Время тогда было суровое, и законы тоже. Боялись друг друга. Был случай, когда одна из колхозниц посадила своего свекра за вязанку сена с колхозного двора, потом Шура Ч., продав хромовые сапоги Косте Бузакову за 50 кг ржи, сдала его. Был слух, что вместо тюрьмы послали его на передовую — и все!
В колхозе « Наш путь», на «хуторах», в овчарне была порода баранов — рамбулье — большие, лохматые, как копешки, шерсть свисала, и клочки оставались на кустах и заборах, но никто не мог взять: боялись. Особенно бдительная была бригадирша Зина Гыниха. Все страшились ее.
В те годы, как бы ни было трудно и строго, все старались держаться едино. На этих бывших помещичьих землях и в строениях трудились животноводы, полеводы, бахчеводы, они теснились несколькими семьями в одной избе, спали на нарах, полатях, топчанах, на полу. На печке-чугунке запаривали брюкву скоту в котлах, это же ели и сами. Радовались лишь тогда, когда с первого урожая давали малый расчет за трудодни. Сходив в Воздвиженку на гумно, получали у Тихомирова на складе по несколько килограммов зерна. Муку засыпали в кипяток, посолив солью «лизунец», получали вкусную кашу «повалиху». Остальное за трудодни получали в отчетный год, на то и жили. Хорошие трудодни получали животноводы за телят. Если у каждой коровницы было 25 коров и еще бык-производитель, то за каждого здорового теленочка, сданного телятнице Дубиковой (Дубихе), давали 15 трудодней.
