Жителям Челябинска хорошо известна аббревиатура ЧВВАКУШ, ею обозначена остановка на некоторых маршрутах общественного транспорта, следующего в Металлургический район. Многие даже знают, что это сокращённое обозначение Челябинского высшего военного авиационного краснознамённого училища штурманов. Несмотря на то, что знания челябинцев об училище, как правило, этим и ограничиваются, оно давно стало частью не только городской истории, но и частью истории авиации России. Его стены повидали многих интересных и известных людей. Однако, как говорил Козьма Прутков: «Никто не обнимет необъятного», поэтому ограничусь рассказом о человеке, который стоял у начала истории ЧВАКУШ – о первом его начальнике Ле́пине Эдуарде Юрьевиче.
Э.Ю. Лепин – латыш по национальности, родился 21 апреля 1897 года в Фестенской волости Венденского уезда Лифляндской губернии, в семье батрака. Кроме него у родителей было ещё две дочери. О дореволюционном периоде биографии известно только то, что маленький Эдуард в 1912 году окончил церковно-приходскую школу в имении Фестен. После окончания школы работал в этом же имении у подрядчика чернорабочим по найму, в летний сезон батрачил у помещика.
Так бы и тянулась его «батрацкая» жизнь, если бы в мае 1916 года он не был мобилизован на фронт. Вплоть до декабря 1917 года воевал в 12-й армии на Рижском фронте. Сначала во 2-м рижском латышском полку рядовым стрелком. Затем в мае 1917-го он получает назначение, определившее всю его дальнейшую профессиональную деятельность – шофером в 12-й армейский авиаотряд. После Революции продолжает служить шофером, но уже во 2-м Социалистическом красногвардейском авиаотряде в Петрограде. Этот авиаотряд был создан на базе 12-го армейского авиационного отряда, личный состав которого после возвращения в декабре 1917 года с Северного фронта одним из первых перешел на сторону Советской власти. В 1919 году закачивает школу лётчиков-наблюдателей в Петрограде, после чего принимает участие в боевых действиях на Польском фронте в качестве лётчика-наблюдателя, после аварии с неудачным приземлением самолета получает травмы и ушибы, но продолжает лётную службу.
В мае 1919 года его принимают в члены ВКП (б). После окончания Гражданской войны служит лётчиком-наблюдателем в Западном военном округе. В 1921 году участвует в подавлении Кронштадтского мятежа. После учёбы в 1924-1925 годах на курсах Разведуправления РККА вернулся служить в Западный военный округ. Здесь усиливается его карьерный рост, вплоть до 1928 года, когда его вызвали в Москву на курсы усовершенствования командного состава при Военно-воздушной академии им. Н.Е. Жуковского. Он прошёл путь от лётчика-наблюдателя до начальника штаба, а затем и до командира 4-го авиаотряда. После окончания этих курсов Эдуард Юрьевич продолжает учиться: в 1930-1932 годах он слушатель в 1-й военной школе пилотов (Качинская лётная школа), а в 1935-1936 годах – слушатель в Высшей лётно-тактической школе ВВС в Липецке. Полученные знания находят применение во время его службы начальником штаба в Качинской лётной школе и командиром-комиссаром во 2-й лёгкобомбардировочной эскадрилье Московского военного округа. В мае 1936 года Э.Ю. Лепин получает назначение в Уральский военный округ на должность начальника-комиссара части 3858 (15-я Военная школа лётчиков-наблюдателей) в звании полковника. Создавать лётную школу Эдуарду Юрьевичу пришлось «с нуля». На первых порах хватало неразберихи, материально-техническое обеспечение оставляло желать лучшего. Вот какое свидетельство о первых своих днях пребывания в Челябинске в 1936 году оставил Исаак Семёнович Будницкий из первого набора курсантов. «Никто не знал об авиационной школе. Некоторые переспрашивали, а это не Осоавиахимовский аэроклуб? Военный комендант вокзала по телефону запросил коменданта города. В ответ – временно разместить в казарме батальона связи <…> Разбрелись смотреть город и искать обед. В поисках обеда добрались до элеваторного рынка. Прошли по его скудным, полупустым рядам. Сумели купить на рынке несколько помидор и два огурца (больше не продавали), ещё кое-что прихватили в магазине и вернулись обедать в казарму».
Вечером всех вновь прибывших перевели в Красные казармы, где они переночевали на голых нарах, а утром отправили в военный лагерь под Чебаркулём. Но и там не обошлось без накладок. «Расположили нас в районе одного из стрелковых полков. Несколько свободных ячеек для палаток. Тут должна располагаться полковая школа, но её почему-то нет на месте. Дали нам очень старые, дырявые палатки и мешки для заполнения сеном – матрацы и подушки. <…> Свыше недели продолжалась трагикомедия с нашим обмундированием. Очень старое, застиранное до бесцветности. Ботинки 60-го размера с обмотками, фуражки всех родов войск, преимущественно 70-го размера. Тряпочные ремни».
В один из дней в лагерь прибыл начальник школы, который запомнился курсанту Будницкому как «высокий, статный, полуседой красавец с орденом Красного Знамени на груди», разговаривавший «с небольшим латышским акцентом».
В результате курсантам он «очень понравился и чуточку [всех] успокоил». И не только успокоил, но и реально выправил ситуацию, так как спустя две недели выдали новое обмундирование. Немного погодя наладилось и питание – «чай стали варить в отдельном чане, а не сразу после рыбы. Не стали давать каменных галет». Благодаря усилиям Э.Ю. Лепина ситуация в 15-й ВШЛН постепенно стала меняться к лучшему. В сентябре школа из района Чебаркуля переводится на северную окраину города Челябинска в расположение Красных казарм. С 1 октября 1936 года начались плановые занятия.
К лету 1937 года в школу приехало несколько преподавателей по авиационным предметам, лётный и технический состав, но для полноценного обучения этого всё равно не хватало. Возле станции Шагол два строительных батальона делали аэродром, строили казармы, школу, учебно-лётный отдел и дома.
Но тут по всей стране начались масштабные политические репрессии, так называемые «чистки», в отношении командного и начальствующего состава РККА. Основной удар политических репрессий был направлен против командного состава высшего звена: заместителей наркома обороны СССР, командующих войсками военных округов (флотов), их заместителей, командиров корпусов, дивизий, бригад. Значительно пострадал командно-начальствующий состав управлений и штабов в соответствующих звеньях, профессорско-преподавательский состав военно-учебных заведений. Вскоре «Большой террор» пришел в 15-ю ВШЛН. В школе начались аресты. Был арестован почти весь командный состав. В первую очередь арестовывают начальника школы Лепина, обвинённого в шпионаже в пользу Латвии, – 11 декабря 1937 года выносится Постановление об избрании ему меры пресечения и предъявлении обвинения по ст. 58 п.п. 6 и 11 УК РСФСР.
Трудно сказать, что явилось истинной причиной для ареста. Скорее всего, это отзвуки борьбы за власть в более высоких эшелонах власти, так как в Обвинительном прямо говорится: «Комплектование школы производилось <…> быв[шим] начальником ПУР ГАМАРНИК [застрелился 31 мая 1937 года накануне возможного ареста по делу Тухачевского] и начальником ВВС АЛКСНИС [латыш, в ноябре 1937 года был снят со всех постов, арестован и в 1938 году расстрелян], политически не внушающими доверия лицами».
Наверняка, кроме этого при принятии решения об аресте свою отрицательную роль сыграли доносы на него. Возможно, сыграла свою роль история, когда в сентябре 1936 года он встретил на станции Челябинск случайную гражданку. Разговорившись с ней, заявил, что «при таком сильном наркоме [в то время наркомом путей сообщения был Лазарь Каганович] – здесь такие плохие дороги, – я этому удивляюсь», а также, что «сейчас рабочие лёгкой промышленности получают небольшую плату и живут плохо, особенно в текстильной промышленности. Ранее какой-нибудь токарь или слесарь высококвалифицированный жил гораздо лучше, чем сейчас инженер или техник <…>». Эта гражданка оказалась членом ВКП (б) Сотниковой, которая донесла об этом разговоре в компетентные органы.
Про этот случай вспомнили при аресте в 1937 году. Также припомнили Лепину и то, что он с 1921 года женат на дочери бывшего торговца из Витебска Зинаиде Соколовой, которая, по словам информаторов НКВД, «воспользовавшись слабохарактерностью Лепина, взяла его под своё влияние». На основе всего этого о нём был сформулирован следующий вывод: «Болтлив, любитель провести часто время в кругу женщин и рассказать им, что происходит в частях». Также было высказано мнение, что «благодаря своей слабохарактерности Лепин соглашается при разрешении деловых вопросов с тем, кто докажет ему, что данный вопрос можно разрешить иначе, хотя бы это было совершенно не верно». В результате, характеристика Эдуарда Юрьевича, написанная следственными органами, получилась «убийственная» (в прямом смысле этого слова). И хотя ими же было отмечено, что он «показал себя опытным командиром, хорошо знающим авиационное дело» – это никоим образом не отсрочило его ареста.
Ну а дальше всё пошло «по накатанной» органами НКВД схеме. Ряд лиц латышской национальности, знакомых Лепину по роду его деятельности: Рейман Иоганн Гиртович, бухгалтер Управления военно-строительных работ № 282, которое осуществляло работы по строительству училища, а также Туч Валериан Адамович, зам. председателя облсовета Осоавиахима, и Гартман Пётр Александрович, вольнонаёмный музыкант 15-й ВШЛН, были объявлены шпионско-диверсионной группой под руководством Э.Ю. Лепина. Обвинение опиралось в основном на показания Туча и Реймана, которые также были арестованы и содержались, как и он, во внутренней тюрьме УНКВД Челябинской области. В результате следственных действий в протоколе допроса от 30 декабря 1937 г. появляется запись, что Эдуард Юрьевич признаёт себя латвийским шпионом. Нарушения, допущенные им во время обустройства училища, среди которых самым серьёзным было незавершённое строительство, ввиду распыления средств, – превратились во вредительскую деятельность. Дошло до того, что «вредительскими» были признаны «громадные, фабричного типа» трубы новых котельных, которые «создали безобразный вид авиагородка».
О том, насколько справедливо данное обвинение, можно судить по фотографии авиагородка, на которой только при внимательном рассмотрении можно обнаружить ту самую дымовую трубу, немного выступающую над крышей в левой части четырёхэтажного здания учебно-лётного отдела. Даже неразбериху при встрече прибывших в 1936 году курсантов и проблемы с их продовольственно-вещевым довольствием представили как имевшие цель вызвать массовое недовольство и антисоветские настроения курсантов. Но если антисоветские настроения и существовали, то вызваны они были отнюдь не этими проблемами. Вышеупомянутый Будницкий ни о каких антисоветских настроениях на почве этих проблем не упоминал и характеризовал проблемы с первыми прибывшими курсантами максимум как трагикомедию, причём длившуюся крайне недолго. А от него можно было бы ожидать более резких эпитетов, так как уже в училище выяснилось, что его невеста – дочь арестованного в 1934 году профессора киевского животноводческого института, а он поддерживает с ними связь. И только отречение от своей невесты спасло его от исключения из комсомола и отчисления из училища. Да и писал он свои воспоминания уже в те времена, когда мог позволить себе быть беспристрастным в оценках. Однако следствие посчитало, что Лепин достаточно изобличён в шпионаже в пользу Латвии, и передало его дело на внесудебное рассмотрение. В результате, 1 февраля 1938 года было вынесено Постановление комиссии НКВД СССР о расстреле Лепина Эдуарда Юрьевича, которое привели в исполнение ранним утром 18 февраля 1938 года.
Место погребения Эдуарда Юрьевича до сих пор не установлено. Долгое время его жена Зинаида Сергеевна ничего не знала о судьбе мужа, кроме факта осуждения его как «врага народа». Только в июле 1956 года ей сообщили, что её муж в 1945 году умер в заключении. Было установлено, что в Центральном особом архиве МВД и КГБ СССР сведений о принадлежности Лепина к агентуре иностранных разведок не имеется. Бывший начальник политотдела 15-й ВШЛН Пудинов на допросе в процессе проверки показал, что об антисоветской деятельности Лепина ему ничего не известно. Проводивший в 1937 году расследование данного дела старший лейтенант госбезопасности П.И. Куликов в 1956 году дал показания, что виновным себя Лепин не признавал, а протокол допроса подписал, находясь в невменяемом состоянии, в которое он был приведён незаконными методами допроса. 11 сентября 1957 года Военной прокуратурой был вынесен Протест по делу Эдуарда Юрьевича Лепина, где было предложено Постановление комиссии НКВД отменить, а дело о нём прекратить за отсутствием состава преступления. Реабилитация честного имени состоялась, но этого, несомненно, мало.
Мало кто из ныне живущих знает и помнит незаслуженно забытое имя первого начальника 15-й Военной школы лётчиков-наблюдателей. Сегодня трудно представить, каких титанических трудов, самообладания и затрат энергии ему это стоило. Этот человек достойно стоял у истоков создания кузницы штурманских кадров страны – единственного учебного заведения России, осуществляющего подготовку военных штурманов-инженеров и офицеров боевого управления для Воздушно-Космических Сил РФ, других министерств и ведомств, а также стран Ближнего и Дальнего зарубежья. Выпускники этого учебного заведения героически защищали Родину в годы Великой Отечественной войны, участвовали во всех значимых военных конфликтах по защите Отечества и сегодня продолжают нести воинскую службу, в том числе по борьбе с терроризмом в Сирийской Арабской Республике. Показателен и тот факт, что этот авиационный вуз является старейшим среди ныне действующих учебных заведений подобного профиля.
Хочется надеяться, что руководители города совместно с командованием ЧВВАКУШ смогут должным образом почтить память Эдуарда Юрьевича Лепина: назовут его именем одну из улиц города, поставят памятник, установят мемориальную доску или организуют спортивное мероприятие его имени.
