Светка работала подавальщицей в рюмочной «Второе дыхание» уже третий год. Перспектив не было. Из приличных заведений ее потихоньку слили, за возраст. Оставалось не так много вариантов – или идти работать в какую-нибудь торговую сеть, в филиал к чёрту на кулички, где дирекция не копается и берет всех, лишь бы работали, или в такую дыру, как «Второе дыхание». Тоже, надо сказать не в центре, а на Рабочем поселке. В Перми есть районы и получше. Взяли Светку то ли из жалости, то ли просто из жестокой необходимости. Одна из барменш, как звонко именовали себя подавальщицы в этой задрипанной рюмочной, запила горькую и не выходила недели две. Немудрено – запить в таких условиях. Вторая, отработав эти две недели, поставила ультиматум, с трудом выговорив такое сложное слово после смены – или выходной, или она тоже начинает пить горькую прямо здесь. Хозяин рюмочной, вырвав из тетрадки в клеточку листок, написал неуверенными буквами – «требуется», и, не особо заботясь о сохранности объявления, просто наколол его на торчащий из двери гвоздик.
Светка тосковала на остановке, мысленно подсчитывая, сколько денег у неё осталось до зарплаты, которой в ближайшее время не предвидится, потому что ее уволили, и что она себе может позволить купить на Новый год в качестве подарка на этакие деньжищи. Листок сорвало ветром, покружило и плюнуло прямо в лицо Светке. Она, отплёвываясь от грязного снега, попавшего в рот, решила было заплакать от жалости к себе и несправедливости мира, наплевавшего на ее мечты, брезгливо убрала листок с лица, облизнула губы, сразу почувствовав на языке соль, которой щедро посыпали дороги, и песок, захрустевший на зубах. «Ещё и грязи наглоталась», – зло подумала Светка и отшвырнула грязный листок в клеточку. Но не тут-то было. Листок намок и намертво прилип к руке. Светка судорожно дёрнула рукой, словно стряхивая с нее мерзкое насекомое, но не помогло. Пришлось стягивать зубами рукавицу и помогать второй рукой. Тут-то она наконец и заметила слово «требуются». Повертев головой во все стороны, Светка увидела вывеску Рюмочная «Второе дыхание», так же, как и объявление, написанную весьма небрежно. Посмотрела на приближающийся автобус, решительно встала и направилась ко второму дыханию своей жизни.
Открыв скрипучую дверь, Светка осторожно заглянула внутрь, поморгала, чтобы привыкнуть к темноте, и, вздохнув, вошла. Как и предполагалось, столы и стулья – вот и весь интерьер, были грязными и какими-то неухоженными. За стойкой томился хлипкий мужчина с рыжевато-серыми волосами. Подперев по-бабьи щеку, он смотрел маленький телевизор, висевший в углу, показывающий биатлон. Ему было скучно и томно. В углу сидели двое мужчин потрёпанного вида и тихо выпивали. А чем, собственно говоря, еще заниматься в рюмочной? Светка ещё раз вздохнула и мужественно подошла к стойке, выложив перед мужчиной мокрый и мятый листок с «требуется».
– И чо? – Мужик посмотрел на Светку рыжими глазами с короткими белесыми ресницами.
– Ну, тут, – Светка сглотнула и с усилием ответила, – тут, написано, – Светка для убедительности ткнула пальцем в мокрую бумажку, – написано «требуется».
– Написано. Ты умеешь?
– Я имею опыт работы, – Светка заученно затараторила, заметив интерес в глазах мужика, – большой опыт работы.
– Ладно. – Мужик вздохнул. – Прямо щас и начинай, со своим опытом.
Он вышел из-за стойки и мотнул головой, показывая Светке, давай, мол, работай.
– А раздеться где можно?
– Совсем? – Мужик скабрезно улыбнулся. – Верхнюю одежду снять можно в подсобке.
Через месяц Светка освоилась и со всем пылом вновь обретённой работы бросилась приводить рюмочную в порядок. Выстирала и отбелила серые занавески, отмыла столики от липких луж дешёвого алкоголя, купила искусственные цветы, красиво расставив на каждом столике по букету, и оплела стойку, закрыв самые облезлые места. Завела бумажные салфетки и освежитель в туалете, принесла из дома льняное полотенце для натирки рюмок до блеска. Толик, хозяин, мрачно смотрел на все эти нововведения, сказав один раз:
– Денег не дам на эту фигню.
Светка и не просила. Просто приятно приходить на работу и чувствовать себя уютно. Особенно в плохую погоду, добираясь по серости и грязи, зайти в теплое помещение и почувствовать себя защищённой и спасенной от мерзости за окном. Завсегдатаи рюмочной стали здороваться и даже из уважения к чистоте стеснялись уже сморкаться на пол. Но Светка уже перестала получать дивиденды за свой возраст. Комплименты, улыбки и на чай получала молодая сменщица Маша, которая просто пользовалась Светкиными трудами. Но Светка не злилась. Смена начиналась в одиннадцать утра, когда второе дыхание становилось насущной необходимостью для всех выпивающих накануне Мотовилихинского района. Завидя Светку, помятые мужички подтягивались и жаждущей толпой вваливались в тёплое нутро рюмочной. Хлебнув вожделенного пива, мужики успокоённо вздыхали, лица разглаживались и начинались разговоры. Светка слушала, кивала, иногда поддакивала, что все бабы сволочи, не понимают нежной души мужика и лишают единой радости при такой собачьей жизни как посидеть с другими страдальцами и принять на грудь. Тихо доставала книжку и читала, пряча под барной стойкой. Про любовь. Про любовь, которой не бывает, но очень хочется. Где идеальные мужчины и идеальные женщины, пострадав для приличия, получают сразу всё – и любовь, и счастье, и кучу денег. Этакое успокоительное в мягкой обложке при невыносимо серых буднях.
Потом приходил Толик, кривоногий и тонконогий. Кривизна начиналась от бедра, такие, наверняка, бы ценились у Хана Батыя, удобно ездить на маленьких мохноногих лошадках. Но таких лошадок не водится теперь в уральских лесо-степях и Батыя давно нет. Зато у Толика была хорошая ходкость, пружинящая походка – большое преимущество на пересечённой местности. Глянув хозяйским взглядом на столики, на страдальцев, сразу запирался в сортире, сидел долго и обстоятельно. Однажды Светка по скорой надобности забежала сразу после Толика в сортир, плюхнулась с разбегу на сиденье и с отвращением подскочила, кривясь, вытирая мокрые телеса. После этого стала присматриваться к пластиковому сиденью, прежде чем присесть. Толик, выйдя из сортира, шёл проверять расходные книги, шуршал счетами и шумно швыркал из грязной кружки чай. Потом, для острастки, грозно глянув на Светку, уходил домой. Возвращался только вечером, закрыть рюмочную. Светку за то время, как она устроилась в рюмочную, не покидало ощущение, что она живет как в вате, время остановилось, каждый день, такой же, как всегда. С легкими вариациями.
– Налей бабушке выпить, деточка.
Светка от неожиданности дернулась и стукнулась локтем об угол. Книжка про любовь упала на пол. На высокий табурет перед стойкой, кряхтя, усаживалась бабка в серой вязаной шапке, когда-то точной бывшей мохеровой, а со временем потерявшей приставку мо и ставшей просто херовой. Серое же пальто с воротником, когда-то норковым, но сейчас сравнявшимся с шапкой по своей поношенности. Шапка состояла в постоянной борьбе с воротником пальто. Воротник все время спихивал мохеровую шапку с короткой шеи владелицы на потный лоб. Бабка, ругаясь, пихала шапку на её законное место.
– Налей, налей! – Бодро скомандовала бабушка и бросила на стойку помятую бумажку.
– А чего налить? – Оторопело спросила Светка.
– Погорячее. Замёрзла я. – Крякнула бабушка и пихнула шапку. – Холодно тут у вас. И не приветливо.
– Погорячее? – Светка задумалась. – Кофе?
– Выпить, деточка, а не кишки полоскать.
– Перцовку?
– Само то! – Обрадовалась бабка.
Светка плеснула в рюмку жгучей жидкости, почему-то не разбавив, посовестилась видимо, и пододвинула бабушке. Бабка одним глотком осушила рюмку, даже не задохнулась. И осторожно кривым пальцем пододвинула ее к Светке, мол, повтори. Снова выпила, сгребла птичьей лапкой сдачу. Светка моргнула и подумала, что это ей показалось. Открыв глаза, сильно удивилась – бабка пропала. Будто её и не было. Только пустая рюмка.
С этого дня Светка стала встречать бабку повсюду. Бабка приветливо улыбалась и качала головой, не забывая пихать шапку на место. Стала называть Светку доченькой и внученькой, но так и не определилась, кем Светка ей приходится. Заходила к Светке в рюмочную и выпивала уже привычную перцовку. Светка угощала. Бабка не нагличала, пила одну рюмочку. Заметив у Светки очередной любовный роман, бабка недовольно пихнула его в сторону:
– Послушай, деточка, всё это чушь. Не бывает такой любви.
– Не бывает, – согласилась Светка, – её совсем никакой не бывает. Но хоть почитать про неё.
– Зачем?
– Ну как… – пожала плечами Светка, – как тогда жить?
– Мухоморовна! – Толик присел на высокий барный табурет рядом с бабкой. – Опять появилась в наших краях?
– А, ты. – Недовольно протянула бабка. – Не помер ещё?
– Нет. – Довольно хохотнул Толик. – Тебя переживу, это как пить дать.
– Ничё его не берет! – Усмехнулась бабка. – Ни холера, ни чума.
– Чума, – вздохнул Толик, – тяжёлое было время. Чуть не сдох тогда.
– И надо было. – Наставительно сказала бабка. – Меньше бы вреда людям принес.
– Ладно. – Перебил бабку Толик. – Ты зачем к нам пожаловала? Опять вербуешь добровольцев, Мухоморовна? Куда на этот раз?
– Дык не твоего ума дело, милой.
Светка стояла за стойкой и старалась не шевелиться и почти не дышать, слушая этот странный диалог. Было понятно, что бабка и Толик, этот бесцветный и кривоногий мужик, были давно знакомы. Насколько давно, трудно сказать, потому что чумы на своем веку Светка не помнила. С историей у неё были всегда нелады, со всеми этими датами, войнами и полководцами, но чума… чума точно была давно. Сейчас прививки и такой напасти нет. Добровольцы? Что-то промелькнуло про «уходили добровольцы на гражданскую войну» или ещё какую, но тоже это из истории и давно.
– А раз не моего, – разозлился Толик, – проваливай.
– Вот таракан ты запечный! – Бабка не осталась в долгу. – Как был запечный, так и есть! Что тебе интересно так стало? Ты придверный служака, вот и служи! – Она стукнула кулаком по столу. – Тебе и знать-то не положено. Провинился – отрабатывай.
– Что, за столько лет не отработал? – Толик зло посмотрел на бабку.
– Нет, такой грех не просто отслужить. А будешь мне мешать, превращу обратно в таракана.
Светка про себя тихо ойкнула и постаралась спрятаться за стойку. И, правда, ведь Толик на таракана похож, особенно со спины. Как рисуют в детских книжках: «таракан, таракан, тараканище!». Ножки тоненькие, кривенькие, сам рыженький. Светка представила его тараканом и поморщилась – гадость.
– Налей бабушке выпить, деточка. – Бабка посмотрела на Светку в упор. – За счет этого упыря.
Взгляд у бабки был совсем не старческий, а Светка даже подобрать слова не могла, какой. Такой взгляд у всяких там богинь и цариц рисуют на картинах. С такой не поспоришь. Светка, зачарованно глядя в глаза, налила перцовки и подала бабке. И поняла, что это не бабка, вся старческая внешность растворилась и пропала, рюмку у нее взяла молодая, но внутренне зрелая женщина. Уверенная и сильная. Мухоморовна выпила, со стуком поставила перед Светкой не рюмку, а большой золотой кубок, украшенный камнями. Светка, почти не мигая, смотрела за этими превращениями. Внутри себя понимая, что такого не может быть, но, тем не менее, это происходило у неё на глазах. И оторваться от этого она не могла. Рука, все ещё державшая кубок, была молодая, крепкая и загорелая, с перстнем. Большой кроваво-красный камень в грубой золотой оправе на указательном пальце. Подняв взгляд чуть выше, Светка увидела парчу и роскошный мех. «Соболя», – пронеслось в голове название меха, которого Светка никогда не видела.
– Вот и славно. – Мухоморовна обтерла губы. Голос стал томно-величественным. Именно таким голосом отдают приказы о помиловании и о казни. – Забылся ты, таракан. Не прощаются так просто предательства, шаман. – Усмехнулась Мухоморовна, встала и поманила Светку. – Пойдём.
Светка от страха не могла сказать ни слова. Ей очень хотелось убежать, но ноги приросли к полу и совершенно отказывались повиноваться. Внутри всё вопило: «Беги», но Светка стояла как соляной столб. Мухоморовна, недолго думая, взяла её за руку и повела в подсобку. Светке хотелось кричать, но она послушно шла за Мухоморовной. Бабка стала заметно выше Светки, давно пропала и мохеровая шапка, и потрёпанное пальто, вместо этого появилось одеяние в пол, мех, парча и длинные нити разноцветных бус. Густые чёрные волосы собраны в косу. Но как ее называть сейчас, уж не бабкой и не Мухоморовной это точно.
– Кто вы? – Заикаясь, выдавила Светка.
– Не бойся, пойдем. – Она посмотрела Светке в глаза и страх прошел.
Светка смело шагнула за Мухоморовной в сортир. Даже не удивилась, «так надо», – подумала спокойно. Стена за унитазом дёрнулась и медленно поплыла, словно на карусели, или это голова поплыла от шока? Картинка смазалась, пошла цветными пятнами и, наконец, остановилась. Светка увидела унитаз, стоящий посреди зеленого леса. Под ногами остался пятачок плитки, а все остальное пространство было буйно-зелёным. Громадные изогнутые деревья и мох, свисающий с веток длинными прядями. Как в сказке.
– Кто вы? – Завороженно протянула Светка.
– Все зовут меня по-разному. – Ласково посмотрела на Светку Мухоморовна. – Я Богиня, Баба, Мать, Старуха. – Объясняя, она пропускала длинные нити бус сквозь пальцы. – Я порождаю и убиваю. Я даю и забираю. Я Матерь Мира.
Светка смотрела на Бабу и видела золотое свечение вокруг неё. Оно становилось всё ярче, глаза слепило и Светке хотелось плакать от восторга и любви.
– Я правильно тебя выбрала, – сказала Баба и взяла Светку за руку. – Я покажу тебе миры.
Намотав на руку длинную нить бус, Баба стала отщелкивать бусинки, словно на чётках.
– Все миры, словно бусы, нанизаны на одну нить. По этой нити легко ходить и не плутать. – Она щелкнула бусину, и мир вокруг них сменился. Они стояли среди скал, дул пронизывающий ветер. Мела позёмка. Вокруг было только бездонно-голубое небо, скалы и снег.
Баба снова щелкнула бусиной. Появилась деревянная крепость, окружённая частоколом заостренных бревен. Крепость осаждали, был огонь, крики и брань на незнакомом языке. Щелчок – и они оказались в древнем городе. Мощённые камнем узкие улицы, лошади, повозки, странные костюмы и весна.
– Теперь эта нить твоя. – Баба сняла самую короткую нить и надела на шею Светке. – Ты будешь следить за порядком, порождать миры, дарить любовь. И тогда твоя нить станет длинной. Ты призвана служить.
– Я не смогу. – Испуганно пискнула Светка, ощущая всем телом тяжесть маленькой нити.
– Раньше мне приносили в жертву самую красивую девушку. Они думали, что я убиваю её. А она становилась жрицей, которая несла свою нить миров. А сейчас, – Баба улыбнулась, – я выбираю сама. – Ты сможешь. Я научу тебя. – Она погладила Светку по голове.
