Промелькнула чуть поодаль от ее берегов деревня Козаево. В пору осеннего мелководья деревня словно бы отшагивает от реки и жмется к берегу ее сестрицы речки Брусунки, правого чусовского притока. А в половодье опять, извиняясь, подступает к Чусовой.
И вот слышит женщина-река сестрицыны рассказы о том, что на ее берегах, кроме Козаево (Усть-Брусун), еще две деревни стояли — Брусун и Старый Брусун. Рядом — лагеря (не пионерские), пекарня знатная в Старом Брусуне, пруд с карасями… Но извели в округе лес, брусунских мужиков забрали на войну — ни один не вернулся. И опустели берега Брусунки. Брусун еще дышит, а от Старого остались только заросли калины и хрена.
Стала Чусовая внимательнее присматриваться и к своим берегам. Батюшки-светы! Была на левой стороне деревня Игошева
— ее нет и в помине. Лещевок было аж три по тому же ее левому берегу, теперь живет одна — у речки Долгой. Не найти и следов деревень Остров, Третьяково… Как люди говорят, корова языком слизнула. И такие потери чуть ли не на каждом десятке километров чусовского берега! Река себе течет, она эти деревни помнит. А люди? А Огнедел? Ведь это, что ни говори, его рук работа: надо — оставил, не надо — смахнул.
