Знаменитый скит на озере Сунгуль, куда приезжали паломники со всех уголков Урала, возник благодаря владельцу Кыштымских и Каслинских заводов, старообрядцу Льву Ивановичу Расторгуеву. Он слыл одним из самых ревностных сторонников раскола в Екатеринбургском уезде.
Приобретя завод, он прежде выстроил старообрядческую часовню в Каслинском заводском поселке. В Кыштымском заводе открыл раскольническое училище; неоднократно выписывал из Иргизских монастырей беглых попов (Иргиз – приток Волги возле Саратова). Также им было основано два монастыря – мужской на берегу озера Сунгуль (рядом с Каслинским заводом, если добираться по системе соединенных между собой озёр) и женский – рядом с Кыштымским заводом на берегу озера Анбаш, разделённый на четыре скита.
Сунгульский монастырь, основанный в 1811 году, относился к часовенному согласию, жил на пожертвования богатых купцов и хозяев завода. Монастырь располагался на двух мысах полуострова в юго-западной части озера Сунгуль, у подножия Вишнёвых гор – цепи восточного отрога Уральского хребта в районе Каслинского завода.
Вокруг монастыря обитали в лесах одинокие скитники и целые семьи. Местный Сунгульский скит и молельни были высокопочитаемы далеко за их пределами. В лучшие времена Сунгульского скита братия его насчитывала несколько десятков человек. Хозяева и приказчики Кыштымских и Каслинских заводов не жалели средств на замаливание своих грехов.
Правительство посчитало нужным расправиться с покровителями старообрядчества в Каслинском и Кыштымских заводах, обвинив их в жестоком обращении с рабочими людьми, хищении золота, а негласно – за приверженность и покровительство старой вере и нежелание от неё отречься. Управляющие заводов Г.Ф. Зотов и П.Я. Харитонов (а по сути – их владельцы) были сосланы в Финляндию в 1837 году, что случалось относительно редко по отношению к состоятельному сословию.
После ареста управляющих Кыштымских и Каслинских заводов положение старообрядцев Кыштымского горного округа стало критичным, так как они лишились главных своих покровителей. К середине XIX века скит пришел в разорение. В скиту доживали век несколько старцев и стариц. На заводе они не бывали, провизия им доставлялась в скит. В 1836 г. по всей России прокатилась целая волна типичных бюрократически политических самоуправств. Закрывались все старообрядческие часовни и молельни, все они превращались в единоверческие церкви.
Был разорен и Сунгульский скит, а на его обитателей были заведены уголовные дела. Таким, к примеру, является дело Михаила Павловича Митрина (в иночестве о. Макарий), уроженца Губернского села при Кыштымском заводе. В начале 20-х годов XIX в. Митрин М.П. принял иночество в этом монастыре от инока Авеля, получив при постриге имя Макарий. Ни в солдаты, ни в ссылку на Кавказ он не попал, ибо исповедался в грешном невежестве и принял единоверие. Поселился, правда, недалеко от скита. С отменой крепостного права духовная жизнь в Сунгульской обители ожила. Сунгульский скит был восстановлен. Восстановление его – дело рук Митрина Михаила Павловича – отца Макария. Во вновь отстроенной часовне стали регулярно совершаться Богослужения. В престольный праздник со всех уголков Урала в скит потянулись верующие.
На монастырском кладбище была особо почитаема могила инока схимника Леонида. Можно предположить, что старец Леонид был одним из авторитетных подвижников Сунгульского общежительства. Старца Леонида поминали в день апостолов Петра и Павла, а бесноватые паломники, пришедшие ему поклониться, кликушествовали на его могиле. Ежегодно 18 июля по старому стилю в день Петра и Павла старообрядцы шли крестным ходом в монастырь из Каслей и Кыштыма. Возле могилы старца Леонида сооружался особый навес, восточная сторона которого была закрыта. При крестном ходе на эту восточную сторону вешали принесённые во время хода иконы – получался иконостас, перед которым служили всеночную. Людей собиралось множество. Паломники приезжали со всех уголков Урала. По всему лесу, что было видно глазу, горели свечи.
Со стороны озера хозяйственные постройки монастыря и часовня были огорожены каменной стеной в 2 метра высотой. К воде был оставлен трехметровый проход, выложенный ступенями. Остатки каменных стен можно наблюдать по всему периметру скита. Недалеко от кладбища располагался небольшой необычный колодец. Внутри он выложен камнем и имеет кувшинообразную форму со значительным сужением в верхней части. Этот колодец никогда не имел сверху сруба и, по воспоминаниям живших на скиту людей, воду из него не брали. В питьевых и хозяйственных целях воду брали прямо из озера, так как она была чистая и прозрачная и ближе к жилищам, чем колодец на кладбище.
Часть скитников проживала в кельях-землянках. Они были вырыты в земле, стены в них выложены природным необработанным камнем, вниз вели вырытые в земле ступени, выложенные камнем. В стене кельи имелась ниша небольших размеров. До настоящего времени на территории скита сохранились остатки 13 таких келий. Также на скиту было несколько бревенчатых избушек, построенных на высоких каменных фундаментах. В них располагались часовня, трапезная, дом игумена и ещё несколько жилых избушек. Были хозяйственные постройки, полностью выложенные из природного камня, по всей видимости, для содержания скота (на скиту были лошади, коровы, овцы). В округе имелись огороды и посевные площади, где трудились как сами монахини, так и наёмные рабочие. Косить сено ездили на дальние покосы. Занимались рыбалкой, на скиту были лодки. Имелась баня, топившаяся по-чёрному.
На фотографиях тех лет просматривается несоответствие некоторых фундаментов и построек. Можно предположить, что дома возводились на остатках ранее существовавших строений древнего городища, остатки каменных стен и необычный колодец принадлежали к более ранней культуре, а открытые листы археологов ещё ждут сенсационные находки. На монастырском кладбище было около сорока могил, некоторые покрыты надгробными плитами, обработанными на уральских заводах. На плитах стояли кресты. Края могилы были выложены необработанным камнем.
По рассказам Шароновой Зинаиды Моисеевны, через полянку от кладбища в свое время жили старцы Василий, Иосиф и Андрей. По воскресеньям они ходили молиться в монастырскую часовню. Остатки их келий нетрудно отыскать и сейчас.
Наиболее вероятно, что самый крупный женский скит на оз. Сунгуль появился на месте мужского скита в 1900 году. Основательницами женской обители были уроженки Кыштымского завода: матушка Фёкла (Феодосья Устиновна Дорогина) и матушка Елена (Елена Васильевна Меренкова). Феодосия и Елена с молодых лет имели стремление вести жизнь пустынниц, но первоначально родители их были против такого выбора дочерей. Однако мать Феодосии – Анастасия – сама переселилась в небольшую обитель около Сунгуля (то есть уже в конце XIX в. маленький женский скит существовал на озере). Известно, что кроме неё там жили три старушки, соблюдающие монастырский устав, но не принявшие постриг.
Приблизительно в 1900 году на Сунгуле появилась первая черноризица – Ксенофония, и тогда Феодосия и Елена получили от отца и матери разрешение уйти в кельи на озере. Там они основали свой скит, в котором сначала было пять человек. В течение последующих лет обе отшельницы были пострижены – Феодосия была пострижена м. Глафирой под именем Фёклы. Она возглавила этот новый скит по духовным делам, а м. Елена — по «внешним». Всего на скиту стало проживать более сорока насельниц, жили здесь и сироты. Заводские жители часто отправляли на скит своих детей для воспитания и обучения грамоте, знаменному пению и рукоделию.
В повести о сунгульских старицах упоминается: «Мать Анатолия – до накрытия Анна Васильевна Меренкова – младшая сестра м. Елены и м. Мелетины в поделии была искусна. Могла святые иконы низать, древяны кресты вырезать, шёлком и золотом пелены и чин шить (пелены – покровы, используемые в молитвенных домах и храмах; чины – монашеское одеяние, монашеский чин). И яко остроумна сущи, грамоте была горазда во чтении и пении, могла искусно писать полезные письма. Впоследствии учила и прочих знаменному пению».
Шаронова Зинаида Моисеевна, проживавшая в Кыштыме, вспоминала: «Меня в 7 лет (в 1916 г.) отправили учиться на Сунгуль, и я до 18 лет (1927 г.) там жила. Мы жили на заимке. А бегуны (бегуны – один из толков в старообрядчестве) рядом жили. Они и говорят: «Давай мы будем учить». А тут из Сунгуля приехали – ездили за хлебом и к нам ночевать приехали. Мама говорит: «Зину учить не знаю когда». Приехавшие из Сунгуля говорят: «Давай мы её увезём на Сунгуль и по-славянски будем учить». И вот я до 18 лет там жила. Мужчин не было. Старички были, за скотом ухаживали, а так никого больше не было. Мы даже не видели мужчин. Где если едем – и мужик встретится, так мы прятались – боялись. Учить начинали маленьких (детей) с азбуки. Потом учили читать каноны, псалтырь. Псалтырь пройдёшь, тут уж и научишься читать. Службу, раз она повседневная была, выучишь. Петь учили. Я хорошо по нотам могу. Маленьких детей при мне трое было. Остальные почти взрослые были, они потом все замуж вышли. Нас человек до 30 было».
Из воспоминаний Чернявской Александры Даниловны (дочери Дунаева Д.Е.): «Мой отец Дунаев Данил Егорович похоронен на старообрядческом кладбище Сунгульского скита по его просьбе. Он любил и уважал историю этого скита. Его отец, мой дед, принял религию старообрядцев и уехал туда, где они жили. Построил избу. В семье (то есть в общине на скиту) они работали: пасли коров и овец. Табун был небольшой. Пасли скот мой папа (Данил) и старший из братьев Андрей. Мать отца заболела и умерла в 1894 году. Её сестра была монашкой, жила и умерла на скиту. Показывал отец и келью Вассы, она отдельно была, как и у Максима, только от скита тут в левую сторону к курье озера, и жили там три сестры. А от них в курью прямо через камыши была дорожка и жили там на маленьком островочке три монаха и тоже были построены кельи. Строились кельи в виде балагана (землянки), обносились камнем плитняком (от слова плитка). Стены внутри были из жердей, снаружи засыпались землей. Потолки делались так же. Как рассказывал отец, зимой в них было тепло».
Федор Иванович Чернышов из семьи каслинских староверов рассказывал, что на скиту проживали его родные тети-староверки: матушки Афанасия, Васса и Евдокия. Схимница матушка Афанасия – пожилая – лет за 70, жила в отдельной келье, потому что обладала третьей монашеской степенью, была строга и неприступна. Вассе на момент знакомства с Федором было 40 лет, и она с радостью учила племянника читать-писать. Благодаря ей Федор Иванович до сих пор не забыл церковно-славянский шрифт. Самая молодая – Евдокия. Федор Иванович подозревает сейчас, что было ей в ту пору не более «осьмнадцати» юных лет, ее и замуж «при нем» взяли.
После 1917 года мирная жизнь общежительства на Сунгуле закончилась. Из-за голода 1921-1923 годов крупный скит матушек Фёклы и Елены разделился. Несколько келейниц, в том числе и мать Елена, остались на старом месте, а большинство вынуждены были временно переселиться под Тюмень. Еще до закрытия Сунгульского скита, во второй половине 20-х годов XX века, более десятка человек с матушкой Фёклой перебрались сначала в пустынь около д. Солобоево на юге Тюменьщины, а затем на реку Танаевку (80 верст от Тюмени). Для многих из них это стало началом долгого пути на восток, через Колыванскую тайгу и тайные поселения на реках Парбиг, Безымянка и Дубчесе в бассейне Енисея. Бывшие насельники Сунгульского скита основали там свои новые скиты.
В 1926 году Сунгульский скит еще считался самым крупным в округе, в нем проживало более тридцати человек. Спустя год матушка Елена заболела, перенесла операцию, которая ей не помогла. В апреле этого же года она скончалась в Сунгульском скиту и там же была похоронена. Вскоре после смерти матушки Елены скит был разорен властями. Зимой 1929-1930 года на Сунгуль приехали представители НКВД. Молодые, не принявшие постриг насельницы, которым было куда возвращаться, были отправлены по домам, а престарелых инокинь сначала отвезли в отделение милиции, а затем продержали в заключении до окончания следствия. Многие из них попали в Верхне-Уфалейскую тюрьму.
Скиты на озере Сунгуль просуществовали почти 120 лет, с 1811 по 1930 год. В монастырские постройки ещё в самом начале 30-х годов первыми заселились геологи. В конце 30-х годов разобрали и использовали каменную монастырскую стену под фундамент для щитового корпуса дома отдыха. В летнее время здесь отдыхали сотрудники образования и ИТР (Инженерно-Технические Руководители). Во время войны в дома на скиту и летний павильон поселили мобилизованных девчат, трудившихся на строительстве ЛЭП для Вишневогорского рудника. В начале 60-х годов дома на скиту ещё использовались под дачи, а затем были разобраны и вывезены.
Каслинские и кыштымские старообрядцы до сих пор хранят память о старцах и старицах, живших на Сунгульском ските. Их стараниями в 1994 году на месте скитской часовни был установлен деревянный крест. В настоящее время к намоленному месту – редкому объекту старообрядческой культуры – приезжают тысячи туристов, дорога на скит не забыта.
Вернуться в Содержание журнала
