О рубежных городках Урала времен Ермака
Речь пойдет о городках, возникших по горячим следам Ермака. Верхнетагильский городок появился непосредственно на ермаковом пути – за серебрянско-баранчинским (тагильским) волоком. Лозьвинский городок – на древнем волоке с Вишеры на Лозьву, в трехстах километрах севернее. История Верхнетагильского начинается в 1584-м и заканчивается в 1588 г., перетекая в историю Лозьвинского, который просуществовал девять лет и был упразднен.
Вопрос заключается в том, зачем понадобилось менять маршрут через Урал, разрушать Верхнетагильский городок, возводить вместо него Лозьвинский, а спустя еще несколько лет перебираться в Верхотурье. Кочующее из текста в текст объяснение о большем удобстве вишерского волока перед тагильским не выдерживает критики. Без небольшого экскурса к ермаковским событиям тут не обойтись.
Весной 1583 г. посланцы Ермака с вестью о взятии Искера добралась до Ивана Грозного. Царь немедля отрядил князя Семена Болховского со стрельцами в Сибирь закреплять достижение казаков. Все это время казаки жили и воевали в Сибири автономно. В тылу у них оставалось грозное Пелымское княжество во главе с Аблегиримом, союзником Кучума. Оно перекрывало речной ход по Тавде и Лозьве на Чердынь. Оставлять в тылу такого врага было опасно, и летом 1583 г. одна из ермаковых дружин поднялась с Тобола по Тавде. Кошукское и Табаринские княжества по пути были объясачены, Пелымское дало бой на подступах, и ермаковцы вернулись на Иртыш. Но и набеги вогулов на Пермь Великую с тех пор не отмечались. Пелымский князь занял выжидательную позицию, рассчитывая на реванш Кучума.
Только в начале лета 1584 г. стрельцы Болховского и Глухова достигли Урала, заложив по ту сторону Верхнетагильский городок. Река у Медведь-камня при впадении Баранчи в Тагил была достаточно глубокой для постановки на воду стругов – парусно-весельных лодок вместимостью 20-25 человек с грузом. На таких судах была покорена вся Сибирь: от похода Ермака Тимофеевича по Туре в 1582 г. до похода Ивана Москвитина к Тихому океану в 1639 г. Отряд Болховского повторил речной путь Ермака до Искера. Зимовку в осажденном городище мало кто из них пережил, но маховик освоения был запущен.
Отряды служилых людей прибывали в Сибирь тагильским волоком. В 1585 г. Иван Мансуров поставил городок на слиянии Оби и Иртыша. В 1586 г. служилые поставили Тюменский острог на месте татарской столицы Чинги-Туры, следом – Тобольскую крепость при впадении Тобола в Иртыш. Пелымцы ни разу не ударили по тонкой линии сибирской коммуникации. Около 1588 г. тобольским стрельцам, скорее всего, удалось привести к шерти (присяге) Пелымское и Кондинское княжества, о чем не сохранилось записей, но указывают последующие события. В 1589 г. верхнетагильский воевода Ордин-Нащокин получил приказ перевести гарнизон на Лозьву при впадении Ивделя (Удыла – по «Книге Большому Чертежу»), а городок на Тагиле сжечь. Выходит, дорога по Лозьве и Тавде через Пелымское княжество открылась русским? Если так, то скоро ситуация вновь изменилась.
Историк Герхард Миллер предположил, что поставленный на Тавде острожек сожгли пелымцы, – так они поддержали Кучума, попытавшегося в 1590 г. вернуть Сибирь под свою руку. И с той поры ситуация оставалась напряженной. Иначе не объяснить предельно категоричный тон царя Федора Ивановича в отношении Аблегирима: приманить и извести со всей верхушкой. Указ о походе на Пелым 1592 г. выделяется из всего корпуса источников по началу «Сибирского взятия» внушительным объемом и тщательно прописанными деталями. В отличие от указов 1570-80-х годов, речь ведется уже о подчиненной территории, где надо жестко навести порядок и укорениться. Со служивыми отправляли землепашцев, плотников и священнослужителей, которым надлежало устроить пашню, возвести крепости и церкви. В этой схеме Лозьвинский городок выглядит удобным плацдармом для похода на Пелымское княжество и закрепления на Тавде. Попутно решалась задача доставки грузов на Иртыш, минуя владения Строгановых, попавших после похода Ермака в немилость царю.
В том же указе князю Петру Горчакову надлежало собрать в Чердыни рать, перейти зимой в Лозьвинский городок, сделать там суда и сразу после вскрытия рек отправиться на Тавду вместе с отрядом чердынского воеводы Никифора Траханиотова, следовавшего на нижнюю Обь. Строгановым велели подготовить 50 пеших ратников для похода в Сибирь, «а запасу им велели имати на всю осень и на всю зиму и до весны; а суды им дадут на Лозве, в чем ехать в Сибирь <…> А другую 50 человек с ваших городков готовили б есте с пищальми конных к первозимью в войну на Пелымского» [Миллер, 1937, с. 345]. Состоялся ли зимний поход – неизвестно, но из этого и других сообщений мы знаем, что Строгановых обязали комплектовать отряды для Чердынского воеводы, а и все грузы пошли через Лозьву. Выходило, что колонизация – дело теперь исключительно государственное, сбор ясака – дело служилых людей, а не наемников.
Перенос волокового пути на 300 км к северу, с Тагила на Вишеру, заметно удлинил и усложнил прохождение речных грузов с Волжско-Камской речной системы на Обь-Иртышскую. Чусовая – единственная река, что течет с восточного склона на западный, правыми притоками выводя к низким удобным перевалам. Вишера же приводит в большие горы, где путь ведет по порожистым рекам Вёлс, Посьмак, через хребет Хоза-Тумп на вершину реки Ивдель. Рукописная карта Антала Регули 1840-х гг., отмечающая волок, опубликована не так давно венгерским исследователем [Секей, 2012, с. 20]. По словам Регули, этой дорогой пользовались во времена существования Лозьвинского городка, а у вогулов этот маршрут известен как Миррлянг (народный путь). Совместив его с современными топокартами, мы увидим, что волок приходился на одну из седловин хребта с высотой около 800 метров над уровнем моря! Это вдвое выше водораздела Серебрянки и Баранчи, где переваливал Урал Ермак.
По Посьмаку в большую воду можно подняться бечевой вплоть до 400 метров высоты. На Серебянке, Кокуе – до 300-330 м. В первом случае до перевалов останется еще 300-400 м подъема, во втором – меньше 100. Зима на широте Ивделя почти на месяц длиннее тагильской, заметно сокращая навигацию на прилегающих к хребту речках, а река Тавда, по которой предстоит спуск на Тобол, лишена бечевника, что сильно осложняет обратный ход. Эти обстоятельства снимают утверждение о большем удобстве вишерского волока перед тагильским, выводя на первый план военно-стратегический и административный факторы. Лозьвинский городок был несравненно ближе к Пелыму, чем верхнетагильский, и выше его по течению, создавая преимущество для нападения. Немаловажно, что лозьвинские темнохвойные леса были гораздо богаче пушным зверем, чем тагильские сосняки.
Раскопки Лозьвинского городка подтверждают версию, что это был прежде всего форпост для экспедирования служилых людей на Иртыш и Обь. Городок стоял на низком мысу в устье Ивделя, крепость занимала единственное возвышение. Из раскопок Сергея Пархимовича в 1981-84 гг. следует, что городок занимал до 7 га, примыкал к воде, крепостица была обнесена двойными рублеными стенами с земляной засыпкой, по углам стояли жилые башни. Прибрежную часть топило весной, городок превращался в остров. Городок не имел ресурса для расширения и был, по сути, судоверфью с приросшими к ней складами и управой. Археолог Владимир Оборин привел данные, что в Лозьвинском городке зимой скапливалось до 900 т груза, более 2,5 тыс. подвод и до 3 тыс. человек временного населения. Глядя на луг, оставшийся от городка, это сложно представить.
Лозьвинскому воеводе заранее был дан наказ подготовить к весне 1593 г. «большие суда и малые суда и струги гребные» для двойного отряда Горчакова-Траханиотова. Вероятно, это был самый большой сбор за историю городка. Требовалось около четырех десятков стругов. Чтобы поспеть к весне, заготовку леса надо было начать загодя. Волок через Урал такой флотилии, с учетом объема грузов и перепада высот, исключался. Плотники-кораблестроители, кузнецы, скорняки, вероятно, переваливали Камень еще в 1592 г. Грузы прибывали зимой, когда устанавливался санный путь. Находки подков, снабженных шипом, указывают на использование конной тяги по рекам, грубая керамика – на местное, небрежное производство посуды, кости свиней и рогатого скота – на наличие подсобного хозяйства. Пашня же на верхней Лозьве невозможна по причине холодного климата и мерзлых почв.
Лозьвинский городок был игольным ушком для отправляемых через Урал грузов. Девять лет его существования – время, когда с зауральских княжеств снимали сливки и поток пушнины резко вырос. Можно лишь догадываться об авантюрах и преступлениях, на которые шли люди порубежья, какому соблазну подвергались воеводы городков, в распоряжении которых была казна и ясак, а в аманатной избе содержались заложники из числа «лучших людей» приуральских княжеств. Крепостные стены защищали не столько служилых людей, сколько казну. Фронтир не исключал появление третьей силы вроде казацкой ватаги, которую бы привлекло скопление богатств.
Урал был обширным порубежьем для княжеств, лежащих по разные его стороны. Проживающие там народности подпадали под влияние разных центров силы, заключали временные союзы по обе стороны хребта. Приходу христианства и русских на Урал было много недовольных, лепописцы по-разному называют тех, кто жег прикамские городки в XV-XVI в., упоминая татар, ногайцев остяков, вогулов. Это не всегда этнические определения. В частности, вогулами коми-пермяки звали тех, кто не принял единобожия и ушел за восток, в угорские земли. В свою очередь, податное население Сибирского звалось остяками. Натяжкой было бы и казаков представлять окладистыми русыми бородачами. Их происхождение и география действий говорят скорее о монголоидных чертах. Разве что стрельцы, набранные из северорусских земель, выглядели и говорили более однородно. Известно, что в отряды Горчакова и Траханиотова помимо пермичей вошли полусотни лялинских и вишерских вогулов – союзники Перми Великой в борьбе с Пелымом. Лозьвинский городок на время соединил очень разных по происхождению и языку людей для пушного похода на восток. По-настоящему выделяло выступавших огнестрельное оружие, которое определило новую тактику, с которой смело врубались в Азию. Это был технологический прорыв, определивший успех Ермака и всех, кто за ним последовал. Эхо огнестрельной революции, случившейся в Европе, катилось на восток.
С большой водой отряды Горчакова и Траханиотова несколькими партиями тронулись по Лозьве. На Тавде произошло столкновение с пелымцами. Описания боя не сохранилось, и в ретроспективе открытое сопротивление огнестрельной плавучей орде выглядит безумно, возможно, речь идет о засаде и обстрелах авангарда. В итоге Тагай – старший сын Аблегирима – попал в плен. Служилые годом позже спрашивали у Москвы, что делать с трофейными луками. Подавив сопротивление, Горчаков поставил городок прямо на устье Пелыма, а не в Таборах, где планировалось. Аблегирим скрылся, но не прошло и года, как его вынудили сдаться. План в отношении княжеской верхушки был исполнен в точности с волей государя, в живых оставили только младшего сына и внука князя. Главный военный союзник и сосед пелымцев – Большекондинское княжество – также было завоевано и разграблено в союзе с кодскими остяками.
После возведения в 1593 г. Пелымского городка участь Лозьвинского была предрешена. Он сработал как военный плацдарм для подавления пелымцев и оказался более не нужен. В 1595 г. царь Федор Иванович повелел спрямить дорогу от Соликамска на Тюмень, минуя порожистые реки и трудный горный волок. Сухопутную дорогу на Верхнюю Туру быстро разведал соликамец Артемий Бабинов, а через два года ее пробили. Гарнизон с Лозьвы перевели, а строения сплавить в Пелым. Расстояние между Соликамском и Тобольском по Бабиновской дороге ямщик преодолевал за 22 дня, в то время как через Лозьву уходило не менее месяца. Переход на гужевую тягу вместо бурлачества и волокиты через Камень знаменовал новый этап присвоения Сибири. Это была уже не логика войны, а логика рационализации пространства. С Лозьвы переносился не форпост, а транспортно-таможенный узел в разрастающейся сети гарнизонных городков. В XIX в. Антал Регули написал про вишерский маршрут: «Ныне по этому пути проезжает лишь вогульский старшина, обязанный каждую зиму отвозить ясак в Чердынь, да несколько вишерских крестьян, желающих поохотиться на восточном склоне Урала» [Перевод…, 1849, с. 174-175]. Поляну, оставшуюся от Лозьвинского городка, прозвали городским лугом, вплоть до недавнего времени ивдельчане заготавливали там сено. Верхнетагильский городок однозначно идентифицировать так и не удалось, по результатам раскопок на Тагиле и Баранче на него претендуют несколько мест.
За пятнадцать лет с момента похода Ермака в Зауралье возникло десять городков, создав совершенно иную экономическую и стратегическую реальность. Урал как барьер, разделявший миры с разными культурами, религиями, стал внутренним рубежом расширяющегося Русского государства. Фронтир быстро двигался по рекам на восток, подстегиваемый пушниной, поддерживаемый огнестрельным оружием и стругами. Княжествам Западной Сибири нечего было противопоставить военному и торговому натиску. Русским же было что предложить в обмен на пушнину, и многие сибирские народы воспринимали ясак поначалу не как форму налогообложения, а как обоюдовыгодный торг. Другое дело, что царское ограничение на оборот орудий из металла и широкое использование огненной воды в переговорах быстро ставили сибиряков в невыгодные условия. Система острогов и городков, гибкие союзы, обеспечили контроль над присоединенной территорий – все попытки вогулов и остяков подняться войной, сжечь городки, побить пришельцев были раскрыты, зачинщики повешены. В то же время лояльные наследники пелымского и кондинского князей, гарантировав сбор ясака с юрт, стали частью новой элиты и сохранили власть над территорией и людьми.
Вернуться в Содержание журнала
