С самого начала жизни, с момента получения имени всё говорило, что это будет необычный ребёнок. Имя, которое она получила, было сложено из первых слогов имён родителей, её матери — Зариат и отца — Усман. Тем самым сочетание мужского и женского имён предопределило в характере носительницы свойственные мужскому началу упорство и целеустремлённость, в сочетании с чертами, которые присущи женскому характеру — доброта и тонкое чувство гармонии. В семье и школе её называли Зоря, и впоследствии она стала употреблять это своё уменьшительное имя как сценическое.
Отец Зори — Усман Давидович (Даутович) Еникеев (1904 г. р.) — сын потомственного дворянина Даута Еникеева (1886 г. р.) из рода мурзы Темирбулата Еникеева (1738 г. р.). Происходил он из деревни Каргалы (Новые Каргалы) Благоварского района Башкортостана, куда его предки в конце XVIII века переехали «на благодатные Башкирские земли» из Темниковской Мещёры (регион, в настоящее время охватывающий Мордовию, Пензенскую область и отчасти Чувашию, Рязанскую, Тамбовскую, Нижегородскую, Ульяновскую и Саратовскую области). Впоследствии Усман переехал в Казань, где и встретил свою будущую жену — Зариат Акавовну Шихмурзаеву, куда она, закончив филологический факультет Ленинградского Государственного Педагогического Института имени Герцена, получила распределение.
После переезда в 1929–1930 году семьи в Москву в одной из школ Краснопресненского района мама Зори преподавала русский язык и литературу. Несмотря на то, что её старший брат Дамир был рождён уже в Москве, Зоря несколько неожиданно родилась 26 октября 1933 года в Казани, куда её мама приехала навестить родственников.
Музыкальная одарённость досталась Зоре, скорее всего, от отца. Именно по его ветви рода Еникеевых много музыкально одарённых людей — певцов, исполнителей, композиторов. Однако исключительно благодаря усилиям её мамы она смогла состояться как музыкант. Зариат Акавовна сама очень тонко чувствовала музыку. Известно семейное предание о том, как она в детстве, в бытность её проживания в Саратове, вместо прогулки с семьёй по берегу Волги могла встать под окном одного дома и слушать, как льётся оттуда виолончельная музыка. Это играл малоизвестный в то время Семён Матвеевич Козолупов — в будущем заведующий кафедрой виолончели в Московской консерватории, из учеников которого выйдет много знаменитых музыкантов, в том числе и Мстислав Ростропович Только внезапная смерть отца и последовавшая за этим необходимость помогать семье и зарабатывать на кусок хлеба заставила её позабыть о музыке.
Об этом своем влечении она вспомнила только с рождением сына. В их маленькой комнатушке на Красной Пресне появилась виолончель, и вот уже Дамир осваивает азы музыки. Учится прилежно, но не более того. Сердце мальчишки-сорванца разрывалось между футболом, желанием рисовать улицы, полные домов, и мечтой стать лётчиком или врачом. Забегая вперёд, следует сказать, — музыкантом он не стал, но зато стал врачом, и говорят, что потрясающим. Под действием занятий брата захотела заниматься на скрипке и Зоря. Кроме абсолютного музыкального слуха, для этого у неё были и другие необходимые способности: её никогда не надо было заставлять заниматься, она все играла с собственным восприятием музыки и ей было чуждо волнение перед выходом на сцену.
В 1940 году, пройдя заключительный этап сложнейшего конкурса для одарённых детей, на который было подано 700 заявлений, Зоря поступает в Центральную музыкальную школу (ЦМШ) при Московской консерватории, где её первым учителем стал скрипач Владимир Миронович Вульфман.
Отец Зори ушёл на фронт в самом начале войны, служил в Башкирском батальоне. В июле 1942 года техник-интендант I ранга Еникеев Усман Давыдович, помощник по оперативной части начальника штаба 18-й истребительной бригады, пропал без вести.
В начальный период войны вся семья Шихмурзаевых: Зоря, Дамир, их мама и бабушка Асьма Халиловна Шихмурзаева — остаётся в Москве. Зариат Акавовна продолжает работать в школе. Но после того как бомбой была разрушена большая часть дома, в котором находилась их коммунальная квартира, Зариат Акавовна решила отослать мать и двух детей в эвакуацию. Сама она осталась в Москве, где продолжала работать и дежурить на крышах домов по ночам — тушить зажигалки. За героический труд и проявленное мужество в Великой Отечественной войне она была награждена двумя медалями.
Хотя к тому времени Зоря уже занималась в ЦМШ, в эвакуацию со школой она не поехала, а отправилась с бабушкой и братом в Казань, так как там у них оставались родственники. Но перерыва в музыкальном образовании у Зори по причине эвакуации не случилось, так как в этот же город в эвакуацию поехал и замечательный педагог ЦМШ — Каюм Абдулович Байбуров, с которым она продолжила свои занятия в Детской музыкальной школе № 1 им. П. И. Чайковского. Самым сильным впечатлением у Зариус Усмановны от пребывания в Казани стал ужасный холод — в комнате вода замерзала по ночам. Впоследствии Зоря вспоминала: чтобы заниматься на скрипке, она отрезала самые кончики своих шерстяных перчаток на левой руке и занималась в перчатках, а также в шубе и шапке.
Незадолго до окончания войны, после возобновления работы ЦМШ, Зоря вместе со своим педагогом вновь переезжает в Москву, где продолжает заниматься в его классе вплоть до выпуска и поступления в Московскую консерваторию. В консерватории она поступает в класс профессора Абрама Ильича Ямпольского, где происходит дальнейшее становление творческой индивидуальности скрипачки. В классе Ямпольского Зоря проучилась неполных пять лет. В связи со смертью этого музыканта в августе 1956 года, закончила консерваторию в классе профессора Якова Ильича Рабиновича.
К периоду учёбы в консерватории относится начало гастрольной деятельности Шихмурзаевой, а также участие в конкурсных состязаниях. В 1955 году она выезжала в Норвегию, а через год в Данию и Польшу. В год окончания консерватории участвовала в конкурсе, проходившем на V Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве в 1957 году, где завоевала большую золотую медаль.
Получив диплом Московской консерватории, З. У. Шихмурзаева продолжает совершенствовать своё исполнительское мастерство в аспирантуре под руководством профессора Дмитрия Михайлович Цыганова, в годы учёбы у которого она становится лауреатом Первого международного конкурса им. П. И. Чайковского (1958). Позднее Шихмурзаева ещё дважды участвовала в международных конкурсах: им. Маргариты Лонг и Жака Тибо в Париже — 1961 г. и им. Королевы Елизаветы в Брюсселе — 1963 г., — в них она также завоевала звание лауреата.
60–70-е годы — самые продуктивные и творческие в карьере скрипачки. Её исполнительское искусство покоряло публику Австрии, Франции, Финляндии, Португалии, Югославии, Чехословакии, Бельгии. Игра вызывала восхищение слушателей Каналы, США, она была ожидаема и почитаема в концертных залах Китая, Ливана… Отзывы в прессе — убедительный аргумент выражения признания восторженной аудитории:
Канада: …«Фантастическая техника 3. Шихмурзаевoй превосходила сама себя в прокофьевском Скерцо» (The Chronicle Herald)… Бельгия: …«безупречная впечатляющая техника, редкая неисчерпаемая глубина и музыкальность — особенности стиля З. Шихмурзаевой» (Jacques Stehman)… Франция: …«Совершенство её техники, редкий способ звукоизвлечения делают её звук незабываемым» (Le Figaro)… Италия: …«З. Шихмурзаева как скрипач превосходит все сравнения. Звучание её скрипки полное и безукоризненное по своей чистоте» (Unita)… СССР: …«Лиризм — основной дар З. Шихмурзаевой. Одна из самых волнующих характеристик её таланта — нежность, тонкость, очарование и исключительная музыкальность» (Известия)…
З. Шихмурзаева играла с оркестрами, руководимыми выдающимися дирижёрами, такими как Е. Светланов, К. Кондрашин, Г. Рождественский, К. Элиасберг, К. Зандерлинг, Дж. Кахидзе, Ниязи, Д. Китаенко, Н. Ярви, В. Дударова, М. Янсонс, Ж. Бодри. Однако в конце 70-х годов она была ограничена в выездах заграницу, и продолжался этот период в течение десяти лет. Причина такого решения в том, что беспредельная бюрократия, царствовавшая в те годы в музыкальном мире, не могла сочетаться с Зориным свободолюбивым характером и её привычкой высказываться открыто, без какой-либо угодливости перед официальными лицами.
Иллюстрацией Зориного характера служит следующая история, происшедшая в 60-х годах. По коридору консерватории идёт молодая преподаватель Шихмурзаева в мини-юбке, которая тогда только начала входить в моду и зачастую считалась символом легкомыслия и растлевающего влияния Запада. В таком виде она попадается на глаза декану оркестрового факультета, которая, пылая праведным гневом, с металлом в голосе вопрошает: «А не коротковата ли юбочка?» — все присутствующие в страхе замирают. Но Зоря быстро приседает на корточки и пробегает руками по краю юбки декана, которая была идеологически строго выверенной длины: «Ну, что Вы, ровно такая — как нужно…».
Ну да, что там декан! Был случай, когда она не побоялась отстаивать своё мнение перед такой непростой организацией, как Комитет Государственной Безопасности (КГБ) СССР. Её дочь Юлия Бушкова прекрасно помнит, как её маму Зорю пригласили в КГБ на профилактическую беседу с целью убедить удалить из программы выступления Сонату для скрипки и фортепиано Эдисона Денисова, которого та знала ещё по консерватории. Помнит она, как побледнел её отец Роберт Евгеньевич Бушков — сам известный скрипач, когда узнал об этом вызове. В то время он был секретарем парторганизации Государственного Оркестра СССР и гораздо лучше, чем Зоря, представлял, как может испортить ей жизнь эта организация. Но на его вопрос: «Что она будет им говорить?», — та только пожала плечами и сказала, что отменять ничего не собирается. Конечно, Роберт Евгеньевич поддержал её, но призвал к осторожности, на что она только рассмеялась.
Впоследствии Зоря рассказывала, что на беседе её спрашивали, как она может играть музыку, которая ещё не была издана в СССР. Она ответила, что ей привезли ноты из нашей социалистической Германии, и, если там её издали, а в Союзе ещё нет, то это означает, что мы отстаём, и она, Зоря, не считает, что это хорошо о нас говорит. А посему и будет исполнять, чтобы мы не выглядели отстающими. Потом её спросили, знает ли она, что играть формалистскую музыку не разрешается. Зариус Усмановна на это ответила, что она и не собирается играть формалистскую музыку. «Искусствоведы в штатском» переглянулись и сказали, что очень довольны тем, что она снимет эту сонату с программы, на что она выразила удивление: «А кто вам сказал, что я её снимаю?» — «Ну, как же, вы только что сами сказали, что вам такая музыка не нравится». — «Я сказала, что мне формализм не нравится, — парировала Зоря и добавила: — К сонате моего друга Эдисона это никак не относится, и я её отменять не собираюсь». И ещё поинтересовалась: «Может, кто-то из присутствующих имеет консерваторский диплом и расскажет мне, что такое музыкальный формализм?». Видя, что она твёрдо стоит на своём, разговор решили завершить. Но всё же её ещё раз вежливо попросили сонату снять, чтобы она «потом не пожалела». В ответ на это Зоря тут же перешла в атаку: «Вы это что, пытаетесь меня запугать?! Да я живу в самой свободной стране мира и имею право играть всё, что хочу, и буду этим правом пользоваться!». И надо ли говорить, что от своего намерения она не отступила и в результате стала первым исполнителем этого произведения в Москве. По словам Юлии Робертовны: «Папа потом качал головой и говорил: «Мать наша ничего не боится». Это была правда. Зоря боялась только одного — войны.
Потом, спустя много лет, её настойчиво «приглашали» вступить в партию: «Зоренька, напишите заявление — у Вас завтра же всё будет, и профессура, и звание». Она не написала…
Говорят, что после смерти её любимого учителя А. И. Ямпольского Зорю ждал в свой класс Давид Фёдорович Ойстрах. Но отношения двух великих музыкантов не складывались ещё при жизни Абрама Ильича. И как вспоминала её дочь: «Для мамы это было совершенно немыслимо — предать Память Учителя (для многих сегодня это вообще несуществующее понятие). И она не пошла к Ойстраху. И кто знает, возможно, её музыкальная жизнь сложилась бы совсем по-другому, реши она иначе — ведь Давид Фёдорович так поддерживал своих учеников…». И для неё, которая говорила: «Играют не руки, играет нутро… только «чистый» человек может тронуть душу слушателя…», было совершенно немыслимо заниматься у такого пусть и прославленного и влиятельного человека, но о котором она сама вспоминала такой эпизод: «Когда мы спросили перед приездом [Айзека] Стерна Д. Ф. [Давида Фёдоровича] Ойстраха: «Кто такой Штерн?» — так его звали тогда в Москве, то Д. Ф. ответил: «Ну, это средний скрипач, так — крепкий середняк». Вот что он сказал. А вот когда мы услышали Стерна, вопрос мог быть только — кто же тогда гений?».
О том, откуда у неё такая трогающая душу чистота, она раскрыла в интервью, которое в 1990 году дала Анатолию Агамирову-Сац: «Он [Ямпольский] с самого начала воспитывал нас как артистов, как личность, никогда как ремесленников. Своим примером, своей жизнью он воспитывал в нас какую-то необычайную чистоту отношения к музыке, к людям и вообще к жизни… Он воспитал во мне внутреннюю самостоятельность, гордость и неподчинение глупости. Этим я обязана ему и моему учителю в школе — Байбурову».
Отсутствие зарубежных гастролей артистка компенсировала интенсивной концертной деятельностью в пределах СССР. Скрипка З. У. Шихмурзаевой постоянно звучала по радио и в концертных залах больших и малых городов России и всех союзных республик. Трудно было найти место на карте страны, где бы Зариус Усмановна не выступала.
Вспоминая о том нелёгком периоде её жизни, её сын Евгений Бушков рассказал, что его мама «… во время готовки срезала кухонным ножом подушку указательного пальца… Почти полностью… А через несколько дней она должна была играть Концерт Бетховена в БЗК [Большом зале Консерватории]. Отменять нельзя было — она боялась, что, при том — как мало ей уже давали тогда «больших» концертов, в случае отмены — она их вообще лишится… И она приклеила [медицинским клеем] БФ-6 болтавшуюся на кусочке кожи подушечку и, превозмогая страшную боль, продолжала заниматься и дрожать, как бы никто не заметил… К концерту палец едва ли зажил полностью, но ни один мускул на лице не выдавал её страданий… Чёрная ирония заключалась в том, что всё равно какие-то «милые люди» из худкомиссии филармонии потом составили не слишком положительный отзыв о концерте и все эти героические усилия, увы, пошли «насмарку»…».
Такую способность настраиваться на игру воспитал у Зори всё тот же Ямпольский. Вот что она рассказывала по этому поводу: «Я всегда занималась у него первой — в 10 часов утра. Раз я приехала позже и не успела разыграться. «Что значит не успела разыграться? Разыгрываются здесь!» — и показал рукой на лоб. «И потом, Зоренька, — продолжал он, — ты должна себя так приучить, чтобы уметь играть, не разыгрываясь руками. Мало ли что может произойти в жизни — поезд, самолёт опоздает, не всегда можно заниматься перед концертом, надо сразу идти и играть!». И сколько раз я вспоминала Абрама Ильича с благодарностью!».
Многогранное творчество З. Шихмурзаевой не ограничивалось выступлениями на концертной эстраде. На протяжении многих лет она с успехом совмещала исполнительскую деятельность с педагогической. Начав преподавать в 1959 году в Мерзляковском музыкальном училище при Московской консерватории, она была приглашена в 1963 году в консерваторию, где сначала была ассистентом профессора Д. М. Цыганова, а позже вела собственный класс и дошла до ранга полного профессора, со своими ассистентами.
«В извечном для женщины-артистки выборе — карьера или семья — её традиционное восточное воспитание подталкивало выбирать второе, — вспоминает Ю. Бушкова. — Мама гордилась своей семьей, долгое время служившей предметом восхищения и зависти. Ученики, хотя и появились ещё до рождения детей, но были всё же «сопутствующим товаром». А потом… постепенно ушли выращенные в любви дети и ученики стали её единственным наполнением жизни. Она не только занималась с ними, она не успокаивалась, пока каждый не находил себе хорошее место и достойное применение». Далее она рассказывает: «Однажды, разуверившись в возможностях продолжения профессиональной карьеры одного из учеников, она советовалась со мной: ну что с ним делать, он вроде любит животных, может, устроить его в зоопарк? А в другой раз Зоря проводила сеанс длительной музыкальной психотерапии, спасая мальчика от последствий несчастной любви. В её доме в Москве постоянно обитали наиболее «несчастные» или нуждавшиеся в пристальном присмотре студенты».
С начала 90-х годов З. Шихмурзаева участвовала в Международных мастер-классах во Франции, Португалии, Италии, Мексике, Японии. В составе жюри она работала на Международном конкурсе им. Г. Венявского (Польша), Международном конкурсе им. Н. Паганини (Италия), Международном конкурсе им. А. И. Ямпольского (Россия).
К сожалению, с лета 2008 года в здоровье Зариус Усмановны произошло значительное ухудшение. В середине июля у неё случился инсульт, и хотя она встала на ноги в течение двух месяцев и даже продолжала давать уроки на дому своим консерваторским студентам, она перестала выходить из дому и не могла даже передвигаться без посторонней помощи. Скончалась Зариус Усмановна Шихмурзаева 24 апреля 2010 года у себя в квартире на Юго-Западе Москвы от инфаркта, на руках сына Евгения. Похоронена Зоря в Москве на мусульманском участке Кузьминского кладбища, рядом с мамой и бабушкой и своим первым, горячо любимым, скрипичным педагогом — Каюмом Абдуловичем Байбуровым. На памятнике, который поставил Роберт Евгеньевич Бушков, размещена лучшая официальная фотография Зори, которая была на всех её важных афишах.
При жизни Зорю Шихмурзаеву удостоили только почётного звания «Заслуженная артистка Татарской АССР». Конечно, для всех, кто был знаком с ней, крайне обидно, что её не посчитали достойной даже звания «Заслуженной артистки России», однако следует признать, что главная награда Зори, которая не зависит от благорасположения властей, — благодарные сердца её слушателей и учеников. Многие из её учеников составляют славу мирового музыкального сообщества как в России, так и далеко за пределами нашей Родины.
Автор приносит благодарность Юлии и Евгению Бушковым, которые любезно предоставили фотографии из семейного архива и разрешили использовать информацию из буклета, выпущенного к 80-летию Зори Шихмурзаевой.
