сотворил весьма специфическую картину, отчего граница моря и суши представляла собой форму края глубокой суповой тарелки. От уреза воды шёл бортик высотой до 3-3,5 м. Из-за такой особенности береговой линии здесь в любую погоду наблюдался накат, недаром же на картах стоящий здесь триангуляционный знак назывался «Зыбь». Поэтому-то к берегу тут не могли пристать ни вельбот с большой осадкой, ни вёсельная лодка, и только плашкоут с плоским дном и широкой носовой частью подходил вплотную.
Нам удалось пронаблюдать, как заселяется растениями приморская терраса. Как в известных пустынях жаркого климата, где разнообразие жизни ограничено дефицитом воды и органики, так и в их полярных аналогах с дефицитом света и тепла, существуют лишь оазисы жизни.
Мхи, лишайники и цветковые поселяются лишь там, где на месте выброшенных останков погибших морских млекопитающих и разрушающегося плавника, под их защитой, образуются достаточные условия. Вокруг этих «ядер» формируются скопления перегнившей органики, где и поселяются растения. Такие оазисы с растениями разбросаны по приморской террасе на десятки метров друг от друга.
Постоянно наблюдая за окрестностями в бинокль, в 820 31 августа на восточном склоне мыса Петровского (примерно в 2,5 км. к западу от лагеря), я увидел белого медведя. Я несколько дней следил за ним. Сначала зверь перемещался по берегу, уходил за мыс, но затем снова появился. Добыв нерпу и «позавтракав» в 920, он залёг на снежнике. Проспав до 15 часов, зверь встал и полакомился добычей. Так продолжалось три дня – медведь ел нерпу и спал. 3 сентября в 700 медведь ушёл со своей лёжки, я потерял его из виду. Но 4 сентября в 430 он подошёл к нашему лагерю, видимо, из любопытства…
Наша эвакуация
В день встречи с медведем в 2315 после очередного сеанса связи стало известно, что на завтра намечена «операция» по снятию нашего отряда. Видимо, на судне жили своей далёкой от реальности жизнью, т.к. снимать нас планировали на… надувной лодке. Тут катеру с мотором подойти невозможно, а они лодку «настропалили». После полуночи подошли на плашкоуте, встали в 200-300 м от берега, матрос сел в шлюпку, хорошо не в надувную лодку, и погрёб к берегу. Ткнулся в грунт, и тут почти 2-метровая волна накрыла его с головой. Пришлось пулей лететь к нему и вытаскивать из лодки, а не то бы его накрыло новой волной. Промокшего матроса «затащили» в дом и одели в сухое, каждый скинулся, что у него было запасное.
А «отцы-командиры» в это время совещались на судне, как нас «спасать». Был даже запасной вариант — бросить всё снаряжение и, взяв только научные материалы, идти на полярную станцию «Мыс Желания» пешком более 40 км через ледник, речки и т.д. Но всё же нашли решение. Вдвоём мы отправились по берегу на восток искать место для причаливания плашкоута. Нашли, но в 1 км от лагеря. Пришлось туда тащить часть снаряжения, но спальные мешки, газовую плитку, баллон и др. всё же бросили. Отсюда нас уже и вывезли где-то около двух часов дня пятого сентября.
За эти дни нам посчастливилось обнаружить несколько удивительных находок, не связанных, к сожалению, с нашей основной задачей. Например, на острове в одном из Гагарьих озёр, находящихся близ мыса Петровского, мне посчастливилось обнаружить смешанную колонию из нескольких гнездящихся краснозобых гагар и полярных крачек. Но, главную задачу мы всё-таки не выполнили: экспедиция не обнаружила возможного места захоронения знаменитого голландского мореплавателя.
Европейским коллегам мы сообщали заранее, что в их планировании маршрута допущен изначальный просчет в локации, но они настояли именно на этой точке поиска. По версии российских ученых, их знаменитый земляк погиб всё же километрах в 25-30 к западу от того места, куда мы высадились, у Большого Ледяного мыса. Но, аналитика причин неудачи дает всегда множество и полезной информации пытливому уму. Очевидно, что загадки Арктики еще не разгаданы и ждут своих будущих отважных капитанов и исследователей!
