Конец 30-х годов прошлого века в истории нашей страны – время суровое и неоднозначное. За анекдот или неосторожное слово могли дать вполне реальный срок, как «врагу народа» любому. Однако были случаи и совершенно противоположные.
Это история о том, как арестованному в 1938 году «по навету» органами НКВД в Челябинске Николаю Микулину обычные детские загадки помогли выйти на свободу. Появился Николай Алексеевич на Южном Урале осенью 1936 года. Он был откомандирован к новому месту службы – вновь сформированную 15-ю Военную школу лётчиков-наблюдателей (ВШЛН). В настоящее время это Челябинское высшее военное авиационное Краснознамённое училище штурманов (ЧВВАКУШ). Микулина назначили на должность начальника Учебно-лётного отдела (УЛО). Прибыл он из Новочеркасска, где служил помощником начальника Оперативного отдела авиабригады.
Сын архиепископа
От этого назначения новоиспечённый начальник был, прямо сказать, не в восторге, так как считал, что «в Школу назначаются лишь те лица командного состава, которые по тем или иным причинам не годны к работе в строевых частях ВВС РККА».
Предыстория его появления в Челябинске была такова. В конце 1935 года Н.А. Микулину по итогам служебной аттестации объявляют, что он плохой работник. Оскорблённый этим до глубины души, тем более что по итогам предыдущих аттестаций он никаких замечаний не имел, он стал апеллировать к вышестоящему командованию, пытаясь добиться пересмотра аттестации и перевода в другой округ, так как считал, что на прежнем месте его затирают. В результате, неугомонный правдоискатель был направлен куда подальше – в Челябинск.
Скорее всего, причиной такого отношения было его «не пролетарское» происхождение. Он родился в семье священника. В 1928 году его отец Алексей Васильевич Микулин был возведён в сан архиепископа и в 1929-1931 годах управлял Дальневосточной митрополией и Пятигорской епархией. Правда, «архиепископом» он был, так сказать, не настоящим – только в рамках так называемого «обновленчества». Поэтому со стороны НКВД к Микулину-старшему претензий не было, так этот, по сути, церковный раскол органы рассматривали как инструмент для ослабления влияния традиционной, патриаршей церкви. А вот армейское руководство в отношении майора Микулина, по всей видимости, решило перестраховаться, забыв все его бывшие заслуги. Микулин с 1918 года служил в Красной Армии и был награждён орденом Красного Знамени за участие в установлении советской власти в Туркестане.
Роковое письмо
Тем не менее, на службе Н.А. Микулин своё неудовольствие никоим образом не выказывал. У руководства школы он был на хорошем счету и за усилия в организации учебного процесса был даже награждён медалью «ХХ лет РККА». Курсанты же, те вообще смотрели на него с завистью – всё-таки в то время орден Красного Знамени был редкостью. Кроме того, многим импонировало, что начальник УЛО был высок ростом, светловолос, строен, а на лице его всегда была приятная и приветливая улыбка.
Но судьба приготовила ему ещё одно испытание, причиной которого стали неожиданные поступки его супруги – Зинаиды Алексеевны. По воспоминаниям очевидца, произошло это следующим образом:
«Майор Микулин, будучи в командировке по служебным делам школы, уезжая, сказал жене, что пробудет не более десяти дней, но задержался, жена забеспокоилась и решила, что его арестовали. В то время органы НКВД практиковали такое: арестовывали то в пути, то по вызову. Жена, будучи глубоко взволнована, решила застрелиться, муж, уезжая в командировку, пистолет оставил дома. Застрелилась не насмерть, парализовала себя, была доставлена в военный госпиталь <…>. На второй день после случившегося приезжает муж, она на его глазах умирает в госпитале, а через некоторое время его вызывают в НКВД. На допросе подозревают его, по этой причине, в причастности к какой-то группировке, враждебной советской власти, мол, жена недаром застрелилась».
Но было ещё одно обстоятельство, кроме самого факта самоубийства, благодаря которому в НКВД заинтересовались персоной Н.А. Микулина. Зинаида Алексеевна оставила предсмертную записку на имя начальника политотдела авиашколы, полкового комиссара Пудинова следующего содержания:
«Тов. Пудинов! Мне больно, что я поздно узнала о враге быв[шем] <вставлено поверх записи> муже. Я говорила Гальцеву, а раз он Вам не сказал, то враг и он. Гудилины тоже враги. Цибульник тоже. Мне только никто не поверит, что я не знала [всего этого] ранее. Бейте, ловите их <фраза подчёркнута>. Может и [неразборчиво], что пришёл меня утешать, а Лепин, Кулешов все мне тоже враги. Я дочь крестьянина и [мне] больно [что] не узнала врага <слово подчёркнуто>».
Здесь уместно разъяснить обстоятельства появления этого письма. Летом 1937 года в школе начались аресты. Были арестованы: начальник школы Эдуард Юрьевич Лепин (о котором был очерк в УС), начальник штаба школы Александр Илларионович Рошковский и ещё несколько офицеров. А если учесть, что А.И. Рошковский и Н.А. Микулин поначалу, ввиду недостатка помещений в школе, занимали по работе одну и ту же комнату и впоследствии между ними возникли не только служебные, но и близкие дружеские отношения, то интерес НКВД к последнему более чем закономерен. Ещё удивительно, как долго после обнаружения такого документа Н.А. Микулин оставался на свободе! Вся эта трагедия произошла 20 ноября 1937 года, а под стражу он был заключён только 4 августа 1938 года.
Неожиданный поворот
Перспективы после ареста у Николая Алексеевича просматривались не самые радостные. Получил бы он, в лучшем случае, шесть-семь лет лагерей и то, если бы дал разоблачительные показания на своего товарища А.И. Рошковского. Если бы не дал, то очень даже вероятно, что приговор мог вылиться в высшую меру наказания – как у Э.Ю. Лепина и А.И. Рошковского. Но, на его счастье, до того, как дело передали в суд, политическая обстановка в стране несколько изменились.
17 ноября 1938 года выходит Постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», в котором были отмечены крупные недостатки и извращения в работе органов НКВД. После его выхода усилился прокурорский надзор, а суды стали требовать более веских доказательств. Новые подходы в соблюдении «социалистической законности» докатились и до уральской глубинки, затронув непосредственно Н.А. Микулина. Военная прокуратура пересмотрела его дело и пришла к выводу, что выдвинутые против него обвинения во вредительстве не имеют под собой оснований, обвинения об участии в контрреволюционной группировке не подтверждаются свидетельскими показаниями, а его жена «проявляла признаки психической ненормальности».
Исходя из материалов архивно-следственного дела, можно заключить, что к такому печальному состоянию психика бедной женщины пришла вследствие чрезмерного увлечения газетными статьями и разнообразными брошюрами про врагов народа. Также своё неблагоприятное влияние оказала и обстановка тотальной подозрительности, царившая в обществе. В результате той стали мерещиться враги народа везде, в первую очередь среди преподавателей и командного состава школы. В конце концов, дело дошло до того, что Зинаида Алексеевна стала подозревать и своего мужа. Последней соломинкой, окончательно сломавшей психику бедной женщины, стал найденный ею в столе супруга том сочинений В.И. Ленина, «где были сделаны закладки обрывками листа со священным текстом».
- Загадочная записка
В отсутствие возможности провести очную психиатрическую экспертизу З.А. Микулиной, одним из свидетельств её невменяемости стала записка, обнаруженная в её бумагах.
На первый взгляд фразы из этой записки выглядят как бессмысленный набор слов, которые мог написать только скорбный разумом человек:
«1. У Шурки есть дед, а у деда внука нет.
- Соль, а не солёная, фасоль, а не зелёная.
- Всем, кто придёт, всем, кто уйдёт – руку подаёт.
- Сам верхом, а ноги за ушами».
записка З.А.Микулиной (архивно-следственное дело)
Тем не менее – это обычные детские загадки. Не буду лишать читателей удовольствия самим найти на них ответ. Рискну сделать предположение о причине появления этой записки. Во второй её части находим такие слова: «Катуся, пусти Джокера гулять. Но не до 9 ½, а потом не надо. Зи…». Вероятнее всего, Зинаида Алексеевна очень болезненно переживала, что их брак с Николаем Алексеевичем был бездетным, и потому она обращалась к неведомой Катусе (Кате?) с просьбой отпустить погулять с ней её сына, о котором нам известно лишь его домашнее прозвище – Джокер. Общеизвестно, что дети очень любят, чтобы их развлекали, в том числе и загадками, и З.А. Микулина предварила ими записку, чтобы мальчик с ещё бо́льшим нетерпением ожидал прогулки, в надежде поделиться с тётей Зиной плодами своей сообразительности.
Оставим на совести следователей прокуратуры, почему они не смогли распознать в этом «бреде» обычные детские загадки. По всей видимости, разгадка подобной ангажированности кроется в текущем политическом моменте, следуя логике которого, требовалось окончательно «закопать» недавно смещённого наркома внутренних дел Н.И. Ежова через дискредитацию дел, начатых его ставленниками и в его бытность. Как бы то ни было, но свою положительную роль записка с загадками всё же сыграла. 3 июля 1939 года Военная прокуратура Уральского Военного округа постановила: «Дело по обвинению Микулина Николая Алексеевича <…> прекратить и Микулина немедленно из-под стражи освободить».
Случай на стадионе
Перед тем как покинуть Челябинск, он стал участником ещё одного примечательного эпизода. В один воскресный летний день 1939 года Н.А. Микулин появился на стадионе, где в это время шёл футбольный матч.
На нём присутствовало много зрителей – не только курсанты, но и почти все офицеры школы. Пришёл Николай Алексеевич не один, а с бывшим командиром батальона курсантов майором Арцманом Игнатием Никитичем, также недавно выпущенным на свободу. Разворачивающаяся на поле спортивная баталия их совершенно не интересовала, они внимательно всматривались в лица присутствующих. Наконец их поиски увенчались успехом. И.Н. Арцман увидел сидящего на скамье второго ряда одного из курсовых командиров лейтенанта Царёва, «остановился напротив него, слегка раздвинул курсантов с первой скамейки, выждал минуты две и «смачно» плюнул в лицо Царёву, да ещё сопроводил этот плевок порцией мата». Н.А. Микулин тоже нашёл нужного ему человека – преподавателя истории партии, старшего политрука Скорнякова. Плеваться не стал, но выдал тому во всеуслышание «весьма «матовую» характеристику».
Никто не вызвал патруль, никто даже не потребовал прекратить хулиганство, а всё потому, что все прекрасно знали о том, как Царёв и Скорняков помогали начальнику особого отдела авиашколы майору Куликову «стряпать» доносы на своих товарищей.
После этого Николай Алексеевич с чувством выполненного долга покидает Челябинск, чтобы в декабре 1940 года быть назначенным на должность начальника штаба Армавирской военной авиационной школы. В августе 1943 года, уже в звании подполковника, убывает в Москву для вступления в должность старшего редактора отдела авиационной литературы 1-го отдела Управления Военного издательства НКО. В этой должности он проработал до ноября 1944 года, когда был уволен из рядов Красной Армии в отставку по болезни. После этого следы Николая Алексеевича Микулина теряются, и сказать что-либо определенное о его судьбе, к сожалению, не представляется возможным.
Вернуться в Содержание номера
