— Мелковата ты для Равновесия, — сказал он Альде.
— Мне пятнадцать, — ответила она с вызовом. Жрец ей не нравился — ей вообще не нравились жрецы с тех пор, как она стала Равновесной. — Я сама захотела на праздник идти, и пошла.
— Так что ж теперь бежишь от этого? — удивился весовой. — Коль ты теперь Равновесная и назначен тебе суженый, так знай своё место на корже, покорись мудрости…
— Иди, куда послали, и не жалуйся, — перевёл на свой манер Пискля.
— Разве не говорили тебе, чем пожертвовали боги ради нас? — Жрец указал на статуи. Навеки разлучённые Пастушка и Садовник тянули друг к другу руки с разных концов храма. — Для тебя стараются. Дабы корж не упал и не разломился, пока на нём живешь ты и твои дети, и дабы все мы однажды проснулись в ветвях райской яблони! Хочешь жить на райской яблоне, дитя? — Жрец склонился к ней, как продавец на ярмарке, зазывающий малышей леденцами. — Тогда скажи, из какой ты деревни и куда тебя отправили по Равновесию.
Альда сжала губы и даже прикусила их зубами. Она твёрдо знала — деревню им говорить нельзя.
— Стало быть, ты хочешь, чтобы Равновесие нарушилось, корж разломился пополам и все мы погибли, — сделал вывод весовой.
— Не трать наше время, девочка, — сказал староста.
— Сволота, — вставил Пискля.
