…Альбина стояла на краю пятна, качающийся фонарь то вырисовывал четко ее тонкую фигуру, то скрывал в метельном мраке. Снежинки зеркальными искрами забились в серый ворс ее шубки, непокрытая голова с роскошной, но изрядно порастрепавшейся прической стремительно седела от пурги.
– Слышите? – шепнул Бросающий.
– Слышу, – одними губами сказал Серебров. В холодной тишине уснувшей станции звук поезда был слышен задолго. Волна вибрирующего гула накатывалась из темноты, будто кто-то отпустил резко натянутую часовую пружину и, звеня бронзово, она распрямлялась в чьих-то судьбоносных руках.
А затем ударил свет. То ли из-за снега, то ли из-за кирпичных станционных будок, ограждающих взор, свет не нарастал из темноты, а появился вдруг. Будто раздвинул занавес и появился внезапно и совсем рядом главный герой этой пьесы – паровоз. Три луча на чугунной морде паровоза содрали черный чехол темноты со станции и морковного цвета здание вокзала словно свалилось с неба, став вдруг видимым.
– Альбина! – крикнул Серебров. Девушка обернулась, и в эту секунду раскаленный ветер мокро ударил по лицу мертвого математика. Он даже подумал было, что это взгляд юной суицидницы гневно ударил его. Но это толчок воздуха от летящего с огромной скоростью парового котла смел с перрона снег. Фары огненно разлились по всему пространству, а затем все вернулось на круги своя. Качался фонарь, горели в темноте окошки. Альбина стояла у края платформы, за ее спиной проносилась дощатая шкура железной змеи. Вибрировал под ногами перрон, ветер, теперь холодный, крючками вцеплялся в щеки и оттягивал кожу назад. Грохот колес, усиленный и приумноженный падающим со всех сторон гудящим эхом, оглушал и заставлял морщиться.
Наконец эшелон пронесся. Звук все никак не хотел убегать вслед за поездом – то ли эхо никак не могло догреметь свое, то ли в ушах звенело после шума.
– Откуда вы меня знаете? – девушка подошла к нему. Теперь он мог рассмотреть ее получше. Острые скулы, белые бескровные губы, румянец на щеках неестественно синий, мертвенный.
– Считайте, что я ваш ангел-хранитель, – пошутил Серебров. Ему, шестидесятилетнему, уже давно мертвому захотелось по-мальчишески поиграть во властителя судеб, благо знакомство с Бросающим позволяло.
