Готовя материалы по этому лётному происшествию, я столкнулся с тем, что грунтового аэродрома, с которого производился взлёт разбившегося Ил-12, давно не существует. Даже сотрудники Бугурусланского лётного колледжа ничего пояснить не смогли. Запросы в разные организации, чтобы установить точное место аэродрома Баймаково, результата тоже не дали. Но в руках у меня схема захода на посадку на этот аэродром. Она в нашем журнале. Продолжаю читать… «самоуверенность… зазнайство… легкомысленность… самовольное и сознательное изменение задания с целью производить до первого разворота полёт на одном двигателе в нарушение НПП-47 (наставление по производству полётов 1947 года), нарушение программы обучения и Инструкции по правилам выполнения полета на одном двигателе на самолете Ил-12». Все положения руководящих документов по лётной работе написаны кровью.
Проводя компьютерное моделирование этого лётного происшествия, я останавливал время, заглядывал в кабину, оценивал показания приборов, смотрел на самолёт извне, анализируя положение самолёта в воздухе. Я чётко слышал лексику опытнейших пилотов-инструкторов, когда самолёт входил в штопор. Самолёту безразлично, кто садится за его штурвал – он воспринимает только тех, кто уважает лётные законы. Лётная работа проверяет всех лётчиков и пилотов на готовность действовать в возникающих аварийных ситуациях. Кто-то с такой проверкой не справляется. Школа высшей лётной подготовки в Бугуруслане просуществовала недолго. Вскоре она была перебазирована в Ульяновск.
Катастрофа забыта, но фамилии погибших из документов по расследованию катастрофы известны.