Вечереет.
Их всего двое. Мужчина и женщина. В абсолютно безлюдном, диком, не посещаемом даже местными манси участке Северного Урала. Они идут с плато Маньпупунёр, через Главный Уральский, по хребту Яныквотнёр, на реку Иоутынья. Идут по западному склону хребта — здесь это крутой курумник из крупных валунов размером с человека, переходящий в отвесную стену.
Сегодня у них по плану ночёвка в верхнем течении ручья, текущего с ущелья в конце хребта, а затем уже сама Иоутынья.
Женщина, как обычно, отстаёт метров на 50–100. Сосредоточена. Каждый шаг, с тяжёлым рюкзаком за плечами, делает обдуманно, страхуя себя трековыми палками, оценивая угол наклона камня, его «живость», просчитывая свой путь не на один шаг вперёд, а на три-четыре. Ему приходится все время её ждать. Скорость передвижения от этого не более 1,5 км/ч. Но он не торопит. Она и так молодец, ни разу не ревела за этот поход. В пути уже неделю, и пару предыдущих дней шли при сильнейшем ветре, в дождевых облаках, зацепившихся за вершины гор. Прикольно, что попить можно было, просто повернув голову против ветра и открыв рот. Несмотря на правильную экипировку, мокрое было все. И то, что на них, и то, что в рюкзаке.
Сегодня погода хорошая, до места ночёвки осталось пару километров. Главное не травмироваться — в одного ему её не вынести до открытого участка, куда мог бы сесть вертолёт.
На востоке, прямо за спиной, отвесный Яныквотнёр. На запад, север или юг — тайга до самого горизонта, с хаотично торчащими из неё голыми вершинами гор, постепенно группирующимися к северу в хребет. Уральские горы в этом месте разорваны катаклизмом, случившимся 220 млн. лет назад. Поэтому и Иоутынья — это единственная река, берущая начало в Европе, но текущая на восток, в Азию.
Над всем этим стоит безмолвие и умиротворение. Такое согласие в природе всего и вся редко бывает.
Пора выходить к ручью. Он оценивает возможность спуска в зону леса и вдруг замечает в каких-то 100 метрах впереди движение среди предлесных редких горных берёзок. Медведь! Прямо на их пути! На таком расстоянии трудно определить, матёрый он или молодой. Молодой — любопытный, хулиганить будет. Матёрый — в лес уйдёт.
Он подумал, что не медведь ходит по человеческим тропам, а люди по звериным. Они, хозяева тайги, годами, десятилетиями протаптывают себе дороги по наиболее предпочтительным направлениям. А мы, очень редкие в этих местах, люди, интуитивно выходим на них.
«Бля… » — вырывается ненароком. Ищет взглядом подругу среди валунов. Идёт, как обычно, в 50–60 метрах, не отрывая глаз от камней. Медведь не замечает их. Ходит кругами, сдирает мох с камней, переворачивает валуны и слизывает что-то. Муравьев, наверное, или гнезда мышей разоряет.
Человек, не делая резких движений, снимает рюкзак, достаёт спутниковый телефон. Набирает друзей на большой земле, вполголоса диктует координаты и сообщает, что на пути стоит медведь и что, если завтра на связь не выйдут, искать их надо здесь. Что-то интуитивно подсказывало ему, что встреча эта с медведем будет нелёгкая.
Подходит Она. Видит снятый рюкзак, радуется — ура, привал! Ага, навсегда, может… Шутка. Улыбаясь, он показывает ей на медведя. «Ого, — снова радуется она, — ну, наконец-то увидела медведя, а то все тебе только и везёт!» — «Нууууу…» — неуверенно протянул в ответ.
Позавчера он спускался с вершины за водой к ручью, по зарослям горной ивы, стуча пластиковыми пятилитровыми бутылками друг об друга. Медведь выпрыгнул неожиданно, из совсем неглубокой ямы, буквально в 5 метрах, и понёсся вниз по склону, оставляя после себя то, что съел за день. Если бы и человек поел накануне, то же самое было бы. Она называет это — везёт.
Ветер был, как обычно, западный. Поэтому для медведя с его никудышным зрением, на фоне серой громадины Яныквотнёра, людей не существовало. Но им нужно туда, где он пасся. Обходить его через вершину горы — это сутки. Сработало ложное чувство человека — ты хозяин природы. Это в тайге-то.
И люди начали кричать, размахивая руками: «Эй, медведь! Уходи отсюда, мы пришли! Эге-гей, глухая тетеря, нам надо вниз, на ручей. Уходи с дороги! Мы не сделаем тебе ничего плохого».
Не сразу, но медведь их услышал. И видно было, что он, подняв голову, удивлён. Встал на задние лапы, вытянулся всем телом на цыпочках и несколько раз втянул в себя воздух. Люди воодушевились и продолжили кричать, подпрыгивая: «Уходи отсюда, мы пришли!». Медведь опустился на все лапы, подумал и… побежал. Побежал на людей! «Как так-то??» — пронеслось у обоих в голове. И еще — как он так ловко умеет это делать — бегать по курумнику! Перескакивая с камня на камень, не задумываясь, куда поставить лапы в следующем прыжке, медведь вроде бы не спеша, но стремительно преодолевал разделяющее их расстояние.
«Беги!» — крикнул он ей. Она словно застыла. Он толкает её в сторону вершины. «Беги!» Сам хаотично оглядывается, ища камни, которыми можно было бы кидать в медведя. Оружия уже лет пять они с собой не берут. Находит три камня и складывает их рядом. Взгляд на медведя — он совсем близко. Оборачивается на вершину, ища её. «Бля…» — опять вырывается! Она спряталась за ближайшим валуном. Он уже просто орёт на неё: «Беги, дура, в гору!»
Теперь у человека все внимание на медведя. Зверь уже в 7–8 метрах от него по горизонту и на два-три метра ниже. Отворачиваться больше нельзя. Медведь остановился, поднялся на задние лапы, шумно вдыхая воздух, оценил возможную добычу. Человек поднял камень над головой — становясь большим для медведя, и заорал на него со всех сил: «Я здесь главный! Я большой! Я сильнее тебя!» Медведь, резко падая из стойки на передние лапы, делает рывок в сторону человека. Человек интуитивно кидает камень в соперника. Недолёт. Снова рывок медведя вперёд, уже с рычанием, прижатыми ушами и сморщенным носом. Человек в ответ снова кидает камень, медведь уворачивается. «Круто как!» — промелькнуло в голове. И ещё: «Лишь бы Она подальше успела убежать». Человек, продолжая что есть мочи орать, поднимает последний камень, не выпуская медведя из поля зрения. Тот же безостановочно рычит и делает выпады (рывки), точно такие же, как хулиганы делали в детстве человека в рабочем посёлке, на краю Перми… Человек кидает камень, медведь вновь уворачивается, и всё…, оружия больше нет. Есть только разделяющее их расстояние. Пара прыжков — для медведя, это пара секунд жизни для человека. У него колоссальная сосредоточенность, у него за спиной Она. Её надо сберечь, защитить.
Он замечает трековую палку под ногами и попутно подхватывает пустую пятилитровую бутылку, которая каким-то невероятным образом оказалась отвязанной от рюкзака. И что есть силы бьёт палкой по звонкой пластмассовой таре, как по барабану, подняв её над головой. Все это человек сопровождает диким криком: «Я здесь главный! Я сильней тебя! Уходи отсюда!»
Весь огромный мир в этот момент сузился до мизерного расстояния между человеком и зверем. Для него ничего
больше не существовало, кроме необходимости защитить свою жизнь и жизнь близкого, который лишь бы убежал подальше да спрятался понадёжнее. Он чувствовал, что сам в этот момент превратился в зверя, что силы в нем столько, что готов вступить в схватку с медведем голыми руками, если только тот осмелится напасть.
И… вот когда чувство дикого зверя полностью овладело человеческим сознанием, медведь остановился! Зверь остановился в своих попытках заставить человека испугаться и побежать.
Зверь почувствовал зверя.
Медведь отвернулся.
Сделал пару шагов.
Повернул голову, рявкнул, задними ногами воображаемо метнул в человека землю. Прошёл немного, снова повернул голову и снова рявкнул. Так и шёл до первых берёзок, оборачиваясь и зло ругаясь, глядя человеку в глаза. У берёзы медведь встал на задние лапы и долго спиной тёрся о её ствол. Пометил и только тогда не спеша скрылся в тайге.
Уфффф. Выдох получился настолько глубокий, что человек закашлялся.
«Эээййй!» — получился не крик, а сиплый шёпот. Голос у человека вдруг пропал.
Сверху покатился камень. Она спускается. Заплаканная вся. «Испугалась», — говорит.
Когда люди дошли до ручья, вокруг него оказалась болотистая мокрая тайга. Единственное сухое место — тропа, они уже и не сомневались, чья. Поставили палатку, свалили небольшие ёлки вокруг неё, срубили ветки, торчащие наружу так, чтобы остались острые, как пика, и твёрдые, как копьё, огрызки. Соорудили нодью, сварили ужин. Искупались в ручье, поочереди сторожа друг друга. Все это молча, чутко прислушиваясь к происходящему вокруг. То, что медведь был рядом, сомнений у людей не было.
И уже сидя у костра, убедившись, что все в лагере сделано как надо, к нему пришёл страх. Страх, какой, возможно, испытывали наши деды после боя на войне. Страх, который сгибает пополам и выкручивает наизнанку. Осознание, что он мог стать конечным звеном в пищевой цепочке, пришло к человеку только сейчас.
Ночь прошла спокойно. Нодья прогорела полностью, возможно ещё затемно.
И весь день пути по ручью до реки Она пела песни, кричала стихи, не замолкая ни на минуту. Он же молчал. Голоса не было. Но зато было чувство гордости, что не струсил, смог защитить близкого человека.
P. S. И оба обрадовались, увидев уже на реке срубленную кем-то лет пятьдесят назад ветку, как будто попали в цивилизацию — здесь были люди!
