Старый герб
В Советском Союзе у каждого пионерского отряда был девиз. Для «Каравеллы» им стал короткий призыв – «Барабанщики, вперёд!». Именно он написан на гербе нашей организации. Эмблема герба представляет собой голубовато-серый щит, на котором изображён бушприт старинного корабля, а над ним три алых кливера – треугольные носовые паруса, сделанные из красных пионерских галстуков – как символ романтики, смелости, мужества и отваги. Связь с красными революционными флагами, так же, как и боевыми знамёнами времен Великой Отечественной, читалась вполне открыто, поэтому претензий никто не предъявлял, наоборот, слышались только восторги от гениальности замысла.
Командор Владислав Крапивин придумал и сделал этот герб вместе со своим старшим сыном Павлом в начале 80-х. Это историческое событие произошло у меня на глазах в новом помещении на Мира, 44. Трудились создатели увлеченно и самозабвенно. Основание выпилили из фанеры, сзади для крепости прикрутили досочки. Деревянный корпус склеили из реек.
Мартин-гик и блинда-рей создали из тонких зашкуренных палочек, на кливера пошли пионерские шёлковые галстуки, ватер-штаги натянули из толстого кручёного шпагата. Получается, что нашему гербу в его нынешнем исполнении уже 40 лет. Хотя сам рисунок герба появился значительно раньше, ещё в конце шестидесятых, когда запускали морскую программу. Некоторых посетителей, правда, смущает иногда то, что название организации «La Carabela» и девиз написаны на испанском языке «Tamborilleros, аdelante!», да и на нашивках тоже почему-то всё не по-русски. Но здесь есть вполне логичное объяснение.
1 января 1959 года на Кубе победила Революция. Интербригады и кружки, изучающие азы испанского языка, возникали тогда по всей стране, в том числе и в университетах. Конечно, побывал в таком кружке и молодой студент журфака УрГУ Слава Крапивин. Когда уже возник отряд, а потом и флотилия, то начали разрабатывать свою символику. Вот тут и вспомнили про первооткрывателя Христофора Колумба, который на испанских каравеллах пересёк Атлантический океан и достиг Кубы. В результате мореплаватель нашёл новый материк. Вот, в знак солидарности с кубинским народом и утвердили решение, что все главные надписи на основных символах морского отряда «Каравелла» будут писаться только по-испански.
В ноябре 1972 года Владислав Крапивин в составе писательской делегации Советского Союза побывал на Кубе. Вернулся он оттуда, с одной стороны, весьма воодушевленным от увиденного строительства нового социалистического общества, а с другой, как он сам не раз признавался, – совершенно измученный длительным, изнурительным перелётом и дикой тряской самолета во время взлётов и посадок. С тех самых пор командор предпочитал на самолетах не летать. А спустя двадцать лет после его кубинского путешествия над отрядным гербом нависла реальная угроза исчезновения.
Пионеров больше нет…
С сентября 1991 года всесоюзная пионерская организация имени В.И. Ленина официально прекратила своё существование. Все пионерские отряды в школах были распущены, пионерские комнаты переделаны в классы, пионервожатые уволены или переведены на другие должности, отрядные флажки, горны и барабаны в лучшем случае убраны в подвалы и кладовки, в худшем – вынесены с мусором на помойки. Также в один прекрасный день всем предложили снять галстуки, а когда мы не согласились, то нам пообещали, что на них нас всех и перевешают. Такая вот совсем не радужная перспективка.
Внешкольные крапивинские отряды, которых тогда немало уже работало по стране, выживали в одиночку, каждый на своей территории, определяя свой путь. Кто-то быстро метнулся во вновь разрешенный скаутинг, кто-то превратился в спортивную секцию, кто-то «спрятался» в клубах. Говоря честно, в «Каравелле» никогда не идеализировали массовую пионерскую организацию Советского Союза. Потому что в ней хватало и хорошего, и плохого. Было мало свободы для проявления детской инициативы, доминировал формализм партийной идеологии, царил культ школьной заорганизованности и публичных мероприятий «для галочки». Но всё-таки быть в её составе было спокойно и безопасно. Она расширяла горизонты, открывала перспективу в развитии как целых коллективов, так и каждому ребенку. А ещё представляла собой могучую силу, которая способна обеспечить защиту.
Борьба за существование
Девяностые… Стабильная и упорядоченная жизнь закончилась в один миг. Огромная страна разрушалась и менялась на глазах. Сначала никто особо не понимал, что это катастрофа, которая метафорично сравнима с гибелью «Титаника»: когда на верхних палубах ещё танцуют, а в трюме уже тонут, но никто не слышит друг друга, хотя конец предрешён и неизбежен для всех.
Владислав Крапивин в реальном времени ощутил себя дедом и главой большой семьи. В марте 1990-го у нас с Пашей родилась дочь, его первая внучка Дарья. Командор не хотел больше никакой романтики революционных битв и сражений за отряды, нужно было спасать семью, выживать и искать средства к существованию. Если честно, он был вообще не здесь, а на гранях Великого Кристалла. Продуктивность писателя просто фантастическая. Откройте последние страницы произведений из 50-томного полного собрания сочинений. Посмотрите год их написания. «Выстрел с монитора» (1988), «Гуси-гуси, га-га-га…» (1988), «Крик петуха» (1989), «Белый Шарик матроса Вильсона» (1989), «Застава на якорном поле» (1989), «Лоцман» (1990), «Сказки о рыбаках и рубках» (1991), «Синий город на Садовой» (1991), «Серебристое дерево с поющим котом» (1992), «Самолет по имени Серёжка» (1993), «Дырчатая Луна» (1993), «Лето кончится не скоро» (1994), «Тридцать-три, нос утри» (1994). И это далеко не всё, что он сочинил в это непростое время.
Силой мысли, данной ему свыше, автор оказался способен уходить в параллельные миры и пространства, за сорок лет интуитивно предчувствуя напряжение международных отношений и локальные конфликты, общество индексов и QR-кодов, власть искусственного интеллекта и одиночество людей. Но у него всегда была надежда на детей-героев, потому что именно они люди Будущего, в котором Жизнь должна все-таки когда-то свернуть с колеи зла и жестокости и пойти наконец по дороге Добра и Света.
Поиск преемника
Над «Каравеллой» тем временем сгустились тучи. Две мизерные ставки педагогов, которые выделял завод, забрали. Затем отключили за неуплату телефон. Помещение никто не оплачивал. Начали присылать баснословные счета за коммунальные услуги по его содержанию. Было очевидно, что без государственной поддержки отряд не выживет. При всей своей высочайшей творческой продуктивности и абсолютно титанической работоспособности командор не мог больше в одиночку одновременно содержать на свои писательские гонорары наше разросшееся семейство и детскую организацию, методики и сути которой не понимал даже он сам.
Также он был не готов вести за собой полки и отряды, которые взывали о помощи из разных частей Советского Союза. Объективно устал от всей этой бесконечной суеты, тридцатилетней борьбы за существование и полной неопределённости будущего. Все предлагаемые преемники не устраивали его по разным причинам. Кто-то не вырос в отряде, не владел навыками основных направлений, и ему не доверяли выпускники. Кто-то вырос, но в силу мягкости характера, привычки быть всегда за спиной уверенного и надёжного командора, совершенно не обладал способностями к самостоятельной руководящей должности. Кто-то был волевым, сильным, смелым, но не имел педагогического такта, не мог выстроить с детьми необходимого для организации воспитательной работы диалога. Кто-то, наоборот, очень хорошо «на одной волне» умел общаться, играл на гитаре, создавал душевность, но в силу юношеского максимализма совершенно не знал, как спланировать жизнь, организовать вместе с ребятами самое простое коллективное творческое дело или правильно, в соответствии с графиком и уже сложившимися за десятилетия отрядными традициями, провести общий сбор, в параллельном режиме организовать строительство яхты, съемку фильма, выпуск стенгазеты, подготовить коллективный юнкоровский материал.
Всему этому нужно было учиться. Для всех стало неожиданным открытием, какую титаническую нагрузку тянул все эти десятилетия сам командор. Получилось, что столько, сколько делал один Крапивин, смогла выполнить только команда взрослых. Командор не приезжал больше на регулярные занятия, но со стороны очень внимательно наблюдал за тем, что происходит, всеми силами поддерживая меня и обучая по ходу. Он включался только «по запросу».
Жизнь продолжается
В начале «лихих 90-х» жизнь в Екатеринбурге была крайне неспокойной. Предприятия выживали как могли. Зарплату задерживали или выдавали продуктами, одеялами, посудой. На рынках процветал натуральный обмен. Бизнес зарождался и тут же рушился. На улицах стреляли и убивали. Но, несмотря на всё это, отряд «Каравелла» продолжал работу. Зарплаты у инструкторов не было никакой, все параллельно работали где-то ещё, добывая скудные средства к существованию. Форму шили как могли. Береты, ремни, якоря покупали через знакомых продавцов в сети военторга. Пионерские шорты, галстуки скупали за копейки по дешёвке, пока остатки были в магазинах. Барабаны берегли, потому что пробитую кожу для них доставать становилось всё труднее. Деньги на приобретение формы, призов – за фехтовальные турниры, книг – за парусные соревнования, стройматериалы и инструменты – для ремонта яхт продолжал давать командор. Так получилось, что до самой смерти он так и оставался главным спонсором нашей организации.
Оранжевые рубашки для летней формы красили в эмалированных тазах на газовых плитах, черные покупали на Таганском рынке. Погоны, нашивки каждая семья шила самостоятельно. Да, было очень тяжело, но дети приходили и не хотели уходить. Состав был небольшой, но стабильный. К лету 1992-го на базе осталось всего 4 яхты: «Гек Финн», «Экватор», «Румб» и «Тропик». Остальные корпуса и имущество разобрали выпускники, положив на хранение «до лучших времён» в личные сараи и гаражи, потому что каравелльцы с трудом смогли отремонтировать четыре имеющихся судна и выйти на воду только в августе. Моторы на катерах вышли из строя. На водноспортивной базе ДОСААФ начальники менялись с такой скоростью, что мы не успевали запомнить их имена, отчество и фамилии. Но… пока было помещение на Мира, 44, была надежда, что мы выстоим.
Битва за дом
Двести квадратных метров с высокими потолками, большими окнами, на которых стояли прочные решётки, семью комнатами, длинными коридорами, тремя входами и выходами. Это было вполне привлекательной недвижимостью. Смущало всех только одно. Дети, которые прижились за десять лет и не хотели никуда уходить. С другой стороны, когда и кого останавливали дети? Разве что в сказке Аркадия Гайдара «О военной тайне, Мальчише-Кибальчише и его твёрдом слове». Но там Мальчиш погиб, а уже после ему все радостно салютовали. И здесь, по всей видимости, «Каравелле» был уготован такой же конец.
В один из дней открылась дверь и появились двое невысоких, физически крепких парней в одинаковых тёмных спортивных костюмах. Шли занятия. Флаг был поднят. Часовой со шпагой, увидев незнакомых, в соответствии с инструкцией, сделал шаг вперёд, быстро ударил в рынду, и на встречу незваным гостям выбежал командир вахты.
– Слышь, пацан, кто у вас тут главный? – резко спросил один из вошедших.
– Лариса и Егор, – ответил вахтенный. – Но Егора нет. Я сейчас Ларису позову.
– Да не зови ты, мы сейчас сами всё посмотрим. – Они нагло и бесцеремонно хотели пойти по помещению. Но часовой спокойно поднял шпагу и преградил путь.
– Смотри, Олежа, какие у них тут игры. Боевые, видать, ребята, – усмехнулся второй.
– Скажите, что вам нужно? – это уже по вызову командира я появилась в прихожей. За мной начали выбегать из помещений дети. Мы стояли с гостями друг против друга. Нас было больше, но они стремились показать свою силу.
– Мы пришли сказать, что нужно освободить помещение. На сбор вещей вам дают неделю.
– Это кто так решил?
– Какая вам разница? Решение принято и обсуждению не подлежит.
– Разница есть. Вы не похожи на представителей официальных органов власти. А мы сейчас как раз решаем вопрос в Кировском районе о нашем новом статусе. – Я чувствовала, что за спиной количество ребят увеличивается.
– Слышь ты, – взорвался Олежа, – мы сюда с тобой не про статусы приехали базарить. Забирай своё барахло, детей и выметайся.
– Во-первых, не очень понимаю, когда мы перешли на «ты». Во-вторых, насколько мне известно, у настоящих мужчин не принято воевать с женщинами и детьми! Наоборот, их нужно защищать и оберегать. Или что-то изменилось в мире? Порядочных мужчин больше не существует?
И тут… лицо его дрогнуло. После минутной паузы он заговорил по- другому. Второй хранил гробовое молчание.
– Слушай, как тебя зовут? Ах, да, пацан же сказал, Лариса!
– Для Вас Александровна!
– Хорошо, – он усмехнулся. – Лариса Александровна, давайте по-хорошему договоримся. Помещение нужно освободить. Вы собираете вещи. Мы даже вам поможем. Организуем ребят на погрузку-разгрузку, найдем машину. Даже можем за минимальную плату найти какой-нибудь склад, куда сгрузить. Не обидим. Вы всё равно ничего не сможете сделать, никому ваши пионеры больше не нужны.
– Подождите, Олег… Как Ваше отчество?
– Николаевич.
– Олег Николаевич, если даже отряд нужен только двадцати ребятишкам, значит, это уже не ноль. Согласитесь?
– У меня приказ, – лицо его стало напоминать скорченную гримасой суровую маску.
– О, я хорошо понимаю, что такое приказ. Тогда давайте так. Мы, конечно, не сможем воевать с вами, но ставим условие, что все картины заберём с собой. Раз вы сами предложили, давайте, помогайте.
– Да не нужны нам ваши картинки. Пакуйте вещи.
– Пойдемте со мной. Ребята, пропустите людей.
Строй молча расступился. Мы зашли в зал, который по традиции называли в отряде «муравейником». Самое большое помещение, где строили яхты, проводили сборы, линейки и фехтовальные турниры. Штор, конечно, уже давно не было, линолеум облез, штукатурка на углах обваливалась. Но… Во всю ширину между стенами бушевали океанские волны, летели птицы альбатросы и мчались вперед быстроходные парусники. Гости остолбенели.
– Вот, – указав на стену, спокойно и торжествующе сказала я: – Эту картину мы тоже заберём с собой. Она наша, а не ваша.
– Как это? – опешил Олег. Его напарник ненормативно выругался.
– А так. Либо вместе со стеной, либо, хоть убивайте, мы из этого здания никуда не уйдём. Это наш Дом и наше Имущество.
– Но ведь дом рухнет. Это несущая стена. Тебя же засудят.
– Знаете, Антон Семёнович Макаренко сам пошел работать в детскую колонию для малолетних преступников, создал там новую воспитательную систему и стал величайшим педагогом. Всё зависит от человека.
– Поехали, Олег, – неожиданно сказал второй. – Она же ненормальная фанатичка. Ты что, не видишь? Они, похоже, тут все идиоты.
Они ушли и больше не возвращались. Не знаю, что они рассказали тем людям, кто отдавал приказ. Было тревожно и страшно. Мы с Егором Подолинским сами ненамного старше детей. Мне 25, ему 20 лет. Остальные мало что смыслили в отрядных принципах и идеологии, слово, которое было запрещено произносить, как и «воспитание». Командор устранился, сказав, что «Пора всё заканчивать. Барабаны раздать барабанщикам. Знамёна привезти к нам домой, герб увезти на базу, а всё остальное имущество раздарить детям, как уже делали в конце 70-х, когда ушли с Уктуса».
В милицию звонить было бесполезно. По сигналу приехали бойцы ОМОНа, в составе которого служило немало выпускников нашего отряда. Понимая всю угрозу внезапных поджогов или рейдерских вооруженных захватов, мы организовали дежурство. Так продержались, как кибальчиши, несколько недель. А через месяц пришел заместитель главы по социальным вопросам Кировского района Григорий Абрамович Магарас. Потом появился заместитель председателя Правительства Свердловской области Семён Исаакович Спектор. И мы победили!
Вернуться в Содержание журнала
